Я не могла усидеть на месте и, вскочив, пересекла комнату, чтобы выглянуть во двор. Он был полон людей, повозок, лошадей, знамен с яркими геральдическими эмблемамии весь этот хаос был объят лихорадочной суетливой активностью.
Вот он!
Мое сердце забилось в груди глухо и взволнованно. Стоя наверху лестничного пролета, ведущего от парадных дверей к бурлящей внизу людской массе, высокий и грациозный, Генрих, который в этот миг, слегка наклонив голову, разговаривал с Бедфордом, Уориком и еще кем-то из своих английских друзей, олицетворял все те качества, которых я только могла желать для своего мужа. И возлюбленного. Он рассмеялся реплике Уорика и сделал широкий жест рукой. Подвижное лицо моего мужа излучало ту же сосредоточенность, какую я заметила в нем, когда он за столом планировал атаку на крепость Санса. Очарованная этим зрелищем, я приникла лбом к стеклу; видимо, это движение привлекло внимание Генрихаон устремил на меня глаза. Я подняла руку, и мне показалось, что он посмотрел на меня, но потом сразу же вернулся к разговору с братом.
Моя рука медленно опустилась.
Генрих не узнал меня, вздохнула я.
Наверное, просто не увидел. Он сейчас чрезвычайно занят, миледи.
Да, конечно.
Я продолжала наблюдать за ним. Его доспехи в лучах яркого солнца, освещавшего всю эту сцену, сияли серебристым огнем. И тут до меня дошло: толпа внизу двигалась вовсе не хаотично. Ее действия были организованными и подчинялись определенной дисциплине: это было войско солдат с лошадьми, а на повозки грузилось оружие. К месту сбора продолжали подтягиваться все новые люди.
От пугающей догадки у меня пересохло во рту.
Как по мне, это вовсе не похоже на рыцарский турнир, тихо сказала я. Скорее напоминает отъезд на войну.
Это был не парад участниковГенрих отправлялся воевать. Я торопливо подхватила свои пышные юбки и побежала вниз.
Миледи
Он меня оставляет! Это было все, что я могла ответить Гилье.
Не боясь давки, я проталкивалась сквозь толпу, сопровождаемая не отстававшей от меня служанкой, пока не добралась наконец до того места, где стоял Генрих. Выбравшись из кучки мужчин, стоявших на лестнице, я отодвинула в сторону породистого алана, всячески пытавшегося привлечь внимание хозяина. Мне внимание Генриха сейчас было более необходимо.
Милорд, окликнула я его, стараясь сдерживаться. Он стоял ко мне спиной и в эту самую минуту отвечал что-то лорду Уорику. Милорд. Я слегка коснулась руки мужа.
Генрих резко обернулся, и я успела заметить, как улыбка исчезла с его лица.
Что вы тут делаете? спросил он. Вам здесь не место.
Это был удар, и я похолодела. Как высокомерно прозвучали его слова! Генрих не желал, чтобы его прерывали. И он даже не обратился ко мне по имени.
Вы уезжаете, милорд? Мой голос звучал на удивление спокойно.
Хорошо, что Генрих, по крайней мере, не знал, что мое сердце в этот миг отчаянно и гулко стучит по ребрам в настойчивом ритме военных барабанов.
Да. Ступайте и подождите в холле. Я скоро приду с вами попрощаться.
Попрощаться?!
Но я хотела
Не теперь. Генрих глубоко вдохнул.
Я понимала, что таким образом он пытался обуздать раздражение, но не испугалась. В меня вдруг вселилась непонятная смелостьее породила паника из-за того, что он меня оставляет.
Я хотела бы знать, что происходит.
Должно быть, Генрих заметил охватившее меня смятение: его голос стал чуть менее резким, а речь снова обрела привычный лоск куртуазности.
Вам не следует находиться здесь, миледи. Я приду к вам, как только смогу. Взмахом руки он привлек внимание Бедфорда. Джон, проводи мою жену обратно в холл.
Отвернувшись, Генрих выхватил у только что прибывшего гонца, запыхавшегося и покрытого дорожной пылью с головы до ног, какой-то документ. Сорвав печать, король быстро пробежал глазами послание; когда он читал, его челюсти сжались, будто створки стального капкана. Генрих не обращал на меня ни малейшего внимания, и я почувствовала, что густо краснею от стыда за то, что меня так основательно поставили на место. При этом мне было больно сознавать, что у него имелись все основания для раздражения. Мне действительно не следовало тут находиться: в месте, где собирается войско перед походом, нечего делать даме, к тому же пешей. В голове у меня звенели наставительные слова Изабеллы. Я повела себя глупо и несдержанно. Что не подобает ни жене, ни королеве.
Не дожидаясь сопровождающего в лице Бедфорда, я удалилась, ничего не видя перед собой. Мне следует высоко держать голову. Нельзя показывать тем, кто меня узнал, что я чувствую унижение из-за пренебрежительного отношения к себе; но еще важнее для меня было не показывать никому, что я ничего не знала об изменении планов Генриха. Почему он ничего мне не сказал? Конечно, мой муж мог бы все мне объяснить, вместо того чтобы покидать меня в полной уверенности, что утром, как и намечалось, состоится турнир. Я проглотила неожиданно подкатившие к горлу слезы обиды, злясь на себя не меньше, чем на Генриха. Мне следует научиться помнить о гордости. Следует научиться сохранять самообладание.
В холле, отирая юбками стены, чтобы не путаться под ногами снующих во всех направлениях людей, я зашла в нишу у окна и села на скамью. Гилье была рядом со мной.
Может, вам вернуться в свою комнату, миледи? Наверное, сейчас это было бы лучше всего
Но я никуда не пошла. Потому что подумала, что мне нужно наконец принять хоть какое-то самостоятельное решениепусть даже маленькое, несмотря на то, что я к этому совсем не привыкла. Поэтому я осталась неподвижно сидеть на месте во всем своем бесполезном праздничном великолепии, похожая на мраморную статую с куском камня вместо сердца. Я была одна, в состоянии полной неопределенности, и ощущение счастья, которое я испытывала совсем недавно, уже превратилось в быстро тускнеющее воспоминание. В голове у меня, вызывая уже привычную дрожь от болезненной тревоги и страха, звучал лишь один вопрос: почему Генрих ничего мне не сказал? Эта подготовка к войне не была спонтанным решением. Он знал все заранее. Знал, когда я по своей наивности признавалась ему в том, как рада предстоящему турниру в нашу честь. Почему он еще тогда не сказал мне правду о том, что никакого турнира не будет?
«Потому что муж недостаточно хорошо к тебе относится, для того чтобы быть с тобой откровенным. Ему так проще, чтобы потом не пришлось объяснять, почему он собирается покинуть тебя в первый же день супружеской жизни».
Это было единственное разумное объяснение. Генрих не любит конкретно меня, Екатерину. Его устроила бы любая жена с такой же родословной, таким же именем и таким же приданым. С чего бы ему мне что-то растолковывать, если он этого не хочет? Я имела для него значение только потому, что благодаря подписи на соответствующем документе давала право на корону Франции, вот и все.
А потом я увидела, что Генрих приближается в сопровождении оруженосца и своры собак. Когда муж подошел ко мне, он уже не хмурился, однако я заметила, что, когда он только появился и принялся оглядываться по сторонам, высматривая меня, его брови были угрюмо сдвинуты.
Что происходит? спросила я сразу же, как только Генрих подошел достаточно близко, чтобы меня услышать.
Я уезжаю.
И куда же вы направляетесь?
К крепости Санс. Теперь мой муж стоял прямо передо мной.
Зачем?
Я намерен ее захватить.
Вид у меня, наверное, был озадаченный.
Взять ее с помощью осады.
Разве мы не будем сегодня праздновать нашу свадьбу? Моя сдержанность, о которой я старалась не забывать, похоже, опять куда-то исчезла.
Сейчас есть более важные дела, Екатерина, и ими нужно заняться. Сансоплот соратников дофинистов. Ее необходимо взять под контроль Англии.
И это нужно сделать именно сегодня?
Думаю, просто необходимо.
Подозреваю, что Генрих совсем не понимал, по какой причине я все это спрашиваю. «Почему вы ничего мне не сказали?» Это был единственный вопрос, который я так и не осмелилась ему задать, потому что понимала: ответ мне не понравится.
Мне казалось, я знаю, чего сегодня от меня ожидают, вместо этого сказала я.
Несмотря на ощущение, будто в груди у меня намертво застрял камень величиной с кулак, я выдержала холодный взгляд Генриха; в его глазах читалось удивление моей дерзостью. Но я его жена и принцесса Валуа и не позволю небрежно отбросить меня в сторону, будто досадное недоразумение. По традициии Генрих прекрасно это зналсегодняшний день должен был стать моим, а ситуация с Сансом вовсе не требовала вмешательства Генриха именно сейчас. Мой голос звучал тихо и спокойно.
Я рассчитывала отпраздновать свою свадьбу. А теперь оказывается, что я лишена такой возможности. Полагаю, меня следовало бы об этом предупредить. Вчера ночью вы ничего мне не сказали. А потом еще и выставили меня со двора, словно я для вас какая-то докучливая обуза.
«И не смейте утверждать, будто решение отправиться на войну вы приняли сегодня утром!»
Генрих слегка наклонил голову, и румянец на его щеках поблек.
Безусловно, это было недопустимо, сухо сказал он. Прошу простить, миледи, если я вас обидел.
Я была очень близка к тому, чтобы разозлиться на его извинение, хоть и догадывалась, что такие слова Генрих произносит нечасто, однако главная причина была не в этом. Просто я чувствовала нетерпение своего мужа: ему даже сейчас хотелось поскорее оказаться совсем в другом месте, принять в чем-то участие, действовать.
Как долго вас не будет?
Это же военная кампания. Точно сказать не могу.
Мне понравилось бы больше, если бы он не объяснял мне все так подробно, как будто считал, что это находится за пределами моего понимания.
А как же я? Мне тяжело было задать этот вопрос, но все-такичего от меня ожидали? Откуда я об этом узнаю, если не спрошу у Генриха? Мне что, сидеть в Труа и ждать новостей? Вышивать и молиться, как и подобает хорошей жене, постоянно живущей в страхе, что ее господин ранен или даже убит? Наверняка именно так Генрих и полагал. Насколько я понимаю, вы желаете, чтобы я оставалась здесь.
Нет. Вы будете меня сопровождать.
Воображаемый камень в моей груди покачнулся.
Сопровождать вас? В Санс?
Ужасное напряжение начало меня отпускать.
Разумеется. Вы моя жена, и у нас с вами есть долг, который мы обязаны исполнить. Я имею в виду рождение наследника престола для Англии и Франции. И нельзя допустить, чтобы усилия, предпринимаемые заблуждающимся дофином, воспрепятствовали этой политической необходимости. Генрих учтиво поклонился. Я распоряжусь, чтобы ваше путешествие было комфортным.
Его слова произвели на меня такое действие, будто он меня ударил, и я вздрогнула. Выходит, мое согласие было не более чем политической необходимостью, стремлением для менядоказать способность принцессы Валуа к деторождению, а для негообсудить это столь откровенно в присутствии своего оруженосца и моей камеристки Подобрав юбки своего позаимствованного платья, я присела в глубоком реверансе, ведь ничего другого мне не оставалось.
Для меня большая честь вас сопровождать.
Генрих поклонился в ответ:
Вот и хорошо. Желаю вам хорошего дня, миледи.
Я снова осталась одна в своей нише у окна и опустилась на стоявшую здесь скамью. От разочарования и досады я чувствовала себя ужасно, глядя на то, как Генрих шагает среди по-прежнему суетившихся солдат и слуг.
«А чего ты ожидала? Он ведь воюет. Воюет против твоего брата. Разумеется, все его мысли сейчас заняты только этим. Ты и вправду думала, будто муж проведет сегодняшний день с тобой?»
Я следила за тем, как Генрих уходит все дальше через холл, и подозреваю, что мой взгляд таил в себе бездонное море тоски. Уже у самого выхода мой муж вдруг оглянулся через плечо. Остановившись, он дал знак своему оруженосцу идти дальше, а сам развернулся и зашагал обратно сквозь толпу, предусмотрительно расступавшуюся перед королем, чтобы дать ему дорогу.
Я встала. Что он теперь мне скажет? Возможно, Генрих передумал, решил, что мне лучше оставаться в Труа. Если выражение лица могло о чем-то говорить, оно по-прежнему было хмурым.
Милорд?
Подходя ко мне, Генрих снял перчатки с крагами и, отдав их Гилье, взял меня за обе руки.
Я покинул вас и должен попросить за это прощенья, заявил он. Я был неправ. Но нам обоим следует смириться с тем, что иногда я неминуемо буду забывать о том, что у меня есть жена. В дальнейшем я не стану за это извиняться, Екатерина; иногда запросы войны будут для меня на первом месте. Я не желал бы причинять вам боль и заставлять чувствовать себя менее важной для меня, чем есть на самом деле. Вчера ночью мне просто не хотелось причинять вам лишние страдания. Вы так ждали этого дня! Но будут другие рыцарские турниры, обещаю вам. А со двора я отослал вас для вашей же собственной безопасности. Вы меня понимаете?
Я вздохнула, и он наконец-то улыбнулся.
Думаю, я обошелся с вами нехорошо. Из-за собственной озабоченности, из-за эгоизманазывайте, как хотите. И я прошу у вас за это прощения, моя дорогая жена.
Я все понимаю. И с радостью вас прощаю. Меня изумили его извинения, искренность его слов и выражение его лица.
Я хочу, чтобы ближайшие несколько недель вы были со мной.
И я тоже очень этого хочу, с готовностью отозвалась я.
Нам с вами нужно лучше узнать друг друга.
Генрих поцеловал меня прямо в губы и поклонился, прижав руку к сердцу. Ему ни за что не догадаться, как этот простой жест помог мне преодолеть неуверенность в себе. Я получила объяснение, которое отчаянно хотела от него услышать, а также осознала, что имела полное право этого требовать. Со своей стороны я должна была признать, что война, как требовательная любовница, также претендовала на время и внимание Генриха, поэтому мне, его жене, нужно будет научиться усмирять свои запросы.
Обиды сегодняшнего утра начали таять, уступая место осознанию моей новой роли и пониманию, что я должна изо всех сил стараться превратить наши с Генрихом отношения в нечто надежное и ценное и он, со своей стороны, тоже будет к этому стремиться. Он не думал обо мне, потому что не мог, но когда мы с ним будем вместе, все время, каждый день нашего медового месяца
Я забрала у Гилье перчатки своего мужа, которые он забыл надеть, и нежно разгладила расшитую драгоценными камнями кожу, а затем вручила их проходившему мимо пажу, приказав вернуть королю. Да, конечно, нам с Генрихом нужно ближе узнать друг друга. Мое настроение заметно улучшилось.
Доказать Генриху свою способность к деторождению и порадовать его этим было непросто, но как-никак у меня было на это времянаш медовый месяц. Вот только сделать это мне предстояло в роли боевой подруги, в условиях военной лагерной жизни.
И месяц этотхоть и медовыйпроходил, как военная кампания. Генрих, вновь назначенный от имени моего отца регентом Франции и на этом основании возглавлявший наступление на моего брата Карла, взял меня с собой, будто некий атрибут военного оснащения. Я присутствовала при капитуляции Санса в июлепокорили его быстро, за каких-то семь дней. У Генриха, постоянно находившегося в штабном шатре в лагере, времени на меня не было, хоть он и сообщил мне о своей победе, когда крепость пала. Он не находил возможности даже посещать мою постель, чтобы зачать наследника. Я жила в постоянном страхе и неопределенности. Придет ли ко мне сегодня Генрих? И если не придет, то не потому ли, что я ему чем-то не угодилахоть и непонятно чем?
Я сидела, вышивая и пытаясь разговаривать со своими придворными дамами, а те не прикладывали особых усилий к тому, чтобы поддерживать беседу. Я их остерегалась. Особенно леди Беатрис, энергичную, острую на язык брюнетку, хозяйку того самого упелянда из синего с золотом дамаска с роскошными, расширяющимися книзу рукавами. Я вернула ей этот наряд.
Ваш упелянд просто очарователен. Я очень благодарна вам за великодушие и щедрость, но должна отдать его обратно. У меня просто нет возможности его куда-либо надеть, сдержанно пояснила я.
Леди Беатрис ответила мне безупречным реверансом и мягкой понимающей улыбкой. Все они прекрасно знали об упущенной мной возможности.
А затем мы неожиданно собрали вещи и перебрались в район Монтро и Мелёна, где Генрих, как ни странно, к моему большому удовольствию, построил для меня походное жилищенеподалеку от своего шатра, но так, чтобы мне не досаждал грохот пушек. При этом, давно не имея доступа к моим прелестям, он явно имел в виду необходимость зачать наследника. Таким образом я снова оказалась в крепких объятиях мужа.