Ненамного, но достаточно, чтобы избавиться от дурацких мыслей о его руках и ладонях.
Это просто я не знаю, что-то животное? Первобытное? Просто инстинкт, потому что этот самец слишком хорош, чтобы отрицать его очевидный природный магнетизм. И яне особенная женщина, которая родилась с иммунитетом к красавчикам, поэтому будет большим самообманам отрицать это влечение. Но мне по силам ему сопротивляться.
Габриэльне его младший брат.
Габриэльне Дима.
Он просто изуродованный собственным ядом монстр. Чудовище, которое, возможно, когда-нибудь найдет свою Красавицу и обретет с ней мир в душе. Но этоточно не про нас.
Ну вот и хорошо. Натягиваю на лицо «вежливость» и молю бога поскорее вернуть в эту реальность Диму и Снежану. Я тебя не привлекаю, меня от тебя тошнит. Надеюсь, в следующих жизнях мы больше не будем пересекаться.
Я даже пытаюсь уйти, потому что мой желудок горит так, будто я выпила подожженный керосин. Еще немногои меня ничто не спасет от позора. Меньше всего мне хочется, чтобы Габриэль был рядом, когда еще одно мое «психологически- физиологическое отклонение» заявит о себе громкой рвотой.
Опозориться перед ним сейчас, когда я почти вышла из этой перепалки королевойслишком жестоко даже для насмешки судьбы.
Я пытаюсь найти взглядом Диму. Он же должен быть здесь, не мог просто так оставить меня рядом с этим чудовищем. Пытаюсь подсчитать время с момента его уходаи с ужасом понимаю, что прошла минута, максиму две, а обычно по работе Дима может говорить даже по часу.
Не надеясь на лучшее, просто иду в сторону ступенек, которые выводят прямо на пляж.
Мне бы сбежать отсюда подальше, чтобы вдохнуть, заставить свой желудок думать, что со мной все в порядке, и те пара килограммы на моих костяхони «не уродство», и все это просто выдумки моей подкошенной после пожара психики.
Я не уродина, я не уродина, я не уродина даже с ожогом
Я уже на ступенях, и зачем-то сбрасываю босоножки. Почти со стоном окунаю ступни в прохладный песок и готовлюсь поблагодарить небеса за эту передышку, когда Он хватает меня за локоть и рывком поворачивает на сто восемьдесят градусов.
Габриэль. Я чувствую его запах, потому что от него несет чем-то жутко дорогим, настоянном на злости и отвращении. Глаза будто живут своей жизнью, шатаются в глазницах высохшими вишневыми косточками, и от этой болтанки живот возмущается новым приступом спазмов.
Теперь мне точно конец.
Потому что меня выворачивает наизнанку. Прямо Габриэлю под ноги.
Глава седьмая: Габриэль
Почему я пошел за ней, хоть в тот момент испытывал самую сильную за свой «четвертак» потребность заткнуть кого-то любым доступным способом. И заткнуть я хотел Киру, и желательно так, чтобы раз и навсегда избавить ее голову от убеждения, будто она может со мной тягаться.
Я хотел, чтобы она свалила.
Чтобы исчезла из поля моего зрения, потому что мне было уже не продохнуть, но когда она потащила свою тощую задницу к выходу, я вдруг пошел за ней. Потому что Кира как-то странно качнулась на ходу, и вцепилась в перила двумя руками, словно слепая без палки. И в этот момент она выглядела такой чертовски уязвимой, что мои бесы порвали крылья последнему ангелу, когда тот вдруг заявил, что нельзя оставлять девушку в беде, даже если эта девушкаКира-блядь.
Если не можешь изменить обстоятельствапросто посмотри на них под другим углом.
Не дословно, но примерно так. Я пошел за Кирой и этот факт пришлось принять, как непреложную истину. Но зачем я за ней пошел? Чтобы выручать в беде? Черта с два.
Чтобы добить.
Именно так, Габриэль, ты просто идешь за ней шаг в шаг, ждешь, когда она остановится, думая, что сбежала, а потом используешь ее, как и остальных шлюх: без всяких нежностей, отдерешь ее так, что она будет выть от похоти, и просить еще. Пара фоток на память с моим членом у нее между ноги она сама свалит в закат, даже без напутственного втолковывания.
Но Кира не останавливается и шатает ее все больше. Когда накрывает так, что она чуть не заваливается на бок, я едва успеваю поймать ее за руку и повернуть к себе, чтобы она не растеклась по песку высохшей медузой. Вот спрашивается, зачем мне это дерьмо?
Я как раз пытаюсь найти ответ на этот вопрос, когда Киру тошнит почти на меня.
Блядь, ты вообще охуела?! ору я, взвинченный до верхнего предела своего терпения.
А вместо извинений она вытирает губы тыльной стороной ладони, моргает, на миг давая понять, что пытается сфокусироваться на чем-то у меня за спинойи падает назад, словно использованная спичка.
Видно демоны во мне были сытыми и довольными, потому что не отмудохали ангела достаточно крепко, раз этот засранец восстал и вдруг толкнул меня к ней.
Отвали от нее, придурок! ревет сзади знакомый голос дяди.
И я одергиваю руки, в эту минуту жалея лишь об одномпочему нельзя отмотать время назад? Я бы точно вернулся и как следует врезал себе по яйцам за вот эту слабость. Это же Кира: продажная кукла, промокашка и девочка, которая кочует от одного мужика к другому. И мне плевать, что сейчас, на песке, она выглядит бледной, как покойница.
Пожинай, что посеяла, Кира-блядь.
Она точно беременная, кривляюсь я. Когда сделаешь заявление для прессы, дядя?
Он берет ее на руки и проходит мимо, напоследок бросая:
Кира больна, но, знаешь, племянничек, это не твоего ума дело.
И звучит это так, будто мой вылизанный чистюля-дядя вдруг отрастил яйца и научился рычать.
Я рассматриваю вмятину в песке и не без удовольствия растаптываю выпавший из волос Киры цветок. Кстати, так даже интереснее. Люблю загонять добычу с соперником.
В бар меня совсем не тянет. Там бродит Снежана и, положа руку на сердце, я уже от нее устал, хоть мы не провели вместе и суток. Понятия не имею, что буду с ней делать еще два дня, но уже сейчас мысль о том, чтобы поиметь ее не вызывает во мне никаких эмоций. Хотя, конечно, вид голой бабенки, стоящей на коленях с откляченной задницей возбудит любого мужика, если только он не конченный импотент.
Я гуляю по пляжу и мысленно возвращаюсь к тому времени, когда был жив брат. Мы были погодками, но нас частенько принимали за двойнят: один рост, похожие черты лица. Только полностью противоположный цвет глаз и волос. И еще Рафу досталась аристократичная бледность нашей матери, поэтому он, с его светлыми волосами и глазами, и кожей, цвета «словной кости» полностью соответствовал материнскому представлению об ангелах. В честь которых она нас и назвала. А потом находила забавным, что я похож скорее на дьявола. Забавным это было до тех пор, пока отец, проиграв почти все наши деньги, пустил в себя пулю, и мне пришлось по макушку нырнуть в дерьмо, чтобы спасти семью от банкротства и позора. Раф остался чистеньким, потому что некоторые люди просто неспособны на хреновые поступки, на подкуп, предательство, шпионаж и все, чем живет мир медиа-магнатов.
У матери был ее личный ангелочек, красивый, умный и полностью, кристально чистый, как слеза девственницы на лбу новорожденного младенца. И именно его она лелеяла, словно Чудовище свой Аленький цветочек. А я был просто удобным, на все способным дьяволом, который просто делал, что должен, и это тоже воспринималось как должное.
За день до того, как Раф погиб, мой «эСБэшник» предоставил огромную папку с материалами по совету директоров и распорядителей трастового фонда, который учредил еще мой дед. Оказалось, что моя мать уже давно играла у меня за спиной, и плела заговоры в духе Мадридского двора, с целью пропихнуть Рафа в совет распорядителей трастового фонда, который учредил еще мой дед, и который я, даже в самые черные дни, умудрился сохранить нетронутым, а через пару лет даже приумножил.
И я сделал то, что сделал бы любой Дьявол: по-королевски упаковал всю папку, даже не сделав копий с документов, которые были в единственном числе, и вручил ей за ужином вместе с букетом цветов. А мать просто пожала плечами и сказала, что я хорош для роли Серого кардинала, потому что моя репутация отпугивает от «ВАЛиЭН» потенциальных инвесторов, и будет лучше, если компанию возглавит Рафаэль, а я, само собой, займу пост генерального директора.
В общем, за тем ужином она много чего сказала, а я много чего понял. Например, что быть говном куда выгоднее, чем белым зайкой. Ну хотя бы потому, что когда я послал куда подальше собственную мать, у меня ничего не ёкнуло и голос совести не забил в набат.
А потом Раф погиб.
И я стал тем, кого она вынуждена была принять, хотьв этом нет сомненийона будет любить своего Непорочного ангела до самой смерти. И до самой же смерти будет думать, что жизнь ужасно несправедлива.
Но, несмотря на это, мы прекрасно ладим в вопросах бизнеса. И понимаем друг друга с полуслова, когда речь заходит о людях, которые становятся у нас на пути. Поэтому в вопросах сведения счетов с Кирой мы едины, как Уроборос и его хвост.
Я возвращаюсь в номер, и нахожу Снежану совершено голой, спящей на животе.
Кажется, она немного перебрала, потому что, когда я тяну ее за щиколотки к краю кровати, что-то бормочет заплетающимся языком. Мне не нужен феерический секс, достаточно просто разрядки и пустой башки. Снежана стонет, мычит и пытается корчить из себя звезду порнофильма, но я грубо прошу ее заткнуться, а потом просто набрасываю подушку ей на лицо. Потому что в какой-то момент воображение рисует на ее месте Киру и пустые толчки, наконец, начинают приносить удовольствие.
Я кончаю тяжело и с громкими матами, выбешенный собственными дерьмовыми фантазиями.
Это долго закончиться, как только я ее поимею.
Это просто неудовлетворенность от ее пафосного и фальшивого: «я не продаюсь!»
Конечно, блядь, ты не продаешься, ну так и я не собираюсь покупать.
Глава восьмая: Кира
Я прихожу в себя уже в номере. Прохладно, легко и ненавязчиво тянет прохладу кондиционер, на лбувлажное полотенце. Моргаю, пытаясь привыкнуть в тусклому освещению и миру в полутенях, который постепенно обретает контуры и линии, превращается в нашу с Димой комнату в номере отеля.
Не сразу, но все-таки пытаюсь приподняться хотя бы на локтях. Что было перед тем, как я потеряла сознание? Габриэль? Его перекошенной злой иронией лицо всплывает в орнаментах полупрозрачных штор, которые треплет ветер, и поэтому улыбка то и дело кривляется, будто этот ненормальный даже здесь, сейчас, пытается сказать мне, какое я ничтожество.
Я знаю, что ничтожество, но за свои грехи буду отвечать перед Богом, а никак не перед Сатаной.
Эй, привет, спящая красавица
Голос Димы буравит мою дурную фантазию, и призрачная улыбка Габриэля растворяется со штор.
Прости, от меня одни неприятности, говорю то, что должна сказать в этой ситуации любая воспитанная девочка. На самом деле мы оба знаем, что это просто формальная отписка, слова, за которые я прячу свое неудобное присутствие в его жизни.
Есть две вещи, которые, несмотря на противоположность, могут до абсурдного хорошо уживаться друг с другом. Перваяне всегда люди, которых мы любим, нам удобны. И вторая: любимый и удобныйэто не синонимы. Поэтому как бы Дима ко мне не относился, я доставляю ему кучу проблем.
И раз уж так вышло, что прошлое не стало ждать, когда я откопаю его скелете в темном шкафу, то самое время добровольно вручить будущему мужу свое грязное белье. И надеяться, что он меня простит.
Он просто полный урод, маленькая. Дима гладит меня по волосам, и я обхватываю его руками. Эта проститутка Черт, Габриэль делает это назло мне.
Погоди, что? Назло тебе?
Дима, я думаю, что.
Он не дает мне закончить. Отстраняется, убедившись, что мне не нужна его помощь, чтобы сесть, и встает, разделяя нас парой метров тропической ночи и блоком лунного света. Дима жует нижнюю губу и все мои попытки открыть рот пресекает тяжелым взглядом. Понятия не имею, с какими внутренними демонами он сражается, но выглядит так, будто собирается взять чемпионский кубок.
У меня была женщина, которую я любил, наконец, начинает он свое признание. Очень сильно любил. Она была милой, обаятельной, умной и загадочной.
Прямо гремучая смесь, почему-то неуместно язвлю я. И тут же извиняюсь, взглядом предлагая ему продолжить.
Мы были вместе примерно полгода, и я был так увлечен, что не замечал странностей, которые появились в моей жизни одновременно с ней. Но, ты знаешь, на меня работает целый штат профессиональных загонщиков, поэтому все, что проскальзывало мимо моих влюбленных слепых глаз, не проплывало мимо них. Позже я узнал, что эта женщина не была «случайной встречей», и что ее под меня просто подложили, потому что она была зависимой от дозы наркоманкой, и за «порошок» сливала всю личную информацию. Конечно же, я сразу от нее избавился. Но от чувств избавится так же быстро не удалось.
Давно это случилось? машинально переспрашиваю я, вдруг понимая, что несмотря на наши теплые отношения, Дима впервые так разоткровенничался. И следом приходит мысль, что он в принципе ничем со мной не делится, и, если разобраться, то я знаю о нем почти то же самое, что знает и вся страна из газет, телевидения и политических ток-шоу.
Около двух лет назад. Дима вымученно улыбается и добавляет:На самом деле, я думал, что любил ее только до встречи с тобой. И, знаешь, мне стыдно, что эти чувства появились до того, как Раф
Он не рискует заканчивать и на несколько минут в комнате зависает душная тишина.
Я знаю, что он хочет сказать дальше, но продолжаю уговаривать себя, что на самом деле все не так уж плохо, и Дима не поставит знак равенства между моим прошлым и своей шпионкой-наркоманкой, но он разбивает мои надежды в пух и прах.
Габриэль притащил эту проститутку просто, чтобы досадить мне. Напомнить о прошлом. Это все его грязные игры.
Мы обмениваемся понимающими взглядами, потому что нет необходимости озвучивать причины: Габриэль ненавидит меня, и ненавидит своего дядя, потому что пока я с ним, до меня нее дотянуться.
Но я знаю то, чего Дима знать не может.
Эта Снежанаона для меня. Его громкое паршивое: «Ровно столько ты стоишь, грязнуля, и ровно то же самое я сделаю с тобой».
Все эти продажные женщиныони просто, как мусор, с отвращением бормочет Дима. Липнут к ногам, чтобы вместе с грязью проникнуть в чуждую жизнь, и паразитировать на ней. За деньги, шмотки и порцию наркоты. И я даже рад, что «любимый племянничек» устроил это шоу. Теперь я точно знаю, что принял за любовь простую игру на моих слабостях.
Я надеюсь, что сглатываю не слишком громко, и что мои зубы не стучат, когда Дима приседает на пол возле кровати и кладет руки мне на колени.
Сделай, как я люблю, говорит уставшим голосом, и сам же укладывает мои руки себе на голову.
Мои пальцы словно по команде приходят в движение. Перебираю Димины волосы, заново прокручивая в голове все его откровения.
И все больше убеждаюсь, что мой личный Темный ангел устроил показуху для меня.
Кому как ни ему читать людей, словно открытую книгу? И Габриэль все просчитал. Не удивилась бы, покажи он почти точную запись этого разговора еще до его «рождения».
Это его мне: «Вот, что с тобой будет, грязнуля, если ты сама расскажешь о прошлом девочки-из-эскорта. Рискнешь остаться без покровителя? Рискнешь начать войну без генерала?»
Мне нужно все ему рассказать, но я не знаю, как. После этой вывернутой наизнанку души, он вряд ли сможет нормально воспринимать мой рассказ. Или я просто цепляюсь за это, чтобы не признаваться? Нашла удобное оправдание молчать?
Я так запуталась во всем, что неожиданно комната превращается в мухоловку, которая начинает медленно сжиматься вокруг меня, выдавливая из груди жалкие крохи воздуха. Баллончик лежит в кармане рубашки, и я сразу тянусь к нему, чтобы сделать спасительный вдох. Дима обнимает мои ноги и мягко, но настойчиво, покрывает невесомыми поцелуями кожу: вверх, до бедер, поглаживая пальцами чувствительную тонкую кожу под коленями. Я цепенею, потому что никогда раньше он не позволял себе ничего подобного. Смешно сказать, но даже Рафаэль позволял себе смелые ласки и как минимум пару раз видел меня совершенно голой. А Дима всегда носился, словно с куклой, и сам сказал, что хочет, чтобы все было красиво и правильно: романтическая любовь, красивая свадьба, волнительная для нас обоих первая брачная ночь.
Маленькая, я же чуть-чуть совсем, словно прочитав мою панику, оправдывается он.
Я зачем-то киваю, хоть ему вряд ли нужно мое разрешение. А в голове зарождается омерзительная мысль, что он нарочно привез меня сюда, вырвал из привычной среды обитания, как рыбу, и собирается нарушить собой же установленное правиломы не спешим, мы взрослые люди и можем контролировать свои эмоции и потребности.