Он неопределённо качает головой.
Как в Швеции? Скажи, ну хоть немного, как в Швеции?
Если только немного.
О-отлично! Спасибо, Тём! показываю я ему сразу оба больших пальца, как аниматор в костюме клоуна, склонившись и закусив губу. Потому что я туда не поеду.
Почему? шагает он мне на встречу, но я, пританцовывая, уже перехожу дорогу, подняв руки.
Потому что я еду на Хайнань! кричу ему на ходу. И на той стороне дороги разворачиваюсь. И ты либо со мной, либо плакала твоя Швеция.
Там всё оплачено, Лан, останавливается он у обочины.
А я купила триста евро.
Я снял номер, чтобы ты могла переодеться.
А я месяц изучала путеводители по Стокгольму.
Я выбрал платье. Правда, на свой вкус. Но, если бы ты не была так занята, то могла бы выбрать сама, вешает он голову на грудь, наконец, понимая, что я хочу ему сказать.
Да плевать мне на платье, на весь этот пафос, Тём!
«Вот только если бы это платье купил мне ты, это была бы твоя победа. А так, Селяви, Танков! но шах и мат!»
И мне плевать, Лан! шагает он на проезжую часть, и идёт, не обращая внимания на недовольные сигналы машин. Я просто хотел, чтобы ты чувствовала себя уверенно, останавливается он в шаге от меня.
Уверенно? Ты подставил меня, Тём! задираю я голову, чтобы посмотреть на него в упор. Подставил, даже если этого ещё не понял. И бог с ними, с карточкой, с деньгами, с одеждойвсё тлен. Но я уже не смогу работать вместе с тобой, и мы оба это прекрасно знаем. Какое бы решение я ни приняла, всё безвозвратно изменилось в тот день, когда я села на этот чёртов самолёт. Так что мне уже терять нечего. Нечего! развожу я руки в стороны. Ты со мной?
«А то принялся он решать за меня, посмотрите на него! Да, я интересная, неглупая, привлекательная девушка. Но не взять меня с наскоку и голыми руками, как бы я тебе ни нравилась. Как бы мне ни нравился ты. Как бы ты ни был шикарен и свободен, но с твоим багажом в виде директорского офиса, Светочкой в анамнезе и обременением в виде отца, желающего видеть твоей женой дочь партнёра, решать буду я.
Тебе останется только выбрать. Всё или ничего. Здесь или никогда. Ты мой или без меня. И ты либо докажешь, что я тебе важна, либо ни за что не забудешь. На меньшее я теперь точно не согласна».
Со мной, Артём Сергеевич?
Всегда! И только с тобой, Танкова, кивает он. Подождёшь, пока я отпущу такси?
Найдёшь меня по китайцам с большими глазами, что будут падать, хватаясь за сердце, отмахиваюсь я, и не думая стоять. Господа, едем к цыганам!
Хочу драйва, безумия, рыжиков в сметане, какой-нибудь «Рюмки водки на столе», исполняемой фальшиво, но проникновенно. Моря, ветра, песка в волосах. И рук его влажных тоже хочу. Руксильнее всего на свете.
Он догоняет меня буквально через несколько секунд. И хоть непрестанно говорит по телефону, мяукает эти свои «хася-мася», руку я получаю. И держит она меня уверенно. И тянет за собой тоже будь здоров.
Только кафешку на набережной я выбираю сама. Нет, не из вредности. И не из-за мускулистого парня в наколках и кепке, что приглашает меня широким жестом. А из-за его маленькой эстрады, большого синтезатора и волнующего баритона, когда, внезапно прервав свои симфонические рулады, после пары аккордов вступления он вдруг затягивает: «В шумном зале ресторана»
Под дикие восторги и аплодисменты посетителей его вокалу, мы занимаем свободный столик. И воспользовавшись тем, что мой рыцарь в патетичных запонках всё ещё что-то отменяет и утрясает формальности, я сажусь лицом к исполнителю, чтобы своё «Ах, какая женщина! Какая женщина! Мне б такую» тот прохрипел, глядя прямо на меня.
Мне уже стоит ревновать? хитро улыбается в бороду Артемий Невозмутимый, закончив телефонные разговоры и разглядывая обложку меню. Или ты надеялась, что я не замечу?
А если я надеялась, что как раз заметишь? кокетничаю я с ним, а может с тем, кто только что посвятил мне песню.
Я заметил, остужает он меня взглядом. А может, наоборот, распаляет. Он божественно прекрасен, когда так строг, суров и невозмутим.
На твой вкус, откладываю я меню, даже не глянув. Откидываюсь к спинке стула, и хочу бы подставить лицо лёгкому бризу с моря, но не могу отвести от этого Рыжего глаз. «Господи, я люблю тебя уже что ли?»
Как скажешь, явно читает он по моему лицу: «Но легко тебе не будет». И делает заказ проворному официанту, не то что, не ткнув в картинку, даже не открывая. Что-то поясняет, улыбается, обращает на меня внимание официанта.
«Надеюсь, он не сказал, что у меня несварение желудка? Или что я на жёсткой бессолевой диете, слишком уж подозрительно косится тот на меня. С него станется».
Какая-нибудь экзотическая гадость? подозрительно прищуриваюсь я.
Я собираюсь тебя покорить, а не отравить, улыбается он. Надеюсь, тебе понравится. И я сказал, что моя жена первый раз на Хайнане, впечатлите её.
Ну, пусть впечатляют, пропускаю я мимо ушей «жену». Даже не возражаю. Я сегодня очень даже настроена на безумства, кошусь я на эстраду, на которой солист, понимающе мне подмигнув, явно сожалеет, что я не одна.
«Ах, какая женщина! Какая женщина! Мне 6 такую»
Ты пил когда-нибудь змеиную кровь? вздыхаю я под заключительные аккорды.
Только не говори, что ты пила, ползут на лоб глаза Моего Ревнивого Боса.
Сегодня, киваю я, когда перед нами открывают запотевшую бутылку вина. И удивляюсь, когда наливают мне одной. А ты?
А мне бы чего-нибудь покрепче, предвосхищает он появление стакана с виски.
У меня от тебя сегодня полный отвал башки, поднимает он стакан. Но добивай! Не жалко! Знала бы ты, как я сожалею, что не поехал с тобой на эту экскурсию и всё пропустил. Скажи мне только, как? Как ты согласилась?
Я и не соглашалась. Сижу, никого не трогаю, удовлетворённо выдыхаю я. «Отвал башки»это уже очень близко к тому, чего я добиваюсь. Смотрю как змее ножницами технично отчикали голову, спустили кровь в графин с местным самогоном. Взболтали эту Кровавую Мэри, препарировали змею, добавили желчный пузырь. Слушаю, как это жутко полезно: пять капель змеиной кровии на весь год иммунитет, а с желчьюна все три. Наблюдаю, как всё это разлили по стопарикам. И тут как гром среди ясного неба: наша неугомонная старушка протягивает рюмашку мне.
Со словами «ничего не знаю»?
Ты как будто был с нами.
Я как будто был, смеётся он. И как оно? На вкус?
Самогон как самогон, но чем-то фруктовым пахло, отпиваю я вино и закатываю глаза. Мн-н-н а вот это божественно! Холодное, полусладкое, белое.
Не могу сказать: я знал, улыбается он, не сводя с меня восхищённых глаз. Но очень надеялся, что тебе понравится.
Хочешь сказать, не знаешь, какое я люблю вино?
После самогона со змеиной кровью? улыбается он. После заказанного ужина, на который ты не поехала? Похоже, я уже ничего о тебе не знаю. И это самый крышесносный крышеснос надеяться, что у меня есть шанс узнать.
Глава 34
Он заказал рыбу, запечённую на гриле. Свежайшую и удивительно нежную. Какие- то салатики. Что-то в соусе. Что-то хрустящее. Что-то подозрительно похожее на урожай бамбуковых червей. И ничего похожего на рыжики, но я ему простила.
Под неожиданное хип-хоп-рэп «Не зови, не приду нет любви между нами» из репертуара HammAli&Navai (видимо, наш певец в наколках ещё не оставил надежду поразить меня) Тот, Которому не Стоит Ревновать кормит меня с руки жареным арахисом, что выбирает из салата. И рассказывает, как прыгал с тарзанки в Макао.
Под бессмертную «Запахло весной» заказывает тарелку жареных орешков отдельно.
Под БумеЯа «Не плачь! И помни, я живой» тревожно слушает, как я поскользнулась у водопада на Самуи, ударилась лицом о камень и ушла с головой под воду.
Если бы не ледяная вода, я бы, наверно, и сознание потеряла. А когда вынырнула, думала, что оглохлатакая стояла тишина. Оказывается, это просто местные юные тайцы, которые там веселились, перестали ржать на глупыми фарангами и тоже за меня испугались. У меня, кстати, эмаль с переднего зуба так и осталась сколотой. На память, показываю я. А ещё я теперь боюсь водопадов. А какие душевные шрамы есть у тебя?
Душевные? усмехается он, подливая мне вино. Я как-то на сёрфе катался и спину ободрал о рифы. Это было больно. И шрамы. Но сёрф из-за этого не разлюбил. А ты там была одна? На Самуи?
Нет, качаю я головой, но он всё и так понимает: с кем.
И он не прыгнул за тобой в воду? кривится так, что я и сама первый раз чувствую лёгкое разочарование от того, что ведь он и правда не прыгнул.
Я отрицательно качаю головой.
Я бы нырнул, даже если бы плавать не умел, шумно, раздосадовано выдыхает этот Львиное Сердце. Расскажи мне о нём. Как его звали?
Его и сейчас так зовут. Гена. Зачем тебе, Артём? забрасываю в рот очередной орешек.
Не знаю, подпирает он сложенными руками подбородок. Может, я мазохист. Может, просто хочу знать о тебе всё. А может, боюсь совершить его ошибки. Его же ты бросила.
Тебе это не грозит. Нас как-то случайно встретил вместе его сын, и я поняла, что надо эту страницу переворачивать, хватит.
А сколько вы были вместе?
Больше года, но давай так, кладу я локти на стол, наклоняясь к нему. Я отвечу на все твои вопросы. Но взамен ты расскажешь мне о себе что-нибудь своё. Самое-самое. Сокровенное. Договорились?
Хорошо. Ты любила его? заставляет он меня задохнуться от возмущения. На что невинно пожимает плечами:Мы же договорились. Сокровенное. Но можешь не отвечать, вижу и так, что любила.
Не угадал, прячусь я за бокалом вина и тихо его ненавижу, за то, что он заставляет меня это вспоминать. Скорее нет, чем да. Но я в него как-то проросла. Встроилась, как тот деревянный домишко между двух небоскрёбов: «его семья» и «его работа». И даже находила в этом какие-то свои прелести. Маленькие радости, пожимаю я плечами.
Например? не отстаёт мой требовательный мучитель.
Самые обычные. Когда он, например, внезапно уходил пораньше с работы, чтобы зайти ко мне. Или убегал из дома на целые выходные, и мы уезжали куда-нибудь к его друзьям на дачу. Или что-то неожиданно дарил.
И тебя устраивала такая жизнь? болезненно хмурится он.
Нет, меня не устраивала. Такая жизнь. Но не роль. Роль я выбрала сама, и никогда ни на что не претендовала. Просто между «быть с ним» и глухим одиночеством, в котором я тогда оказалась, я выбрала «с ним». Так получилось, что мы сошлись в такой момент, когда моя лучшая подруга как раз переехала в другой город. Мама вышла замуж, тоже уехала, да и вообще ей стало не до меня. А отец как раз продал свою половину бабушкиной квартиры, и я практически осталась на улице, потому что новые владельцы решили вторую комнату сдавать, а я не могла жить с дружной узбекской семьёй на общих квадратных метрах.
А жить у мамы? играет он желваками, словно это его лично задело.
В деревне? Там всегда пожалуйста, но у них фермерское хозяйство, и нет другой работы. А я как-то к земле никак. Могла повисеть на лопате для вида, когда бабушка просила помочь ей грядку вскопать, но не больше.
И он снял тебе квартиру?
Да, снял квартиру. Содержал. Возил по курортам. Дарил подарки. Я знаю, как это выглядит, и как звучит, но не буду оправдываться. И я не знаю, что это было для него. Может, просто интрижка. Но для меня было чем-то большим. Спасением. Живым теплом. Общением. Заботой. Жизнью. Артём
А папаше, значит, деньги были важнее дочери? поднимает он руки, давая понять, что понял меня, на этом всё. Закрыли тему.
Так уж мне повезло с отцом, отмахиваюсь я. Я у него не одна, есть ещё сын от первого брака, но к нему он всю жизнь относится так же. Потребительски. Он ко всем так относится. С родной матери кроме дачи и полквартиры нечего было брать, но после смерти бабушки он и это продал. С сына регулярно тянет деньги. А я я у него так. Для галочки. Хотя в детстве, мне кажется, он меня любил.
Пей, подливает он мне ещё вина и сам вручает бокал. Мне кажется, тебе надо. Прости, что спросил.
Херня, делаю я глоток. Это же не вчера началось. Дела давно минувших дней.
Ас Геной у вас сколько была разница в возрасте?
Двадцать лет, делаю я ещё глоток и перекрикиваю неожиданно громко грянувший с закутка музыкантов «Владимирский централ». Только не ставь мне диагнозы. Нет, он был мне не вместо отца. Я не замечала его возраст. Не относилась к нему как к наставнику. Но теперь твоя очередь.
Тогда мне тоже понадобится ещё выпить, сам идёт он к бару.
И я даже успеваю припудрить носик и достать телефон, чтобы проверить, не звонил ли кто, когда он возвращается со стаканом виски.
А я, делает он глоток, морщится, бросил у алтаря девушку.
Глава 35
Не совсем у алтаря, продолжает Товарищ Неожиданность, глядя на моё ошарашенное лицо. За несколько дней до свадьбы. Когда уже всё было заказано, оплачено, гости приглашены.
Что же подвигло тебя принять такое радикальное решение? откровенно ползут у меня на лоб глаза.
Я знаю, как это сейчас прозвучит, поднимает он руку и делает ещё глоток виски. Но я всё же скажу. Я встретил другую девушку.
Мне лучше промолчать? покашливаю я многозначительно.
Нет, можешь говорить всё, что ты об этом думаешь. Но я сразу уточню. Нет, я не влюбчивый, не легкомысленный, не идиот и, если бы мне кто-то сказал, что так бывает, я бы дал ему в рожу. Но я увидел её случайно, в баре, по иронии судьбы в свой день рождения и понял что жениться не могу.
И что было потом?
Мы расстались, допивает он виски, зазвенев оставшимся в стакане льдом.
Со второй девушкой тоже?
Нет, усмехается он, протягивая руку. Та вторая девушка мне так и не перезвонила.
То есть в том баре ты к ней подошёл, вкладываю я свою руку в его. Да, да, да, как же я уже соскучилась по этому спокойному теплу его руки. Вы познакомились. Обменялись телефонами.
И я её так и не вызвонил на встречу. А потом она пообещала, но так и не перезвонила и трубку больше не взяла. Так что дальше тех двух коротких телефонных разговоров не ушло, вздыхает он, а может просто вдыхает запах моей руки, когда подносит её к губам.
Я ненадолго прикрываю глаза. Чёрт, я пьяная, но что-то есть в этом сочетании его холодных губ и колкости волос настолько волнующее, что я ведь не хочу, чтобы он останавливался. Чтобы двигался выше, дальше, настойчивее И очень хорошо, что между нами стол.
Я поняла. Тысумасшедший! качаю я головой. Бросить всё. Обречь себя на адовы муки. Я даже представить себе это боюсь: разъярённую невесту, её родню, оскорблённую в лучших чувствах, твою родню, пытающуюся тебя образумить.
М-м-да, это было непросто, улыбается он, а потом высыпает в рот весь оставшийся лёд.
И всё ради чего? Ради ничего, качаю я головой.
Я бы так не сказал, теперь головой уверенно качает он, хрустя льдом. Если бы ты знала, как я изменился за эти два года, благодаря той встрече. Если бы не она, вздыхает он, я бы не стал тем, кем стал. А потом смотрит на меня:И я бы тебе никогда не понравился.
И я бы смотрела на него и смотрела, не моргая, не дыша, до дрожи, до обморока, до слёз, но меня отвлекает зазвонивший телефон. Блин, Ростис!
Прости, это важно, забираю я руку, чтобы ответить. Привет, Рос! Что?
Но за столом под музыку, гремящую так, словно её специально добавили, чтобы мы не могли нормально поговорить, перекричать в трубку очередной хит шансона мне так и не удаётся.
Ростис, подожди, я выйду, показываю я Артёму, что пойду поговорю там.
На его пантомиму «Буду ли я ещё есть?» крестом соединяю руки.
Спускаюсь по ступенькам к морю, останавливаюсь на последнейдальше идти только по песку. И инстинктивно, слушая Ростиса, присаживаюсь, чтобы снять туфли.
Танков приходит, когда мы с Росом как раз заканчиваем обмен традиционными любезностями, где он делано обижается, что я редко заезжаю, искренне настаивает, чтобы я переезжала к нему жить насовсем, а я многозначительно киваю и «угукаю».
Нет, нет, нет, не забирай мои вещи, одной рукой пытаюсь я расстегнуть тугую застёжку на ремешке. Что значит, ты уже забрал? Нет, молодец, конечно, но верни, пожалуйста, всё обратно. Потому что я не хочу с тобой жить.
Вздрагиваю, когда моей лодыжки касается рука. И едва сдерживаюсь, чтобы не привалиться лопатками к ступенькам, и не отдать в его полное распоряжение обе мои уставшие и истосковавшиеся по мужским рукам нижние конечности, когда эти нежные сильные руки скользят по коже. Вот прямо отстегнуть бы их сейчас и отдать. Нафик они мне нужны, эти ноги, пусть делает с ними что хочет. У него это так неплохо получается: поднимать дыбом волосы на всех частях моего тела, заставлять меня закрывать глаза и жадно сглатывать, предвкушая, что я ведь могу от всего этого и не отказываться. Что ведь это всё мне, моё, для меня.