А ты, Богдан? со свистом вырывается из меня.
Я дождусь, пока ты не скроешься в лесу, и попробую вернуться к машине. Если пути к усадьбе не будет, я дойду до трассы. В любом случае тебе не нужно беспокоиться обо мне. Сбереги себя и сына, куколка. Я буду в порядке и найду тебя так быстро, как смогу.
Я захожусь в горьких рыданиях, и Богдан крепко прижимает меня к себе. Покрывает поцелуями зарёванное лицо и утешает. Чуть грубовато, нервно обещает, что всё будет хорошо.
Нельзя тянуть, Ася. Они прочешут лес и обязательно проверят берег. Пора.
Муж помогает мне залезть в лодку и толкает её на воду. Он командует, как мне следует отталкиваться, используя палку, пока я не отчаливаю от берега.
Мне страшно, силы на исходе, но я выполняю инструкции Богдана, чтобы скорее доплыть до другого берега. Чтобы у него скорее появился шанс скрыться среди деревьев.
От усталости я только плачу, тихо и жалобно, но продолжаю нащупывать корягой дно реки, упираться, отталкиваться. Это расстояние кажется мне бесконечным. Но всё-таки оно заканчивается.
Как только нос лодки упирается в пожухлую траву, я с трудом перебираюсь на землю и валюсь прямо на колени. Ноги и руки дрожат, судорожные рыдания мешают отдышаться, но я ищу взглядом Богдана.
Он стоит на том же месте, уперев руки в бока. Я должна идти, иначе он не сдвинется с места.
Поднимаюсь на подкашивающихся ногах и прячусь за деревьями. С облегчением наблюдаю, как муж, оглядываясь в мою сторону, тоже медленно отходит к лесу. Надеюсь, у него получится вернуться к машине и уехать подальше от этого чёртового места!
Я нахожу поросший мхом пень и плюхаюсь на него, чтобы перевести дыхание. Здесь, в темноте и тишине, мне не по себе, но я нуждаюсь в короткой передышке.
Я усиленно вглядываюсь сквозь деревья и кустарники в сторону того места, куда ушёл Богдан. И вздрагиваю, когда различаю свет фонарей.
Медленно поднимаюсь и пячусь глубже в лес. А воздух наполняется звуками, которые разносятся на добрые сотни метров в этой ночной тишине.
Мужчин много, человек шесть. Они громко переговариваются и смеются. За первой группой из леса выходят ещё трое и они тащут Богдана.
Зажимаю рот рукой, лишь бы не завопить от ужаса, наблюдая за ними.
Вот эти трое нагоняют первую группу и грубо швыряют Богдана на землю. Кто-то заносит ногу и пинает его. Я не могу различить, куда приходится удар, и от этого ещё страшнее.
Я знаю, что должна уйти, но не могу сдвинуться с места. Удары обрушиваются на Богдана со всех сторон, и вскоре он уже не пытается оказывать сопротивление. И мужчины теряют интерес, разбредаясь по берегу.
И что с ним делать? кричит один.
Избавься, отдаёт короткий приказ другой. Задачадевка. Мужик нам не нужен.
Двое нелюдей поднимают забитое тело Богдана и сбрасывают в реку. Жалобный всхлип срывается с моих губ, и я с силой кусаю их, пытаясь вытеснить чувства опустошения и горя.
31. Богдан
От леденящей воды, мгновенно охватившей меня, разбитое лицо и руки начинает нещадно щипать, и я прихожу в себя. Меня мутит. То ли виной отбитая голова, то ли металлический привкус крови во рту, то ли повреждённые внутренности, но мне еле удаётся перебороть рвотные позывы и отдышаться.
Хотя здесь, возле берега, под защитой сухостоя камыша и осота, и мелко, но удерживать на весу голову мне даётся непросто. Дыхалка работает с перебоями, и остаётся лишь надеяться, что лёгкие не повреждены переломанными рёбрами, иначе шансы выбраться отсюда, а главное, спасти Асю, практически нулевые.
Я раздосадованно сплёвываю скопившуюся во рту кровь. Это ж надо было так по-идиотски подставиться! А всё из-за излишней спешки! Не зря же говорят: поспешишьлюдей насмешишь.
А план был хорош! Всего-то и надо было скрутить одного хасановского придурка, забрать оружие да перебить их всех. Уж не гвардия их здесь собрана. И как я не заметил второго?.. Разве что мыслями был совсем не в лесу. На другом берегу. С Асей.
Тяжёлые испытания выпали сегодня вечером на мою беременную жену, и я переживаю за их сохранность. И сейчас, подыхая в ледяной реке, переживаю. И переживания эти мотивируют жить. Сдохнуть можно и позже, когда Ася будет в безопасности.
Смотри-ка! присвистывает голос одного из придурков. Там лодка, что ли?
Вот чёрт! Улизнула девка! сыпет проклятиями другой голос. Самсон, Лютый и Ратмир, давайте на тачку и дуйте на перехват. Шалтай и Дьяконвплавь, а мы с Наилем прогуляемся вдоль берега, мало ли, Тагоев решил обвести нас вокруг пальца этим фокусом!
Надеюсь, Ася ушла уже довольно далеко, ведь поблизости раздаётся плеск воды, и я начинаю медленное движение в сторону противоположного берега, рассчитывая скрыть собственную активность за звуками гребли бойцов Хасана.
Тело немеет, и я не чувствую пальцев, но ещё никогда во мне не было столько стремления выжить и жить. Мне бы только вытянуть из этого кошмара свою куколку, нашего сына Только бы они были в порядке!
Сокрытый нависшими над водой зарослями ивняка, я с трудом выползаю на берег. Меня колотит от холода. Или внутреннего кровотечения. Но нет силы, способной меня остановить. Пока не сдохну, буду продолжать попытки спасти свою семью.
Цепляясь за ветки, чувствуя раздирающую боль под рёбрами, мне удаётся всё же подняться на ноги, и, прихрамывая на левую ногу, я ныряю в лес. От дерева до дерева, превозмогая боль во всём теле, я карабкаюсь на крутой косогор. Мне кажется, что проходит уже целая вечность, когда я наконец достигаю его вершины. Останавливаюсь на границе леса, чтобы перевести дыхание, и осматриваюсь по сторонам.
Я не вижу Асю, но прекрасно слышу их, рыскающих по лесу. Надеюсь, она уже выбралась. Надеюсь, она уже в ближайшем доме. Добралась до телефона, вызвала подмогу.
Неожиданное движение метрах в пятистах заставляет меня напрячься. Куколка. Выныривает из лесу, бежит по направлению к дому. Хочется окликнуть девушку, но я перебарываю это желание. Ни к чему привлекать к ней лишнее внимание. Пока изуверы бродят среди деревьев, она в безопасности.
Но стоит ей достигнуть края ближнего к лесу участка и броситься вдоль забора в поисках калитки, как издали, со стороны трассы, разрастаясь по мере приближения, несётся свет фар.
Я срываюсь с места, не заботясь о шуме и собственном весьма плачевном состоянии, и бегу в стороны своей жены, но наши силы неравны. Пока я добегаю до забора, она уже скрывается за его углом. Решая срезать путь, я перемахиваю через частокол, неудачно приземляясь. Нога с хрустом подгибается, и я валюсь на бок. Чёрная пелена накатывает с приступом тошноты, я жадно хапаю ртом воздух и, едва придя в себя, тут же поднимаюсь и продолжаю бежать, не разбирая дороги, прямо по чужому огороду. Оббегаю дом, достигаю калитки, распахивая её с ноги и вылетаю на дорогу, чтобы успеть увидеть, как упирающуюся и визжащую Асю грубо заталкивают в автомобиль. Чёрт! Чёрт! Чёрт!
Времени на раздумья особо нет. Я осматриваю цепким взглядом улицу и вижу за перекошенным сараем торчащий зад классики советского автопрома. Что ж, это лучше, чем ничего, если, конечно, на ходу.
Я ковыляю до колымаги, вскрываю без особых проблем, с трудом завожу. Лишь бы бензина хватило! Вдавливаю педаль газа в пол, поднимая в воздух пыль на дороге. Кажется, я вижу в зеркале дальнего вида отражение хозяина машины, но мне плевать. Лишь бы только догнать и забрать свою куколку!
Эта банка на колёсах не сравнится с седаном одной из последних моделей немецкого автопрома, в которой от меня увозят Асю. Но я просто не имею права сдаться.
Наращиваю скорость в меру возможностей тачки, выплёвывая ругательства себе под нос. Давно я не ездил на таких! Сотрясаясь на ухабах, я чувствую головокружение, но это всё мелочи. Я точно знаю, что будет хуже: упустить их.
Впереди меня блёкнут габаритные огни, и я понимаю, что они выехали на трассу. Там шансов догнать их будет ничтожно мало. Но я выжимаю максимум из винтажной машины.
Начинает накрапывать дождь. Скорее всего, если бы не повышенное внимание, я бы пропустил в полутьме этот съезд. И, конечно, не сразу бы обнаружил, что преследуемая мной машина слетела с трассы. Но сегодня, сейчас, все мои чувства работают на износ.
Предчувствие заставляет меня сбросить скорость перед крутым поворотом, а взгляд цепляется в вечерних сумерках за что-то инородное на фоне вечернего пейзажа.
На примятой, пожухлой от дождей и заморозков траве перевёрнутая колёсами вверх лежит покорёженная груда металла. То, что осталось от иномарки последней модели.
Я бью по тормозам, резко сворачивая в сторону обочины. Выбегаю из тачки. Внимательно осматриваюсь.
Я сразу нахожу её. Лежащая навзничь в своём красном платье, в распахнутом пальто, с неестественно вывернутыми ногами Бросаюсь к телу своей жены и падаю на колени.
Кажется, я переживаю всё снова. И снова. И снова. Но нет боли, сильнее той, что я испытываю сейчас. Не было. Не существовало.
Обезумев от горя, я отрываю Асю от земли и яростно прижимаю к себе. Побелевшее осунувшееся лицо выглядит усталым, измождённым. Руки безвольно свисают вниз. Мне кажется, я слышу нечеловеческий крик. Он врезается в уши, ранит, причиняет боль.
Не сразу я понимаю, что кричу сам. Как дикое раненное животное. Как подстреленный самец. Я переживаю долбанный катарсис, и всё, чего я отчаянно желаю, это просто сдохнуть рядом с ней. Желательно, прямо сейчас.
Не знаю, сколько проходит времени, но я промок насквозь. Как и её одежда. Не хочу принимать такую судьбу. Отказываюсь. Разве смогу я жить дальше, зная, что потерял?
И когда самое невозможное и самое желанное кажется уже совершенно несбыточным, с губ Аси слетает какой-то звук.
Я прислушиваюсь, боясь ошибиться.
Но звук слетает снова:
Бог-дан
Боясь поверить в реальность происходящего, боясь, что это всего лишь мираж, что я вконец свихнулся, не выдержав этой потери, я медленно отстраняюсь от Аси и приглядываюсь к ней.
Тонкие веки дрожат, и с огромным трудом моей жене удаётся их разлепить. Чёртов шоколад тает, просачиваясь сквозь пальцы. Ася болезненно морщится, беззвучно открывает рот. Концентрируя взгляд на её губах, читаю: «Как ты?»
Как я? Да кого вообще это интересует?!
Но я успокаиваю её:
Теперь, когда я нашёл тебя, всё в порядке.
Я с трудом шепчет Ася. так боялась Богдан
Знаю, куколка. торопливо перебиваю. Нужно сберечь её силы. Не надо ей болтать. Всё позади, больше тебя никто не обидит.
За тебя боялась Богдан
Моё сердце сжимается от полноты чувств. Ася смотрит с любовью, с чёртовой нежностью, словно не она вылетела из тачки в результате ДТП, словно не я виновник всех её бед..! С трудом справляюсь с оглушающими эмоциями и перевожу тему:
Мне нужно осмотреть тебя. Помощи ждать неоткуда, вероятно, придётся самим добираться до больницы, и мне просто необходимо понять, как не навредить тебе ещё больше, куколка.
Она дважды смыкает веки, как бы говоря мне «да». Боясь дотронуться, сломать, причинить боль, я медленно ощупываю руки. Ася слабо сжимает пальцами мои, и я выдыхаю спокойнее.
Я уже знаю, что она разбила голову на затылкемой рукав пропитан кровью. За то время, что я сжимал Асю в руках, её голова покоилась именно в том месте. Очевидно, она ушиблась во время аварии. Или рассекла кожу, когда вылетела через разбитое переднее стекло.
Коротко осматриваю шею на предмет неясных искривлений, но ничего такого нет. Руки работают, безустанно повторяю себе, чтобы не обезуметь от дикого страха.
С осторожностью устраиваю её на земле и выпрямляю, ощупывая, ноги. Открытых переломов нет, как нет и отёчности, и это воодушевляет меня.
Куколка, ты чувствуешь свои ноги? вырывается со свистом.
Мне больно. Она прикрывает глаза, прислушиваясь. Всё тело.
Знаю, малышка. Но спрашиваю не об этом. Ты можешь пошевелить ногами?
Ася снова морщится. Хоть и с видимым усилием, но она вращает ступнями, и слёзы облегчения срываются из моих глаз.
Остался один немаловажный момент.
Я аккуратно накрываю ладонью живот девушки и запускаю руку под платье. Ася сжимается от страха, когда понимает, что я делаю и зачем.
Ты думаешь, он в порядке? спрашивает она. Её голос крепнет с каждой секундой адского пребывания здесь, и это не может не воодушевлять меня.
Я надеюсь, Ася. говорю максимально прямо. Нет никаких гарантий, и врать я ей не хочу. Кровотечения нет. Наверное, это хороший знак.
Она сосредоточенно прислушивается к себе, но всё равно кивает.
Сейчас я подниму тебя. Вероятно, будет очень больно, ты сильно ушиблась, могла отбить что-то при падении, но нам нужно в больницу. Чем скорее, тем лучше.
Она снова кивает. Смотрит с опасением, но другого выхода нет.
Мой телефон остался в машине у усадьбы Хасана, где сумочка Аси, мне неведомо, и последнее, чего мне хочется, это искать телефоны в дымящейся и искрящейся разбитой тачке метрах в пяти от нас.
Сцепив зубы в попытке погасить вспышку режущей боли внутри, я бережно отрываю Асю от земли и на подкашивающихся ногах несу к брошенной машине. Осторожно устраиваю на заднем сиденье, стараюсь хоть как-то зафиксировать её тело, подсовывая под девушку своё пальто и завязывая в плотный узел вокруг подголовника рукава, чтобы не слетела в пространство между сиденьями.
Дорога до ближайшей больницы изнурительна и бесконечна. Я вынужден притормаживать себя, сбрасывая скорость, когда мне просто необходимо как можно скорее передать Асю в руки медиков.
Лишь в приёмном покое, коротко обрисовав ситуацию, когда Асю увозят на осмотр, а я делаю звонок домой, с облегчением обрушиваюсь на кушетку. Напротив меня зеркало в пол. От нечего делать я осматриваю своё отражение.
Дико усталый и потрёпанный вид. Дорогой костюм, местами изорванный в клочья, покрыт сырой грязью, кровьюмоей и Асиной. Лицо в синяках и ссадинах, разбитая губа, рассечённая бровь.
Теперь, когда действие адреналина подходит к концу, я снова чувствую тяжесть в подреберье, отбитые внутренности начинают ныть, вкус крови во рту вызывает тошнотворное головокружение.
Мужчина, обращается ко мне медсестра. Пока полиция в пути, давайте мы вас тоже осмотрим.
Я лишь безразлично киваю. В ожидании новостей о состоянии Аси и ребёнка мне всё равно, где коротать время.
В смотровой меня просят раздеться, и я скидываю грязные вещи в стороне. Безропотно позволяю обработать все ссадины и ушибы, соглашаюсь на рентген, даю наложить пару швов на иссечённую бровь. Две трещины в ребре и один перелом. Ушиб лёгких и селезёнки. Легко отделался. Даже слишком. Словно кто-то свыше сегодня решил похлопотать за меня.
И я надеюсь, он не оставил без внимания моих Асю и сына.
К тому времени, как надо мной перестают колдовать доктора и мои рёбра жёстко стянуты повязкой, в больничке появляются Рашида с Алимом.
Я надеваю чистые шмотки, сестра помогает мне там, где я не справляюсь самостоятельно. Она не перестаёт кудахтать, вызывая во мне вспышки злости и нестерпимую головную боль, и я прошу у врача что-нибудь из обезболивающего.
Тебе нужно лечь на обследование, увивается за мной по пятам до самого сестринского поста Рашида. Ты выглядишь отвратительно, ещё и наверняка схлопотал воспаление лёгких или ещё чего похуже.
Смотрю на неё как на идиотку.
Рашида, ты в своём уме? Ты реально считаешь, что мне есть дело хоть до чего-то, пока я не знаю, в порядке ли Ася и наш сын?
Она поджимает губы, и новая волна ярости затапливает меня с головой.
Кстати, сестра! Ничего не хочешь мне рассказать?
На что ты намекаешь? осекается она.
Намекаю? недобрая усмешка слетает с моих губ. Да я тебе прямым текстом говорю: ты меня подставила?
Неподдельная обида вспыхивает у неё в глазах, и сестра поджимает губы. А я возвращаюсь в глубинах памяти в день, когда решилась моя судьба.
2002 год.
Я забредаю в ближайший к дому Агриппины магазин, беру первую попавшуюся бутылку огненного пойла и жадно хлебаю.
Хочется разогнаться на всю мощь и влететь в бетон. Чтобы даже мокрого места не осталось. Но, словно назло, я доезжаю до дома в целости и сохранности. Словно кто-то свыше решил, что я должен жить. Это ради какой такой высшей цели? Ради чего?
Моя жизньчереда сплошных разочарований. А теперь ещё и это. Зачем влез? Ну подумаешь, одним младенцем на Земле стало бы меньше!
Нет, не подумаешь, проносится навязчиво в мыслях, и я готов начать биться головой о стену, лишь бы забыть эту невесомость в руках, стук крохотного сердца. Чёрт его знает, как я должен справиться, если девчонка станет копией отца. А если матери?