Я я подойду, первым нашелся Паша и, покачнувшись, вышел из кухни.
Воспользовавшись шансом, Ника рванула в ванную, лихорадочно нащупала задвижку и опустилась на холодный эмалированный бортик. Включила воду и плескала себе в лицо до тех пор, пока пульс не перестал гулко биться в ушах, а кровь равномерно не разошлась по организму.
Выйти Ника решилась только через какое-то время. Ей сильно хотелось просто слинять, но дождь поливал безнадежно, да и она прожила почти тридцать лет не для того, чтобы инфантильно бегать от проблем. Привыкла, чтобы все было четко и по полочкам. Случился казуснадо расставить все по своим местам. Хотя где место у нее, где у Паши, и где у того, что чуть не осквернило кухню, Ника пока не представляла.
Детский плач стих: Паша уже кормил переодетого племянника из бутылочки. В комнате было темно, серый свет едва очерчивал контуры, лишая возможности видеть детали. А именно выражение лица Исаева больше всего сейчас хотелось прочитать Нике.
Она робко остановилась в дверях, теребя пуговицу на подоле.
Ну как он?..
Ты в порядке?.. заговорили они одновременно.
Прости, осекся Паша. Что ты хотела сказать?
Я Я не знаю Как Никита?
В норме, кажется. Правда, он бодр, и непонятно, будет ли он теперь спать ночью По идее, как раз пора укладывать, но он только встал
Да, не хотелось бы сбить режим
Да уж.
Снова неловкая пауза.
Слушай, насчет того, что там было Ника дернула головой в сторону кухни.
Извини.
Да нет, я не хочу, чтобы ты извинялся Я имею в виду, мы оба В смысле Мы взрослые люди, всякое может случиться
Ты жалеешь?
Нет. То есть Ничего же страшного, верно? она неуверенно улыбнулась. Просто один поцелуй.
Он молчал, не пытался спорить, и она решила, что выбрала правильную тактику.
Я не собираюсь что-то раздувать из этого, не переживай, продолжила она. Если тебе сейчас не хочется меня видеть, я уйду. Но я не хочу, чтобы этот инцидент Ну, чтобы он что-то изменил между нами. Я имею в виду, мы неплохо общаемся с учетом нашего прошлого. Подружились. И тебе нужна помощь с Никитой
Он по-прежнему молчал, и Ника нервничала все сильнее.
В общем, подытожила она, вытирая внезапно взмокшие ладони о платье. Думаю, сейчас не стоит усложнять. Что скажешь?.. Нет, если тебе будет лучше, я уйду
Нет, прервал ее Паша. Останься. Если можешь. Пока Катя не приедет.
А когда она?..
Через три дня.
Договорились. Завтра только метнусь домой, возьму кое-какие вещи, она нарочито бодро расправила плечи.
Ника? окликнул он ее, когда она уже шагнула в коридор.
Да?
Только если не хочешь ничего не усложнять, сделай, пожалуйста, чтобы я больше не видел тебя в красном.
Ника поторопилась исчезнуть в полумраке коридора. Больше никаких намеков! Она здесь ради ребенка, обычная человеческая взаимопомощь. Просто она давно ни с кем не встречалась, а тут весна, гроза, замкнутое пространство и вполне себе симпатичный Паша. Предсказуемо, но не смертельно.
Однако на следующее утро, после ночи, разбитой на короткие урывки сна и качания ребенка, сбежав домой за вещами первой необходимости, Ника решила обеспечить себе дополнительную безопасность. Ей нужен был буфер. А кто мог отбить Паше всякое желание что-то затевать? Кто бы неустанно напоминал о неприятностях из прошлого? Кто был против их общения с Исаевым? Конечно, Лена Макарычева. И, довольная своей находчивостью, Ника пригласила подругу к Паше на вечерние посиделки.
День еще можно перетерпеть: то прогулка, то игры с ребенком, то готовка А вот вечер она уже провела с ним наедине, и больше не собиралась. Лена наверняка поругается с Пашей, они друг друга на дух не выносят, и некогда будет присесть, их разнимая. Никакой романтики. Так надежнее.
Лена согласилась с явной неохотой. Она бы предпочла после работы завалиться с девочками в караоке, а не сидеть дома, да еще у Исаева, да еще и с маленьким ребенком. Но дружба для нее всегда перевешивала остальные доводы.
Вдобавок Ника позаботилась о своем внешнем облике. Убрала всякий намек на соблазнительность: залезла в недры гардероба, извлекла мамины подарки, которые та исправно подносила каждый праздник, чтобы дочь рано или поздно встала на путь добропорядочной девицы. Байковые и ситцевые ночнушки до пят, теплые носки с начесом, домашний костюм с подсолнухами, призванный задавить либидо на корню, и даже милейшие тапки с задником. Словом, все, что согревало женщину и остужало мужчину. Белорусский трикотажный бромозаменитель. Туда же пошло и заботливо купленное на рынке нижнее белье. Последний рубеж, который непременно спас бы Нику от грехопадения, если бы Паша вдруг сорвал с нее просторную сорочку в мелкий василек. Практичное, телесного цвета и без косточек, с трусами из самого что ни на есть натурального хлопка, которые при желании можно натянуть до груди. В этом облачении Нике было не страшно даже идти домой темной безлунной ночью через подворотню.
Заплела сиротскую косу, косметику для верности оставила дома, и отправилась обратно к Исаеву, уверенная, что теперь-то между ними за эти три дня ничего не произойдет.
Фокус сработал: Паша окинул ее насмешливым взглядом, буркнул что-то себе под нос, и они поволокли Никиту на улицу. Лифты, которыми был оснащен дом советских времен, походили скорее на барокамеру. Вероятно, инженеры планировали заменить морально устаревшую технику на прозрачные капсулы телепортов, когда нагрянет светлое коммунистическое будущее. Но оно не настало, и скрипучие узкие кабинки остались на своих местах.
Проблема в том, что затолкать в них коляску не представлялось возможным. Ника с Пашей корячились и так, и эдак, запихивая шасси то под одним, то под другим углом. Затея выглядела провальной с самого начала, но ведь раз есть в доме лифт, грех им не воспользоваться. Исаев отказывался верить, что ему придется спускать племянника по лестнице, поэтому из чистого упорства минут двадцать корпел над устройством шасси и научился-таки его складывать. Потом двумя ходками спустил сначала Нику с колесами, потом съехал с ребенком в люльке сам и еще четверть часа, изобилуя фольклором, собирал конструкцию обратно. Вопрос о том, не было бы проще просто аккуратно отнести коляску по лестнице, он ответом не удостоил. Просто вышел из подъезда, красный, мокрый, но гордый, как двухглавый орел, и невозмутимо покатил перед собой ребенка.
За время прогулки Паша будто впервые увидел свой район. Все рассказывал взахлеб, что не было раньше этой детской площадки, и вместо булочной почему-то открыли фотоателье, и скверик он помнит еще саженцами. Не будь Никиты, он не скоро бы еще прогулялся пешком.
В хлопотах о малыше день пролетел незаметно. Ника даже не успела накрыть стол с закусками к приходу Лены, чего с ней отродясь не случалось. Уж если кто и был в этой жизни мисс Пунктуальность, то только Карташова. Ей порой в кошмарах снилось, что она куда-то опаздывает. Просыпалась в холодном поту и заводила будильник на полчасика пораньше. И тут вдруг Макарычева трезвонит в дверь, Паша пытается втиснуть ребенка в загадочный комбинезон с миллионом кнопок, а Ника стоит посреди всего этого безобразия с одной лишь сырной тарелкой на столе.
К счастью, все утряслось быстро. Лена подхватила инициативу на кухне, Ника выпутала ножку детеныша из рукава, и не прошло и часа, как вся компания разместилась в большой комнате за журнальным столиком, предоставив Никите наблюдать за пиршеством из-за сетки.
Карташова просчиталась в одном. Сама она в трикотажном костюме могла бы слиться с пейзажем в широких русских полях, а Лена после работы готова была сию секунду пойти пить кофе на Елисейских полях. Узкие синие брючки, летящая шелковая блузка из последней коллекции, нарочито небрежная укладка на золотистых локонах И все бы ничего, но Паша вдруг принялся вести себя по-джентльменски. Ни разу не назвал Ленку Макарихой, не подколол, с интересом слушал ее мелодичную, но совершенно беспредметную болтовню, подливал вина и накладывал закуски. При этом еще и сам, сославшись на срыгивание Никиты, переоделся в рубашку, закатал рукава и не упускал случая поиграть мышцой.
Ника опешила. То и дело ловила пристальные взгляды подруги, устремленные на Исаева. И неплохо было бы напомнить ей о договоре насчет неприкосновенности чужих парней, но Ника даже себе еще не призналась в каких бы то ни было чувствах к Паше. Конечно, целовался он, как Бог, но кто знает, вдруг этому всех учат в меде? Может, она просто путает благодарность с романтикой? Он ведь не стал ее разубеждать в том, что им не стоит продолжать позорную сцену на кухне, значит, ему и самому не уперлось. Ей, что ли, должно быть больше всех нужно? Вот еще! Не станет она вести себя, как собака на сене, и мешать людям, если между ними начинается что-то серьезное.
Ника попыталась представить себе Лену и Пашу парой. И смотрелись они, к ее вящему недовольству, гармонично. Онвысокий, крупный, настоящий добрый молодец, онахрупкая, невесомая, как балерина из сказки про оловянного солдатика. Тонкие запястья, выпирающие ключицы, о которых Ника всегда мечтала, аристократичная шея. Он бы одним движением поднял ее на руки, чтобы вынести из ЗАГСа в белом кружевном платье И как бы ей пошел аккуратный букетик с синими ирисами!
Ника тряхнула головой и осознала, что вот уже несколько минут зверски терзает кусочек хлеба.
А ты что думаешь про Тунис? переспросила ее Лена.
В каком смысле?
Ты где витаешь? удивился Паша. От отпуска еще осталось время, я советовался, куда лучше ехать.
Ты уезжаешь? Ника растерянно поморгала.
Никогда не думал, что скажу это, но ты, кажется, вообще меня не слушаешь Паша отправил в рот кубик маасдама и взглянул на Лену. Так куда, говоришь, в Тунисе лучше брать путевку?
Мне, если честно, больше понравился Сусс, та закинула ногу на ногу жестом из «Основного инстинкта». Хотя мои друзья в этом году собираются в Хаммамет, им там нравится. Я поспрашиваю, может, они поделятся опытом. Как раз на днях собираются. Присоединяйся, всяко лучше, чем одному. Чем черт не шутит, может, и я соберусь. А то все Европа, Европа, сто лет не загорала как следует. Но у меня кожа белая, красиво не получается, она оттянула ворот блузки, демонстрируя розовое плечо. Видишь? Была у коллеги на даче на девятое мая. И лицо не лучше, просто попался хороший тональник.
Паша со знанием дела кивал. А что ты, спрашивается, киваешь? Что ты вообще понимаешь в загаре и тональниках? На море он собрался! Вот и ехал бы! Ну, Ленка! Непонятно, мол, как Исаев умудряется скальпель в руках держать. А сама уже и загорать с ним навострила лыжи!
Никита, устав от одиночества, недовольно захныкал. Ника швырнула на тарелку измочаленный хлеб и уцепилась за ребенка, как за шанс не смотреть больше на этот бесстыжий флирт. Ее так и подмывало утащить подругу в коридор и запретить даже дышать в сторону Паши, но она понимала, что не имеет на него никаких прав.
Чтобы не думать больше о коварстве рода людского, Ника подхватила на руки карапуза и демонстративно прошествовала готовить ему ванную. В кухне уже дожидался отвар ромашки, приготовленный по рекомендации врача, сантехника слепила своей белизной, на полке лежал новенький термометр. Ровно тридцать два градуса, ни больше, ни меньше, желтый коврик-уточка на присосках и свежее, проглаженное полотенце. Никите предстояло самое правильное купание в его жизни.
Все двадцать минут, отмеренные таймером, Ника мысленно отчитывала Пашу за наплевательское отношение к племяннику. Она бы, может, лучше тоже сейчас пила вино в какой-нибудь приятной компании. Но нет, все развлечениемужчинам.
Ты ведь таким не будешь? с надеждой обратилась она к малышу, намыливая его кудряшки детским шампунем.
Тот игриво хихикнул и плюхнул руками по воде, окатив свою благодетельницу.
Ника вздохнула, смыла пену и завернула проказника в полотенце. Вернулась в комнату, однако ни Паши, ни Лены там не было. И только из кухни доносились приглушенные голоса. Ну и пусть делают, что хотят! В первую очередьребенок. Вытереть насухо, надеть свежий костюмчик, спальник Шапочку, чтобы голова мокрая не мерзла Нет, это что, Исаев смеется?! И Ленка? И почему вдруг стало тихо? Что это они творят?! Ну все. Никита голодный. Надо готовить смесь, и никто не виноват, что они затеяли шуры-муры именно на кухне.
Малой отправился в кроватку, а Ника, вздернув подбородок, двинулась на кухню, готовясь к худшему. Но парочка была уже в коридоре: Паша подпирал стену, пока Лена влезала в туфли.
Я, наверное, пойду, Бась? спросила она, убирая обувную ложку. Все равно ребенку спать пора. Не стоит шуметь.
Смотри, как знаешь, Ника скрестила руки на груди. Мне ты не мешаешь, а Паше, наверное, даже наоборот.
Я все-таки пойду, чтобы это ни значило, и Лена обменялась с Пашей взглядом: опять, мол, Карташову штырит.
Ну, давай тогда, Ника проскользнула мимо них на кухню и принялась сердито отмерять ложки смеси.
Что это сейчас было? вальяжно поинтересовался Паша, когда она уже встряхивала готовую порцию.
Ровным счетом ничего.
А почему у тебя вид, как будто ты планируешь убийство с отягчающими? он хвостом проследовал за ней в комнату.
Понятия не имею, о чем ты, Ника взяла ребенка и устроилась его кормить.
Погоди, давай я отнесу кроватку к себе. Пусть лучше у меня сегодня поспит.
Не уверена, что это хорошая идея. Ты выпил.
Пару бокалов!
Вот именно.
Слушай, я не знаю, какая муха тебя укусила, но я в норме. Выспись, поговорим завтра, и он потащил манеж в свою комнату.
Ника не собиралась с ним спорить. И не потому, что была согласна, просто сейчас он довел ее до той точки, когда ей даже видеть его расхотелось. Одно лишнее словои она решилась бы на что-нибудь особо тяжкое.
Едва Никита заснул, она отнесла его в кроватку, закрылась у себя в комнате и выключила свет, давая ясно понять: сегодня аудиенции не предвидится. Залезла в ночнушку, из которой при желании можно было бы сделать палатку, и улеглась на диван. Однако, несмотря на вчерашнюю беспокойную ночь, еще долго буравила невидящим взглядом потолок. Внутри все клокотало, хотя точную причину злости сформулировать не удавалось. Сама себя не признавала: никогда в жизни она не вела себя как базарная баба, а теперь вот не могла удержаться. Проигрывала в голове сцены прошедшего дня, снова и снова видела улыбку Лены, услужливость Паши И стискивала, комкала ни в чем не повинное одеяло.
Было около часа ночи, когда раздался тихий плач Никиты. Даже не плач, а так, озвученное недовольство. Ника прислушалась: шагов в коридоре не было слышно, значит, Исаев так и не соизволил вылезти из постели. Сама виновата: не стоило оставлять с ним ребенка. Пошла, щелкнула выключателем в коридоре, опытной рукой развела молоко и заглянула к Паше: тот и не думал качать ребенка.
Иду, иду, мой хороший, она нагнулась, чтобы дать бутылочку.
Я его приучаю успокаиваться самостоятельно! прошипел Исаев. Тебе что, нравится надо мной издеваться?
Что?!
Зачем ты являешься ко мне посреди ночи в таком виде?
В каком? Извини, паранджи у меня дома не завалялось.
Очень смешно! Ты хоть в курсе, что на свет твоя рубашка абсолютно прозрачная?!
Ну, знаешь! фыркнула она. Никто не виноват, что ты такой озабоченный!
Ника с силой пихнула Исаеву бутылку и вышла вон, с трудом удержавшись от того, чтобы хлопнув дверью. Сам спит в одних трусах, окучивает ее подругу, и еще смеет возмущаться!
Вернулась к себе, с головой залезла под одеяло и поклялась больше никогда и ни за что не помогать людям.
Глава 16
25 мая 23:15
#никапекарь #фоторецепты #панкейки
А у меня в инстаграмеклассические американские панкейки, завтрак чемпионов.
Спасибо всем новоподписавшимся!
Что готовим в следующий раз?
P.S.: скоро выхожу на работу, рецепты будут реже. Но интереснее.
Второй день после ужина с Леной подходил к концу, а Ника продолжала бойкотировать Пашу. Если разговаривалатолько по делу, если кормилато стукнув тарелкой по столу, если ребенок спалокапывалась в своей комнате.
Нет, я так не могу! не выдержал Исаев, отодвинув нетронутую порцию лазаньи.
Голодай, бросила Ника, отмеряя смесь, чтобы уложить ребенка.
Что ты на меня взъелась?
Все нормально, холодно процедила она.
Нет, ты злишься.
И что тебя не устраивает? она навинтила соску. Я тут, я помогаю с Никитой, я даже готовлю, хотя пора бы и самому научиться.
Это сделано без любви, он кивнул на тарелку еще дымящегося итальянского блюда, украшенного веточкой базилика.
Что?!
Каждый раз, когда ты вот так смотришь на меня, я опасаюсь, что ты намешала туда цианида.
Очень остроумно, она вытерла руки полотенцем. Если бы я хотела тебя убить, сделала бы это ночью подушкой. Ты ужасно храпишь.
Неправда! Я бы знал.
Вот и знай, и она проплыла мимо него с видом монаршей особы.
Но когда женщина играет в молчанку, подсознательно она ждет, чтобы у нее выведали причину. Так и Ника: словно нарочно она снова и снова мозолила Паше глаза, невзначай ходила мимо и поджимала губы. А он, видимо, всерьез полагал, что достаточно спрашивал. Всего-то раза четыре. Нет, пленного партизана он бы ни за что не расколол.
Однако каждый может дать слабину, и панцирь Ники треснул в три часа ночи, когда она после долгого качания сменила Исаева. Сидела в темноте на краешке его кровати, похлопывала ребенка по спинке, перегнувшись через бортик манежа и успокаивающе шикала.
Ей все казалось, что малой стих, но стоило убрать онемевшую руку, как тот снова начинал возиться и похныкивать. Спина затекла, локоть хотелось ампутировать, бортик врезался в подмышку, а изо рта вместо шипения вырывалось какое-то булькание. Глаза слипались, и она то и дело проваливалась в сон, но снова и снова просыпалась: либо от детского плача, либо от удара лбом о стенку манежа. В этот момент она сдала бы вражеской гадине всю информацию о расположении засекреченных воинских частей, если бы это помогло ей заснуть. Методы Лубянки стали ей понятны: какие иголки под ногти, когда можно просто лишить человека сна? К сожалению, государственных тайн она не знала, и Никите они были не интересны. У него резались верхние зубы.
Поэтому когда Паша снова шепотом поинтересовался, отчего впал в немилость, Карташова зевнула, потерла свободной рукой глаза и сдалась:
Тебе что, нравится Лена?
С чего ты взяла?
Просто она бы сказала больше, но во рту от долгого шикания кололо, язык шевелился так, словно он был не свой, а чужой.
Мы общались только по-дружески, Паша тронул ее спину. Если тебе неприятно, между нами ничего не будет. Только скажи.
Вы взрослые люди. Я не могу вам диктовать.
Только намекни. Скажи, почему тебе это не нравится.
Не скажу.
Ревнуешь? легонько провел вдоль позвоночника.
Не скажу.
Кажется, он уже спит. Ложись, ты еле живая.
Нет, опять заплачет
Попробуй.
Она убрала руку, отодвинулась от манежа и прислушалась, готовая в любой момент нырнуть туда снова.
Я же говорю, спит, прошептал Исаев.
Тише ты.
Ложись здесь. Нам надо поговорить.
Ты уверен? она повернулась к нему: он лежал, закинув одну руку за голову, пристально смотрел на нее, и глаза его поблескивали в темноте. Потому что если
Ничего не будет. Обещаю, он не улыбался, не дразнил, просто откинул одеяло и похлопал по матрасу.
Белая простыня манила. Эти ночи она провела на диване и не сказать, чтобы ей было очень удобно. А тут идеально ровная поверхность, широкая, упругая Ника легла и чуть не застонала от блаженства. Ее спина торжествовала. Прохладная ткань пустой половины кровати, которую Паша не успел согреть своим телом, ласкала кожу. Как в детстве, когда они с сестрой в жаркий июльский день ездили купаться в душной электричке. Бежали к пруду на перегонки, сбрасывали одежду и с мостика плюхались в бодрящую, бликующую на солнце воду.
Ника потерлась щекой о подушку, обняла ее, растянулась, чувствуя, как расслабляются конечности.
О, Боже Как хорошо едва слышно пролепетала она.
Если ты и правда хочешь, чтобы ничего не случилось, советую воздержаться от таких томных вздохов.
Отвали, Исаев. Я люблю твою кровать.
Так, скажи мне насчет Лены. Хочу понять, что ты там себе напридумывала начал было он, но Ника не дослушала: она уснула.
Это был самый сладкий, самый крепкий сон в ее жизни. И ничто не смогло бы сейчас встать между ней и ее грезами: ни сказочный принц, ни голливудская кинозвезда, ни миллион долларов. Ни, тем более, самый обыкновенный хирург, который отчего-то так и не смог сомкнуть глаз до самого утра. А просто смотрел, подперев голову рукой, на безмятежное счастливое лицо и губы, чуть тронутые улыбкой. Не смог удержаться от искушения и втягивал запах ее мягких волос и теплой ото сна кожи.
Проснулась Ника от звонка в дверь. Не сразу сообразила, откуда этот звук и куда все подевались. В щель между занавесками пробивался солнечный свет, в луче летали пылинки. Было так тихо, что Карташова подумала было, что Паша забрал ребенка, но нет: утомленный за ночь Никита еще сопел в манеже. Зашевелился, правда, когда противная трель повторилась, но глазки не открыл.
Ника откинула одеяло, с облегчением отметила, что полностью одета, и, запахнув халат поплотнее, встала, готовая расчихвостить любого, кто чуть не разбудил уложенного кровью и по́ том ребенка. Из коридора послышался женский голос и шелест верхней одежды, что только усилило раздражение. Неужели Лена? Уж она-то должна понимать, что идет в квартиру, где может спать младенец? Или это не она, а какая-нибудь пассия Исаева? Однако прежде, чем Ника успела выйти, дверь распахнулась.
Ну, где моя горошинка?! воскликнула с порога Катя, но лицо ее вытянулось, когда она споткнулась взглядом о Карташову.
Тихо, он спит, догнал сестру Паша, но поздно: Никита захныкал, а его мать яростно запыхтела.
Она схватила сына, словно вытаскивала его из притона алкашей и наркоманов, и прижала к груди.
Паша, ты охренел?! возопила она. В кои-то веки я доверила тебе ребенка на жалкие несколько дней. И ты не мог удержаться, чтобы не водить сюда баб?
Это не баба, это Вероника Карташова. Из нашего двора, помнишь? В школе одной учились
И что? Господи, он же маленький! А ты оставил его с чужим человеком! Катя взглянула на Нику, как на прокаженную.
Она пыталась помочь мне возразил Паша.
В постели?! Тебе сильно это помогло с ребенком?!
Между нами ничего не было, Ника опомнилась от первого шока. Никита плохо спал, у него режутся зубы
Представляю, как вы ему мешали! Кто угодно не смог бы заснуть! не унималась Катя. Я сейчас же забираю его. Я-то думала, ты взрослый человек, Паша. Нет, ты последний придурок. Больше ты его не увидишь. Сейчас Вадик припаркуется и придет за вещами.
Он не виноват! вступилась Ника. Сам бы он просто не справился! Не знал, как кормить, как купать
Позвонил бы! Катя гладила плачущего ребенка.
Правда? Исаев ехидно вскинул бровь и скрестил руки на груди. И часто у тебя был доступен телефон? Это мой дом, и я вожу сюда, кого хочу. Я сделал тебе одолжение, могла бы хотя бы сказать спасибо.
Ну, спасибо, братишка! Выручил! Спасибо, что не подкинул родного племянника проституткам! Зато у них, наверное, есть медкнижка.
А ну, извинись немедленно! угрожающе пробасил Паша.
И не подумаю! Нет, это надо было
Я пойду, тихо перебила Ника.
Первая здравая мысль за сегодня! Катя отступила от двери, пропуская гостью. Всего хорошего!
Подожди Паша разрывался между Никой и сестрой. Останься, мы должны договорить Ну, Катерина, я тебе припомню!
Но Ника уже не слушала их склоку. Как оглушенная, она, с трудом управляясь собственным телом, двинулась в другую комнату, машинально покидала вещи в сумку, влезла в уличную одежду и незамеченной покинула квартиру Исаева, даже не умывшись. От неожиданности она до сих пор не пришла в себя, не чувствовала ни обиды, ни злости, только смертельную усталость. В голове словно отключились все каналы, пропала связь с внешним миром. Сплошные помехи.
Из зеркала лифта на нее смотрела опухшая лохматая девица. Неудивительно, что Катя приняла ее, не пойми за кого. Даже в рядах представительниц древнейшей профессии Нике теперь, пожалуй, дали бы не лучшее место. Где-нибудь на трассе за границами Московской области.
И какого черта она решила, что кому-то нужна ее помощь? Выкладывалась на полную, возомнила себя хранительницей очага. А очага-то и никакого не было. Мыльный пузырь. Ребенокчужой, Исаеву нравятся блондинки. Домработница бесплатнаяэто да. А вся любовь и семейный уюткому-то другому. Зачем было в это ввязываться?
Нет, аппендицит попортил ей не только внешность. Скальпель Паши процарапал ее жизнь на «до» и «после». Все было хорошо и спокойно: работа, перспективы, собственное дело. А ей, дуре, захотелось простого женского счастья. Во всем мерещилось что-то большее, чем просто благодарность за услуги няни и сытный обед. Но ребенка вырвали из ее жизни, вырвали с мясом, оставив зияющую болезненную пустоту. Ей уже до смерти хотелось снова увидеть его забавную улыбку, почувствовать на руках приятную тяжесть, тепло маленького мягкого тельца. А ее одним словом, одним взглядом поставили на место. У Никиты есть мать, а она, Карташова, просто первая попавшаяся баба. И Паша ничего не сделал, чтобы ее задержать.
Семья Исаевых всегда была такой. Резкой, грубой, нахальной. Что мамаша, царство ей небесное, звала детей из окна так, что слышали все соседи, что Катька требовала и получала, что хочет. Почти как Алинка, но той хотя бы хватало воспитания делать это вежливо. И чего уж далеко ходить, не Паша ли испоганил Нике десять лет жизни? Свежо предание! Развесила уши, поверила в невозможное. А ее использовали, как тряпку, и выбросили на помойку. Зачем ей все это? Пора поставить точку. Забыть про Пашу, про его племянника, про все, что случилось с того момента, как скорая забрала ее с корпоратива. Больничный заканчивается, и она, свежая, подлатанная, возьмется с новыми силами за свой проект. И Бог с ним, с контролем Веселовского. У нее будет дело, бизнес, и она больше никогда не позволит себе стать чьей-то бесплатной прислугой.
Ника фыркнула и тряхнула головой, испугав прохожего. Небось Паша и эти свои жадные взгляды изображал только для того, чтобы она не сбежала. На Ленувот на кого он смотрел с настоящим трепетом. А Карташоватак Вовремя подвернулась. Еще и готовитподи плохо. А сестра вернуласьи катись, Ника, колбаской. К черту Исаева. К черту его сестру. Кондитерскаявот о чем надо думать. Истинное детище, плод долгой работы.
Я планирую принять предложение Марка, из коридора крикнула Ника Лене, едва заперев входную дверь.
Он что, тебя звал замуж? Макарычева выскочила из комнаты в пижаме и бигудях.
Да нет же, я про бизнес-план.
А разочарованно протянула Лена. А я-то уж испугалась
И чего такого страшного, если бы я бы за него вышла?
Просто сказала Ты чего злишься?
Ничего. Я. Не злюсь, Ника швырнула туфли.
Исаев
Не можешь его забыть?
Слушай, ты вообще в себе? Что случилось?
Ядура. Вот, что случилось. Ясно? Хочешь это обсудить? Ника с трудом сдерживалась, чтобы не жестикулировать, как трудный подросток из черного квартала.
Так, все! Лена подняла руки, показывая, что сдается. Тебе сейчас надо с кем-то поцапаться, но я этого удовольствия не доставлю. Иди, бей посуду, круши мебель, а успокоишьсяя у себя.
Макарычева исчезла в комнате, оставив Нику наедине с собой. А именно с собой ей сейчас меньше всего хотелось быть. Телефон жужжал звонками Исаева, подмигивал сообщениями, но если Карташова и могла чем гордиться в этой жизни, то своим упорством. Благодаря ему она похудела, закончила с красным дипломом институт, работала в крупнейшей компании. И благодаря своей железной воле собиралась раз и навсегда вычеркнуть из своего мира Пашу. Не потому, что обиделась на Катю. Или вдруг приревновала к Лене. Просто в последние дни ни сама себе не узнавала. Нервничала на пустом месте, ни с того, ни с сего вешалась на мужчину, потом злилась и ругалась, как рыночная торговка Все это была не она. Слишком много испытаний для психики. Глубоко вздохнула, расправила плечи. Палец на мгновение замер над экраном смартфона, а потом опустился безжалостно: одно касание, другоеи номер Исаева в черном списке. Позвонити перестанет. Он не из тех, кто станет надрывать задницу.
До понедельника Ника собирала свой привычный деловой панцирь по кусочкам. Паша не появлялся, и она убеждала себя в том, что ей до этого нет никакого дела. Отгладила и отпарила рабочий гардероб, устроила пару разгрузочных дней, наведалась в салон красоты. И как классическая американская женушка пятидесятых, с аккуратной прической, в красном клетчатом фартуке торчала на кухне со своими фоторецептами. Спустила отпускные на новые кондитерские кунштюки и антураж для красивых снимков: состаренную деревянную доску, симпатичную керамику Подписчики сыпались в ее виртуальный амбар, как зерно в августе.
«Красный бархат» для Лениной знакомой, венский «Захер» для какого-то бизнесмена, яркий ананасовый торт на день рождения маленьких близнецов племянницы Аллы Михайловны. Сарафанное радио работало, и проект кондитерской представлялся Нике все более успешным. Вдохновленная, она даже внесла кое-какие изменения: добавила мастер-классы выходного дня. Требовались затраты на учебное оснащение, но она нутром предчувствовала одобрение Веселовского.