Этот аргумент застал Генриха врасплох, и он впервые громко рассмеялся.
Неужто у вас нет ничего другого? Наверняка
Платье, которое сшили для нашей с вами первой встречи, я оставила в Парижекогда мы, боясь вашего нападения, спешно уезжали оттуда.
Его брови сурово нахмурились, как будто я напомнила ему о незавершенной битве, но затем его лицо просветлело.
Очевидно, я должен обеспечить вас достойным нарядом. Я отдам соответствующие распоряжения.
Благодарю вас. Что ж, уже неплохо. Я провела языком по пересохшим губам. Я бы хотела выпить немного вина.
Мне нужно было кое-что ему сказать, и вино помогло бы мне избавиться от тяжести в груди и развязало бы мне язык.
Генрих недовольно опустил подбородокто ли он редко наливал вино, то ли счел мою просьбу неразумной, но потом все же с легким поклоном протянул мне прелестный резной кубок тонкой работы.
Только не бросайте его на пол.
Я ожидала, что мой муж улыбнется, превратив это в шутку, но он, оставаясь совершенно серьезным, лишь отвернулся, чтобы налить второй кубокдля себя. Вероятно, на самом деле это все же было наставлением на будущее.
Я не понравилась английским дамам, заявила я, пригубив вино.
Они вас совсем не знают.
Я снова приложилась к бокалу.
Они говорят, что моя мать распутница.
Екатерина. Это прозвучало, как тяжкий вздох. Генрих был шокирован? Весьма неразумно повторять чужие сплетни.
Его ответ меня не удовлетворил, и я опять сделала глоток вина.
Я хотела бы сама выбирать придворных дам.
И кого бы вы выбрали? Его удивленно поднятые брови скрылись за упавшими на лоб волосами.
Пока не знаю, честно призналась я.
Я уже назначил ихкое-кого из них вы видели на пиру, как бы между делом сухо заметил Генрих. Поскольку вам предстоит жить в Англии, будет лучше, если это будут англичанки. Леди Беатрис поможет вам сделать первые шаги на новом поприще.
А разве вас не будет рядом со мной?
Буду, но не все время.
Таким образом меня приговорили к обществу какой-то леди Беатрис. Я лишь надеялась, что это не та самоуверенная брюнетка. Я снова пригубила вино, чувствуя, как благодаря разливающемуся внутри теплу притупляется нервное напряжение; Генрих же ловкими движениями принялся распускать завязки на своей рубашке.
А можно я оставлю себе Гилье?
Кто это?
Моя служанка.
Как пожелаете.
Ему было все равно.
Генрих продолжал снимать с себя одежду, пока не остался в одних безупречно облегающих его тело шоссах. Снова занервничав, я сосредоточилась на остатках вина в своем кубке и в результате выдала еще один совершенно не относящийся к делу вопрос:
Как зовут вашу мачеху?
Джоанна. Она из королевской династии Наварры.
Я с ней познакомлюсь? Она находится при дворе?
Нет. Она живет в уединении. У нее проблемы со здоровьем. Сделав глубокий вдох, Генрих встал у кровати и теперь возвышался надо мной. Екатерина. Складывалось впечатление, будто ему совсем не хотелось говорить о мадам Джоанне, и мне показалось, что он начинает терять терпение.
Рассказывала ли вам мать, исходя из собственной мудрости и, безусловно, имеющегося у нее опыта, о том, чего вам следует ожидать?
Я посмотрела ему в лицо, и успокаивающее тепло разом исчезло; я увидела, что губы Генриха неприязненно сжались в тонкую линию, и в очередной раз пожалела о том, что моя мать не отличалась особой разборчивостью и осмотрительностью в своих амурных похождениях. Сердце у меня оборвалось, но я не собиралась делать вид, будто знаю то, о чем на самом деле понятия не имела. Медленно, но неуклонно, как зимний туман, разплывающийся над покрытыми инеем заливными лугами, меня охватил леденящий душу страх.
Нет, призналась я. По-моему, Генрих опять вздохнул. Я воспитывалась в женском монастыре а моя мать сказала, что вы настолько опытны в этих вопросах, что моя неискушенность не имеет никакого значения. Внезапно мне очень захотелось поколебать его самообладание и вывести из состояния холодной сдержанности. Я сделала большой глоток вина. А еще она сказала, что вы вели распутную жизнь.
Нервное напряжениеи виносделали меня неосмотрительной. Я старалась во что бы то ни стало оттянуть момент, когда Генрих присоединится ко мне в постели. Сейчас меня уже всю трясло, и я ничего не могла с этим поделать.
Она сказала, что ваша жизнь была полна сладострастия и пьянствадо тех пор, пока вы не стали королем и не оставили своих компаньонов.
Не следует верить всему, что вам говорят, ответил Генрих, и, хотя это было сказано спокойным тоном, мне показалось, что он раздосадован.
Так это правда? не унималась я.
Что правда?
Что вы бросили своих компаньонов. У меня самой никогда не было компаньонов, которых можно было бы бросить.
Да. Это было необходимо. Их общество не шло мне на пользу.
Я снова глотнула вина и собрала в кулак всю свою фальшивую отвагу, чувствуя, что моя голова уже немного кружится от мягкого дурманящего аромата великолепного бордо.
А я? Я вам на пользу?
Разумеется.
Девственница королевского происхождения с бесценным приданым
Его взгляд устремился на мое лицо и остановился на нем.
Не думал, что мы будем говорить о политике
Я не знаю ничего иного, о чем можно было бы поговорить. Мои темы для беседы исчерпались.
А еще, думаю, вы выпили слишком много вина. Голос Генриха звучал мягко, но кубок он у меня забрал.
Я не чувствую себя пьяной, подумав, заявила я. Мне следовало говорить о чем-нибудь другом?
Вам вообще не следовало говорить. С этими словами Генрих погасил свечи, сжав фитиль пальцами.
Я была рада, что все происходило в темноте. Я совсем не была уверена, что момент, когда я стала женой Генриха в плотском понимании этого слова, был опытом, который мне хотелось бы повторить. Одно могу сказать: хорошо, что все случилось очень быстро.
Что мне запомнилось?
Боль, конечно; физическое проникновение; тяжесть его тела на мне, отчего я чувствовала себя раздавленной. Но таков ведь удел всех девственниц, не так ли? Была во всем этом стыдливая неловкость, очень меня смущавшая. В конце концов, моя мать получит столь необходимые ей испачканные простыни, а я со временем смогу к этому привыкнуть А еще я помню гнетущее ощущение неотвратимости происходящего: исходящий от Генриха жар, прикосновение его грубых мозолистых рук, когда он овладевал мной. В его мускулистом теле солдата, не дававшем мне ни на секунду перевести дыхание, чувствовалась подавляющая мощь.
Когда же Генрих достиг кульминации, в спальне, как ни странно, стояла полная тишина, если не считать звука его шумного учащенного дыхания. Не помню, чтобы я получила удовольствиекак, впрочем, и он. Все это, решила я, довольно прозаично и лишено привлекательности.
«Ну хорошо, а чего ты, собственно, ожидала?» раздраженно вопрошал мой внутренний голос, когда Генрих отодвинулся, избавив меня от тяжести своего тела, и уткнулся лицом в подушку рядом со мной. А ожидала я романтики в стиле баллад трубадуров, каких-нибудь ласковых словпускай даже и неискренних, которые возбудили бы во мне страстные чувства. Нежностей, горячих поцелуев, участливого ободрения, а не просто молчаливой атаки приступом, холодной, умелой, направленной исключительно на достижение результата. Мне хотелось, чтобы Генрих, по крайней мере, обратился ко мне по имени. При этом я не считала, что жду слишком многого.
Возможно, все англичане занимаются любовью именно так. Может быть, для них это даже более приемлемо и я когда-нибудь смогу получать от этого удовольствие. Тогда мне сложно было это себе представить: мой опыт в этой области был ничтожным, но я научусь этому умению у Генриха. Он заслуживал способной жены, как и того, чтобы получать от нее желаемое.
Если после интимной близости я ожидала обмена задушевными словамиа я действительно этого ожидала, то меня ждало разочарование. Генрих встал с кровати, зажег свечу и полез в один из своих личных сундуков, заранее принесенных в нашу спальню. Затем мой муж извлек оттуда и надел роскошный домашний халат из малиново-красного дамаска, отороченный соболиным мехом и спадавший тяжелыми живописными складками до самого пола. Застегнув пояс, сверкавший рубинами и агатами, Генрих провел пятерней по волосам, пытаясь привести их в некое подобие порядка, после чего посмотрел на кровать, где лежала я, вцепившись в край покрывала, подтянутого к самому подбородку.
Желаю вам сладких снов. С этими словами Генрих погладил меня по голове, а потом наклонился и легонько поцеловал в лобто был единственный поцелуй за все время этого действа. Завтра вам понадобятся силы. День будет долгим и тяжелым.
И это все? Он так меня и оставит, ничего больше не сказав? Мне необходимо было по крайней мере знать, доволен ли он мной. Я не могла отпустить его просто так, не выяснив этого.
Генрих. Я впервые попробовала его имя на вкус. А я Как я Я запнулась, не зная, как сформулировать вопрос.
Вы были именно такой, как я и ожидал, моя благородная жена, ответил он и поцеловал меня в висок у основания волос; прикосновение его теплых губ было таким бесконечно нежным, что у меня замерло сердце.
Генрих закрыл за собой дверь, оставив меня растерянной и опустошенной; я была наивна и не ожидала, что проведу эту ночь одна. Наверное, мне не удалось его ублажить и он просто повел себя со мной вежливо в своей сдержанной, холодной манере. А может быть, на самом-то деле я все-таки его удовлетворила, но он старается этого не показывать. Что могло возбудить в нем такую же страсть, которую я видела, когда Генрих рассуждал об эффективном ведении осады и о передвижении войск для успешной атаки? Мне казалось, я знаю ответ на этот вопрос: если мне удастся зачать от него ребенка, это вызовет у Генриха бурную радость.
И я поклялась себе, что это случитсяи очень скоро.
Раздался деликатный стук в дверь, и в комнату вошла Гилье, которая, должно быть, ожидала подходящей возможности. Она медленно подошла к кровати и присела в реверансе; мы посмотрели друг на друга. Примерно моего возраста, невысокая и опрятная, с деловитой манерой поведения, чего так не хватало мне, Гилье больше всех подходила на роль моей подруги. К тому же я чувствовала, что она гораздо опытнее меня в житейских делах.
Ваш супруг остался доволен, миледи?
Сказал, что да. Я откинула покрывало и провела рукой по простыне: она была испачкана кровью достаточно, чтобы удовлетворить запросы Изабеллы. И он убедился в моей невинности, несмотря на сомнительную репутацию моей матушки.
Я позабочусь об этом, миледи. Гилье засуетилась, приводя постель в порядок, а потом налила в таз еле теплой воды из кувшина. Теперь, став женой короля Генриха, вы будете счастливее.
Надеюсь.
Вы ему понравились? отважилась спросить она.
Столь личный вопрос меня удивил, и поначалу я не знала, что ответить. Я задумалась, взвешивая его заботливость с одной стороны и отсутствие особого воодушевленияс другой. Возможно, я пока что не очень хорошо его знаю, а может, изголодавшись по любви и привязанности, просто не в состоянии распознать это чувство, даже когда с ним сталкиваюсь.
Думаю, да, осторожно ответила я. Перед уходом мой муж меня поцеловал.
А он вам понравился, миледи?
Да, ответила я. По-моему, я его люблю. Мне тогда было девятнадцать лет.
Вот и хорошо, сказала Гилье, поправляя со всех сторон чистые простыни. Я хотела сказать, хорошо, когда жена любит своего мужа.
Но думаю, я выпила слишком много вина, призналась я.
Никто не осудит вас за это, миледи. С моей точки зрения, английский король холоден как рыба, но как он мог не влюбиться в такую прекрасную даму, как вы?
Чувства Генриха были слишком сложной темой, чтобы сейчас их обсуждать. Я несколько раз зевнула и в конце концов погрузилась в сон, в общем-то, удовлетворенная минувшим днем. У меня появился кое-какой опытэто все же лучше, чем ничего; к тому же на завтра, когда я займу место в английском шатре в качестве избранницы Генриха, мне обещано новое платье. И при этом мне совершенно необязательно приглашать свою матушку в сопровождающие. Я буду наслаждаться рыцарским турниром как королева Англии и дам Генриху свой платок, который он повяжет, когда будет сражаться в мою честь. И когда он победита он обязательно победит, я лично вручу ему награду. Нужно хорошенько выучить английский, чтобы разговаривать со своими придворными дамами.
Подозреваю, что я засыпала с улыбкой, вспоминая прощальную ласку Генриха и его последние слова: «Вы были именно такой, как я и ожидал, моя благородная жена».
Глава третья
Первое утро моей замужней жизни было исполнено безумных ожиданий. Проснулась я рано, разбуженная приглушенными голосами: один из них принадлежал Гильеона разговаривала с кем-то в комнате. Вздрогнув, я попыталась спрятаться под покрывалом, подумав, что это Изабелла явилась меня допрашивать, но голоса вскоре смолкли, и удаляющиеся по коридору шаги затихли прежде, чем закрылась дверь спальни. Я испытала расслабляющее облегчение, такое же, как после чаши красного вина.
Потом я вдруг вспомнила, как Генрих отобрал у меня кубок, и смущенно покраснела.
Что это было? спросила я из глубин своей постели.
Свадебный подарок, миледи.
Я села и принялась с восторгом рассматривать платье, которое служанка держала в руках.
Это от английского короля, миледи, уточнила она.
Я вскочила с кровати, чтобы изучить наряд получше.
Но оно не новое, миледи.
Конечно, да и как оно могло быть новым?
Впрочем, мне было все равно. Вероятно, это наряд из гардероба какой-нибудь английской придворной дамы, ведь он был сшит явно по здешней моде; казалось, это платье символизирует мою новую жизнь. Гилье помогла мне его надеть, а потом принялась зашнуровывать и подтягивать корсет, пока я не почувствовала себя просто неотразимой в синем с золотом упелянде, тяжелые складки которого были прихвачены широким вышитым поясом, а роскошные широкие рукава едва не доставали до пола. Королева Изабелла никогда не носила ничего столь же величественного и шикарного. Это был наряд, достойный торжественного события. Пока мне заплетали косы и укладывали их в специальную тонкую золотую сетку, я стояла, чувствуя, как мое сердце переполняется благодарностью к неизвестной даме, которой принадлежало это чудо.
Добавим немного румянца вашим щекам, миледи, сказала Гилье. Тогда во время турнира они не будут казаться слишком бледными.
Я согласилась, полностью доверившись ее услужливым ловким рукам; мне не терпелось поскорее оказаться рядом с мужем, вновь почувствовать его внимание и предупредительность, поговорить с ним, подобно тому как мы разговаривали прошлой ночью. Глядя на свои деликатно подкрашенные губы и щеки, я восхищалась собственным отражением в зеркале. Генрих подумал обо мне и нашел время, чтобы обеспечить меня тем, чего желала моя душа. Он услышал мои глупые женские жалобы и ничего не забыл. Сердце мое тихонько пело в груди.
Вы выглядите счастливой, миледи.
Я задумалась над словами Гилье.
Думаю, так оно и есть. Не то чтобы мне было знакомо это чувство, но, если такое глубокое удовлетворение, какое я испытывала сейчас, называется счастьем, я действительно была счастлива. Мне нужна перчатка, вдруг нетерпеливо заявила я. Одна перчатка. Я должна ее получить.
Но зачем она вам, миледи?
Чтобы вручить Генриху в знак благосклонности. Он ведь будет сегодня за меня сражаться. И возьмет верх над соперниками.
Мне нравилось чувствовать вкус его имени на губах. Муж будет гордиться мной, когда я, разодетая, как настоящая королева, буду восседать в галерее, вдохновляя его на победу в турнире.
Я села на край табурета, застыв, чтобы не помять хитросплетение украшенных богатой вышивкой вставок на моем наряде, и вытянула шею, прислушиваясь. Интересно, Генрих пришлет за мной? Или явится сам, чтобы лично проводить меня вниз?
Время текло медленно.
Так он придет за мной? Стараясь сдержать легкую дрожь, появившуюся в руках от волнения и тревоги, я плотно прижала их к бедрам.
Думаю, что придет, миледи.
Да, конечно. Мой муж меня ценит. Он сам мне это сказал.
Я пригубила чашу с элем, потом без особого интереса поковырялась в блюде с мясом и хлебом, стоявшим возле меня. Мысленно я уже была среди геральдических гербов, знамен и бесстрашных рыцарей. И рядом с Генрихом.
Турнир состоится на лугу у реки, сказала я, стряхивая с пальцев крошки. В этом месте установят шатрыхотя, наверное, их уже установили. Там будет галерея, где я буду восседать на возвышении, чтобы лучше все видеть. Я еще ни разу не была на турнирах, призналась я. Тайная тревога снова коснулась меня своим крылом. Ну когда же придет Генрих? И что это Я вдруг уловила нарастающий шум, достаточно громкий, чтобы можно было услышать его сквозь стены и оконные стекла.