Джон и здесь выделялсято ли потому, что фрак сидел на нем очень уж по-домашнему, то ли потому, что в его поведении не было напыщенной важности, присущей остальным. Здесь и ели, словно священнодействовали. Урвав время у дел и ни на секунду не роняя себя в собственных глазах. Интересно было бы представить такого типа в сортире. Он, наверное, и на унитазе восседает с важностью вершителя судеб. И, опорожняя желудок, продолжает прикидывать в уме наибольшую выгоду, которую можно из этого извлечь. Яппи как он есть, да еще в такой концентрации. Впервые Элизабет присутствовала при подзарядке такого количества роботов. Яппи ей были противны с университетских времен. Впрочем, как и хиппи. Грязнуля и чистюляодного поля ягоды.
Хочешь почувствовать себя одним из этих мужчин?
А что,было бы забавно!
Каким образом ты предлагаешь мне это сделать? Поиграть на бирже?
Зачем же. Чтобы представить себя женщиной, вовсе не обязательно отдаваться. Пошли, сейчас вернемся.
Что ты собираешься делать?
Не задавай лишних вопросов.
Она заразилась его весельем, которое было на этот раз какимто болезненным, почти лихорадочным. Всетаки он здесь чужой, не менее чужой, чем она,даром что с ним уважительно здоровались, раскланивались и обменивались дежурными фразами.
Тебе ведь тут нравится?
Не нравится.
Я тебя понимаю. Это зависть, да?
Господи, Джонни, чему тут завидовать?!
Сейчас поймешь.
Потайной шкафчик в его кабинете, куда они вернулись почти бегом, держась за руки,потряс ее. О, у этого маньяка, как у всякого настоящего маньяка, заготовлен целый арсенал! На полках были аккуратно разложены брюки, фрак, бабочка, сорочка, туфли,все настоящее, только на несколько размеров меньше, заготовленное в расчете явно на женскую фигуру.
Не будешь же ты утверждать, что закупил все это специально для меня?
Не буду,сказал он, глядя ей прямо в глаза.
Ты что, уже устраивал здесь подобный маскарад?
Допустим...
С журналисткой? Засылал се в качестве шпионки? Подслушать разговоры конкурентов?
Как они проводят уик-энды, я и сам примерно догадываюсь.
Тогда зачем же?
Чтобы тем вернее вызвать отвращение к ней. Журналистка во фракеэто был уже некий предел, который переходить нельзя.
Ты хочешь вызвать у себя рвоту при виде меня?
Если этого до сих пор не произошло, ситуация безнадежная.
Она и не хотела возражать. Ей не нравилась шутка. Но в ней было странное обаяние безумия, была новизна, и Элизабет ощущала себя все большей и большей рабыней этой новизны. Он умело разжигал в ней страсть к постоянному обновлению жизни. И, видимо, он чувствовал, как болезненно и неотразимо влекут ее любые проявления безумия среди рутинного однообразия жизни,того безумия, которое мелькнуло ей единожды и с тех пор сопровождало на каждом шагу.
Как я выгляжу?
Чертовски возбуждающе.
Джонни, клянусь, ты скрытый педик!
Подожди, мы забыли существенную деталь!
Из кармана ее фрака он извлек небольшие рыжие усики, купленные, видимо, в магазине театральных принадлежностей, где обычно закупают антураж для школьных спектаклей. Он осторожно приладил усы под ее носом, сдвинул вправо, влево, потом удовлетворенно полюбовался и, не удержавшись, сдернул чуть наискось. Левый ус залезал ей в рот.
...На него посмотрели с удивлением, на худощавого новичка в коротковатых штанахс чувством презрительного превосходства. Джон, едва отвечая кивками на приветственные возгласы, вел ее к свободному столику.
Билли, дружище,громко говорил он, глядя прямо на нее,как я рад, что сейчас мы наконецто поговорим о делах! Поправь цилиндр, старина, вечно он у тебя съезжает. Отрастил лохмы.
Джон заказал два коктейля, как выяснилось, довольно крепких, потому что после первых глотков у Элизабет прошли все страхи и опасения, неприятный осадок исчез, и в душе она хохотала над ничего не подозревающими ублюдками вокруг. Ее слегка лихорадило, возбуждение росло, она чувствовала, что сегодня он выкинет еще чтото. Да, пожалуй, его изобретательности хватит надолго. Связывает ли их чтонибудь, кроме этих авантюр? О да, несомненно. Она многажды задавала себе этот вопрос. И теперь, когда желание росло в ней с каждой секундой и сердцебиение учащалось, она не представляла, как могла опасаться за их будущее.
А Джонни блистал. Здесь он был в своей стихии. Импровизация и эпатаж, да еще где?среди своих, среди ослов, считающих его равным, здесь, где репутацияпревыше всего! Может быть, и его лихорадило. Но скорее всего, он четко вел роль, готовый к любым неожиданностям. Неужели это уже было у него с кемто? Ложь, чушь, быть того не может! Он все это заготовил для меня. Иначе почему все так прекрасно сидит, только брюки коротковаты?
Работаешь, работаешь, работаешь,говорил он чуть громче, чем нужно, и на такое нарушение нормы соседи немедленно оборачивались, чтобы уже не оторвать взгляда от странного блондина рядом с Джонни: светлые длинные волосы, нервное лицо, рыжие усы...
Весь в трудах, весь в бегах... встречаешься с людьми... А люди тебе не нужны. Нет, бывают, конечно, исключения вроде тебя, старина Билли, но в основном... Они пытаются чтото продать тебе. Это не то словопродать. Всучить, всучить, не питай иллюзий, старина. А потом ты возвращаешься домой. Один-одинешенек, выжатый, как лимон, полный неосуществленных планов, радужных надежд,да, лимон, полный неосуществленных надежд. Помнишь меня в колледже. Романтические устремления, стихи... Как сейчас помню: как пахнет роза... э-ммм... да, как пахнет роза, тьфу ты черт... вот видишь, все перезабыл. Падаешь на кровать, мысли путаются, жизнь проиграна... Ложь и обман! Да в каком мире мы живем, черт возьми?! Готовишься к следующему дню. который ничем не будет отличаться от предыдущего. Опять те же люди, которые чегото от тебя хотят, хотят... а ты от нихтолько одного, но не подумай, старина Билли, не того, чего всегда хочешь ты. Совсем другого: чтобы все они провалились в задницу, теснясь, толкаясь, и чтобы всем хватило места! И знаешь, что меня поддерживает? Ну, уж тыто, казалось бы, должен догадаться. Единственное, что держит меня в форме,это женщина. Готов поспорить на что угодно, у тебя никогда не было такой бабы! Клянусь, не было! Потрясающая баба, я даже иногда не могу поверить, что она моя...
И весь этот спектакльради меня, ради меня! Чтобы показать всю разницу между собой и прочими! Как он все понимает, что он творит!
Н-да.Он отрезал кусочек бифштекса, машинально протянул ей на вилке, но, спохватившись, проглотил сам. Она поперхнулась смехом. Он жевал и не умолкал ни на секунду.Особенно когда я вижу ее голой. Умница, образована, как я не знаю что, хотя, пожалуй, в этом вас с ней можно сравнить. Чиста, как снег, в смысле принимает душ четырежды в день. Но самое главноеу нее великолепный зад. Просто великолепный! Ты знаешь, что меня еще в колледже страстно влекло к задам. В женщине прекрасно все, например, уши,мне очень нравятся уши,и еще передний зуб, который должен быть чуть кривоват, и вообще желательно, чтобы баба была убогонькая, хроменькая, например, или с врожденным порокомтипа заикания. Это несказанно возбуждает. Но у этой такой зад, что он искупает все. Если бы ктото спросил меня, что вкладываю я в слово «жопа», то, я сказал бы тебе, я сказал бы каждому, что вкладываю я в эту жопу! Это жопа пар экселянс, жопа из жоп! Вот такой формы. Ты спросишь: а сиськи? И я отвечу тебе: глаза! Но все остальноежопа...И тихо, наклонившись к ней, он прошептал ей в самое ухо, обжигая его жарким дыханием:
Ты действительно прекрасна! Действительно! Потрясающе красива! Поцелуй меня, поцелуй, я не выдержу...
И в следующую секунду он уже прильнул к ее губам. Это был один из тех поцелуев, который действовал на нее неотразимоон обнял ее и чуть покусывал нижнюю губу, поглаживал пальцами ее висок и щеку...
Отдай мне усы!!!крикнул он на весь ресторанчик.Старина Билли, отдай мне усы!!!
Он сорвал рыжие усики с ее верхней губы и исступленно накинулся на нее с объятиями и поцелуями. На них смотрели с брезгливым презрением, в котором она напрасно надеялась уловить испуг. Яппи были непроницаемы, непрошибаемы,их может испугать только то, что касается их лично. Это их лично не касалось.
Бежим отсюда!
А моя одежда?
Ничего, полежит у меня!
Но куда ты?!
Куда угодно.
Они растолкали поджимавшихся, расступающихся яппи и вылетели в коридор, а оттуда, не разнимая объятий,на лестницу. Кубарем скатились вниз (она едва не падала в неудобных и великоватых ботинках). На улице хлестал ливень.
Машина неслась на них стремглав и едва успела затормозить. Элизабет в негодовании стукнула кулаком по капоту.
Педик проклятый!
Как ни странно, это было единственное ругательство, приходящее ей на ум в любых ситуациях. Другого она, видимо, просто не знала.
Водитель, и без того обозленный, выскочил из кабины. Он показался ей похожим на того итальянца, который без особенной доброжелательности посмотрел на нее еще во время их первого свидания с Джоном, в итальянском ресторанчике, когда ДжонГосподи, тысячу лет назад!рассказывал ей про чьито выбитые мозги. Конечно, это вряд ли был тот самый итальянец. Это был просто итальянец. Усатый, в расстегнутой рубахе, открывающей волосатую грудь. У итальянцев, как и у всех вообще южан, здорово развита солидарность. Следом за ним из кабины выскочили еще двое, и судя по солидарности, это тоже были итальянцы. Они чтото кричали Джону и Элизабет, и Элизабет непременно разобрала бы итальянский у них акцент или какойто другой. Она была здорово пьяна, и пьян был Джонни, но он, по всей видимости, пьянел от того, что ввязался наконец в нормальную историю,пьянел от опасности.
Они стремглав неслись по какимто мокрым тротуарам. Она не узнавала мест. На улице случился еще какойто итальянец, который побежал вслед за соотечественниками. Впрочем, может быть, это был враг тех итальянцев, человек из другой мафии, который решил их догнать. Мысли ее путались, дыхание прерывалось.
Джонни! Не беги так! Я за... за...
Заикаешься?
Задохнусь!
Удеремпоговорим.
Ууу, сукин сын!крикнул волосатогрудый, приблизившийся на критическое расстояние.
Он не сукин сын!крикнула Элизабет. Ей стало обидно за Джонни. Чего доброго, они их догонят, ее не тронут, а его прибьют. А что сделают ей? Наверное, изнасилуют. Как приятно, наверное, как интересно быть изнасилованной итальянцем! Мафиози! Чтобы Джонни лежал рядом и сквозь синяк пытался на это смотреть. Интересная инсценировка. Вполне в его духе. Она расхохоталась на бегу. Джон втащил ее в подворотню, а затем...
Она не сразу сообразила, где они очутились. Водоочистная станция не принадлежала к числу мест, по которым Элизабет любила прогуливаться. Потоки воды хлестали по ступенькам, ведущим вниз. Там они намеревались затаиться, но следом по лестнице, оскользаясь и ругаясь на чистом английском, валился итальянец и его веселые друзья.
Ах ты подонок!
Джонни молчал и только грозно сопел. Она еще никогда не видела его в драке. Исходя из того, что ему пришлось сопротивляться сразу троим,он недурно дрался. Элизабет подбежала к итальянцу, державшему Джонни за отвороты пиджака, и наподдала ему под зад коленом. Он обернулся с криком «Сука!» и кинулся на нее, но Джонни обхватил его сзади и швырнул на кирпичную склизкую стену. Тот стал медленно сползать по стене. Другой выхватил нож, третий погнался за Элизабет, но поскользнулся и шмякнулся в грязь. Рядом с ним упал нож, выбитый Джоном у противника, а вслед за ножом полетел и его владелец, сраженный прямым ударом в челюсть. «Браво, Джонни!»завизжала Элизабет и бросилась ему на шею. «Спешишь»,пробормотал Джон и оказался прав: на его шею нашелся еще один претендент. Итальянец, отлипнув от стены, мокрыми пальцами сдавил ему горло.
Джон захрипел, извиваясь в руках недобитого итальянца.
«Нож!»мелькнуло в голове Элизабет, она бросилась на цементный пол, нашаривая в воде рукоятку или лезвие. Джон, схватив противника за волосы, тщетно пытался перебросить его через себя. Элизабет схватила нож и с криком «Держись, любимый!» с размаху вонзила его в задницу душителя. Тот взвыл и, закружившись на одном месте, принялся изрыгать самые страшные итальянские ругательства. Резко выдернув нож, Элизабет изготовилась к повторной атаке, но это уже не понадобилось. Жутко завывая и закрыв, постыдную рану, мафиози драпанул с поля боя. За ним потянулись и остальные, ибо южанам положено бегать от северян.
Победа!заверещала Элизабет, бросая окровавленный нож и в избытке чувств рванув на груди сорочку.Мы победили, Джонни! Смерть макаронникам!
Джон сопел и силился улыбнуться.
Выглядел он, прямо сказать, не лучшим образом. Фрак клочьями свисал с плеч, бабочка улетела безвозвратно, пуговицы с сорочки осыпались. Хорошо еще, что в эту минуту Элизабет не видела себя: цилиндр остался далеко позади вместе с последними остатками благоразумия. Мокрая разодранная ткань плотно облегала соски. Глядя на нее, Джон быстро приходил в себя.
То, что он окончательно стал походить на себя прежнего, подтвердилось незамедлительно. Он положил ей руки на плечи, притянул к себе и поцеловал так, как никогда прежде,но как поцеловал ее Фредди Макгоул, ее одноклассник, в день когда он впервые избил оскорбившего ее верзилу из соседней квартиры. Тогда он впервые решился поцеловать ее, но был еще чрезвычайно раззадорен дракой и слишком возбужденне так возбужден, как обычно предполагается в таких ситуациях. Поцелуй был слюняв. Да, надо отдать ему должное,он был слюняв, но горяч, и горячее прерывистое дыхание другого существа впервые обжигало ее полуоткрытые губы. Они сильно стукнулись зубами, Фредди неумело попытался просунуть язык ей в рот и щекотно проводил им по небу, и еще полчаса она, сама не слишком опытная в таких делах, учила его целоваться. Так и здесь. Она взяла инициативу на себя и принялась ответно целовать Джонасначала осторожно, нежно прикасаясь губами к его разбитой верхней губе, осторожно слизывая кровь, осторожно гладя волосы,потом, склонив голову набок и закрыв глаза, с жадностью и страстью, с отчаяньем и безумной надеждой, прерывисто дыша, не отрываясь... Задохнувшись, она на секунду отстранилась и пьяными глазами поглядела на него:
Я люблю тебя!кричала она.Как я люблю тебя Джонни! Ялюблютебя!
Словно рыба, бившаяся на берегу и брошенная обратно в воду, она ловила ртом холодные капли и брызги, ныряла в объятья как в волны...
Джон, ялюблютебя!
Джон смотрел на нее загадочно.
Волной цунами смыло сумасшедший дом,зашептал он.Все врачи и психи погибли. В живых остались лишь два пациента: из мужской и женской палаты. Нездешняя сила швырнула их в канализацию. Они впервые увидели друг друга.
Нет, Джон,пролепетала Элизабет.Они уже виделись однажды. Она глядела на него из окна, когда он избивалстаршую сестру на прогулке...
Эту суку,шептал Джон.
...эту гадину, которая измывалась над ней и отбирала искусственный член. И она полюбила его!
Искусственный член?выдохнул Джонни.
Да нет же,расхохоталась Элизабет.Тебя, дурака!
И вот, смытые в канализацию, они глядят друг на друга...
Белый косой луч проникал в подвал, где они стояли. Вода хлестала по ступенькам. В белом луче, в смутном полумраке подвала лицо Джонни было темным, разбитые губы чуть шевелились:
Они глядят друг на друга и чувствуют, что еще немного...
И их смоет потоком дерьма! Я угадала?
Ты угадала, Элизабет! И они понимают, что выход есть только один: насладиться друг другом как можно скорее!
Он расстегивает брюки...
Она скидывает наконец эту долбаную рваную блузку...
Но ей холодно!
Но он ее согреет, а блузка и так хоть выжми...
Он целует ее, и немедленно...
Но и не быстро...
Его слова перешли в постаныванье,сначала ироническое, затем и самое настоящее, она знала этот короткий стон, с которым он входил в нее, проникая резкими короткими толчками. Она раздвинула ноги. На ней оставались только ботинки, дурацкие ботинки яппи.
Джон, казалось, ничего вокруг себя не замечал. Вода хлестала, холодные брызги обдавали ноги Элизабет до колен. Джон прижался к ней всем телом, подхватил под ягодицы, поднял, и она уперлась ногами в противоположную стену, а спина ее прижималась к холодному, шершавому кирпичу. Она не замечала ничего, отдаваясь столь полно и самозабвенно, что каждая клеточка ее тела растворялась, казалось ей, в этом кирпиче, потоке, луче белого света в водяной пыли. Джонни покусывал ее плечи и шею. Ом двигался быстро, лихорадочно. содрогаясь всем телом. Ее ноги скользили, цепляясь за выбоины и выщерблины на стене. Он удерживал ее на весу, проникая в нее так глубоко, как никогда прежде, задыхаясь, торопя наслаждение. Она выгибалась, охватывая его шею, стараясь прижаться к нему еще плотней, еще плотней. Плеск воды, лихорадочная частота дыхания, и запрокинутая голова. Это длилось, длилось, не кончаясь, долго, бесконечно долго, его пылающее лицо, его руки, его плечи, острое, растущее блаженство, растворение друг в друге, захлеб, задыхание, плеск.