А может быть, здесь?
Она не знала, смеяться ей или плакать. Дать пощечину или подыграть в шутке. Она выбрала второе. В крайнем случае, перед собой всегда можно оправдать эту недостаточную решимость: человекэто то, что он сам о себе думает. Если не считать себя униженным, унижения действительно не произойдет.
Это секретное клеймо,сказала она.Оно внутри. И потому вполне могло отпечататься у тебя на том месте, которым ты обычно проверяешь качество.
Блестящий ход! Он был явно ошарашен. Она расстегнула его брюки, приспустила трусы и нежными пальцами извлекла на свет второе «Я» Джонни. Это было, собственно говоря, подлинное второе «Я», поскольку Джонни ласково называл его Эндрюего любимое мужское имяи в ответ на ее упреки в бабничестве и безумии неизменно отвечал:
У него своя голова, у менясвоя.
Покаянно опустив голову, Эндрю явился собранию. Негры глазели на него, оставив дела.
Ты бы мог и встать перед гостями,безжалостно произнесла Элизабет.Где же у нас клеймо? А, вот оно.Она указала на небольшое красноватое пятнышко: Джонни накануне несколько переусердствовал.Бедный дружок, ты, кажется, смутился. Что же, ступай на место, моя курочка, высиживай свои яйца. Авось чегонибудь и высидишь.
Джонни, совершенно ошарашенный, ничего не предпринимал. К тому же прикосновения пальцев Элизабет были ему явно приятны. Он спокойно дал застегнуть себе штаны и только слегка поморщился, когда Элизабет нечаянно причинила ему боль. Во взгляде его недоумение сменилось явным одобрением, хотя в глубине души, чувствовалось, он был сильно уязвлен.
Я вижу, вам предстоит неплохое развлечение с нашим товаром,сказал один из негров, ошарашенный и потому уже не столь развязный.Белье здесь,он показал на тюк.Застелите, надеюсь, сами?
Без сомнения. А что, старина, ведь неплохо бы поразвлечься с такой?он опять показал на Элизабет. Негры в смущении молчали, и в их переглядывании отнюдь не читалось одобрение.
С вами, мистер, тоже неплохо бы,наконец сказал один из них, критически оглядывая Джонни. Мало кому в своей жизни была Элизабет так признательна.
Джонни прикинул свои силы. Один на двоих.
Вы свободны.сухо сказал он.
Приятных снов.сказал первый негр, тот, что молчал все время. Голос у него оказался неожиданно высокий и мелодичный. Широко улыбаясь, чрезвычайно довольные собой, они покинули квартиру.
Элизабет влепила Джонни звонкую пощечину. Скрестив руки на груди и после секундной паузы влепила другую.
Господи, ну за что?
Теперь он избрал такую тактику. Инициатива в ее руках. Она усмехнулась внезапному каламбуру. Смотря что называть инициативой.
Я решил их немного подурачить,только и всего.
А все правильно. Мы продолжаем играть. По условиям игры тебе полагается получить по морде. Что, разве не так?
Из ситуации не могло быть другого выхода, кроме как плавно перевести ее в следующую и постараться забыть. Они перешли некую границу. Элизабет вспомнилась гдето в когдато прочитанные стихи: «Словно покинувшие тюрьму, мы знаем друг о друге нечто страшное. Мы в аду, да и мы ли это?!».
Пожалуй, что так,медленно произнес Джонни.
За всем происшедшим могло последовать только одновнезапный приступ жуткого, лихорадочного веселья.
И он понимал это лучше, чем она.
Музыкальный антракт,объявил он.Танцы с волками! При послушном молчании ягнят!
Он присел на корточки перед своим музыкальным центром и нажал на кнопку с надписью «Power». Она засветилась молочно-белым светом. «Power». Сеть. Наброшенная на неенет, теперь на них обоих. Власть.
Его? Нет, теперь, кажется, не только... Хотя...
А Элизабет раскрепостилась вполне. Ее лихорадочное напряжение требовало выхода.
Налей мне!
Чего?
Рому. Хочу настоящего рому. В жизни не пробовала.
Он достал из бара бутылку с головой негра, плеснул в два стакана.
Элизабет услышала музыку. Это был добрый старый Элвис.
Старомодность Джоннипожалуй, единственное, что к нему сейчас располагало. Да еще его покорность. Оглушили мальчика. Увы, Элизабет не была рождена для лидерства. Перехватить инициативу она могла, по удержатьникогда. Ей легче было подчинятьсятак она чувствовала себя более правой в собственных глазах. Легко было слушаться его и подспудно сознавать его правоту или неправоту. Легче было сохранить себя, утаивая чувства и оценки, а не выставляя их напоказ, как того требует лидерство. Лидер подставляется, ведомыйникогда. Лидеру есть что терять. И она почувствовала, что Джонни скоро обретет прежнюю властность.
Танцуют все!Она одним глотком выпила ром и забилась, судорожно попадая в ритм безумного Элвиса. Джонни закурил, опустился в кресло и принялся наблюдать.
В конце концов, что произошло? Ничего не произошло. Поиграли. В игру. Кто против?
Сумерки в комнате сгущались. Он включил лампу и направил прямо на нее. Элизабет танцевала спиной к нему. Она почувствовала перемену освещения и встала так, чтобы свет просвечивая ее насквозь. Нет, надо переместить источник. Она схватила лампу, кружась все в том же ритме, и переставила на подоконник. Теперь можно опять повернуться к Джонни спиной. Халат просвечивал красным, ее ноги ясно рисовались сквозь ткань. Она быстро покачала бедрами. Тряхнула головой. Волосы рассыпались по плечам. Пора. Она чуть приспустила халат с плеч. Откинулась назад и затрясла плечами, как цыганка в фильме. Джонни зачарованно наблюдал. Вот теперь время настало. Она резко повернулась к нему и одним движением сбросила халат.
Такто. Теперь она в одних носках. С одной стороны, крошечная часть одежды, остающаяся на теле, всетаки возбуждает. С другойей хотелось, чтобы на ней не осталось ни одной нитки. Носки долой. Ром ударил в голову. Все в том же бешеном ритме она задрала одну ногу, потом другую. Носки слетелиодин плюхнулся рядом с креслом, второй упал в руки Джонни. Он понюхал носок и поцеловал. Какова меткость! Джонни закинул ногу на ногу. Пресли неистовствовал. Элизабет ощутила невероятную свободу и нарастающее желание. Собственная нагота всегда возбуждала ее. Нет, что ни говори, а она хороша. Она вспрыгнула на кровать и сделала мост. Гимнастическая школа не пропадает даром. Джонни тряхнул головой. Такого у них еще не было. Что она выкинет теперь? Она рухнула на колени, словно ноги у нее подломились. Теперь он видел все. Она села на пятки и принялась гнуться влево и вправо, подняв руки над головой. Гибкая и близкая. Все ее тело покрылось легкой испариной. Он чувствовал запах ее пота. Вскочила, босыми ногами спрыгнула на пол, точно приземлившись на носки. Повернулась к нему спиной, нагнулась... Джонни терял власть над собой. Элизабет кидалась на стены. Гладила себе ладонями грудь и живот. Упала на колени, оперлась на локти и выгнулась по-кошачьи,он посмотрел на ее грудь. Темные, отвердевшие соски. Когда она поднимала рукион видел, как обозначаются ее ребра, когда выгибалась, заводя руки за головуон видел, как проступает грудная клетка. Элизабет слегка задыхалась. Она была пьяновата, возбуждена и доведена до сердцебиения бешеным ритмом. Такой он не видел ее никогда. Это был танец призывной, ликующей, победительной страсти. Да, если бы она всегда была с ним такой, он, может быть, впервые захотел бы покориться женщине, подумал о браке, о постоянстве, и никогда не пожелал бы ничего другого, хотя краем сознания в своих отношениях с женщинами всегда оставлял возможность разрыва иболее тогопонимал его неизбежность. Не оттого, что был Дон-Жуаном, хотя, несомненно, сладчайшим периодом в любви для него всегда бывало его постепенное узнавание, начало страсти,все до первой ночи включительно. Потом, впрочем, тоже бывало хорошо, если ему удавалось поддерживать разнообразие на достаточном уровне. Отлично! Но это не значит, что он закабален. Ибо не было еще женщины, которая оказалась бы сильнее его,и не могло быть по определению. Неужели на этот раз произошло чтото подобное? О, нет! Он не собирается сдаваться. Любит ли он ее? Да, безусловно. О, черт побери, что она творит!..
В это время, чувствуя нарастание страсти в композиции Элвиса, Элизабет как раз опустилась на колени, широко разведя ноги. Левой рукой она ласкала свой левый сосок, пальцами ощущая частые толчки сердца. То, что она делала правой, не могло заменить Джонни, но он воспринял это именно как замену.
Он не трогался с места. Пусть кончит. Пусть сделает все, как хочет.
С последними звуками музыки ее движения становились чаще. Она стонала и всхлипывала. Потом вдруг медленно открыла глаза и уставилась на него в упор. Прозрачные, ясные, сумасшедшие глаза кошки, бездонная, невыносимая глубина. Элизабет содрогнулась. И с последним, победным вскриком Элвиса она уронила руки, не вставая с колен и не отводя глаз.
Джонни выдержал этот взгляд. Встал. Быстро разделся. Подошел к ней и поднял на руки. Она не сопротивлялась. Лицо ее было абсолютно серьезно и бесконечно печально. Почти отчаяние читалось на нем.
Девочка,прошептал он, зарываясь лицом в ее волосы, прижимая к себе. Она обхватила руками его шею и поцеловала долгим поцелуем. Он чувствовал ее кожу, нежную, как у младенца, смотрел в лицо. Она так и не научилась целоваться с открытыми глазами.Девочка,повторил он в самое ее ухо. Маленькое горячее ухо.Что случилось, мой бедный, радость моя? Я люблю тебя, все прекрасно, не думай ни о чем...
Она опять была девочкой. Он опять был всезнающим, всепонимающим, всепрощающим хозяином. Абсолютным Покоем и Приютом. Она положила голову на его плечо. Какая она легкая, его Элизабет. Он долго носил ее по комнате, шепча слова любви и утешения. Рассказывая сказки про утят, которые застали Поночку со Скруджем Мак-Даком. Потом опустил на новую кровать. Белья они не застилали, укрывшись старым покрывалом. Они заснули обнявшись и спали до полудня.
Эрл совершенно сходит с ума,произнесла Молли.
Элизабет оторвалась от зеркальца и посмотрела на нее.
Да-да, подруга,сказала Молли совершенно серьезно, кивая.Большая любовьвеликая вещь, но старик чувствует себя не лучшим образом. Надо чтото предпринять. Опять созвать знатоков, что ли. Твой Сен-Клер так ни черта и не написал. Не продано ни одной картины. Кроме дурака с собакой, никто даже не спрашивал о цене. Эрл старый. Подумай о нем, ладно? Ты тоже будешь старая, и если итог твоей жизни будет мало кому интересен, а денежных поступлений не произойдет,ты поймешь его и двадцать раз проклянешь чужую большую любовь.
Молли, но ты могла бы и сама...
Что значит «могла бы»? Я ему и позвонила. Он железный старик и ни разу даже не спросил, что куплено на выставке. Кажется, заметил, что статья Дженнифер комплементарна, но поверхностна. Просил тебя позвонить.
Господи, разумеется, но... что делать?
Хотя бы не бросать старика. Поехать к нему. Разузнать, чем он дышит, и както подготовить к тому, что прибыли не будет...
Слушай, но почему шеф этого не предвидел?
Эрла любят в Европе. Он и здесь человек с именем. Всякие умные слова,ты знаешь, я в этом не понимаю, мое делозаключать сделки и устанавливать цены. Это вы с шефомэксперты. А мое делоутешать Эрла и понукать тебя.
Молли, но я была в Европе... в Париже, Вене, Лондоне... Его картины кое-где куплены, но его знают гораздо хуже, чем ты полагаешь...
Я ничего не полагаю. Я читала монографию.
Гарднера?
Господи, Лиз, ну откуда мне помнить... Там сказано, что он большой художник. Сейчас это никому не нужно. Нужно то, что вы все тут называете кичем. Эти двое, из русских, как их там, Быкофф и Ке...
Кеворкофф?
Ну да, в этом роде. Портрет Рейгана на куриных ногах. Кажется, «Хижина, повернись ко мне задом»,так, что ли, это называется? Какоето русское присловье... Вот это могут купить. Теперь же любая русская мазня выглядит как протест против их системы. А Эрлвсетаки художник. Здесь и сейчас искусство действительно никому не нужно. Поэтому мне его жалко, понимаешь? Если ты не можешь ничего сделать, то хотя бы утешь старика. Ладно?
Хорошо, я непременно выберу время...
Нет уж, голубушка, сейчас время выбирает тебя, а не наоборот. Верно сказано, что чужое счастье дурно пахнет. Это не от зависти. Это изза того, что любовь эгоистична. А страдания изза любви того больше,впрочем, всякое страдание эгоистично, а уж изза любвиодно на другое...
Один умный человек сказал: «Зачем придумывать слово «эгоист», когда уже есть слово «человек»? Все мы эгоисты,Элизабет вздохнула. Молли в чемто была права. И приятного в этом, конечно, мало.Ты не знаешь, Эрл женат?
Был, трижды, и с третьей женой расстался без развода. Она спилась.
Изза него, интересно?
Думаю, что спиваются не изза чегото, а по врожденной склонности. Как знать,может быть, он и вправду гений? С гением жить трудно...
Жить трудно со всеми. С любым и каждым трудно жить. А гений по крайней мере компенсирует это тем, что он гений.
Молли, Молли... Почему ты так не любишь влюбленных?!
Я тебе много раз говорила об этом. Я сама была влюблена и сейчас не чужда этому состоянию. Не могу сказать, чтобы я себе нравилась при этом.
А в кого ты влюблена, если не секрет?
Это не секрет, это секреция, подруга. Проклятая плоть, требующая своего, плюс проклятая душа, требующая себе души. Сообщающегося сосуда. Странно, что души сообщаются через такие неприглядные места. Впрочем, Брюсславный малый.
Брюс?Элизабет словно хлестнули.Вы встречаетесь?
Правильнее было бы сказать, что не расстаемся.
И... и как он тебе?
Мы считаем умного умным, если он с нами согласен. Только тогда. В этом смысле он умный. Мы считаем другого хорошим, когда он такой же бедный, как мы. Потому что мы бедные, а единственная причина этогото, что мы хорошие. Правда ведь?
Ты сегодня просто Карнеги!
Дерьмо собачье твой Карнеги рядом со мной,усмехнулась Молли, потягиваясь. Элизабет только сейчас заметила темные круги у нее под глазами, потрескавшиеся губы без обычного слоя помады... Брюс помады не любил. Она ночью не спит. И это не идет ей на пользу, старит. Чувствуется, их ночки проходят не ахти. Хотя как знать? Этот темный огонь в ее глазах; это похуданиеили только кажущееся?и эти брюки; Молли всегда предпочитала юбки, хотя никогдамини; но Брюса возбуждали женщины в брюках...
Дерьмо твой Карнеги. Мог он так взять в рот, как это делаю я? А я, как видишь, могу, да еще и рассуждаю при этом несколько своеобразнее, чем твой Карнеги. Все, чему он учит, нормальный всосал с молоком матери, а ненормальный всему этому не научится никогда. Ты всегда будешь видеть, где и когда он врет.
Нет, но ты мне скажи о Брюсе. Как у него, например, с деньгами?
Ну что ж, он преуспевает, доволен жизнью, водит меня по ресторанам и страшно боится потерять.
Говорит обо мне какуюнибудь дрянь?
Отнюдь. Интересуется, кто у тебя сейчас, и желает счастья. Я, как ты понимаешь, на сей счет особенно не распространяюсь,это твои дела, и я сама не оченьто в курсе, так ведь? Он говорит, что ты была ему не по зубам,вот, собственно, и все. Он говорит, что тебе нужен маньяк или сумасшедший.
Откуда он знал?вырвалось у нее. И тут же ее ожгло: значит, он чувствовал, знал, значит, он все видел! А онато держала его за слепца!
Оттуда же, откуда и я. Может быть, мы с ним не хорошо владеем высокой лексикой, но суть иногда улавливаем. Причем оба не считаем своей заслугой то, что плохо владеем высокой лексикой.
М-да... Молодец Брюс! Передай ему... впрочем, ничего не передавай. Но я рада, за вас обоих.
Не исключено даже, что ты не врешь.
Элизабет звонила Эрлу на виллу, где он жил один, и он ответил ей со своей обычной старомодной галантностью, что ждет ее в любой день, одну или со спутником, и что кроме разговора о делах, а лучше бы вместо него они могут поболтать о вещах куда более приятных,например, о лучизме.
Его вилла находилась довольно далеко от Нью-Йорка, и Элизабет взяла такси после долгих колебаний. Но Джонни как раз собирался выдать ей на расходы порядочную сумму, о которой она его не просила,и она позволила себе шикануть. В конце концов, это не выезд на пикник, а деловая поездка. Все правильно.
Эрл жил анахоретом, не пуская к себе почти никого, да к нему не особенно и ломились,он, может быть, для того и запустил легенду о своей нелюдимости, чтобы спровоцировать паломничество. Впрочем, еще на их курсе в колледже побывать у Эрла было неким знаком почета, показателем уровня, а его личный друг, читавший спецкурс по колористике, почитался как выдающийся знаток, вхожий к Мастеру. Он передавал суждения Эрла, неизменно точные и ядовитые, с понятным пиететом и почти трепетом.