Доминик, произношу вслухи Адам, наконец, трясет головой, чтобы убрать волосы с лица. Жест, который он делает неосознанно, привычка, о существовании которой я почему-то знаю.
Доминик? переспрашивает Адам.
Так я назову нашего сына.
Глава седьмая: Адам
Полина улыбается.
Прекрасно осознаю, что эта улыбка не для меня, и это немного раздражает, потому что я до мелочей могу предсказать, что будет дальше. Она вынырнет из эйфории, поднимет голову, посмотрит на меняи подожмет губы. Делает так постоянно: просто втягивает их в рот, прикусывая изнутри зубами, как будто боится, что потеряет важные слова или разболтает чужой секрет.
Так и происходит, только на этот раз она еще и остервенело цепляется за мою подушку, как будто я настолько ей омерзителен, что она готова отхлестать меня по лицу, которое не вписывается в ее представление о прекрасном.
Доминик? переспрашиваю я. Почему не что-то более традиционное?
Я не думал о том, как бы хотел назвать своего сына. Наверное, если бы у меня была хорошая семья и отец, как пример для подражания, я бы дал сыну его имя, но я по паспорту «Александрович» только чтобы не было пустой графы. Смешно, что в самом важном документе в моей жизни нет ни слова правды. Меня нет, Адама Александровича Романова нет, есть лишь придуманное на скоро сочетание имени, фамилии и отчества. Жаль, что самая большая ложь моей жизни запятнает и моего сына.
Тебе не нравится? Полина выставляет иголки. Твое имя тоже тяжело назвать традиционным.
Пожимаю плечами и иду к шкафу в поисках спортивной одежды: тридцатиминутную пробежку в моей жизни не заменит ничто, даже любопытство, что за бес вселился в Полину. Надеюсь, впрочем, она сама все расскажет. Сразу после того, как мы решим вопрос с именем.
Доминик Я прокручиваю в голове, будет ли это созвучно с моим именем. Не то, чтобы очень, но вполне. И это тот вопрос, по которому мне не хочется спорить с Полиной.
Пусть будет Доминик. Плюхаюсь на кровать и быстро надеваю штаны, футболку и теплую толстовку.
Даже не будешь спорить? недоверчиво уточняет Полина.
Ты его носишь, ты его мать, почему бы тебе не иметь право выбора имени?
Успеваю почувствовать затылком ее удивленный вдох и выдох и накидываю капюшон. Хочется оглянуться, увидеть, как преобразилось лицо Полины, но я всегда на страже собственного эго, которое явно подустало от ее судорожных попыток избегать встреч взглядами. Будь ее воляПолина нахлобучила бы мне на голову мешок с прорезями для глаз и рта.
Нам нужно поговорить. Она вспоминает, зачем пришла, и когда я, не оглядываясь, иду к двери, громко требует:Адам, нам нужно поговорить о моей сестре.
У меня день по минутам расписан, Полина, и там нет «окна» для детских претензий. И оно появится не раньше, чем я получу внятный ответ, когда мы решили, что ты имеешь право вмешиваться в мою личную жизнь. Я не нуждаюсь в твоем одобрении и благословении. И еще кое-что
Я все-таки поворачиваюсь, потому что говорить спинойкакая-то бессмыслица. Полина стоит на кровати на коленях и воинственно прижимает подушку к животу. Вряд ли она это осознает, но в последнее время я все чаще замечаю, как она поглаживает живот, как прикрывает его ладонями, когда чувствует беспокойство. Возможно, я преувеличиваю все эти «знаки», ведь мы не так часто видимся, но мне приятно осознавать, что у моего ребенка будет мать, которая готова его защищать.
Хотя, возможно, это просто плод моих болезненных детских фантазий, и я вижу лишь то, что хочу видеть.
Я больше не хочу видеть тебя в моей постели. Для разговоров в твоем распоряжении весь дом.
Она явно думает, что у нее случился острый приступ звуковых галлюцинаций, потому что сначала мотает головой, а потом морщится и смотрит на меня с немым вопросом. И мы оба осознаем то, как намеренно болезненно я прошелся по ее самолюбию. Вряд ли в ее жизни были мужчины, которые брезговали ее телом в своей койке.
У нас разные спальни, Полина. Пожалуйста, не забывай об этом.
На улице собачий холод, но я все равно не отказываю себе в выработанной годами привычке. Пробежка заряжает тело тонусом и проветривает башку.
Только в этот раз я едва «делаю» половину дистанции. Приступ острой боли застает внезапно, словно убийца из подворотни. Останавливаюсь, хватаю руками колени и трясу головой, как будто моя боль материальна и, если постараться, ее можно выдавить, как занозу. Ни черта не помогает: к боли добавляется вяжущий вкус во рту, как будто меня накормили могильной землей. И мир растекается из трехмерных форм, превращаясь в маслянистое пятно, тонким слоем размазанное по моей сетчатке.
Я иду домой почти наощупь, полагаясь только на память тела.
Первым деломв душ, сунуть голову под теплую воду, попытаться расслабиться и вообще ни о чем не думать. Потом выпиваю две таблеткимой «десерт» наоборот, потому что принимаю его перед основным блюдом.
И боль потихоньку гаснет, словно огонь на фитиле в луже расплавленного воска.
Через пятнадцать минут я собран и спускаюсь к завтраку, на ходу перечитывая сообщения. От Ириныцелая цепочка, штук десять точно, но я не хочу их читать. Может, позже у меня появится к ним хотя бы формальный интерес.
Когда вижу сидящую за столом Полину, мне хочется выйти и попробовать войти в столовую снова, потому что меня определенно вышвырнуло в какую-то альтернативную реальность. В моей Полина ни разу за все семь месяцев нашего брака не завтракала со мной. А еще не обедала и точно не ужинала.
Похоже, моя жена всерьез вознамерилась поиметь мне мозг.
С тех пор, как у Полины округлился и начал расти живот, она перестала носить свои сумасшедше обтягивающие платья и короткие юбки и перешла на более уютные вещи. Не то, чтобы мне не нравилось, как она выглядитмне в принципе было все равно, главное, чтобы ее внешний вид не выходил за рамки приличия. Но сейчас я беру паузу, чтобы осмотреть ее с ног до головы. Она в каком-то светло-розовом свитере и джинсовом комбинезоне, который обтягивает ее живот. Два больших кармана «приклеены» по обе стороны «шарика».
Если бы мы были нормальной семьей, я бы мог подойти к ней, погладит живот, возможно, почувствовать, как в нем толкается мой сын. Сказать что-то ободряющее, чтобы она не чувствовала себя некрасивой из-за отекших ног и пары лишних килограмм, которых все равно не видно. Если бы мы были
Но у нас деловые отношения, в которых нет места сантиментам, поэтому я просто сажусь за стол и спрашиваю:
Ты сегодня решила побить рекорд и сделать множество вещей, которые раньше не делала?
Я сказала, что нам нужно поговорить, и мы поговорим.
Вот так запросто она берет меня за руку и выталкивает в прошлое, на семь месяцев назад, когда перелетела океан, чтобы заявить о своих намерениях: открыто и предельно честно. Похоже, это ее стиль поведения: брать свое любой ценой.
У меня до сих пор немного побаливает голова, и я с трудом улавливаю вкус бекона на языке, поэтому предпочел бы завтракать в тишине, но понятия не имею, как избавиться от Полины, когда она прет, как танк.
Слушаю. На всякий случай бросаю взгляд на часы, чтобы она понималая не буду бесконечно выслушивать ее обиды.
Полина делает глоток сока, подбирается и немного затягивает паузу, явно настраиваясь на разговор.
Я вчера встретилась с Ирой. Случайно. В парке.
Странно, что только вчера, потому что Ирина вернулась в столицу еще две недели назад и развила такую бурную деятельность, что об этом не знает только слепой и глухой.
Полина вкратцепрямо хочется ее похвалить за то, что не рассусоливаетпередает суть разговора. Я не перебиваю, даю закончить, мысленно делая пометки для будущего разговора с Ириной. Например, о том, какого хрена она внушает моей беременной жене мысль о том, что я собираюсь забрать ребенка.
Это все? уточняю я, когда Полина замолкает. Она взволнована: когда снова прилипает губами к стакану, я слышу отчетливый стук зубов о хрусталь.
По-твоему, этого мало? Как ты думаешь, каково мне было: целую ночь сидеть и думать о том, что ты где-то трахаешься с моей сестрой, а в перерывах между забегами вы радостно обсуждаете, как и куда меня вывезти, чтобы не мешала вашей идиллии с моим ребенком!
Я где-то даже понимаю, почему она так злобно огрызается, но на всякий случай охлаждаю ее коротким и емким:
Перестань орать. Или на этом разговор будет окончен.
Полина медленно и выразительно проглатывает обиду, но молчит, и только бешено дрожащая артерия на шее выдает ее злость. Возможно, со временем, я научу жену слушать и слышать, и не делать выводы наперед, считая, что все люди вокруг существуют только для того, чтобы она героически превозмогала понаставленные ими преграды.
Я не собираюсь обсуждать с тобой свою личную жизнь, будет ли она касаться твоей сестры или других женщин. Хочу, чтобы ты хорошенько раз и навсегда это запомнила. Иначе я начну думать, что мой деловой партнер собирается иметь меня в обход договора.
Может, хватит каждый раз тыкать меня носом в наше соглашение? хмурится она.
«Хватит» случится только после того, как ты выучишь правила игры.
Она долго думает, но в итоге выдает короткое и сухое: «Хорошо».
Дальше: если я не хочу обсуждать с тобой своих женщин, то можешь быть уверенаточно так же я не обсуждаю со своими женщинами мою жену и судьбу моего ребенка. Я не представлю нормального мужика, который бы так делал, но, похоже, в ее прошлом были именно такие «мужчины». Я не собираюсь забирать у тебя ребенка и никогда не собирался. Если бы мне был нужен инкубатор, я бы воспользовался услугами соответствующих женщин. Ты меня целиком и полностью устраиваешь в роли жены, и я думаю, что ты так же будешь хорошей матерью Доминику.
Странно, как быстро я привык к необычному имени. И еще более странно, что стоит мне его произнести, как Полина волшебным образом расслабляется. К щекам приливает румянец, рука опускает на верх живота, поглаживает круговыми движениями. Не тороплю, потому что и самому интересно наблюдать, как происходит их безмолвное общение.
Спасибо, Адам, говорит она и на этот раз смотрит прямо мне в глаза. Даже не щурится, как обычно. И извини, что забыла, где мое место.
Я бы даже поверил, что вот этот странный привкус в ее голосесамая настоящая обида, но меня останавливает холодный взгляд. В самом деле, это же Полина, которая сама предложила сделку.
Но раз уж мы все равно разговариваем, а у меня еще целых десять минут, то самое время затронуть еще одну тему.
Я говорил с Тамарой Сергеевной. Она обеспокоена тем, что ты продолжаешь настаивать на естественных родах. Вчера я битых полчаса выслушивал, что у Полины узкий таз, и несмотря на то, что ребенок не очень крупный, почти наверняка у Полины будут разрывы.
Я не хочу, чтобы моего сына доставали, как киндер-сюрприз, упрямо говорит Полина. Мне плевать на разрывы, естественные родысамые правильные роды. В конце концов, тебя не должно волновать, что будет у меня между ног.
Киваю просто чтобы не обострять, но все равно собираюсь контролировать ситуацию и, если врач скажет, что кесарево необходимо, я собственными руками уложу Полину под наркоз.
Глава восьмая: Адам
Я звоню Ирине только вечером, весь день игнорируя ее звонки и сообщения. Она всегда была очень сентиментальной, выставляла все чувства напоказ так естественно, словно просто не знала, как и куда их прятать. И мне в некоторой степени даже нравился такой эмоциональный эксгибиционизм.
Но сегодня я все-таки чертовски на нее зол и нарочно выдерживаю паузу.
Две недели назад она позвонила мне и с какой-то сумасшедшей радостью сказала, что только что сошла с самолета и хочет встретится. Не помню точно, что еще она добавила к этому «встретится», но я как-то сразу понял, что она точно не хочет ностальгировать о прошлом за чашкой чая. Сказал, что свободен вечером, она сама назвала адрес, и через пять минут после того, как я переступил порог ее квартиры, мы уже валялись в кровати, сцепившись, как две змеи.
Я мужчина, у меня есть потребности, но в моем возрасте уже не интересно снимать девочек из эскорта, а к соскам из ночных клубов я вообще испытываю стойкое отвращение. С Ириной все иначе: она смотрит на меня так, словно яАполлон. И она не устраивала истерику по поводу того, что в итоге ее сестра стала моей женой. Мы оба сделали вид, что прошлое осталось в прошлом, и теперь можем просто встречаться время от времени, ни на что не претендуя.
Хотя, конечно, меня немного напрягает, что онасестра моей жены. И совершенно ясно, что эти отношения долго не протянут.
Что-то случилось? обеспокоенно спрашивает Ирина, отвечая на мой звонок после пары гудков. Ты не отвечал на мои сообщения.
Я заеду через час, ты свободна?
Ты же знаешь, что для тебя я сбегу даже из ада.
Конечно, я знаю.
Как знаю и о ее зависимости от меня, которую ничем не могу объяснить. Только той самой химией, которая называется «любовью». Ирина умная, обаятельная, знает, когда лучше промолчать, а когда стоит сказать свое слово. Я бы сказал, что онамоя вторая половина, настолько все в ней гармонично и соответствует моим требованиям к женщине. И ей плевать на мой большой нос и смешные уши. Но с ней пусто. Хорошо, спокойно, глухо. Как будто пью газировку после мятной жвачки: просто безвкусная вода, которая щиплет язык.
Я приезжаю к ней около семи. Ирина встречает в почти прозрачном пеньюаре, но если во мне что-то и шевелится, то точно не член в предвкушении секса. Сегоднянет. И, вероятно, «нет» будет всю следующую неделю. После рассказа Полины чувствую себя трофеем, который моя бывшая решила во что бы то ни стало отвоевать.
Я просто поговорить. Отвожу ее руки, пресекая попытку меня обнять.
Ирина сразу понимает, что лучше не настаивать, поэтому жестом приглашает в гостиную, а сама скрывается в спальне. Возвращается через минуту уже в дорогом атласном халате и садится напротив меня в кресло. Теперь нас разделяет странного вида кофейный столик, наверняка сделанный по дизайнерскому эскизу. У нее здесь почти все дизайнерское, необычное. Понятия не имею, как она живет среди странной мебели и скульптур, потому что на меня это вычурная роскошь и экспрессия давит, словно могильная плита с лейбом от известного дома моды.
Полина нажаловалась, первой начинает Ирина.
Что за херню ты ей рассказала? Я намеренно груб, потому что есть вещи, которые буду оберегать ото всех, даже от, возможно, единственной женщины в мире, которая меня искренне любит.
Только обозначила ее перспективы.
По какому праву?
Ирина прищуривается, облизывает губы и тянется, чтобы взять из вазы сигареты. Она сказала, что начала курить «недавно», но я примерно догадываюсь, что послужило причиной появления вредной привычки.
Потому что ты все равно не будешь с ней счастлив. Я это знаю, ты это знаешь, и, поверь, Полина тоже в курсе, потому что обеспечение твоего счастья точно не входит в список ее забот. Она просто захотела тебя, как капризный ребенок. Как только родится ребенок, Полина сбежит к своему Глебу, тем более, что теперь он совершенно свободен. Ты правда хочешь жить с женщиной, которая будет вонять другим мужчиной?
Поосторожнее с выражениямиты говоришь о моей жене и матери моего ребенка, предупреждаю я.
Я говорю о своей сестре, которую вдоль и поперек знаю с самого ее рождения. Она переступила через меня, Адам, и переступит через тебя, когда наметит другую цель.
Это не твое дело. Ты не будешь лезть к моей жене, Ирина. Если узнаю, что тебя видели в радиусе ста метров от нее, я забуду о нашем отличном сексе и трех годах хороших отношений, и сделаю так, что ты будешь рада вернуться на историческую родину своего покойного мужа.
Был? переспрашивает она, и сигарета нервно «танцует» в ее тонких пальцах.
Почему-то в голову лезет утро, Полина и чайная ложка в ладони. У нее тоже были тонкие пальцы, а теперь они опухли, и когда Полина замечает это, то всегда прячет ладони в карманы или просто сжимает кулаки. Перестала носить даже любимое кольцо с бриллиантовой пантерой и коротко остригла ногти.
Не дождавшись ответа, Ирина встает, оставляя тлеющую сигарету в пепельнице, и подсаживается рядом.
Прости, Адам. Она правда сожалеетя слишком хорошо ее знаю, чтобы отличить правду от лжи. Ты знаешь, как это непросто для меня. Я ревную. Потому что ты там, с ней, у вас будет ребенок, а у меня
Я помню.