Не будет медленно и постепенно, обнимает он меня в воде, согревая теплом своего тела. Не будет не торопясь. Потому что я с ума схожу по тебе. Слышишь? Просто схожу с ума.
Нет, этот парень всё же переплюнул море.
Артём Сергеевич, остужаю я его взглядом леденее этой воды, плещущейся у самого подбородка. Упрямее его рук, крепко прижимающих меня к себе. Выразительнее рельефа мышц, бугрящихся на его груди. Держите себя в руках. Пожалуйста!
Нет, непреклонно качает он головой. И не проси. Плавать умеешь?
Уже не уверена, болтаю я в воде ногами, борясь с искушением пнуть его со всей силы за такие откровения.
За спазм, подступивший к горлу. За слёзы, защипавшие глаза. За то, что он заставляет меня чувствовать себя единственной, исключительной, желанной и действительно сводящей его с ума. За беспомощность, растерянность, слабость и нестерпимое желание сдаться. За то, что я верю в его искренность. За то, что влюбляюсь в него с такой сокрушительной силой, что мне никогда не собрать себя по частям, если он наиграется и бросит меня.
Не утонешь, если я тебя сейчас отпущу?
Да, он-то стоит почти по шею в воде, мягко подпрыгивая на волнах, а вот я до дна не достаю.
Если я утону, это будет на твоей совести, отталкиваюсь я от него и, размахивая руками, как дельфин ухожу в открытое море.
Ну, как в открытое, к несчастью, огороженное не просто буйками, но ещё и сомнительного вида верёвками. Я даже первая хватаюсь за эту верёвку. Или Рыжебородый Русал даёт мне такую возможностьего опередить.
Дальше нельзя, откидывает он с лица мокрые волосы.
Да, я помню, десять суток ареста, едва справляюсь я с желанием потянуться к его упрямым мокрым губам, почувствовать их солёный вкус, напор и мягкость, дрожание, дыхание, глубину, нежную колкость его бороды.
Море, кстати, «работает» с семи утра до семи вечера, отворачивается он, как и я, со всей силы борясь с этим искушением. Это если гиды вдруг забудут сказать. Раньше и позже плавать запрещено. Вечером вдоль береговой линии натягивают такие же верёвки.
Серьёзно? смотрю я в синюю даль по направлению к горизонту.
Да, с этим здесь тоже строго, поворачивается он. Ну что, назад?
Поплыли, отпускаю я верёвку.
И уже не кролем, а исключительно по-собачьи достигаю берега. И как собачонка трясусь от холода, пока мой пылкий рыцарь в мокрых трусах, а не доспехах, закутывает меня в пляжное полотенце, мужественно терпя холод.
Глава 23
А я про полотенце забыл, вытирает он лицо майкой.
«Ага, меня увидел и всё на свете забыл», усмехаюсь я.
Я поделюсь, выворачиваю другой стороной, накидываю на него своё полотенце. И, пресекая его возражения, запахиваю на груди. Я думала будет духота.
Зима. С декабря по февраль здесь максимум двадцать пять днём, а ночью редко, но даже до пятнадцати опускается, поднимает он голову к стыдливо спрятавшемуся за тучку зимнему Хайнаньскому солнцу. А я вытираю капнувшую с волос ему на нос воду.
Он смешно морщится. Отжимает, откидывает волосы назад.
И да, это шаг назад: полотенце, моя рука, заботливо скользнувшая по его лицу. Но на самом деле я ведь и не хочу его отталкивать, этого упрямца, я просто должна это переваритьего нежданное признание. И свою неожиданную реакцию на него. Да я тысячу раз раньше касалась его! Что же теперь произошло?
Или нет? Нет, чёрт побери, не касалась. Если только локтем костюма. И он ни разу себе этого не позволил. До самолёта. Но там я была как зомби. Я и сейчас, правда, как зомби, но уже совсем другая. Уже перепрограммированная на его тепло. Поддавшаяся магии его голоса. Реагирующая на все его древесно-цветочные соблазны как бабочка-капустница на сбраженное пиво.
«Пасть или не пасть?»вот в чём вопрос.
Смертью храбрых. К его ногам. Жертвой его обворожительного обаяния.
Или не пасть? Упираться. Брыкаться. Выстоять.
Тёмочка, а когда откроются эти кафешки? прерывая мой почти Гамлетовский монолог, показывает Елизавета Марковна на террасы с перевёрнутыми стульями, что высятся за отельными шезлонгами.
К вечеру. Проголодались? оборачивается он.
Да уже не отказалась бы от кружечки горячего кофейку, вздрагивает она и трёт дряблые руки, сплошь покрытые мурашками.
Тогда возвращаемся. В отель и на завтрак.
И я, шлёпая в жёстких отельных тапочках обратно и глядя на его спину, прикрытую по плечи моим полотенцем всё пытаюсь решить эту пока непосильную для меня задачу: плюнуть на всё и пуститься во все тяжкие или держаться, чего бы мне это не стоило? А стоить, судя по его непоколебимому «нет», мне это будет дорого.
И что мне со всем этим делать? Вот с этой его спиной, идеальным треугольником сужающейся к бёдрам. С мушкетёрским напором, словно его родинаГасконь. И со всеми его «единственная», «доверься», «моя» и прочим.
Надо поговорить, догоняю я его как раз у крикливого продавца вафель, который откровенно строит мне глазки.
Прости, парень, но у тебя нет шансов, передвигает этот Д'Артаньян меня по другую руку от себя и подальше от зазывалы. Прямо сейчас поговорить? Или сначала всё же завтрак?
Я на ходу выглядываю из-за его спины и кокетливо улыбаюсь откормленному на вафлях упитанному китайчику.
Танкова, недовольно качает головой мой Бородатый Ришелье.
Ревнуешь?
Отчаянно, хмурится он.
И на каком, стесняюсь я спросить, основании?
Просто ревнуется и всё, усмехается он, снова переводя меня за руку через дорогу. И лучше не дразни меня.
А то что? спрашиваю я, когда Елизавету Марковну он садит в один лифт, а мы заходим в другой.
Будет ещё быстрее, чем в море. Ещё жёстче, сразу и без времени на раздумья и привыкание, совсем по-хозяйски обнимает он меня в переполненном лифте. И я не просто задерживаю дыхание, я совсем перестаю дышать, когда его рука ложится на мой живот.
По телу предательски пробегает дрожь, и хуже всего, что он прекрасно её чувствует.
Нет, определённо надо поговорить. Вот об этом. О том, как я на него реагирую, и что его это явно воодушевляет. О том, что он сказал отвоюет и уже перешёл к наступлению. Я ещё надеюсь убедить его хотя бы словами, хотя моё тело уже отчаянно сигнализирует, что безразличее мне не изобразить.
А если я скажу «нет»? разворачиваюсь я, когда в лифте мы остаёмся одни.
Значит, скажешь «нет», стягивает он с плеч полотенце и вручает мне.
Приятного завтрака! произносит он, когда лифт за моей спиной открывается.
А ты? останавливаюсь в дверях.
Уже не хочешь со мной расставаться? улыбается он и подмигивает. Не скучай!
И это последнее, что я вижу: его довольную ухмылку в бородищу.
«И не собираюсь! передразниваю я его в закрытые двери лифта. Но, если твоя возьмёт, Карабас Барабасович, без трофея не сдамся: останешься без бороды».
Глава 24
Чёрт, с этим его гусарским напором совсем забыла спросить: знает ли он где можно снять с карточки деньги. Потому что я очень хочу съездить хоть на парочку каких- нибудь экскурсий, а денег у меня впритык.
Но, когда отельный гид на общем собрании озвучивает цены, я понимаю, что денег у меня не впритык, у меня их просто нет. От четырёхсот до шестисот юаней за экскурсию. Это значит, что я съезжу максимум на одну, и всю неделю из еды смогу себе позволить разве что лапшу за девять юаней в супермаркете, что находится прямо под гостиницей.
Про супермаркет я прочитала в интернете сама. Там же опытные туристы поделились какую программу скачать, чтобы в телефоне работали все наши любимые приложения, заблокированные в Китае. Этим и занималась, пока ждали в лобби гида: рассылала всем друзьям, родным и близким сообщения.
Где потерялся Танков, понятия не имею. Завтракали мы с Елизаветой одни. На встречу с гидом тоже пришли без сопровождения.
И я уже подозреваю, что рыжая морда просто упал после моря и уснул, но он неожиданно является к середине встречи весь при костюме и галстуке. Ни слова ни говоря, садится рядом и забирает исписанный моей рукой проспект с экскурсиями.
Ланочка, мы же поедем на медицинскую диагностику? перегибается через него Елизавета Марковна.
Поедем, почему нет, пожимаю я плечами. Во-первых, бесплатно. Во-вторых, машина медицинского центра и забирает прямо из отеля, и возвращает обратно.
Нас тоже запишите, пожалуйста, подзывает она гида, распределяющего по разным центрам желающих.
Ланочка, а куда из этого мы поедем? копируя интонацию Елизаветы, шуршит страницам этот ряженный Кямран-бей. У того, правда были одни тараканьи усищи, а у этого ещё и львиная грива.
Не знаю, как ты, а лично я только на бесплатную обзорную.
Серьёзно? Зачем же ты исписала весь лист?
Привычка, пожимаю я плечами. Информация поступала, я её записывала.
Ясно, возвращает он мне бумагу. Я пришёл сказать, что у меня дела. Встретимся вечером, встаёт он. И кстати, не ведитесь там ни на какие процедуры в этих центрах. Даже если узнаете о себе много нового и интересного.
«Да я вообще за компанию еду», наивно думаю я, провожая глазами его спину.
И сама не знаю как, вдруг оказываюсь рядом с Елизаветой Марковной на массажном столе. Причём уговорил меня не хитрый китаец, серьёзный, пожилой и в роговых очках руководитель клиники. Не его ассистентка-переводчица, лопочущая по-русски скороговоркой и заговаривающая нам зубы. А настойчивая старушка, проживающая в одной комнате со мной.
Я уже четвёртый раз приезжаю в Китай, сообщает она мне доверительным шёпотом. И этот их лечебный массаж, скажу тебе, что-то с чем-то.
И то, что в клинике приняли для оплаты мою «Визу», довершило дело.
Лана, нолмально? накрывают меня по пояс полотенцем сильные руки китайского массажиста.
Хорошо, отвечаю я, лёжа мордой в дырку в столе. И даже капельку смущаюсь, когда эти руки ловко расстёгивают крючки бюстгальтера и начинают разминать мои затёкшие мышцы.
Лабота сидячая? прохрустывает доктор позвонки, а потом находит на шее такие болевые точки, что я едва терплю манипуляции с ними.
Угу.
Сэя больно? пыхтит он.
Угу, отчаянно изображаю я филина.
Спина тоже лечить надо, переходит он ниже и теперь терзает мои лопатки.
«Господи, как я правда на это повелась?»морщусь от боли. Благо никто не видит мои гримасы, но и легче мне от этого не становится.
Плечи, предплечья, пальцы. Бёдра, голени, стопы. И всё это массируется так усиленно, что я чувствую даже мышцы, о существовании которых и не подозревала. И только когда «доктор Толя» снова застёгивает лифчик и разворачивает меня на спину, я, наконец, расслабляюсь, получая упоительно прекрасную порцию удовольствия от массажа головы.
Ощущения как после хорошей тренировки, кряхтя, натягиваю я вещи после сеанса.
А я балдю, потягивается на кушетке Елизавета Марковна, ожидая пока главный доктор лично придёт ставить ей иголки.
Я даже смотреть на это не могу. Как уверенно в два приёма втыкают в её тщедушное тело огромные иглы. Но она лишь довольно охает, старая мазохистка.
А ты пилюли себе заказала? интересуется она из недр латексного круга, в который лежит лицом.
Я здоровА, улыбаюсь я. Хотя, конечно, важно пощупав пульс и мельком глянув на язык, строгий доктор нашёл у меня и хондроз, и слабое кровообращение, и даже проблемы с почками.
Нет, я ничего не имею против китайской медицины. Ей пять тысяч лет, она мощная, великая, действенная. Но в туристических местах я ко всему отношусь со здоровым скепсисом, особенно к медицине.
«И да, массажист отработал свои деньги честно, двигаю я ноющими плечами. Но что там мне насыплют в их пилюли, проверять на себе не хочу».
Молодые вы ещё. Вам бы вон экскурсии да развлечения. А нам бы старые косточки где погреть да организм изношенный подлечить. Одна забота, смеётся Елизавета Марковна.
А вы на экскурсии едите?
А как же, поднимает она лицо. На термальные источники. А ты?
Не знаю, пожимаю я плечами. Если деньги с карточки сниму, поеду. А нет, так буду только купаться, загорать да фрукты есть, невольно вырывается у меня вздох.
Терпеть ненавижу тупой пляжный отдых. Я люблю замки, музеи, картинные галерей, легенды, захватывающие истории. А это ни о чём.
Гена такой отдых любил. Всё возил меня по островам, по тёплым странам. Жену по Миланам за шмотками, детей по Англиям развивать и тренировать язык, а меня по романтическим бунгало в тропиках. Но там понятно, один был приоритет: потрахаться. Наверно, на Танкова у меня потому сразу и шерсть дыбом, что он тоже путёвку организовал на остров. И странно, что у него здесь ещё какие-то дела.
Прямо не даёт покоя мне его строгий костюм.
И хоть наша диагностика слегка затянулась, плюс потом мы долго ждали машину. Ещё зашли поесть в кафешку напротив гостиницы, где я разменяла свои первые сто юаней. Но Мистер Деловая Рыжая Борода всё равно нашёл способ напомнить о себе.
В номере отеля нас поджидает огромный букет красных роз.
Глава 25
Боже, всплёскивает руками Елизавета Марковна, Это ж Тёмка!
Ну, не знаю, не знаю. Там зазывала в уличном кафе тоже мне глазки строил, улыбаюсь я, зарываясь носом в нежные благоухающие лепестки, а потом падаю навзничь на кровать, раскинув руки. Ох, чувствую он меня точно отвоюет, прёт как танк.
Но словно в напоминание, что на курортах никому верить нельзя, тут же отзываются болью в спине мои свежеотмассированные мышцы.
«Ох, болять мои крылья!»осторожно потягиваюсь я.
Дождёшься от тех китайцев, как же, тем временем разворачивает Елизавета тяжёлую вазу так, как ей кажется букет смотрится красивее. А Тёмка Тёмкамужик! Ты бы видела, как он на тебя смотрит.
Я видела, опираюсь я на локоть, чтобы подключить телефон к зарядке и глазам своим не верю: на тумбочке в аккуратной пластиковой подставочке стоят два вида презервативов, а рядом лежат две новые колоды карт.
«А я думала, он про резинки пошутил», разглядываю я какие-то «вибро- кондомы» за тридцать пять юаней.
Как же у этих азартных китайцев всё продумано! И далеко ходить не надо. Всё под рукой: в картишки перекинулись, голову «Хэд-энд-Шолдерсом» помыли, полюбились. Вот только с «дриньками» подкачали. На удивление мини-бара тю-тю, холодильничек оказался совершенно пустой.
Нет, ты не видела, садится Елизавета на краешек кровати, пока я подключаю зарядку и проверяю сообщения. Ты, когда работать к нам только пришла, он же виду не показывал, но взгляда оторваться от тебя не мог. А ещё хочешь я тебе один секрет про него расскажу?
Постыдный? оживляюсь я.
Ну, как знать, кокетничает она, но очень личный. Он, когда волнуется, у него ладони потеют. И он поэтому всегда руки засовывает в карманы. Вот такая особенность. А тебя он увидит и руки сразу по карманамне замечала?
Нет, как-то теплеет у меня в душе. Не потому, что он вроде как давно ко мне не равнодушен. А вот из-за этой милой подробности. Такой зайка, рыженький волнуется, оказывается.
Он хороший, Тёмка, словно я против, убеждает меня Марковна. Надёжный. Верный. Заботливый. Он если с тобой, то весь будет твой, без остатка.
И я искренне оживляюсь, что меня ведь поселили, оказывается, с источником бесконечных знаний об Артемии Танкове, а я-то сразу и не разглядела.
А вы давно его знаете?
Давно, машет она рукой и встаёт. Пойду-ка схожу я в наш супермаркет, куплю чего-нибудь нам на ужин. Пивка, мясца к нему какого-нибудь остренького.
А я пойду отдам Артёму букет, пишу я ему сообщение с вопросом вернулся ли он.
Как отдашь? замирает она и медленно разворачивается. Ты чего это удумала, красавица моя?
Не хочу давать ему ложные надежды, Елизавета Марковна. И быть должной тоже не хочу.
Ты парня зря не обижай. Цветы это знаешьтак! Ни к чему не обязывает. Ухаживает, вот и пусть ухаживает, старается.
Я так не могу, двигаюсь я к изголовью кровати ждать, когда он ответит.
Можешь! Всё ты можешь. А цветы не трожь! Их вообще, может, мне принесли. Видишь, тут ничего не написано. Может, пал к моим ногам массажист, прислал вдогонку, смешит она меня. И, погрозив пальцем, уходит.
«Буду через час», прилетает сообщение.
А я решаю уступить престарелой заступнице, а заодно и своей интуиции. Ведь подозреваю, что именно этого он от меня и ждёт: что я приду отдавать ему букет. Пусть не надеется!