И это он всего лишь помог мне снять туфли, вынуждая меня постанывать в трубку от лёгкого ласкового массажа, на что удивлённый Ростис даже спрашивает: вовремя ли он позвонил, и чем я там занимаюсь.
Лучше тебе не знать, улыбаюсь я, когда мой новый ловкий массажист рывком поднимает меня со ступенек, а затем выдаю почти оргазмический стон, зарываясь голыми ступнями в песок. Нет, не сексом. Нет, тебе не стоит ревновать, этому Ростису дай только повод позубоскалить на свою любимую тему.
Я кажется забыл задать тебе один очень важный вопрос, хмуро и немного озабоченно шепчет мне в свободное ухо Тём Сергеич. У тебя есть парень?
«Погоди», прикладываю я палец к губам, пока Рос там тоже отвлекается, явно решив потискать между делом одну из своих повизгивающих от вожделения натурщиц. И даже догадываюсь кто его на это вдохновил, моего двухметрового красавца-брата.
И под эти греховные звуки как-то машинально обнимаю того, что стоит так непростительно близко, за шею, кладу голову на плечо, а, чтобы было повыше, даже ненадолго встаю на его голые ступни. В общем, пьяная женщина, что с меня возьмёшь.
Я прилетаю утром двадцать первого. А двадцать второго мне уже на работу. У меня просто не будет времени на всё на это, Рос, отвечаю я на вопрос и, как слепой кутёнок, закрыв глаза, тыкаюсь в горячую шею и так откровенно её нюхаю, что даже сквозь бубнёжь Ростиса чувствую, как мой Рыжий-Бесстыжий содрогается всем телом.
А собственно, зачем я спросил, трётся он щекой и даже не старается больше говорить тише. Мне глубоко фиолетово. Я всё равно тебя уже никому не отдам.
И не отдавай, откидываю я голову, теперь прижимаясь к его плечу телефоном, пока Ростис там пыхтит, явно про меня забыв.
Веду пальцем по самой красивой шее на свете, по кромке воротника рубашки, по кадыку, по идеально ровной линии, до которой подбрита борода, пока Тот Кого Я Кажется Уже Люблю мужественно задирает подбородок. И мечтаю только об одном: перенести сейчас всё это из вертикальной плоскости в горизонтальную. Его руки, сомкнувшиеся на моей талии. Его взволнованно вздымающуюся грудь. Его слегка приоткрытые влажные губы. И его уверенное движение, которым он подхватывает меня за шею, и
Глава 36
и в этот момент я роняю телефон.
Инстинктивно дёргаюсь за чёртовым гаджетом. И самые желанные губы в мире не достигают цели.
Его руки, опустевшие без меня, замирают в пространстве, словно на стоп-кадре.
Но, когда я поднимаю трубку и поворачиваюсь, он уже обречённо опустил и руки, и голову на грудь, и смеётся.
Это фиаско, братан!
Прости, говорю я им обоим в телефон, пытаясь сдуть налипший песок. Но особенно тому, ради которого ещё виновато пожимаю плечами. Рос, нет, не надо меня встречать. И знаешь что, давай потом поговорим, вот совсем мне не нравится, что он там между делом уже пялит свою девицу. Да, как будешь свободен.
Смущённо поднимаю глаза. Но мой Рыжебородый Рыцарь только улыбается в ответ.
«Да, я знаю, момент безвозвратно упущен. Но ты ведь попробуешь снова? Когда- нибудь?»заглядываю я в его тёплые-тёплые, уже такие любимые глаза.
«Обязательно!»отвечают мне они.
Это был брат, убираю я телефон в болтающуюся на боку сумочку.
Ты опять забыла, протягивает он мне букет, до этого оказывается засунутый в его задний карман. Мне показалось или он там смотрел порнушку?
Он не смотрел, стыдливо прикрываю я лицо рукой. Он совершенно безбашенный.
Мы идём вдоль моря по песку, пока я рассказываю про Ростиса, про австрийского художника Густава Климта, про его «Адель» и откровенный эротизм, про всё, что только приходит мне в голову. И мне так хорошо! Просто потому, что Он меня слушает. И потому, как Он слушает. А ещё потому, что он это Он.
Ветер треплет верёвку, отгораживающую море от пляжа. И море плещется и вздыхает как большое невидимое чудовище где-то там в темноте. Дышит, шепчет, заманивает. А мы бредём мимо залитых светом кафешек, зазывающих высоко на террасы красными фонариками и вывесками. Вдыхаем густой терпкий солёный воздух. Ловим босыми ногами тени на холодном песке. И сквозь незатейливые китайские мотивчики слушаем это глубокое дыхание моря и словно становимся единым целым: я, море, он.
Он.
Тот, у кого в одной руке мои босоножки и свои туфли, а в другоймоя рука.
Тот, кто для меня уже больше, чем весь мировой океан.
Я, море, он а ещё полтора миллиарда китайцев, половина из которых, кажется, тут с нами на пляже, но каким-то чудом мы умудряемся их не замечать.
А сколько у вас с братом разница? спрашивает тот, который словно всю жизнь так держит меня за руку.
Девять лет. Ему тридцать шесть. А сколько тебе?
Тридцать два. Не думал, что ты не знаешь.
Не знала, но теперь хочу знать всё. Когда у тебя день рождения?
Тринадцатого октября. А зачем ты переезжаешь к брату? такой у него вдруг суровый, начальственный, в общем, мой любимый тон.
Так уж получилось, что мне больше некуда, останавливаюсь я, чтобы на это посмотреть: на его насупленные брови, упрямо сжатые губы и взглядвсё, выносите меня вперёд ногамиледяной как у Короля Ночи из «Игры престолов».
И ведь знаю, что не отстанет месье Танков, включивший режим начальника, поэтому выкладываю всю историю, как я осталась без жилья от начала до конца, продолжая дальше наш путь по песку.
Так, погоди, теперь останавливается он. Значит, тебя выставили из квартиры прямо после корпоратива?
Прямо в красном платье, улыбаюсь я, глядя на его хмуро сдвинутые брови.
Я ещё не оставил мысль прибить твоего папашу, а уже хочется придушить твою подругу, бросает он обувь на песок. Лан, почему ты не позвонила мне?
Ну, подругаэто громко сказано, так, просто соседка по квартире.
Да, плевать! Почему ты мне ничего не сказала? Я же спрашивал, всё ли у тебя в порядке.
Ты спросил: как я доехала. И вообще, Артём, почему я должна была что-то тебе говорить? поправляю я нежные лепестки роз в туго скрученной бумаге и поднимаю на него глаза. Тем более, ты был занят.
Когда для тебя я был хоть раз занят? прямо как Зевс-Громовержец метает он громы и молнии.
Артём, у меня нет привычки по любому поводу звонить шефу, развожу я руками. Замок ли у меня сломался, микроволновка сгорела, или меня на ночь глядя некрасиво выставили из квартирыневажно. Эти вопросы я решаю сама. И раз уж ты забыл, чем ты был занят, я напомню: Светочкой.
Кем?! морщится он, причём глубоко презрительно.
Ты своих сотрудников только по фамилии что ли помнишь? Тополева. Светлана Тополева. Помнишь такую?
А она-то здесь вообще при чём?
И теперь уже я не пойму: он прикидывается или в тот вечер набухался так, что ничего не помнит.
Ты увёз её с собой после корпоратива, зябко ёжусь я от налетевшего порыва ветра, а может, этот Биг Бос остудил меня уже до озноба.
Ах, вот ты о чём, хмыкает он снова презрительно, а потом снимает с себя пиджак, накидывает мне на плечи и обнимает одной рукой, прижимая к себе. Даже не думай о ней. Вообще не думай.
Я о ней и не думаю, Артём, поднимаю я к нему лицо. Но я ревную.
И либо он умнее, чем я предполагала. Либо просто изучил меня слишком хорошо, но он не торопится довольно улыбаться на мою «ревность». Хотя уголки его губ и дрогнули, ждёт подвоха.
Я ревную её к моей путёвке в Стокгольм.
«Смейся, смейся, пережидаю я его обидный хохот. Он прямо согнулся пополам, так ржёт. Сейчас я скажу тебе всё, что о тебе думаю, и сразу отсмеёшься».
Я тебя точно уже устал ревновать. К твоему прошлому. К певцу в кафе. К брату. Но со Стокгольмом мне похоже не тягаться. Ты так его мне и не простила. Неужели эта путёвка в Швецию ещё не отомщена? Неужели мало тебе ужина, что я сегодня отменил? Лан, ну, неужели тебе плохо тут?
Не отомщена, упрямо вздёргиваю я подбородок. Я здесь потому, что у тебя здесь дела.
Нет, перестаёт он улыбаться и уверенно качает головой на мой упрямый взгляд.
То есть, если бы мы полетели в Швецию, дела у тебя были бы и там? не отступаю я. И да, я сейчас зануда. Называй как хочешь. Но или мы убьём этот вопрос здесь и сейчас, или он так и будет стоять между нами, а мы будем топтаться на месте.
Конечно, китайских товарищей пригласить в Швецию было бы труднее, чем на Хайнань, и, несколько, дороже, подходит он вплотную. Но сначала я решил, что ты летишь со мной и куда, а потом уже мы решили организовать тут встречи, на которые мне приходится ездить.
И как же тогда мой Стокгольм оказался именно у Светочки?
Вижу, для тебя это действительно важно. Ладно, расскажу, как это было, вздыхает он и засовывает руки в карманы. Когда ты принесла свой загранпаспорт, в турагенстве уже всё было оговорено. Я и ты летим на Хайнань. А эта Тополевахрен знает куда, я за ней не следил. И не знаю, зачем в отделе кадров проявили ненужную инициативу и стали спрашивать кто и куда хочет, про шенген, и стали составлять эти списки заново, я был уверен, что там всё ровно и не лез. Пока мне не позвонила Ирина Михална и не сказала, что её данные в агенстве и наши с фирмы не совпадают, и я не увидел, что тебя вписали на Швецию.
И ты согласился на Швецию? недоверчиво прищуриваюсь я.
Не хотел тебя разочаровывать, качает он головой. В Швецию, так в Швецию. Хотя мне было не всё равно. Списки опять поправили. И тут уже мне уже звонит наша Нина Пална и говорит, что пришёл лично Елизаров и сказал, что Тополева летит в Стокгольм. «Мне Танкову вычеркнуть?»изображает он зав отдела кадром.
А куда летишь ты Елизаров не сказал?
Якуда хочу. Ещё бы мне он указывал, дёргает Артём Грозный головой. И вот здесь я разозлился. Потому что все эти путёвки и затевались мной только ради одногополететь с тобой. На Хайнань. И я волевым решением вернул всё как было, подходит он, чтобы приподнять за подбородок моё лицо, а потом обнимает. Просто обнимает и всё, словно всю жизнь так делает. Словно рождён для того, чтобы вот так прижимать меня к себе, сильно, нежно и бережно. Лан, я бы принял любой твой выбор. Но, согласись, обнимать тебя в пуховике, где-нибудь на пронизывающем ветру, на крыше в Стокгольме не идёт ни в какое сравнение вот с этим, скользит он рукой по спине, где под тонкой тканью платья к его ладони тянется каждый мой позвонок.
Не идёт. Конечно, не идёт. И я прекрасно понимаю логику глубоко неравнодушной к нему Светочки, которая, видимо, увидела эти списки и решила полететь исключительно с Тёмушкой, но никак не пойму при чём здесь Елизаров.
А почему вмешался лично Сергей Иваныч?
Он наклоняется к самому моему уху.
Потому что
Глава 37
он с ней спит.
Твой отец?! отстраняюсь я, разрывая объятия.
Угу, подбирает он обувь и показывает на лестницу, по которой можно подняться с побережья обратно в город.
Серьёзно? Нет, Артём, серьёзно? никак не могу я поверить и пячусь, первой поднимаясь по ступенькам. Присаживаюсь, чтобы обуться.
Совершенно серьёзно, опускается он на колени, прямо на песок, чтобы помочь мне с туфлями, но на меня так и не смотрит. Это только у тебя проблемы со служебными отношениями. Ни Елизарова, ни эту Светочку совершенно это не беспокоит. Ни у кого даже не возникает вопросов как эта дура движется по карьерной лестнице.
И на хрен она нужна тебе в твоём отделе, морщусь я, когда он щекочет ступню, стряхивая песок.
Видишь, как приятно вместе работать, тепло улыбается он, тебе ничего не нужно объяснять. А ты говоришь, что это плохо, даже ужасно: служебный роман. Ещё и беспокоишься об этом. Говоришь об увольнении. Хотя я бы с радостью взял тебя, например, в замы.
Значит, и в твой отдел её приказал поставить Елизаров?
Да, думаю исключительной по просьбе этой шлю поднимает он на меня глаза и вдруг осекается.
Да чего уж там, договаривай, усмехаюсь я. Сама застёгиваю ремешок. Да, Тём, я такая же. Я тоже была подстилкой боса. И с той поры, вижу, недалеко ушла.
Лан, не из-за этого, примиряюще кладёт он сверху свою ладонь на мою руку и качает головой.
Никого не беспокоит, передразниваю я. Меня беспокоит, Артём. Светочке, с трудом запомнившей таблицу умножения, иначе, наверно, и не продвинуться. А для меня это унизительно, когда считают, что ты всего добилась через постель, а не умом, талантом и треклятым упорством. Когда всё, к чему идёшь адским трудом и усердием в один момент обесценивают до уровня «насосала». И особенно обидно, когда тот, из-за которого всё это и происходит, бросает небрежно-снисходительно: «Малыш, зачем тебе вообще работать?» или «Малыш, ты же и так красавица, тебе умной быть необязательно!»
Малыш, ты не просто красавица, прижимает он к щеке мою руку. Ты порой умнее меня, и вот это точно никуда не годится, улыбается он.
Танков, замахиваюсь я, чтобы его стукнуть, но куда там. Он уворачивается, правда падает задницей на песок и я, воспользовавшись моментом, заваливаю его на обе лопатки.
Лежачего не бьют, успевает он задержать меня всего на секунду, но ему этого хватает, чтобы схватить меня, сгруппироваться и уложить рядом.
У нас всё будет по-другому, Лан, нависает он сверху.
Ты не очень торопишься с «у нас»?
Тороплюсь? Точно нет, качает он головой. Если бы ты только знала, как долго я к этому шёл. И как боялся опоздать. Но «мы» уже есть. Есть. Клянусь, я просто не знал, что для тебя это настолько болезненно. Не мог даже предположить, что из-за такого же старого козла, как мой отец, ты будешь так страдать и бояться отношений.
Не надо, предупреждаю я, когда, подав руку, он рывком помогает мне сесть. Своего отца ты можешь называть как угодно, а в моё, пожалуйста, не лезь.
Это сильнее меня, теперь он встаёт и помогает мне подняться. Я просто пытаюсь защитить тебя даже от прошлого. От всего, что тебя расстраивает, смотрит он прямо в глаза. И, кстати, я даже не предлагал, эта Тополева сама напросилась подвести её до дома, поэтому я посадил её в машину.
И как? Подвёз? отряхиваю платье, поправляю сумку, перекинутую на тонком ремешке через плечо, причёску. Что я там говорила на счёт песка в волосах? Напротив этого пункта точно можно поставить жирный плюсик.
Понятия не имею, послушно разворачивается Танков, когда я начинаю и с него смахивать песок. Я вышел из машины раньше. Куда они потом поехали с Захаром мне неведомо. Но, зная своего друга, могу предположить, что раньше утра она вряд ли от него выползла, оглядывается он через плечо и тут же получает ладошкой по упругой деловой жопоньке. Исключительно в целях чистоты, конечно.
Ай-яй-яй, Лана Валерьевна! укоризненно качает он головой.
Терпите, Артём Сергеевич! напоследок с душой шлёпаю я, давая понять, что операция «Чистая попка» закончена. А она знает, что ты это знаешь? Про неё с отцом? Про Захара?
«Захар, Захар», снова тщетно пытаюсь вспомнить, где же с его другом могла познакомиться я, но мысли об аппетитной заднице, только что побывавшей у меня в руках, глушат эти слабые и ненужные импульсы мозга.
Да мне как-то, морщится он брезгливо, поднимая пиджак, свалившийся с моих плеч да так и лежавший всё это время на песке. Елизаров знает, что я в курсе. А эта выразительно встряхивает он верхнюю часть своего костюма. Мне нет до неё никакого дела.
Сев на ступеньку рядом, где он надевает туфли, а я убираю песок из своих босоножек, и сильно подозреваю, что Светочка и не догадывается, что он в курсе. Поэтому и был у неё такой шок, когда она узнала, что Танков сын Елизарова. А если она ещё и с его другом «того», то зря я сразу потянула повешенный ярлычок на себя. Тут случай, когда почётное звание «шлюха» получено заслуженно и является призванием. Я с таким успехом и рядом никогда не стояла.
Скажи, а здесь есть где-нибудь туалет? поднимаю я оставленный на ступеньках букет.
Да, конечно. Везде, оглядывается по сторонам Тёмушка и показывает. Кажется, там.
Практически за руку доводит до скромной двери, которую я сама за аркой, увитой каким-то диким плющом, никогда бы не нашла.
И вот под этим плющом я и останавливаюсь на обратном пути, потому что Тот, Которого Я Уже Не Представляю Не Рядом с Собой говорит по телефону.
Нет, я не приеду Сегодня вечером точно нет Занят Какая разница, чем я занят?.. Нет, тебя это не касается Просто не жди меня, я же сказал Всё, ладно. Давай, пока! Я не могу говорить.