От суматошного утра до не менее суматошного вечера меня разделяло только письмо Алистера. Мне было стыдно, и быть может, от того оно прожигало мне ладони, словно резко вырванная крапива из детских рук. Печать королевского двора Англии, и его красивый почерк «Виктории». Несколько аккуратных движений и сложенный в три раза лист разворачивается. Я смотрела на бумагу и не видела букв, только его «Люблю Вас до безумия» в конце заставляло биться сердце быстрее прежнего. Как? Как он может продолжать любить меня после такого гадкого по всем меркам поступка? Постепенно я начала видеть отдельные буквы, что в последствии и собрались воедино, в слова.
«В моей ненавистной для Вас стране, люди любят говорить «Птицы одного оперения собираются вместе». Виктория, так почему же мы с Вами должны быть птицами разного полета? Почему вместо того, чтобы вить наше семейное гнездышко, мы должны быть перелетными? И мне писать Вам не следовало, но и не писать я не могу. Да что там писатьБоже, я не могу не о чем думать. Кроме Вас. Вы моя одержимость, Вы словно моя новая религия, что сделать мне, чтобы уговорить Вас, моя милая, вернуться в Англию? Что я могу сделать? Только скажите, только попросите, да черт с ним, повелите мне, и я сделаю. Все, что сможет способствовать Вашему возвращению. В ту ночь, когда мой король Генрих сообщил, что Вы, моя дорогая, покинули Великобританию променяв ее на Лувр, то скажу честно, но возненавидел Вас всем сердцем, как и всех женщин мира. Я хотел сорваться и сам лично навестить Францию, чтобы Вы смогли почувствовать мою боль. Хочу ли я убить Вас? Безусловно да, но не так сильно за столь низкий поступок, как хочу, чтобы Вы решились связать со мной жизнь В Англии. Виктория, прошу Вас, не давайте мне отрицательный ответ. Подумайте еще раз, и знайте, что я всегда буду ждать Вас здесь. Сколько бы времени не прошло, и сколько бы не потребовалось. Мое сердце, мой разум, моя душа будет с Вами, как и Вы со мной. Думаете, что я не чувствую, как Вы страдаете? Думаете, что я не могу почувствовать, как болит Ваша душа? А если так, то зачем ломать наши жизни ради свободы? Подумайте, прошу Вас снова. Люблю Вас до безумия, Виктория»
Мне хотелось бы все исправить, только некоторые вещи я не способна изменить. Бросить снова Лувр, чтобы успокоить душу дипломата? Но почему тогда он не идет на уступки мне? Я взяла бумагу, и зная, что мой ответ ему не понравится, начала писать свое письмо
«Говорите поговорками? Что же, у нас в нелюбимой Вами Франции тоже есть одна очень интересная людская мысль «Любовь приближает расстояние». Только почему-то Вы не хотите помочь мне любить Вас больше. Я не в силах дать Вам отрицательный ответ, но только как мне быть? Как мне быть, Алистер? Я до безумия хочу быть Вашей, до дрожи кончиков пальцев хочу любить Вас, но только взаимно ли это? Я буду Вашей супругой, буду Вашей женщиной, буду Вашей подругой, напарницей и другом, сестрой и матерью, но только в Лувре. Дадите ли Вы мне отрицательный ответ, мой милый? Люблю Вас сильно, и скрывать не стану, тоскую до боли в груди. Просить возвращаться во Францию не стану, ибо Вы должны сами решить, что для Вас важнее : я или же Ваш король.»
Поздней ночью, когда в замке уснули все слуги, кроме тех, кто предаваясь любовным утехам забывали про правила тишины, а король пытался утолить голод в объятьях очередной прелестницы, я аккуратно вышла из своих покоев, и накинув на голову капюшон, покинула холодные стены Лувра. На улице на редкость холодно, но малышка Габриэль так отчаянно хотела со мной встретиться, что отказать я была просто не в силах. Это так забавно, ибо после меня появилась она, как девушка, что достойна дать отпор напыщенному королю, и не боится казаться не такой, как все. Наверное, наше душевная схожесть делает нас ближе друг к другу. С тех пор, как графиня Монсоро ушла от своего старого мужа, она стала проводить больше времени со мной. Откровенно говоря, мне нравилось ее общество, как человека, что понимает меня лучше, чем я сама. Дуновение холодного ветра скинуло с моих волос тяжелый капюшон обветрив бледное лицо до естественного румянца.
Габриэль уже ждала меня у входа в сад королевы Марго. Это место славилось своими ярко-красными и очень шипастыми розами, сорвав которые невозможно было не пораниться. А еще в этом саду росли высокие деревьев с пахучими цветами, что напоминали смесь яблоки и сирени. Под одним из таких деревьев я и нашла ожидающую меня девушку. Скинув с мягких, светло-русых волос черный капюшон, Габриэль грустно улыбнулась, нежно приобняла меня за плечи, и с силой сдерживая слезы ярости и печали произнесла свое хриплое «Здравствуй».
-Я так понимаю, что ситуация выходит из под контроля?-спросила тихим голосом я, чтобы его не было слышно посторонним сквозь вой ветра.-что сделал король, моя милая, скажи мне, и можешь быть уверенна, что будешь услышана.
-Виктория, только Вы меня и понимаете, но-Габриэль облизала пересохшие губы.-никто кроме Вас не может понять, как мне становится мерзко, когда этот грязный мужчина прикасается ко мне своими руками. Если честно, то я хочу провалится сквозь землю. Отец говорит мне, что своей строптивостью я сломаю жизнь всей своей семье, а мой мужчина
-Роже Бельгард, если я не ошибаюсь.-приобняв собеседницу за талию я придала такт нашему шагу в глубь сада.-так он же вроде сейчас при короле Генрихе Наваррском, что так отчаянно бьется за честь своего величества.
-Вот именно, а моя мать решила, что если мой мужчина сейчас может отстаивать королев-скую честь, то сможет помочь мне попасть в постель к беарнцу, но, Виктория, я женщина верная.-на секунду Габриэль остановилась крепко сжав мои ладони.-как такое можно думать о собственной дочери?
***
В любви то воспарить, то стать козлом,
когда от женщин не было отбою
Соратник герцог как-то уязвлён
был крайне королевской похвальбою.
Мол, Генрих в ту красавицу влюблён,
чья красота сравнится лишь с любовью.
***
-Не в обиду будет сказано, но при дворе о Вас ходят очень интересные слухи.-я облизнулась.-«Любовница всего французского двора», кажется, так Вас называют за глаза.
-То, что меня продает мать, как шлюху,-Габриэль со всей силы сжала мою руку.-еще ничего не говорит обо мне. Да, я младшая из шести детей в семье, и единственная кто так и не вы-шла замуж, но моя мамаша решила, что если так оно есть, то можно начать торговать моим телом. Знаете, кому я была продана за шесть тысяч экю из которых не получила ничего?
-Генрих III.-спокойно ответила я.-но наш дорогой Генрих,-вздох.-больше отдавал предпочтения благородным юношам, а не придворным дамам. Знаю, ибо сама на этом обожглась.
-После трех месяцев моего пребывания в замке, и этого неудавшегося соблазнения, меня, как собаку выбросили на улицу, где мне пришлось скитаться несколько дней, прежде, чем я смогла вернуться домой. Знаете, сколько грязи обрушилось на мои уши из-за этого?
-Простите мне мою бестактность, но если я правильно помню, то некоторое время Вы принадлежали герцогу Де Гизу?-смутившись в собственной памяти спросила я.
-Да. Герцог был очень щедр ко мне, и моя мать постаралась выжить из него все, что только можно было, а ценой его трат было право делать со мной все, что придет ему в голову.
Мы проходили по каменистой алее все дальше и дальше. Высокие кустарники становились выше, и ближе к узким тропинкам закрывали собой стороны сада, где за густыми листьями росли следующие кусты с алыми розами. В этих зеленых глазах звездной дочери я видела тяжелое разочарование, что таким тяжелым грузом ложилось на ее хрупкие плечи. Сколько раз ее использовали в своих целях? Сколько раз она обеспечивала безбедность своей семье? Сколько раз ее пышное тело терпело надругательства мужчин, коим она не была любимой? Судьба оставляет на ней своей сотни меток, но какое тепло она ей дает? Сколько ей еще придется принимать бой с жизнью, чтобы доказать ей свое право на желание любить? Я не могу стать ее маяком в глубоком море жизни, но что если мне поможет в этом Всевышний? Я просватаю ее змеиному царю во имя ее спасения.
-Позвольте ему уложить Вас в постель и приласкать, как того требует королевское тело, но только не вздумайте принимать его змеиный яд. Не поднимайте свой взгляд, чтобы король не решил, что нынче Вы используете его. Слушайте голос этого полоза, да только не вслушивайтесь. Если этой змее удастся обнять Вас в свои тридцать три кольца, то все эти разговоры станут бессмысленными.-я вздохнула, и сорвав розу с тремя шипами, я протянула ее Габриэль.
-Вы знаете,-девушка приняла цветок.-быть может, я просто глупа, но что Вы имеете в виду?
-Я понимаю, что от короля Франции разит старым козлом и псиной, но только у него имеется глупое сердце, что позволит Вам получить доступ к королевской казней.-я улыбнулась.-да только не вздумайте делить с ним ложе, пока он не наградит Вашу семью королевской благодетелю в качестве самых высоких чинов.
-Но как же мой любимый Бельград?-от ужаса предстоящего предательства ее зеленые глаза потускнели.-как я могу предать нашу любовь?
Габриэль была права. Предавать чувства ради корыстипоследнее дело, но если эта корысть перевешивает чашу весов до низа, то не все ли равно на чувства с тем, кто уже готов продать свою возлюбленную даму за повышение по службе и несколько тысяч экю на которые он сможет купить себе замок в западной части королевства, и найти себе еще одну дурнушку, как Габриэль? В былые времена, даже я, услышав о том, что на кану стоит любовь и честь, то сделала бы шаг назад, ибо посчитала бы это за «святое», но только ветер переменился, и, хотя одна часть моей души понимает, что даже мысль допускать о таком подлом ходенеправильно, вторая же часть вспоминает мой утренний разговор с графиней Монсоро, что так мягко помогла мне расставить все по местам. В голове, в душе, и отчасти в жизни.
***
«Летучий эскадрон», что был гордостью Екатерины Медичи терпел очередное крушение. Женщины считавшиеся при королеве-матери одной из значимых прослоек государственного правления сейчас считались простыми девицами легкого поведения. Оставшиеся сто женщин желавшие себя лучшей жизни продолжались держаться вместе, что только тянуло их ко дну быстрее. Не представляющие из себя ничего девицы только показывали свое неумение жить и вертеться. За всем этим долгое время наблюдала графиня Монсоро, что в прошлом была одной из значимых фигур эскадрона, но после громкого конфликта с Медичи решилась дать отпор властной тиранессе вернув, а точнее, бросив в лицо все подаренный в знак уважения кольца королевы-матери.
-Знаете, Виктория, глядя сейчас на то, что происходит с «летучим эскадроном», мне хочется плакать.-приторная, фальшивая улыбка появилась на лице графини.-Вы только посмотрите, сотни ничего не умеющих женщин пытаются выставлять себя на показ, чтобы им подкинули монет. Представляете, во что сейчас превратилась элитная свита Медичи?
-В простых девиц легкого поведения.-я облизнулась.-почему нас с Вами должно это волновать?
-Как Вы знаете, совсем недавно, мой брак потерпел настоящее фиаско, но только в плане денежного эквивалента, моя казна пополнилась даже больше. Имение, что принадлежало ему отошло мне, как и большая часть денег и драгоценностей. Вчера вечером, глядя на то, как прелестница из «эскадрона» крутилась вокруг нашего с Вами короля, меня осенила одна очень заманчивая для Вас мысль.-она подошла ко мне, и ее ладони крепко сжали мои плечи, а после Диана взяла деревянный гребень. Несколько мягких скольжений вдоль волос и я замираю от своеобразного удовольствия.-Ваша харизма, и мои деньги сделают «эскадрон» настоящей находкой среди королевского двора.
-Но что могу я?-удивленно спросила я,-к тому же, сто женщин не научишь быть харизменными.
-Сто нет, а вот, допустим,-раскрытая кисть графини просочилась мои мягкие волосы сквозь.-человек десять мы сможем осилить.
-Десять человек эскадрона?-снова переспросила я.-там Медичи в гробу перевернется.
-Просто представьте,-склонившись надо мной, она резко прижала меня спиной к своей груди, и я могла видеть ее воодушевление через зеркальную гладь.-мы с Вами научим женщин искусству, обучим вальсу и обольщению. Это будет не просто «эскадрон», это будет новая власть.
-Власть в женских руках?-улыбнулась я, сжав ладонь графини своей.-думаете, что у нас получится?
-Думаю, что у нас уже получилось.-проурчала своим мягким голоском Диана.
***
Крепко сжав ладони Габриэль, я произнесла только одну фразу
-Все расставит время, моя дорогая, все расставит только оно.
Глава 20
***
Забудут свои жертвы палачи,
Своих убийц не вспомнят жертвы лица,
Ещё не раз придётся крови литься,
Ещё не раз поднимутся мечи.
***