Почему печальный? подгибаю я под себя ногу, разворачиваясь к Артёму-без- отчества лицом.
Потому что хорошего ничего и никогда, копирует он мой жест, показав по очереди обе ладони, а потом сложив их вместе.
Опыт был задумываюсь я. Как же рассказать помягче про женатого мужика, который был моим начальником, и с которым был такой долгий роман и жёсткий разрыв, что я до сих пор не пришла в себя? интересный. Но итог печальный. Мне пришлось уволиться.
Он был женат?
О, да, не вижу я смысла скрывать, раз уж Рыжий-Бесстыжий сам догадался.
И я ни на что не претендовала. Там дети, собаки, тёща, все дела.
И как давно это было?
Мн-н-н, года два назад, наверно, делаю я вид, что считаю. На самом деле знаю точно: ровно два года и два месяца, как мы расстались. Десятого октября. Я ушла, уволилась, съехала. И попросила меня не искать.
Мне непонятна эта загадочная улыбка Рыжей Бороды. Господи, мне всё в нём теперь непонятно. «Зачем только он подсел ко мне?»вытягиваю я шею, прислушиваясь к смеху за шторкой.
Верните моего Корякина! С ним было так легко, просто, уютно. Он такой обходительный, милый, заботливый. А этот он сведёт меня с ума своими сложностями.
Нет, я знаю, чего я на самом деле так панически боюсь. Не повторения прошлого печального опыта любовницы без права на легальность. А как раз наоборот, того, что от этого Танка я буду ждать больше, чего-то настоящего, глубокого, безграничного. А он пробьёт брешь в моей обороне и разобьёт мне сердце. Он сможет.
Я не слепая, не глухая, не идиотка. Я всё понимаю. К чему все эти его якобы неуклюжие ухаживания. Эти пристальные взгляды. Ежедневные сообщения. Забота, внимание, защита. Всё я понимаю.
Но я смертельно, до тошноты боюсь под строгим костюмом, за этими его нарядными рубашками и рыжей бородой увидеть мужчину. До дрожи привлекательного мужчину. Ответственного, умного, успешного, интересного. И не дотянуть, оказаться простоватой для него, пресноватой, невкусной. А он ведь хочет именно этогопопробовать. И хрен его знает какой прожарки.
Я не женат, улыбается он. С этим никаких проблем.
Да, я в курсе. Ты свободен, и моложе, улыбаюсь я появившемуся в проходе Корякину.
А тебе нравятся мужчины постарше? проследив за моим взглядом, и понизив голос, оборачивается Артём.
Но ори он хоть на весь салон, пьяненький и довольный жизнью Корякин его бы не услышал.
Обед, слегка склонившись к нам, радостно сообщает он, а потом занимает место через проход.
Включается яркий, слепящий свет. Катятся тележки с обеденными наборами. Шагают по проходу доброжелательные стюардессы. А мой любознательный Неначальник ждёт ответа.
Мне нравятся мужчины сложные, снова опускаю я столик. Поставив на него локоть, подпираю рукой голову и пристально гляжу Рыжей Бороде в лицо, честно пытаясь его описать. Такие брутальные, с виду несгибаемые, но очень ранимые внутри. Сдержанные, тщательно скрывающие свои чувства, даже суровые, но на самом деле латентные романтики. Ответственные, вежливые, внимательные. Позитивные! поднимаю я палец, а потом убираю с плеча Артёмыча пылинку, дунув на неё. Харизматики в отличной физической форме.
Ты ничего не сказала про бороду, лыбится он, обнажая красивые зубы.
Есть ли у человека борода, нет ли у человека бороды, копирую я фразу из фильма «Карнавальная ночь» на свой лад, это нам неважно. Есть установка весело провести время на острове.
У меня сердце уходит в пятки, когда он накрывает своей тёплой ладонью мою руку, лежащую на столе и слегка сжимает.
Я тебя отвоюю, улыбается он, глядя мне в глаза. У тебя самой.
Спокойно под моим немигающим взглядом перекладывает мою безвольную, предавшую меня правую руку на подлокотник, и, пропустив свои пальцы между моими, как ни в чём ни бывало склоняется в проход, ожидая еду.
И сейчас я до жути боюсь не его обещания, а курицы с рожками или рыбы с рисом, смотря что останется в наличии до наших последних рядов. Потому что, по моему личному «тесту Танковой»: если я могу спокойно есть в присутствии мужчины, не давиться, не смущаться, не испытывать неловкостион мой.
Глава 16
Пока нам раздают еду, я мягко забираю руку (прости, Артемий Шустрый, но не готова я с тобой ещё за ручки держаться) и, передвинувшись в кресло у окна от греха подальше, жёстко напрягаю память: а я вообще ела когда-нибудь при нём?
В столовую нашу он не ходил. Ни на каких банкетах за столом мы не встречались.
А! Вспомнила! Жевала как-то пирожок.
Вызвал меня этот Барбаросса прямо во время законного десятиминутного «чая». И я, как была с пирожком в руках, так к нему в кабинет и пришла. Ибо нефик!
Так и сжевала весь эмпанадос с ветчиной всухомятку, пока Злой Пират, сверкая глазами, пояснял мне про длинное логистическое плечо, что это не есть хорошо.
И я потом до конца рабочего дня икала под смех всего отдела.
Никакие ухищрения ни с водой, ни с пуганьем, ни другие фокусы мне не помогли, пока само не прошло. Наташка сказала: сглазил меня Борода. Отомстил за проявленное неуважение.
Приносят еду. И я кошусь не столько на контейнер из фольги с вожделенной курицей перед собой, сколько на то, как уверенно обращаются с миниатюрными плошечками его пальцы. Вовсе не холёные и не ухоженные, просто изящные от природы, длинные, с аккуратно постриженными ногтями и набитыми до мозолей, подозреваю, о боксёрскую грушу костяшками.
«Перфекто!»просится на язык, когда он расставляет посуду как фокусник на маленьком и неудобном столике, да ещё под моим пристальным взглядом.
Как твоя курица? открывает он рыбу.
Ожидаемо, убираю и я крышку с фольгированного контейнера. Но, если честно, я бы предпочла курицу с рисом, а не с рожками.
Не вопрос, давай поменяемся, убирает он кусок рыбы и протягивает мне плошку с рисом.
Я вываливаю в неё кусочки курицы в подливе и отдаю ему рожки.
Что-нибудь ещё хочешь? показывает он на свой стол.
Оливки будешь? нагло заглядываю я, чем бы поживиться. А я отдам тебе рулетик. Сладкое любишь?
Не скажу, улыбается он, меняясь со мной провиантом. Кстати, хлеб, если не ешь, забери с собой. Там на острове его нет, и, как назло, день на третий так хочется. Вот стянешь со столовой за завтраком кусочек колбаски, положишь её на наш хлебушек и на балкончике со сладким чайком, мн-н-н жуёт он.
Я даже сглатываю, так вкусно он рассказывает, хотя, слушая его, тоже уверенно работаю вилкой. И не пойму: к ужасу своему или всё же к радости, но совершенно не напрягаюсь. Мне с ним что обедать, что работать, что в конкурсах участвоватьодинаково. Одинаково комфортно.
Настолько, что я протягиваю ему коварно отжатую оливку прямо на своей вилке.
Он склоняет голову, глядя на неё, а потом аккуратно снимает губами. Хитро улыбается, упираясь лбом в спинку кресла, наблюдая, что же я буду делать.
«Думаешь, оближу тебе на радость?»втыкаю я вилку в кусочек свежего помидора и снимаю его зубами, касаясь только помидора.
А потом облизываю вилку. И я умею правильно облизывать вилки!
Что ты делаешь? укоризненно качает он головой.
Даю тебе шанс, улыбаюсь я, глядя как его обнажённые руки под рыжеватыми волосами покрываются мурашками. Шанс реабилитироваться.
Реабилитироваться? залегают на его лбу удивлённые складки, когда он приглаживает волосы на руках. В чём?
Вот только не вздумай сказать, что это не благодаря тебе вместо нарядного, волшебного, холодного Стокгольма я лечу в это тропическое безобразие.
А, ты об этом, убирает он волосы со лба.
Да, я об этом, показываю на самолёт.
Вот никогда бы не подумал, что ты расстроишься, откидывается он к спинке.
А спросить? Нет? Религия не позволила?
Так ты бы отказалась!
Конечно! собираю я пластиковую самолётную посуду в картонную коробку.
Значит, я всё правильно сделал.
Нет, качаю я головой, переставляя на столик между нами свою коробку.
Надо было полететь с тобой в Швецию? ставит он свою коробку на мою.
Да! Ну вот, всё же знаешь, убираю свой столик и снова забираюсь на сиденье с ногами. Вот это было бы здорово.
Не поверишь, именно так я и собирался поступить, подаёт он стюардессе наши чашки. Два чая.
Вот опять, забираю я из его рук свой напиток.
Что?
А спросить, Артём С-с-с?
Ты будешь кофе, воду, чай? буравит он меня взглядом исподлобья.
Чай, пожалуйста, невинно хлопаю я ресницами.
Он качает головой в ответ.
Вот поэтому мы летим на Хайнань, а не в Швецию, Танкова. Потому что я знаю, как лучше. И минуя вот эти ненужные вопросы и телодвижения, сразу решил за себя и за тебя.
Глава 17
Просто нет слов, и я бы сейчас возмущённо взмахнула руками, но в одной из них у меня горячий чай, поэтому я просто его отхлёбываю, а потом ехидно интересуюсь:Что же ты тогда так расстроился, Мистер Самоуверенность? Или обиделся?
«И пошёл танцевать Светку», вдруг вспоминаю я, кто стоит передо мной в этой пищевой цепи Знающего Лучше.
Я не обиделся, открывает сразу оба пирожных сладкоежка. Я словно получил под дых откуда не ждал. И разозлился. Да, я вспыльчивый, кивает он на мой недоумённый взгляд.
А сладкое тебе помогает? улыбаюсь я.
Он кивает с набитым ртом.
Тогда кушай сладенькое, Мой Злой Босс, делаю я ещё глоток. У меня ещё пряник есть. Хочешь?
Чаю мало, отвечает он, дожёвывая рулетик.
Возьми мой, уверенно переливаю я весь свой чай в его кружку.
Я сейчас принесу, залпом выпивает он и встаёт.
Достань мой рюкзак.
И вот зачем я на это смотрю? На то, как играют его мышцы, когда он вытаскивает мои вещи. Как обтягивает задницу джинсовая ткань. Как помялась на спине футболка.
Вот зачем? Зачем начинаю примерять на себя то, до чего мне не должно быть никакого дела. То, что я, как прежде, должна усиленно не замечать.
Можешь убирать, засунув припасённый хлеб и достав разрисованное глазурью печенье, возвращаю рюкзак.
И вот опять! Опять любуюсь на упругий изгиб его поясницы, на рельеф плеч, на всё, что, собственно, было мне недоступно под тёмными рубашками и пиджаками. Но это я всего лишь нахожу себе оправдание.
Я, чёрт побери, сняла свои очки с шорами и толстыми линзами комплектации «не пялиться куда не следует» и уже разглядела его во всей красе. Уже! Не прошло и семи часов в воздухе. Если так дальше пойдёт, я к концу полёта ещё и влюблюсь в него по уши.
Будешь спать? спрашивает он, когда собрав пустые стаканчики и мусор, команда бортпроводников гасит в салоне свет. Я тогда пойду к себе. Вытянешь ноги.
А ты? сворачиваю я куртку, чтобы подложить под голову.
Я в самолётах редко сплю. Посмотрю какой-нибудь фильм. А ещё лучшепоработаю.
Тогда поработай здесь, произношу не я, говорит какая-то другая девушка внутри меня. И эта же другая девушка бессовестно упирается в его бедро ногами, когда, перенеся свои вещи, запойный трудоголик Танков Артём Сергеевич, нацепив очки, склоняется над Макбуком.
Минуту, две, пять пялится в экран, а потом поворачивается на мой взгляд.
Что-то не так?
Всё так, улыбаюсь я. Просто никогда не видела тебя в очках.
Обычно я ношу линзы. Но уже поздно, глаза устали, снимает он очки, чтобы протереть краем футболки. Одной рукой надевает обратно.
«И хорошо, что ты не знаешь, что это моя слабостьмужчины в очках, не могу я оторвать от него взгляда. Особенно вот в таких строгих очках с чёрной оправой. Особенно вот такие мужчины». Не спрашивайте меня какие. ТАКИЕ!
Если буду храпеть, толкай, спускаюсь я ниже, подтыкая под голову куртку. Глубоко вздыхаю. Закрываю глаза.
А когда просыпаюсь, этот Неспящий в Небе над Китаем так и пялится в экран, бегая пальцами по клавиатуре как заправская телеграфистка, а мои ноги лежат у него на коленях, заботливо прикрытые пледом.
Минут через пять начнём снижение, произносит он, не поворачивая головы. С добрым утром!
Ага, с добрым, сажусь я, сжимая гудящие виски.
Когда приземлимся, у нас будет три, на Хайнанечас ночи, мельком смотрит он на часы. Выпустить тебя?
«Выпусти меня. Выпустите меня отсюда! утыкаюсь я в его грудь, пока он придерживает поднятый столик. Я не хочу, не могу, не должна к нему прикипать, брызгаю я в лицо холодной водой, а потом пристально разглядываю себя в зеркале. Держись, Танкова! Соберись, тряпка! Не позволяй ему! Не позволяй себя очаровывать. Скажи ему: свободен! Строго так, жёстко, понятно скажи», приказываю я себе.
Но я забываю про все свои установки, едва выйдя в Хайнаньскую ночь. Когда в лицо мне ударяет свежий прохладный ветер.
Не облепляет липкая влажная духота. Не обжигает лёгкие горячий, как в парной, воздух. А треплет волосы лёгкий морской бриз, наполняя душу вкусом отпуска и запахом свободы.
Боже, какая красота, расставляю я руки, спускаясь по трапу.
Чувствую зря я кофточку не взяла, раздаётся рядом покашливание.
Елизавета Марковна?! удивляюсь я старейшему работнику "ЭйБиФарм", спускающейся по лестнице приставным шагом.
Вот, вывезли мои старые кости. Спасибо, Тёмушка! чуть не в пояс кланяется она поравнявшемуся с нами Танкову.
Не за что, закидывает он на плечо свою дорожную сумку. Удалось хоть поспать?
Ой, в бизнес-классе да на таких креслах чего бы не спать, семенит она по асфальту, едва за нами поспевая. Это на своём месте я бы как вошь на гребешке крутилась. А там как на перине.
Ты уступил ей своё место в бизнес-классе? шепчу я.
Я не мог поступить иначе, придерживает этот Рыцарь Рыжая Борода для нас дверь.
А сколько ещё работников нашего предприятия с нами летит?
Только мы втроём, считает он. Ещё два представителя «Майя-Тур», ты с ними уже знакома: Ирина Михална и Инга Юрьевна.
Корякин, напоминаю я, заставив на себя пристально посмотреть.
А остальные одиннадцать человекэто постоянные клиенты Ирины и Инги, все чудесные люди, проверенные, позитивные. В общем, мы в хорошей компании.
Да я уж поняла по коньяку и закуске. А это что за аппараты? останавливаюсь я, когда основной поток пассажиров ринулся к стене, заставленной чем-то вроде «игровых автоматов».
Идём, идёмте дальше, оборачивается он к Елизавете Марковне. Это для снятия отпечатков пальцев. При въезде в Китай сейчас это обязательная процедура. Но мы всё то же самое сделаем в таможенной зоне.
«Положить правую руку на стекло, читаю я на чистом русском языке, пыхтя и волнуясь под равнодушным взглядом таможенника. Положить большие пальцы».
Спасибо! забираю свои усы, лапы и хвост, то есть документы.
Ну, здравствуй, мой неожиданный Хайнань! Привет, спящий город Санья!
А вещи? останавливает меня голос Рыжебородого Командира, когда я радостно направляюсь к выходу.
Глава 18
Я налегке, показываю на свой рюкзак.
Наверно, ты никогда не устанешь меня удивлять, качает головой Рыжий. Девушка и без чемодана вещей?
Что я могу ему на это ответить? Удивляйтесь, Артём Сергеевич! У вас есть на это, минимум, семь дней.
Тогда я за вещами, а ты видишь вот того мужика с табличкой? наклоняется он, показывая на выход. Наш автобус там. Иди прямо и не заблудишься.
Да ладно уж, я с тобой, поворачиваю к транспортёру, оставляя Заботливого за спиной, и тут же слышу женские восторженные возгласы.
Артём! Привет! Ой, Танков! А ты с нами?
«Нет, ну что за человек! На секунду оставить нельзя», оборачиваюсь я, когда на нем уже висят, как ёлочные гирлянды, две девицы.
А у тебя какая гостиница? Ты в Дадунхае?
«Дадунхай, мой, Да-а-дунхай», пою я, глядя как две бойкие девоньки, сродни нашей Светочке щебечут с ним аки неощипанные колибри. И неощипанные они исключительно по причине того, что я вовсе не ревную. И настроение у меня вовсе не портится. Нет. Пока.
Одну правда, спасает сын, шести-семилетний мальчишка, что подвозит матери чемодан. А вторую Танков обламывает сам, вдруг обратившись ко мне:
Танкова, наш вот тот, с оранжевой лентой, показывает он на выехавший чемодан.
Так ты женился?! вытягиваются накрашенные смазливые мордашки.
И я не слышу, что он им там отвечает, потому что первая добираюсь до чемодана.
Зачем мне горящие избы? Зачем мне бегущие кони? Яженщина, а не Будёный. Яженщина, а не грузчик, хватаюсь я за ручку. У тебя там гантели что ли? уточняю, когда он подхватывает свой чемодан сам. Или дрова? мерещится мне характерный деревянный стук.