Но на что я трачу этот час? На нервное ожидание с феном и косметикой в руках.
И, глядя на себя в зеркало, невыносимо жалею, что не взяла я с собой ни приличного платья, ни туфлей, ни чемодана вещей. Одни сандалики, шорты, да пару мятых футболок, в которых я выгляжу как не хочу никого обижать, но, честное слово, как моя мама на огороде.
Кстати, надо бы ей тоже написать. А то она на своих фермах и не в курсе, что я тут загораю на морях. И это не ради красивого словца про фермы. Мамин последний мужфермер. И живут они на гектарах его земель. И даже зимой впахивают как проклятые в теплицахне вырваться.
«У меня всё хорошо. Отдыхаю на Хайнане. Люблю тебя. Юре привет!»
Когда прочитаетответит. А пока прилетает сообщение от другого абонента.
«Я вернулся. Зайти?»
«Нет!»
«Значит зайду»
И тут же раздаётся стук в дверь.
«Чёрт бы тебя побрал! подскакиваю я, хоть прыть мою слегка и усмиряют занывшие мышцы. Судорожно оглядываюсь: не валяются ли где прокладки-трусы-лифчики. Рывком распахиваю дверь.
И замираю с открытым ртом.
Глава 26
А на пороге стоит Корякин.
Добрый вечер смущённо покашливает он, глядя на моё ошарашенное лицо.
Простите за вторжение. Меня Елизавета Марковна попросила продукты занести. Они с подружкой пошли прогуляться к морю. А я вот, взялся помочь, показывает он зажатые в руках пакеты.
Ой, простите, спохватываюсь я. Проходите, проходите, конечно.
Куда лучше поставить? оглядывается он в маленькой прихожей, оборудованной крошечной кухней с мойкой, чайником, двойным набором чашек, чая-кофе в пакетиках и воды в двух пол-литровых бутылках.
Бросайте сюда, показываю на низкую длинную тумбу под телевизором.
Булькает пятилитровый запас воды. Брякают бутылки с пивом. Комнату наполняет волшебный запах спелого манго.
Ох, уж эта Елизавета Марковна! Полмагазина скупила.
Как отдыхается? расставшись с пакетами, разгибается Корякин.
В лёгких летних брюках, футболке, слегка натянутой на красивой груди и руках, немного подкоптившихся за день на солнце, он даже интереснее, чем в элегантной зимней одежде. У него безукоризненная осанка, спортивная стрижка с сединой на висках, лишь оттеняющей его светло-русые волосы, лёгкая небритость и мягкая улыбка моего видео-тренера по пилатесу, когда он начинает занятие, весь такой свеженький, подтянутый, интеллигентный.
Пока ещё не поняла, прижимаюсь я спиной к небольшой конторке с проспектами отеля, письменными принадлежностями и благоухающими розами. А вам? Простите, к стыду своему даже не знаю, как вас зовут.
Какой же это стыд, когда я не представился, улыбается он и протягивает ладонь. Николай.
Лана, подаю я руку. И смущаюсь до красноты, когда он её целует.
Очень приятно. Лана! Какое необыкновенное имя. Это полное или сокращённое?
Полное. Мамин выбор.
Мой респект вашей маме. Оно вам очень идёт. Вы такая хрупкая и нежная, словно лань. А ещё вы очаровательно застенчивы, улыбается он, когда я, кажется, покрываюсь просто пунцовым румянцем. Больше не буду вас смущать. Только одна просьба. Можно мне, хоть одним глазком с такой высоты, показывает он на балкон.
Конечно, конечно, подскакиваю я и задеваю тяжёлый букет.
Корякин реагирует первым. Успевает его подхватить. Но ваза всё же наклоняется критически. Из неё выплёскивается вода и оставляет на его бежевых брюках просто наинеприличнейшее пятно.
Кажется, мои неприятности продолжаются, ничуть не сконфузившись, рассматривает он мокрую ширинку.
Простите, прикрываю я рот рукой, смеясь.
Хорошо, что не все они связаны с вами. Так, что же я хотел?
Полотенце? сдёргиваю я белый махровый лоскут с сушилки у балконной двери.
Боюсь, оно мне уже не поможет, если только прикрыться.
Давайте, я попробую высушить феном, а вам дам халат. Я быстро. А вы пока не мельком, а во всей красе оцените вид с нашего балкона.
Задёргиваю за ним шторы. Просовываю между гардин руку с халатом.
А у вас какой этаж? кричу я, получая взамен мокрые штаны.
Восьмой, отдёрнув штору, запахивает он плотнее безразмерный вафельный отельный халат. И поверьте, там и вполовину нет такой красоты.
Зато и не так страшно, улыбаюсь я в ответ, направляясь в ванную.
И даже не успеваю включить фен, когда снова раздаётся стук в дверь.
О! Мой! Бог!
Второй раз за вечер распахиваю дверь
Привет! опираясь рукой на косяк, стоит моё рыжебородое сокровище, явившись по закону подлости, конечно, в самый подходящий момент.
Давно не виделись, усмехаюсь я.
Вижу, как темнеет его взгляд. Как хмуро сбегаются к переносице идеально прямые брови, когда он цепляет взглядом комнату поверх моей головы.
Я не вовремя? теперь он пристально всматривается в моё лицо и мрачнеет ещё больше.
Можно сказать и так, пожимаю я плечами и думаю, как будет хуже: выгнать его и не пустить дальше или всё же наоборот? Проходи, раз пришёл, всё же отхожу в сторону.
Чудесный вечер, засовывает он руки в карманы, откинув полы пиджака.
Ну что я могу ему ответить? Чудесный, да. Я бы сказала: неожиданно волшебный. Представляю, как всё это выглядит его глазами.
Моё «Нет!» (Не приходи!) Смятая постель. Пакеты, из которых торчат бутылки и закуски. И голый мужик в халате, стоящий на моём балконе.
«Отелло и Дездемона». Акт пятый. Сцена вторая.
Добрый вечер, Артём, спокойно, уверенно протягивает ему руку Корякин.
Добрый, звенит в голосе Отелло металл, хотя руку он всё же жмёт.
Ну, вы тут поговорите, а я пока закончу, что начала, ретируюсь я в ванную. Мне ещё свою роль надо отрепетировать.
«Молилась ли ты на ночь Дездемона?»
«Да, милый мой!»
«Ещё молись! Но только покороче».
И благо за жужжащим феном не слышно, как меня распирает нервный смех. Надеюсь, Тёма всё же не выкинет Корякина с балкона? И честно, даже знать не хочу о чём они там говорят: этот новоявленный злой Ипполит и Николай Корякин в роли Жени Лукашина.
Даже незаметно, бросаю я последний взгляд на брюки, выйдя из ванной, и протягиваю Корякину, стоящему в балконных дверях.
Чудище Ревнивое сидит на моей кровати. И судя по тому, как он покачивает ногой, могу сказать точно: разговор меня ждёт серьёзный.
А по тому, как отворачивается и на меня больше не смотрит, пока Корякин, уйдя в дальний угол балкона, переодевается, вангую: мало мне не покажется. Он умеет быть и жёстким, и хлёстким, и несправедливым. А ещё как там он сказал: «Не дразни меня. А то будет ещё быстрее, чем в море. Сразу и без времени на раздумья и привыкание». Чувствую, утопит он меня как несчастную Му-му. Ни за что.
Спасибо, Лана, вешает Корякин халат не место полотенца. Вид действительно чудесный. Приятного вечера! кивает он и, полный достоинства, уходит.
У меня просто нет слов, качает головой Отелло, едва я закрываю за Корякиным дверь. Просто. Нет. Слов.
Так помолчи, равнодушно пожимаю плечами и начинаю разбирать пакеты.
Ответь мне на один вопрос. Всего на один простой вопрос, встаёт он. Потому что без ответа на него всё остальное становится бессмысленным. И, клянусь, я приму любой твой ответ. Только от него мы и будем тогда отталкиваться.
Спрашивай, разгибаюсь я, держа в руках две бутылки пива, уже предчувствуя, что мне его вопрос не понравится.
Я нравлюсь тебе? нависая, сверлит он меня глазами. Хоть немного нравлюсь?
Глава 27
А это важно? отодвигаю я Отелло от маленького холодильника, засовываю пиво, потом плошки с нарезанной жареной уткой, какие-то роллы с овощами и ещё кучу всего, словно дна у этого пакета-самобранки нет.
Очень, закрывает он за мной дверцу. Ия обещаю, что приму твоё «нет». Чёрт с ним, приму. Приму и оставлю тебя в покое. Я знаю, так бывает. Умом ты понимаешь, что да, я, наверное, классный, но дальше этого, глубже не идёт. Я тебя не цепляю, не волную, не интересен тебе. Да?
Предчувствия меня не обманули. Это простой, но такой сложный вопрос.
И это такой соблазн взять и сказать: да, ты мне не нравишься.
Но разве это правда?
Я бросаю нескончаемые продукты и замираю перед ним. Глаза в глаза.
«Ты цепляешь меня, Артём Танков. Волнуешь, ещё как волнуешь. А ещё пугаешь. Вот этими своими ультиматумами».
Я нравлюсь тебе? повторяет он и засовывает руки в карманы.
Стиснутые зубы. Играющие желваки. Пытающийся заглянуть вглубь меня сосредоточенный взгляд. И мука, невыносимая мука ожидания на его лице.
Но в моей душе творится то же самое. Потому что всего одно моё слово сейчас решит всё. Или всё разрушит. И всё закончится. Здесь и сейчас. Раз, навсегда и совсем.
И я знаю, он выполнит своё обещание. Точно знаю, онсправится.
А я? Я смогу без этой бутылочной зелени, в которой сейчас отражаюсь. В которой отражаюсь не снаружи, изнутри. Потому что я не здесь, я давно уже где-то в глубине его глаз, его души, его сердца. Давно уже нас связывает нечто большее, чем работа. И тянет друг к другу нечто сильнее, чем все мои принципы, мой страх, мои ошибки. Я смогу без него?
Я должна ответить сейчас?
Уверен, ты знаешь ответ на мой вопрос. Тебе не нужно на это время.
Артём
Одно слово, Лан. Да или нет?
А потом ты опять обидишься? возвращаюсь я к пакетам. Хватаю воду, чтобы отнести её на кухню.
Я не обижусь.
Ах, да, прости, я забыла: ты же не обижаешься, ты злишься. Злишься и по три дня потом не пишешь, ставлю бутыль в стол и шарахаю дверцей.
Я не обижался. Я просто ждал, что ты напишешь сама. Но разве от тебя можно чего-то ждать? Можно хотя бы представить себе, что придёшь и увидишь это, красноречиво показывает он на пакеты, на халат, на балкон, когда я возвращаюсь.
Я не собираюсь даже оправдываться, упираю я руки в бока. Это случайность, Артём. Нелепая случайность.
И накрашена ты тоже случайно? Само так вышло?
Накрашена я потому, что ждала тебя. Те-бя! Надеть мне правда нечего, кроме вот этих дурацких футболок, оттягиваю я ткань на груди, потому что кто-то, кто всё решил за меня, не дал мне времени ни подготовиться, ни адекватно оценить, что брать в поездку, ни толком собраться. А сам рассекает в костюмах с иголочки и занят непонятно чем.
Откуда я мог знать, что ты не в курсе про карточку, отчаянно всплёскивает он руками. Как мог догадаться, чего и сколько ты возьмёшь с собой? И прости, но это что сейчас было?
Где? красноречиво оглядываюсь я по сторонам.
Тебя задело, что я не писал? рассматривает он меня словно первый раз видит. Ты даже посчитала сколько дней?
Нет, меня не задело. Но я привыкла к твоим сообщениям. Привыкла. И думаю, именно в этом и был смысл всех этих мелких придирок и вопросов по утрам и вечерам, чтобы я помнила о тебе всё время. Только скажи, что это не так, угрожающе прищуриваюсь я.
Это не так, усмехается он. Совсем не так. Но это подождёт. А вот раз ты чувствуешь себя несчастной оттого, что у тебя мало вещей, я решу эту проблему хоть сейчас. Раз я в этом виноват, я решу, красноречиво смотрит он на часы. Магазины ещё работают.
Как у тебя всё просто, хмыкаю я. Достаю из пакета манго, вдыхаю аромат и кладу его сверху на холодильник.
Да, у меня всё просто, машинально отодвигает он фрукты от стенки, где они могут нагреться. Потому что всё это действительно ерунда, Лан. А знаешь, что не ерунда? Твои дурацкие принципы, за которые ты так цепляешься. Твой страх, который не можешь преодолеть. Или не хочешь. Прячешься за ним как за щитом. Скажи, сколько у тебя уже было работ? Две, три?
Пять. И что?
И каждая была тебе дорога и важна, правда?
Ну, допустим.
И с каждой ты уходила из-за романа с начальником?
Конечно, нет! Только с одной, чуть не взрываюсь я от возмущения, подходя к нему вплотную.
«Я не серийная модель «любовница боса», чёрт побери!»
Ты уволилась, а потом нашла новую работу, а потом ещё одну, а потом эту. Правда? кривятся его губы в ухмылке, когда он приподнимает моё лицо за подбородок. Но я знаю, почему ты так и не ответила. Тытрусиха.
Нет.
Да, ведёт он большим пальцем по щеке, не сводя с меня глаз. Только знаешь, пока ты так беспокоишься о работе, не пропусти свою жизнь.
Он убирает руку, выдыхает, а потом идёт мимо меня к двери.
Артём!
Он останавливается. Пару секунд подумав, разворачивается, лезет на ходу во внутренний карман.
Чуть не забыл.
Кидает на кровать конверт и снова идёт к выходу.
Ну и кто у нас необидчивый?
Ты не ответила, открывает он дверь, меря меня взглядом. Вот когда ответишь, тогда и поговорим.
Дверь за ним закрывается с мягким щелчком, но у меня чувство, что с оглушительным грохотом.
Ну, что я говорила? Он обещалон сделал.
Быстро, жёстко, болезненно.
Продавил. Пробил. Хакнул мою защиту.
Достал. До спрятанного, скомканного, засунутого подальше.
Поставил перед выбором.
Но я не сдалась. Я просто взяла паузу: подумать.
Ещё этот проклятый конверт пугает своей белой безликостью.
Что в нём? Я боюсь даже предположить. Я боюсь даже брать его в руки. Словно в нём, не знаю, смертельный диагноз или документы на развод. И он прав: ятрусиха. Какой бы я ни казалась себе дерзкой и смелой, безрассудной отвагой я прикрываю свой страх.
Я даже хочу дождаться Елизавету Марковну, чтобы она первой заглянула внутрь. Чтобы сказала своё авторитетное мнение: что мне с этим делать. Вот насколько я трусиха.
Чёрт! Поговорили, называется. Да я же вообще ему ничего не сказала. А так ждала его.
Кошусь предательски на телефон.
«Да что б тебя, Артём Танков Сергеевич!»хватаю я конверт и резко открываю.
Глава 28
Не знаю, чего я ждала: что оттуда выползет ядовитая змея, или вылетят и рассыплются веером по комнате деньги. Только какие-то хлипкие квитанции с неаккуратно оборванными краями, что я оттуда извлекаю, не говорят мне вообще ни о чём.
Пока я не присматриваюсь к корявым буквам, что нацарапаны на каждой. «Стекляльный мост. 9 утра. 16 декабря»
«Термальные источники. 9 утра. 17 декабря»
«Центр буддизма. 8 утра. Паспорт. 50 юаней. 18 декабря»
И кстати пятьдесят юаней в конверт тоже вложено.
Ты подумай, какой заботливый, цежу я сквозь зубы. И не знаю плакать мне или смеяться, что он купил все экскурсии, которые я хотела, но почему-то плачется. От злости, от обиды, от умиления, от счастья и от какой-то неправильности происходящего.
Правда и улыбаюсь сквозь слёзы, перечитывая «стекляльный», как обозвал экскурсию на «Стеклянный мост» наш китайский отельный гид.
Лана, что стряслось? так и застаёт меня с квитанциями в руках и слезами на глазах Елизавета Марковна. Ланочка, что случилось? Поссорились?
«Теперь всё, что происходит в моей жизни должно быть связано с рыжебородым?»
возмущаюсь я про себя, вытирая глаза.
Почему поссорились?
Потому что Артём стоял на улице курил, садится она рядом со мной на кровать. Расстроенный. Я побоялась даже подойди, бочком, бочком, пока он там по телефону говорил. А потом смотрю, поймал такси и вроде куда-то поехал.
Ну, поехал и скатертью дорожка, вкладываю я квитанции обратно в конверт. Что мне теперь бегать за ним?
Так он не уехал. Я пока себе в лавчонке неподалёку кофточку прикупила. Смотри какая! недолго думая, демонстрирует она мне уже приодетую на себя трикотажную тряпочку с орнаментом и на пуговицах. Прихожу, а он тут стоит, напротив двери стену подпирает. Но заходить не стал. Буркнул что-то нечленораздельное в ответ и пошёл. Да что у вас случилось-то?
Не поверите, Елизавета Марковна, он приревновал меня к Корякину, ёкает у меня в груди, что всё это время он стоял здесь, прямо за дверью.
К Николаю? зажимает она рот рукой. А я, старая дура, сама же его к тебе отправила. И Артём пришёл как раз в этот момент?
Ну-у-у, почти.
Вот дурак! всплёскивает она руками, а потом лезет в карман за телефоном. Дай-ка я ему сейчас позвоню, подслеповато щурится она в экран.
Елизавета Марковна, не вздумайте! чуть не забираю я у неё телефон. Ещё не хватало вы будете перед ним отчитываться. Я не стала. А вы будете объяснять.
Я объяснять ничего и не буду, подмигивает она и прикладывает телефон к уху.
Я о своём спрошу.
«А он, конечно, идиот и ничего не поймёт», качаю я головой.