Обычная, почти как была.
Нет, Мара, не как была, сейчас это просто он замолчал, голос был серьезный, Скажи честно, это наркотики?
Да, идрид-мадрид, ну ты чё! возмутилась я.
Я заметил, у тебя руки дрожат, и возбуждение какое-то, волнообразное такое. Странное, на перепады настроения похожи. Когда с тобой разговаривал, выделил такие реакции.
Увидев моё возмущение, он добавил:
Не переживай, есть хороший нарколог, мы тебя вытащим.
Волков, бл4, я психанула, Мне нужен не нарколог. Мне нужен психиатр.
Нее, ну психиатров знакомых нет, а потом он заткнулся, уставился на меня и спросил, Что не так?
Всё не так. Я не была готова ко всему этому. Моя психика не была готова. Я хорошая девочка из хорошей семьи и не заслужила весь этот п44дец. Я не хочу сойти с ума. Тремор рук, дергается глаз, я в постоянном напряжении, и ещё я плохо сплю. Посттравматическое расстройство.
Давно?
После вербовки, усилилось после побега. С тобой симптомы не повторялись. Сейчас опять.
Ты не сойдешь с ума. Тебе просто нужна помощь, чтобы с этим справиться.
Я прижалась к нему сильнее и закивала головой.
Не могу привыкнуть, что ты Марта.
17
Руслан
Волков, тебе туда нельзя, очередное тело в форме пыталось меня остановить.
Слышь, я её сюда привел, она со мной, я отпихнул Родионова в сторону и зашёл в комнату для допросов.
Мара увидела меня, и успокоилась. Руки дрожат ещё немного, но хоть саму не колотит. Худющая, бледная, глаза огромные, шейка тоненькая. Я сел у входа, чтобы она меня видела. Ежов задал немой вопрос мимикой, глядя мне в глаза, а я сжал зубы и качнул головой «нет», на что он качнул головой влево-вправо, с нехорошей ухмылкой. А мне плевать. Я не уйду. Я привёл её сюда, я убедил сотрудничать, я обещал защиту. А её в камеру посадили, сцка! Давайте ещё пытать начнем, она ж террористка, бл4. Почему нет-то?! Орал у следаков на Полянского, такого умного, в кабинете у главного доказывал, что нельзя так с ней. Вот сейчас допрашивают мою Мару, а она напугано оглядывается по сторонам и опору ищет. Устала она, столько лет нет ей покоя.
После допроса ещё опознавали по фотобазе утырков, которые её вербовали. Пока готовили и планировали операцию, попросил ключи от изолятора и закрылся с ней в нем изнутри. Она прилегла на койку, свернулась калачиком, подтянула колени к подбородку. Накрыл её колючим клетчатым одеялом, а сам сел рядом и за руку держал её, пока она спала. За сутки целых четыре часа. Ей точно нужна помощь.
Руся, хриплый шёпот, Русь.
Мммм, дал понять, что слышу.
Меня здесь закроют, да? такая безнадёга в голосе сквозит, аж мурашки побежали.
Не-а, не закроют, я с тобой.
А ведь закрыли же один раз, боится, слышу.
Не бойся, я не дам, я заберу тебя у них, а теперь я отдавал себе отчёт, что вру ей. Я не был уверен ни в чём. Теперь так. Когда мы шли с ней сдаваться и предлагать сотрудничество, я был уверен, что её невиновность не вызывает сомнений. Но Полянский почему-то стал нагнетать, давить и вообще вести себя чёрт знает как. Я конечно, готов к сопротивлению, но, если бы знал, что так будет, я б лучше повременил со сдачей и почву подготовил.
Волков, а если меня посадят?
Значит, станешь Волкова, и буду к тебе на свидания ездить, вдруг осознал, что шутка неуместна, уж слишком Мара напугана, Марта Ковалевская проходит по этому делу свидетелем. Будет, конечно, ещё суд, но ты под защитой и тебя к ответственности не привлекут.
Услышал, как она шмыгает носом, заглянул в лицо, точноплачет.
Русь, вот почему так? Я жила себе, никого не трогала, математику любила, Пчёлу мою, училась на «пятёрки», с парнем встречалась, на свидания ходила. Зачем мне вот это всё свалилось?
А это, мурёнок, чтобы ты меня встретила. По-другомуникак, я обнял её за плечи и поцеловал в висок.
Через сутки накрыли всю сеть, по цепочке от вербовщиков до чистильщиков. Заказчики были объявлены в международный розыск. Через трое суток с того момента, как Мара заявила о готовности сотрудничать, она попала под программу защиты свидетелей и её у меня забрали.
Для её же безопасности забрали, но я никак не могу смириться, что она нашлась, а видеть теперь её не могу. Головой я понимаю, что нет причин волноваться, работают профессионалы, ребята сделают всё как надо. Но на сердце неспокойно.
Новое место жительства, новые документы, новая биография, новая работа и охрана 24/7. Я даже знаю, кому поручили её охранять. Такой универсальный солдат. Но вот совсем не легче от этого. Также удалось организовать ей психологическую помощь, из последней информации, ей удалось победить нарушение сна и теперь она спит.
Где-то там в городе живёт одна маленькая напуганная девочка, с другой фамилией и именем, возможно даже с другой внешностью, ходит на какую-то там работу, и пахнет как моя Мара, так же плечами ведёт, когда сомневается, и жмурится, когда внезапно хохочет, а ещё чихает всегда два раза подряд.
Через полгода жизни без неё я уже не могу сказать, что это было между нами. Почему тогда в клубе её улыбка расстреляла меня в упор, почему я впервые в жизни просыпаться с женщиной захотел. Часто во сне её вижу, с волосами длинными как на той фотографии, улыбается и с собой меня зовёт.
Мне удалось увидеть её одним глазом, когда её в суд привезли и с машины выводили. Тёмные шоколадные волосы, каре, выглядит хорошо, уверенно. В зал суда меня не пустили, это закрытый процесс. Мару слушали под самый занавес, был последний день процесса, потом судья объявил перерыв на два дня, и её опять от меня увезли. Я взял отпуск на две недели и начал готовиться встретить мою девочку, привёл квартиру в порядок, я ведь приезжал туда только спать, не мог без неё там находиться, купил наконец-то еды.
После того как был вынесен приговор в этот же день мне передали Марту из рук в руки возле одного из бизнес-центров в центре города. Разгар рабочего дня, люди снуют как муравьи, всё забито машинами, такие деловые звуки города. Она вышла из машины и медленно двинулась мне навстречу, во все глаза смотрит, пальцы сжимает. А я не смог сдержаться, заграбастал её в объятия, думал раздавлю, так сильно её хотелось к сердцу прижать. Эйфория такая, я себя таким счастливым никогда не чувствовал. А она притихла, смотрюревёт, да не просто слёзы, а прям истерика начинается. Быстро её в машину усадил, щёки её мокрые вытираю, а она меня за пальцы хватает и сжимает сильно.
Дома после душа, с чалмой из полотенца на голове, она сидела и вертела в руках мой телефон.
Ну, давай, Мара, чего ты? спрашиваю и вижу в глазах испуг, Хочешь, я?
Она кивает головой, и я беру телефон и нажимаю видео вызов в мессенджере.
Руслан? связь не очень хорошая, картинку разбивает на пиксели, но вижу пшеничные волосы, собранные в хвост и глаза испуганные.
Вижу в моей камере, как из-за плеча моего выглядывает Марта, рот ладошкой прикрывает.
Радость, Майя визжит и в ладоши хлопает, Марта опять ревёт. А я пошёл, не могу на них смотреть, пусть как-то без меня.
Некоторое время спустяМарта
Сколько времени уже прошло? Вереница дней, часов, минут, одна сплошная лента времени. Каждый день я закрываю глаза, и на меня опускается темнота, в которую я проваливаюсь как в зыбучий песок. Меня затягивает, вкручивает, засасывает и выплёвывает с другой стороны, полной света. Я открываю глаза. Утро. Я не вижу снов. Я только зачёркиваю дни в календаре, и вижу, что прошла ещё одна неделя. Я не работаю, просто не могу находиться среди людей, мне почти физически больно от этого. Я попыталась решать тригонометрические уравнения, чтобы успокоиться, но просидела пред открытой тетрадкой полчаса, пока Руслан не пришёл с работы. Надо же, я так любила цифры.
Каждый день я разговариваю с Пчёлой, смотрю как она улыбается и очень хочу прижать её к груди и зарыться в её ароматные волосы. После Майи я обычно звоню родителям, мы разговариваем с мамой, и я всегда знаю, что она ещё раз будет проситься приехать. Я пока не готова. Она понимает.
Меня учат не бояться. Меня учат, что мне больше не надо выживать. Что вокруг безопасно и мне больше не нужен защитник. А я не верю.
Руслан устал, он думал, что вот я вернусь домой, и мы заживём как раньше. Но не выходит, я не могу расслабиться и постоянно чего-то жду. Он это чувствует, иногда он уходит ночью, говорит, что это работа, но я чувствую, что ему просто тяжело со мной. Я перестала понимать, что я здесь делаю. Смотрю на него и не вижу причин остаться.
Мара, я долго думал. Я не смогу. Забыть всё это не смогу. Не смогу сделать вид, что ничего между нами не произошло. Никогда не будет как прежде. Ты это понимаешь?
Да, понимаю. Я всё помню, Руслан. Я помню нашу крышу и твой ответ на мой вопрос о том, что может оттолкнуть тебя.
Ты знала с самого начала, и всё равно пошла до конца, он вздохнул.
У меня не было выбора, Руслан, я посмотрела в его глаза.
Выбор есть всегда.
Я поджала губы, смотрела прямо перед собой и качала головой, соглашаясь с ним.
Да, верно. Мы оба сделали свой выбор. Ятогда, на крыше, а тысейчас.
Прошу, давай без глупостей, тебя надо закончить лечение. Я готов быть рядом. И знай, я всегда останусь человеком, которому ты можешь позвонить, когда тебе потребуется помощь. Но на этомвсё. Наши пути расходятся.
Да, ты тоже останешься близким мне человеком. Не могу обещать, что навсегда. Но на какое-то время точно, я взяла его за руку, Останься сегодня со мной.
Он кивнул, соглашаясь. Это было «да».
Вечером дома я обнимала его обнажённое тело и распадалась на атомы от прикосновений его губ и пальцев. Я терлась щекой о его затылок, оставляя на себе его запах, целовала шею, спину, просто ложилась на его могучую спину как когда-то и целовала родинку на затылке, загадывая только одно желание: «Будь счастлив». Все мои чувства были обострены до предела, я понимала, что прощаюсь с ним навсегда. Он тоже прощался, я чувствовала, что он пытается наощупь запомнить все мои изгибы, каждую мою реакцию, мой вкус, запах, запомнить каждую секунду нашей последней ночи. Когда я прикасалась к нему, под моими пальцами горел огонь, это было красиво и нестерпимо больно одновременно. Каждым движением моей сердечной мышцы я прощалась с ним.
Он уснул под утро. Я долго ещё лежала на спине под тяжестью его огромного плеча и руки, боясь пошевелиться. Прикоснулась губами к горячей коже и никак не могла оторваться от него. Чуть позже, собравшись с силами, я аккуратно выскользнула из-под него, тихо оделась, оглянулась напоследок, глянула на мои ключи на комоде, и бесшумно выскользнула за дверь. Стараясь не шуметь, я в последний раз спустилась по лестнице подъезда. В новую жизнь с собой я взяла только документы и немного денег, которые у меня оставались.
Я шла по пустынной улице в сторону автовокзала. В воздухе висела какая-то хмарь. Пошёл снег с дождём. Пройдя квартал до конца, мне повезло взять такси у остановки. Я уезжала из этого города точно так же, как и приехала несколько лет назад. Через час я сидела в автобусе у окна и смотрела по проплывающий мимо пейзаж. Внутри меня была пустота. Я наконец-то разрешила себе заплакать.
18
Руслан
Ну вот что за манера такая, бл4, уходить в никуда, без вещей, без предупреждения, ну сцка, детский сад какой-то. Я злился на неё неимоверно. Ну что тяжело что ли было нормально собраться, нормально попрощаться, я бы в аэропорт отвез, на самолет посадил. Так нет бл4. Опять в ночь одна в чем была. Ну что бл4дь с ней не так? Телефон валяется на кухонном столе. Вещи все на месте, ушла в том, в чем накануне была одета. Даже шапку не взяла! Да что за нах4й.
Хотя с другой стороны, понимаю. Не хотела она прощаться вот так. Попрощались ночью как смогли. Больно. Слишком больно.
Она в Москве, восстановилась в институте, работает в call центре, в Испанию ездила на две недели. С Майей связь держу, она приезжала к Маре после того, как та от меня сбежала. Пчёла мне фотки мне потом прислала. Подписался на новый инстаграм Марты с левого аккаунта. Постит котиков, цветы, свои глаза. Вспоминаю её каждый день, ни дня не было, чтобы, вернувшись с работы, не вспомнил какую-нибудь мелочькак она за мороженым крадётся, думая, что я сплю, или как мы в плейстейшн рубимся, она ещё свои удачливые носки всегда натягивала, «оленьи носки», так она их называла.
В конце всегда вспоминаешь начало.
Солнечные блики, молочный плотный тюль колышет ветром. Моя Мара. Наше первое утро.
Так, почему ты называешь меня животным? ткнул её пальцем вбок, она визжит.
Животным?
Лев. Это, конечно, не котик, зайка, но, всё равно, я не любитель всего этого.
А, ты про это! Это из-за имени, ведёт плечами как само собой разумеющееся.
Видит моё удивление, она не выдерживает и хохочет:
Ой, да ладно, не надо делать вид, что ты не в курсе.
Я не в курсе.
Имя твое.
Что не так с моим именем? Обычное русское имя.
Не совсем. Происходит от тюркского «Арслан», что означает лев, улыбается.
Быть не может! хватаю её поперек талии и бросаю на кровать.
А я Что я? Стал злющий как чёрт, парни на работе уже обратили внимание. Готов ломать, крушить, бошку кому-нибудь оторвать. Какая-то лютая ярость накрыла меня, и я никак не могу отпустить всё это.
Я невозможно скучаю.
Марта
Я вернулась в Москву. У меня не осталось друзей и знакомых, я опять начинала с самого начала, с чистого листа. Сначала остановилась в хостеле, купила вещи первой необходимости и много гуляла, несмотря на погоду. Холод внутри вытеснял любые мысли о холоде снаружи. Я бродила по центру, смотрела на подсвеченные иллюминацией улицы и ощущала покой, слушала тишину внутри. Через неделю я сняла квартиру, небольшую студию недалеко от метро, рядом с парком. Каждый вечер я иду в парк и брожу по дорожкам, не всегда расчищенным от снега. Иногда мне встречаются белки, которые совсем потеряли страх и ждут вкусных подачек, у меня всегда есть для них какой-нибудь сюрприз. Я любуюсь этими шустрыми зверьками. Не очень часто навстречу попадаются парочки, болезненным уколом в самое сердце я вспоминаю Волкова, замедляю ход и начинаю дышать, как меня учили. Я продолжаю психотерапию, и мне становится лучше. Я уже нашла дорогу к той девчонке, которая любила цифры и узоры на морозном окне, и каждый день я ещё шаг ближе к ней.
Три раза в неделю хожу на гравити-йогу, напоминаю моему телу, что такое работать, возможно, позже я опять вернусь к акробатике. Когда-нибудь. Я опять начала плавать. Только выбрала утро для занятий и спортивный центр с хорошей системой видеонаблюдения.
Через неделю после того, как сняла квартиру, я стояла в Шереметьево и вглядывалась группы в только что прилетевших пассажиров. Черная бейсболка, распущенные длинные пшеничные волосы, короткая куртка оверсайз с капюшоном из-под которой торчит капюшон худи, кроссовки и маленький черный чемодан на колёсах. Тревожно всматривается в толпу, скользит взглядом и видит меня. Ускоряет шаг, переходя на бег, и чемодан, перескакивая с колеса на колесо, летит нахр4н. Вот она! Какая взрослая! Темно-синие глаза, мокрые слипшиеся ресницы, припухшие губы. Она ревет как маленькая, рыдания взахлеб, трогает меня своими ладошками, а я прижимаю её к себе, глажу её щеки, целую нос. И смеюсь. Я смеюсь о счастья, потому что держу в моих руках мою любимую печеньку, которая пахнет как-то по-особенному, именно для меня, и это для меня лучше запаха шоколада.
Позже мы сидели на моём диване и обнимались, смеялись, вспоминали детство, деревню и наше поле, кучевые облака и игру «угадай, что это». Мы спали вместе, ходили, держась за руки в магазин и гулять, я показала ей моих белок, а она показала мне своего парня. Через неделю Пчёла уехала. Когда я вернулась домой из аэропорта, я легла на пол и лежала так до самой темноты, слушая себя и не шевелясь.
Ещё вместе с Майей мы подали документы на мой Шенген, и уже в марте я обнимала маму. Она всё такая же девочка, только у глаз морщинок стало больше, в красивой шляпе с аккуратной сумочкой. Папа тягал меня на руках по залу аэропорта и радовался как ребенок. Я прижималась к его колючей щеке, от него пахло «Old Spase» и табаком, хорошим вкусным ароматным. Я нуждалась в них, в семье, мне нужно было их тепло. Пчёла приехала к вечеру, когда мы сидели на открытой веранде и пили орчату. Визг, объятия и поцелуй. Моя любимая девочка, прижимала её к сердцу и ловила себя на том, что больше никогда не пропаду, всегда буду рядом. Мы легли вместе как в детстве и проболтали полночи, пока мама не пришла и не цыкнула на нас. Утром Майя вернулась на учёбу.