Определенно, чувак, тихо согласился он. Уверен в этом.
Я стиснул зубы, чтобы хоть как-то заглушить старую боль, запертую глубоко внутри. Пьяный водитель убил мою мать, когда мне было восемь. Если бы мне платили каждый раз, когда я думал, что она гордилась бы мной, этого хватило бы, чтобы покрыть обучение в Гастингсе.
Джексон вздохнул и покачал головой.
Не знаю, с чего начать.
Оливия моя, сообщил я. Это все, что я знаю. И на мне лежит ответственность за нее.
Выражение лица Джексона немного смягчилось, и слабая улыбка тронула уголки его губ.
Должно быть, я оказался в Зазеркалье.
Я с тобой. С души словно свалился тяжелый камень, и волна незнакомых, сильных эмоций буквально поглотила меня.
Моя дочь.
Так ты собираешься мне помогать или как? хрипло спросил я. Кое-кто только что рассказывал мне о тяжелой доле родителя-одиночки.
Опять твоя исключительная память, улыбнулся Джексон, но улыбка быстро сошла на нет. Тебе придется съехать, ты же понимаешь, да? Ребята не собираются вступать в сообщество «Трое мужчин и младенец». Кевин уже паникует, что мы теряем репутацию.
Я найду новое жилье.
Джексон еще несколько мгновений смотрел на меня, затем, выдохнув, рассмеялся. Он снял детскую сумку с моего плеча и перекинул ее через свое.
Господи, какая тяжелая. Ты сумасшедший сукин сын.
Спасибо, Джекс, я вздохнул с облегчением.
Да-да, только не звони мне в два часа ночи, расспрашивая про коклюш или как его там? Родничок?
Я рассмеялся, но порыв холодного ветра Сан-Франциско унес мой смех прочь.
Поправив ребенка, я посильнее прижал ее к себе.
Пойдем домой.
* * *
Я проснулся от того, что подбородок коснулся груди. Поезд как раз со свистом остановился на станции «Дюбус». Перекинув сумку через плечо, я вышел и прошел полтора квартала до своего кремового дома в викторианском стиле, в котором снимал квартиру на втором этаже.
Когда я проходил мимо двери на первом этаже, где жила Елена Мелендез, слегка улыбнулся и потащил свою уставшую задницу на второй этаж. Попав в квартиру, я снял куртку и повесил ее на вешалку, рядом бросил сумку. Свернул налево, прямо на кухню, чтобы заварить свежий кофе, а потом направился в гостиную, к своему столу у окна. На часах было 16:42. Технически у меня оставалось целых восемнадцать минут в запасе для себя.
Я откинулся в кресле и закрыл глаза а затем сразу же открыл.
Мне не нужны были эти минуты, я хотел получить свою девочку назад.
Поэтому спустился вниз, перепрыгивая через две ступеньки, и постучал в первую квартиру. Гектор, пятилетний сын Елены, открыл дверь.
Привет, Гектор. Можешь сказать маме, что я пришел?
Он кивнул своей темноволосой головой и убежал. Из открытой двери послышался голос:
Сойер? Входи, querido. Она готова.
Я вошел в квартиру Елены, где пахло теплом, специями и стиральным порошком. По-домашнему. Она была немного загроможденной, но довольно чистой. Здесь жила семья. Еленапухлая сорокапятилетняя женщина с густыми темными волосами, заплетенными в косу, и большими добрыми глазаминаклонилась и достала Оливию из манежа.
Маленькое личико Оливии засветилось, когда она увидела меня, и я улыбнулся, словно одурманенный. Ее голубые глаза были невероятно яркими и ясными, а распущенные кудряшки обрамляли пухлые щечки тринадцатимесячного ребенка.
Она потянулась ко мне.
Папочка!
Ни «па» или «па-па» папочка. Все слоги. Мое глупое сердце растаяло.
Елена передала ее с мягкой улыбкой, и Оливия сразу же обхватила меня своими маленькими ручками за шею.
У нее был хороший день. Съела весь свой горошек.
Правда? Ты была хорошей девочкой? Я поцеловал Оливию в щечку и полез в карман за бумажником. Она ухватилась за него, и мне пришлось отдать его ей, перед этим вытащив чек.
Спасибо, Елена.
С удовольствием, Сойер, ответила она, убирая в карман оплату за неделю. Протянув руку, погладила маленькое запястье Оливии. Увидимся в понедельник, малышка.
Я вынул кошелек из рук дочкии ртаи подхватил сумку с подгузниками.
Скажи пока-пока.
Пока-пока, повторила Оливия.
Елена прижала руки к груди в районе сердца.
Уже такая умная. Прямо как ее папочка.
Я улыбнулся.
Давай, Ливви. Пойдем домой.
Глава 3. Дарлин
Проклятый будильник сработал в половине шестого утра. Я вылезла из теплой постели, поставила вариться кофе на маленькой кухоньке, а потом зависла, закрыв глаза, под теплыми струями душа в крошечной ванной комнате. Еще никогда в жизни мне не приходилось так рано вставать, но друг из Нью-Йорка потянул за миллион ниточек, чтобы пристроить меня в шикарный спа-салон в дорогущем районе города. Зарплата стоила того, что просыпаться каждое утро, но боже ты мой.
Так вот что значит быть ответственной? проворчала я, второй раз выронив бутылку с шампунем.
После душа, завернувшись в полотенце и обернув другое вокруг головы наподобие тюрбана, я потягивала кофе на кухне, удивляясь, что за окном еще не рассвело.
«Быть ответственной, решила я, полный отстой».
Спустя некоторое время утренняя сонливость ушла, оставив после себя удивительное чувство бодрости.
Я встретила рассвет моей новой жизни, и мне все равно, насколько глупо это прозвучало. Прекрасное чувство.
Я надела бежевую юбку, мужскую рубашку на пуговицах, натянула темно-бордовые гольфы до бедра и черные армейские ботинки. Перед зеркалом в ванной нанесла темные тени и густо обвела голубые глаза черным карандашом, в уши вставила золотые серьги-кольца и собрала длинные каштановые волосы в хвост. Я все еще выглядела, как типичная жительница Нью-Йорка.
И не могла решить, хорошо это или плохо.
Уже на улице я натянула свой любимый «бабушкин» свитер и взвалила на плечи фиолетовый рюкзак. Солнце наконец-то взошло, почти физически ощущалось начало дня. Улицы были тихими. Сонными.
Приложение на телефоне подсказало, что мне нужна линия J, чтобы добраться до станции «Эмбаркадеро». Спустя двадцать минут я оказалась в районе кондоминиумов, современных лофтов и магазинов с видом на залив. Согласно моей карте, пристань и другие туристические развлечения находились, так сказать, за углом, еще в десяти минутах езды на поезде. Этот район показался мне слишком тихим, и я задумалась: а будет ли у меня достаточно клиентов, чтобы держаться на плаву, или придется искать вторую работу.
«Но, если ты устроишься на вторую работу, у тебя совсем не останется времени на танцы».
И я снова не могла решить, хорошо это или плохо.
Но, как оказалось, беспокоиться мне не о чем. Спа-салон «Серенити» со сверкающей витриной поражал красотой, от него буквально разило богатством, и даже в такую рань он был переполнен клиентами.
Моя начальница, Уитни Селлерс, выглядела лет на тридцать пять с волосами, покрашенными в клубничный блонд, и строгими голубыми глазами. Нахмурив брови, она оглядела меня с головы до пят.
Дарлин, верно? сказала она, как будто мое имя пришлось ей не по вкусу.
Я кивнула.
Да, здравствуйте. Приятно познакомиться.
Она протянула мне руку для короткого и довольно жесткого пожатия.
Я бы не стала на твоем месте сильно привязываться к этому месту, сообщила она. Слишком высокая текучка кадров. Я сыта по горло увольнениями и наймами каждую неделю. Ты начинаешь через десять минут, и тебе нужна форма. Она оценила мой наряд. Ужасно.
Мне выдали белые фланелевые штаны и мягкую белую рубашку с короткими рукавами. Я переоделась в уборной для сотрудников и взглянула на себя в зеркало.
Выгляжу как медсестра, пожаловалась я Уитни, когда вышла к ней.
В этом и смысл. Теперь ты работаешь в сфере здравоохранения и делаешь лечебный массаж ради оздоровления наших клиентов. Она снова изогнула бровь. Казалось, что здесь говорили бровями. Понятно? Все. Иди. Первый клиент уже ждет.
Мне потребовалось всего три минуты, чтобы понять, что атмосфера безмятежности здесь предназначена только для клиентов. Для места, пропитанного роскошью и умиротворением, сотрудники выглядели напряженными до предела.
Тебе нравится здесь работать? спросила я одну из своих коллег в комнате отдыха, когда закончила с первым клиентом. Девушка посмотрела на меня странным взглядом.
Ты, должно быть, новенькая, ответила она, потирая плечо. Это как замешивать тесто часами напролет. Но где еще ты сможешь столько зарабатывать в час?
«Продавая дурь на тусовках», вспомнила свой печальный опыт я, но не сказала этого вслух.
Этот спа-салон стал изысканным дополнением к моей новой жизни, и я поклялась себе никогда не возвращаться к старому. Я собиралась сохранить себя такой же чистой и нетронутой, как моя новая униформа. Но уже к концу смены мои руки словно весили по сто фунтов каждая, а плечи вопили от боли.
Мне просто нужно привыкнуть, бормотала я себе под нос на улице. Это как новая танцевальная программа. Сперва все тело ноет от бесконечных повторений одних и тех же движений, а затем ты приспосабливаешься. Нет, даже больше. Ты побеждаешь.
Раздался лязг канатной дороги, и я увидела парусник, медленно проплывающий по заливу. Улыбка расползлась по моим губам.
Я сегодня хорошо поработала.
И тут мой взгляд упал на ближайший ко мне столб, увешанный объявлениями и листовками: кто-то предлагал уроки игры на гитаре, кто-то разыскивал пропавшую кошку и тут же висела реклама независимой труппы современных танцев, которая через несколько недель устраивала представление в театре в районе Мишн. Они проводили прослушивание. Всего одно место. Девушка-танцовщица для шоу.
Я прикусила губу. Канатная дорога сворачивала за угол, направляясь в противоположную сторону от той, куда было нужно мне. Но сегодня я ощущала себя достаточно храброй, чтобы запрыгнуть в фуникулер, не боясь потеряться в городе.
Вагончик остановился, и я пошла к нему. Проходя мимо столба, рука сама собой потянулась к объявлению с заветным телефонным номером. Я сунула клочок бумаги в карман и отправилась в неизвестном направлении.
* * *
После целого вечера, проведенного на Пирсе 39, где я занималась всеми туристическими делишками и наслаждалась шоколадными конфетами с площади Жирарделли, празднуя новую себя, я наконец возвращалась домой, перемещаясь на автобусах и поездах.
Дюбус-стрит утопала в последних золотистых лучах, а красивые дома, окруженные деревьями и цветами, выглядели поистине идеально. Как на почтовой открытке. Я улыбнулась и достала телефон, чтобы сфотографировать кремовый дом в викторианском стиле.
«Я живу здесь!»набрала сообщение Карле, своей сестре, и прикрепила изображение.
Никакого ответа.
Я сказала себе, что она занята семейными хлопотами или ужинает. В конце концов, в Нью-Йорке было уже семь часов вечера.
На первом этаже раздавались чьи-то голоса. Дверь в первую квартиру была распахнута, на пороге стояла латиноамериканка средних лет и разговаривала с молодым человеком примерно моего возраста. Одной рукой он укачивал малыша, а в другой держал портфель, на его плече висела сумкавероятно, с детскими вещами. У него были короткие темно-русые волосы с мягкими, непослушными кудрями, пронзительные карие глаза, обрамленные длинными ресницами, квадратная челюсть и пухлые губы, которые в данный момент были плотно сжаты.
Я могла бы продолжать мысленно оценивать его внешность в течение нескольких дней, но буквально за секунду мой мозг быстро суммировал все черты его лица и пришел к окончательному выводу, что этот парень был чертовски великолепен.
«Серьезно? Только не говорите, что мистер Мамочкамой сосед».
Они замолчали, как только заметили меня. На лице женщины расплылась теплая, приветственная улыбка. Парень же уставился на меня со смесью тревоги и презрения.
Вы кто? грубо спросил он, поправляя сумку на плече и устраивая девочку на своих руках. Шесть футов сексуальности в помятом костюме с подозрением смотрели на меня.
Женщина еле заметно шлепнула его по руке.
Сойер, будь хорошим мальчиком.
Я я ваша новая соседка? это прозвучало, скорее, как вопрос, будто мне требовалось разрешение от этого парня на проживание здесь. Я резко выпрямилась. Я Дарлин. Недавно сюда переехала. Я танцую. Ну, танцевала. Пришлось взять небольшой перерыв, но собираюсь скоро вернуться к этому что-то типа того, и выдала свою самую дружелюбную улыбку. Сейчас я работаю массажисткой. Совсем недавно получила сертификат и
Мой словесный поток иссяк под испепеляющим взглядом Сойера.
Танцовщица. Фантастика, с горечью сказал он. Всегда мечтал о том, чтобы надо мной постоянно кто-то стучал и прыгал, будил ребенка и отвлекал меня от учебы.
Я уперла руки в бока.
Моя квартира слишком маленькая для танцев, и к тому же
Я снова потеряла дар речи, заметив, как острые скулы и резкие черты лица Сойера разгладились, когда его дочьполагаю, ей было около годахлопнула своей маленькой ладошкой по его подбородку. Взгляд Сойера смягчился, на лице появилась улыбкапрекрасная улыбка, которую он приберегал только для этой малышки, и наполненная любовью такой силы, что на мгновение мне стало трудно дышать.
Очень рады познакомиться с тобой, Дарлин, вмешалась женщина. Я Елена Мелендез. Это Сойер, а его ангелочка зовут Оливия. Они живут наверху.
Я тоже, ответила с легкой усмешкой я. На третьем этаже, имею в виду. Очевидно, добавила с тихим смешком. В студии.
Снимаешь у Рэйчел, да? Елена улыбнулась. Она милая девушка.
И тихая, добавил Сойер, заработав очередной толчок от Елены.
Да. Сняла на полгода, пока Рэйчел в поездке с «Гринпис».
Добро пожаловать.
Сойер убрал маленькую ладошку от своей щеки и поцеловал девочку, а затем, пробурчав что-то неразборчивое себе под нос, прошел мимо меня и направился к лестнице. Я почувствовала приятный аромат парфюма и детской присыпки, и меня поразило странное ощущение. Словно в каждой молекуле моего тела проснулась неведомая для меня сексуальная и материнская энергия, вспыхнув в ответ на мужественность Сойера и детскую непосредственность Оливии.
«О мой бог, охлади пыл, девочка. Скорее всего, он женат и, без сомнения, говнюк».
Но не его дочь. Через плечо Оливия наблюдала за мной и улыбалась. Я помахала ей рукой.
Она помахала в ответ.
Он славный парень, сообщила Елена со вздохом, наблюдая, как Сойер скрывается за углом.
Поверю на слово. Я выдохнула с облегчением, когда он унес с собой странное витающее в воздухе напряжение и целый арсенал сильнодействующих феромонов. Его взгляд может шлифовать алмазы. А вот его дочь милашка. Сколько ей?
Тринадцать месяцев. Я нянчусь с ней с младенчества и наслаждаюсь каждой секундой. И делала бы это бесплатно, но Сойер настаивает на «полной оплате». Женщина, наклонившись ко мне, заговорщически прошептала: Но он не знает, что я занизила свою ставку. Я с радостью помогаю ему. Он так много работает. День и ночь.
Чем он занимается?
Учится на адвоката, сказала она с гордостью. Почти закончил.
Эм, а что делает мама Оливии? спросила я, шаркнув своим ботинком по тонкому ковровому покрытию.
«Умоляю, скажите мне, что она счастлива в браке».
Я ее никогда не видела.
О? Это плохо.
Сойер никогда не упоминал о ней, а я и не спрашивала. Думаю, если захочет, сам расскажет, но пока он молчит. Как партизан. У парня золотое сердце, но он такой серьезный, все время напряжен. Я беспокоюсь за него. Она тепло улыбнулась. Я всегда говорю ему, что его красивое лицо создано для улыбок, но он бережет их для Ливви.
Я заметила.
Елена погладила меня по руке.
А ты чем занимаешься, Дарлин? Говоришь, ты массажистка?
Да, сегодня начала.
Разве это не удивительно Улыбка ее стала шире, а взгляд метнулся вверх, на небеса или к квартире Сойера. Dios trabaja de maneras misteriosas.
О чем это вы?
Да так. Расскажу когда-нибудь.
Маленькая темноволосая девочка с большими глазами выглянула из-за бедра Елены.
Это Лаура. Ей два года, еще у меня есть сын, Гектор, ему пять. Мой муж работает допоздна, но когда-нибудь вы познакомитесь.
Я улыбнулась и помахала девочке рукой.
Да у вас действительно полно хлопот.