Думаю, мне нужно сначала разобраться со своим дерьмом, прежде чем я даже подумаю об этом,говорю я ему.
Он пожимает плечами.
Эй, однажды я тоже так думал. Оказалось, собаки помогают тебе разобраться со своим дерьмом,он замолкает, глядя на Петунью.Или просто добавляют своего собственного. Может быть, рядом с камином.
Петунья смотрит на него, словно говоря «а тебе-то что?».
Куда ты идешь?спрашивает он.Хочешь зайти?
Просто прогуливаюсь по дороге домой,отвечаю я.Я бы с радостью, но, уже поздно.
Мы - ночные пташки. Вообще-то, ты мой кузен и живешь в квартале от меня. Мой дом - твой дом.
К сожалению, это не работает в обратном направлении.
Да,говорит он, проводя рукой по челюсти.Мисс Шипли обязательно стала бы тыкать меня лицом в свой розарий,он указывает головой на свою квартиру.Пойдем. Не могу предложить тебе пиво, но у меня много чая.
Все равно я уже достаточно выпил,говорю ему и следую за ним и собаками в здание, благодарный, что получил отсрочку от собственного одиночества. Несколько ночей я нахожусь во власти собственного мозга и ужаса снов, и могу сказать, что эта ночь складывается так же, как и всегда и ведет меня туда же.
Если честно, я не очень хорошо знаю Лаклана. В некоторых семьях кузены действительно близки. Люди, которые понимают вас, потому что вы все связаны одной сумасшедшей семьей. Но, в случае с моими двоюродными братьями, мы встречались вместе лишь когда были детьми, и то только по праздникам. Я вырос в Глазго с родителями, братом Малом и с сестрой Мейзи. Как я сказал Джессике, мы выросли на неправильной стороне дороги. Мой отец был суровым, холодным, авторитарным человеком, который больше всего любил играть в азартные игры. Большую часть времени, независимо от того, какие деньги отец зарабатывал, пока работал на фабрике, участвовал в скачках, играл на игровых автоматах или где-то еще, где у него был шанс выиграть, пусть даже этот шанс был ничтожно мал, мы жили в трущобах.
Шансы всегда были малы.
В то время как у Лаклана было тяжелое детство, его усыновили в Эдинбурге. Мои тетя и дядя, и мой кузен Бригс - прекрасные люди, но они вышли из привилегированного общества. Жили той жизнью, которой я никогда не знал. Даже у Лаклана теперь есть деньги, он заработал их сам, благодаря своей карьере.
Еще у меня есть другие тетя и дядя. Они не такие милые и смехотворно богаты. Их два сына, Брэм и Линден, живут сейчас в Штатах, в Калифорнии.
Моя семья оказалась черной овцой, но я не переживал по этому поводу. Я не часто общался с ними, вместо этого мы просто держались рядом с людьми, которые нас понимали. К счастью, несмотря на то, что мы росли в опасной части Глазго (что говорит о многом), в конце концов, мы смогли подняться на ноги. Мейзи занимается благотворительностью в Африке, а Мал - успешный фотограф.
И есть я. Я до сих пор не знаю, что собой представляю, не говоря уже о том, кто я.
Но мне повезло. Когда я оказался в Эдинбурге, в основном из-за Джессики, я позвонил Лаклану (Бригс работает профессором в Лондоне) и попытался снова наладить связи с семьей. Я знал, что Лаклан, по крайней мере, поймет меня, даже если он не знает всей истории.
Он знал о мисс Табите Шипли, которая жила на соседней улице, она поклонница регби и каждую неделю приносила ему цветы. Стоило ей упомянуть, что ее арендатор съехал, а Лаклан знал, что мне нужно место, где я мог бы жить, он почти сразу же все устроил.
Я все еще не уверен, понравился ли я ей, но это хорошая квартира и первый шаг по возвращению к нормальной жизни.
Второй шаг к нормальной жизни? Ну, я надеялся, что, когда найду Джессику, получу ответ.
Но сейчас у меня еще больше вопросов.
И первый: когда я снова увижу ее?
Глава 3 Джессика
Что ты делаешь? Ты должна быть на правой полосе.
Я не могу перестроиться в правую полосу, там идиотский грузовик.
Если не сделаешь какой-то умный манёвр, мы опоздаем
Съеду на следующем съезде, он приведёт нас на А7. Мы не опоздаем.
Не опоздаем? Мы всегда чертовски опаздываем.
Женщина, ты можешь хоть две секунды помолчать?
Мне так жаль, Джесс.
Боковым зрением я вижу, как сестра поворачивается на пассажирском сиденье, чтобы посмотреть на меня, но я продолжаю смотреть в окно. Сегодня мир серый, каменные фасады Эдинбурга сливаются друг с другом, чередуясь с вывесками магазинов, газетных киосков и маникюрных салонов.
Кристина и ее муж Ли везут меня в Эдинбургскую королевскую больницу для еще одной встречи с доктором. Все надеются, что эта встреча будет последней перед тем, как мне снимут гипс. Но я напугана.
Прошлой ночью я плохо спала. Ворочалась и не могла уснуть, и когда, наконец, заснула, сны были ужасны.
Они всегда одинаковы и снятся мне все чаще и чаще. Я брожу по Эдинбургу одна среди ночи. Опускается туман, и, как в мрачном фильме, все в черно-белых тонах. Булыжники старого города сияют так, словно покрыты кровью. И запах, чего никогда раньше в снах не было. Металлический и обжигающий, как свежая рана.
Я быстро иду на своих идеальных ногах, и убеждена, кто-то следит за мной. Поворачиваю за угол и ныряю в переулок, который, по мере того, как я иду дальше, все сужается и сужается. Туман клубится непонятно откуда.
В конце концов, передо мной появляется туман, плавающая белая стена, через которую я пройти не могу, и мне приходиться развернуться.
Только на другом конце стоит мужчина, у него в руках ружье.
Его глаза в темноте сияют голубым.
Он кричит мне, однако я не понимаю его слов. Но это не важно.
Я должна умереть. Он говорит мне, что я должна умереть.
Он начинает идти, затем бежать, и я изо всех сил вжимаюсь в туман, отчаявшись сбежать.
Наконец, я прорываюсь, туман холодный и хватает меня, словно мертвыми руками.
Я начинаю бежать, протягивая руки, не имея понятия, куда направляюсь.
Затем моя правая нога слабеет.
Я падаю на землю, булыжники врезаются мне в лицо, и смотрю назад. Моя нога испарилась, на ее месте лишь пустота, тень мужчины приближается.
Каким-то образом мне удается встать на одну ногу. Я начинаю прыгать на одной ноге, довольно быстрое движение, чтобы у меня появилась надежда на спасение.
Затем другая нога тоже пропадает.
Исчезает бесследно.
Я падаю на землю и перекатываюсь на спину, лишь голова, туловище и руки.
И наблюдаю, как приближается тень.
Он подбирается все ближе и ближе, туман расступается для него, пока он не оказывается прямо передо мной.
Я смотрю в затуманенные глаза Льюиса Смита, когда он прижимает дуло ружья к моему лбу. Оно холоднее самого холода.
Он готовится нажать курок.
Затем его лицо превращается в лицо отца, как он выглядел, когда я был маленькой. Когда он останавливался у моей спальни и говорил мне, чтобы я закрыла рот.
Наконец, я кричу.
Ружье исчезает.
Я проснулась в поту, хватая ртом воздух. Гостевая спальня, в которую Кристина меня поселила, маленькая, светлая и приятная, но после этих снов она, словно гроб.
Я спустилась и сделала себе чай, а затем сидела и перелистывала дурацкие журналы, пока не взошло солнце. Только тогда, как и много раз до этого, я, наконец, уснула.
Мы на месте,самодовольно говорит Ли, когда машина резко подъезжает к знаку Стоп, его голос вырывает меня из моих воспоминаний.Сказал же, что мы успеем.
Я действительно устала от больниц, и переутомление не помогает моему угрюмому настроению. Я скрываю его, чтобы ни Кристина, ни Ли не пытались заставить меня почувствовать себя лучше. Кристина помогает мне выйти из машины, а Ли находит место для парковки. Сестра смотрит на меня, как будто я собираюсь взорваться или что-то в этом роде. Я стараюсь как следует улыбнуться ей, когда мы направляемся в больницу, надеясь, что она отстанет от меня.
Ах, Джессика,говорит доктор Синклер позже, когда заходит в смотровую комнату.Приятно видеть тебя снова.
Хотела бы я сказать то же самое и о вас, Док,отвечаю ему.
Он смеется. Доктор Синклер все отлично понимает. Он молод, может быть, на пять лет старше меня, но иногда ведет себя, как ваш дедушка. У него полно банальных отцовских шуточек и есть мудрость, которую он еще не заработал. Он также помешан на власти, и поэтому проявляет ко мне особую заботу и терпение. Ответственность за, по крайней мере, часть моего выздоровления - его заслуга.
Что ж, надеюсь, мы перестанем видеть друг друга так часто,говорит он, облокачиваясь на стойку, на которой лежат ватные тампоны и шпатели для языка.Хотя, должен сказать, я буду скучать по твоей улыбке.
В ответ улыбаюсь ему идеальной ненастоящей улыбкой.
Осмотр такой же, как и всегда. Он спрашивает о моих еженедельных занятиях с физиотерапевтом, наблюдает за тем, как я иду, а затем отправляет меня на рентген ноги. Когда приходят результаты, он помещает их рядом со светом и с восхищением смотрит на снимки.
Даже для меня, моя нога выглядит совершенно иначе, чем семь недель назад. Семь недель назад я едва понимала, что смотрю на ногу. Первые рентгены показывали, что кость полностью разрушена, в сухожилиях застряла шрапнель. Теперь нога относительно прямая и сделана, в основном, из металлических стержней.
Конечно, все могло быть и хуже. Пуля, оставленная во мне Льюисом Смитом, повредила бедренную артерию. Если бы парамедики не появились так быстро, если бы полицейские, которые выстрелили и убили его, сразу не надавили на рану, меня бы здесь не было. Я бы истекла кровью на улице.
Но ущерб все же нанесён. Врачам в Лондоне пришлось восстановить мою ногу изнутри с помощью металлических стержней и винтов, определяя, какие кости они могут вернуть на место. Я знаю, мне очень повезло, что у меня вообще есть нога. Учитывая, что террорист использовал дробовик, существовала вероятность того, что ее придется ампутировать.
Им удалось спасти мою ногу - еще одна причина, по которой мое выздоровление было воспринято как чудо для всех, начиная от прессы и заканчивая врачами. Но я не ощущаю себя так, словно со мной случилось чудо.
Хорошие новости,говорит доктор Синклер, оборачиваясь и посылая мне банальную улыбку, как в какой-то мыльной опере.На следующей неделе снимем гипс. После этого оденем тебе медицинский ботинок, который тебе придется носить в течение нескольких недель, и ты начнешь физиотерапию три раза в неделю. Тебе снова нужно научиться ходить. Но ты на пути к выздоровлению, Джессика. Не могу выразить словами, как сильно я горжусь тобой.
Кристина обнимает меня, прежде чем разразиться счастливыми слезами. Пока она болтает с врачом, который в действительности ничего не сделал, лишь продолжил работу, которую проделали врачи в Лондоне, я обмениваюсь взглядом с Ли.
Я знаю, о чем он думает. Он ждет, когда я поправлюсь, вернусь на работу и уберусь из их проклятого дома. Я думаю, Ли всегда считал меня чем-то вроде препятствия между ним и Кристиной. Знаю, я слишком защищаю ее, и не зря, но это моя работа. Это всегда было моей работой, просто теперь я справляюсь с ней лучше. И хотя у меня нет проблем с Ли - он хороший парень и все такое - он знает, что я сильно влияю на ее жизнь, к лучшему или худшему. Некоторые мужчины видят в этом опасность.
Делаю себе мысленное замечание, прийти сегодня вечером позже и дать им немного времени наедине. Сегодня вечером я собираюсь в церковь, после этого снова пойду в паб и возьму домой такси, независимо от того, как сильно будет возражать Кристина.
И я притворяюсь, что не собираюсь пойти в паб в надежде снова увидеть Кейра.
Неа. Я едва думаю о нем.
Но к тому времени, когда они высаживают меня у церкви, моя сестра, как обычно, просила позволить позже забрать меня, я оказалась на месте на двадцать минут раньше.
Я могла бы зайти внутрь, сесть на скамью и прочитать несколько молитв. Могла бы пойти в подвал и поговорить с Реджи, который всегда приходит пораньше и ест уцененное песочное печенье из жестяной банки.
Или могла бы пойти в паб.
Когда Ли отъезжает, я машу им вслед, наблюдая, как их машина исчезает за углом, а потом смотрю на «Сент-Винсент». Солнце лишь начинает прорываться сквозь облака, хотя и сидит низко в небе, и болтовня людей на террасе паба оживленная и приветливая.
«Я должна заскочить,говорю себе.Всего на секунду. Выпить пинту до начала встречи».
До того, как могу передумать, я быстро перехожу через улицу.
На улице немного людей, две девушки и парень лет двадцати пяти, они стоят вокруг стола с бокалами в руке, курят и смеются. Они замирают, когда я пробираюсь по короткому лестничному пролету. К счастью, я делаю это с легкостью, уверенно улыбаясь им, хотя совсем не ощущаю уверенность.
В пабе пахнет парфюмом, разлитым пивом и маслом из фритюрницы. И я направляюсь прямо к бару, люди уходят с моего пути, когда я ковыляю. Я пытаюсь посмотреть поверх голов всех, как бы между прочим пытаясь увидеть, есть ли свободное место в задней части зала, когда мужчина, стоящий передо мной и заказывающий пиво, привлекает мое внимание.
Высокий и широкоплечий. Затылок загорелый, волосы темные, местами с сединой и слегка закручивающиеся на концах. Когда я слышу, как он разговаривает с барменом, говоря ей спасибо, я уже знаю, кто это.
В моем сердце что-то шипит, словно дождь падает на горячий тротуар.
Я закрываю рот и жду, пока он повернется.
В тот момент, когда он видит меня, его глаза расширяются. Сначала от шока, затем от чего-то похожего на трепет.
Никто никогда раньше не смотрел на меня вот так. Такой взгляд делает со мной нечто такое, что не должен.
Глупая улыбка появляется у меня на лице, а щеки краснеют.
Привет,говорю я громче, чем планировала. Мой странный канадский акцент с намеками на шотландский выделяется в подобном месте, и я чувствую, как головы поворачиваются в мою сторону.
Привет,говорит он, быстро прочищая горло.Джессика,больше похоже на вопрос.
Не Рыжик?спрашиваю я, и теперь, слыша свой неловкий застенчивый голос, понимаю, что пытаюсь флиртовать. Я ведь совсем забыла, как это делается.
На данный момент, нет,говорит он, его улыбка немного дрожит.Честно говоря, не ожидал увидеть тебя снова.
Ну, теперь, когда я знаю, что у меня есть потрясающий паб через дорогу от...я замолкаю, понимая, что он не знал, куда я направлялась,так или иначе, как я могла пройти мимо?
Мое сердце бешено стучит, но он лишь поднимает бокал и говорит:
Действительно. Тогда не против выпить со мной еще один напиток? Или я испытываю удачу?
Нет смысла даже притворяться, что я пришла сюда не за этим, я ведь в тайне надеялась наткнуться на него.
Конечно,соглашаюсь я.
Секунду,говорит он, поворачиваясь и заказывая мне эль, который, на этот раз, у них есть.
Ты запомнил,впечатленная подобным, сообщаю ему.
Да. Эль пьют лишь настоящие женщины.
Я ухмыляюсь.
Подобный комментарий может принести тебе неприятности.
Он пожимает плечами.
Я привык к неприятностям.
Бармен вручает ему идеально выглядящее пиво в ледяных бокалах, и я отхожу, когда Кейр начинает пробираться к задней части бара. Нам везет, мы занимаем то же самое место, что и в прошлый раз.
В ту минуту, когда я сажусь, я понимаю, что мне придется либо выпить напиток залпом, либо отказаться от него через десять минут. В противном случае, я пропущу встречу.
Что-то не так?спрашивает он, темные брови нахмурены.
Ничего,говорю ему, пытаясь мысленно придумать оправдание, которое могло бы вытащить меня отсюда. Не хочу, чтобы он думал, будто это связано с ним.
Итак, Джессика,говорит он. Мое имя, слетающее с его губ, звучит просто великолепно. В его голосе есть грубость и глубина, которые я ощущаю всем нутром.
Итак, Кейр,я чувствую себя странно беззаботной, настолько, что мне хочется сесть прямее перед незнакомцем и улыбаться ему, даже когда нет никаких поводов для улыбок. Я хочу напомнить себе, что он просто красивый незнакомец, и нет причин радоваться этому, но мне так чертовски надоело иметь дело со всем происходящим, что Кейр - прекрасное отвлечение.
После этого мы ничего не говорим друг другу, но тишина приятна. Он делает долгий глоток пива, не отрываясь смотря на меня.
Ты знаешь, где я живу. Будет честно, если и я буду знать, где ты живешь,говорит он.
Качаю головой.
Я живу с сестрой и ее мужем. В Восточном Крейге,делаю паузу, облизывая губы. Подставка для бокала на столе неожиданно кажется интересной.
Если честно, не совсем там я рассчитывала оказаться в тридцать лет.
Мгновение он смотрит на меня, вспышка тьмы в глазах, прежде чем кивает.
Думаю, порой мы все обнаруживаем себя в подобных местах. Местах, в которых, как мы думали, никогда не окажемся. Я до сих пор не могу до конца понять, как ты сломала ногу,мое лицо сразу же краснеет, не от смущения, а от стыда.