Ты очень хороший, Стас, - говорит с грустной улыбкой. - Дай тебе Бог здоровья. Береги себя.
Стас? Уже не Стасик?
Даже улыбаюсь - повзрослел, однако.
Когда поезд трогается, я еще какое-то время стою на платформе и провожаю его взглядом. Странное дело, но весь негатив выпускного смыт из головы напрочь, будто там обработали с хлоркой, а потом основательно проветрили. Чувствую себя легко и свободно, точно сбросил с плеч невыносимо тяжелую ношу.
И сам не понимаю, в чем дело. Разве так бывает, чтобы от разговора с чужим человеком прояснилась собственная голова? Причем разговора странного, совсем не веселого, местами даже тяжелого.
Разворачиваюсь и направляюсь к вокзалу. Теперь точно домой.
Сую руки в карманы штанов и замираю, почувствовав то, чего там раньше не было. Вытаскиваю руку и медленно разжимаю кулак, уже зная, что там увижу: маленький крестик без цепочки.
Ну, вот как так? - оборачиваюсь, будто еще в силах догнать ушедший поезд. - И что мне с этим делать?
Не выбрасывать - это и так понятно. Но будет странно, если ни с того ни с сего начну носить. Ладно, оставлю дома, пусть лежит.
На обратном пути заезжаю в только-только открывшийся Макдональдс. Народу почти нет, а там, на кухне, работники уже суетятся, что-то жарят, занимаются заготовками.
Я голодный, как волк. В животе настоящая война с завываниями истребителей. Заказываю двойной чизбургер, картошку, большой молочный коктейль и сладкий пирог. Усаживаюсь за стол и с наслаждением откусываю от чизбургера хороший кусок, запиваю его коктейлем - еще таким густым, что тяжело втянуть в себя через трубочку.
А в голове все крутятся фрагменты из рассказов Валентины Владимировны. Крутится тот проклятый сахар, который вместо цветов молодой парнишка дарил своей будущей жене.
Я никогда особенно не интересовался историей. Никакой - ни древней, ни недавней. Прокоп Васильевич, наш преподаватель по истории, любил спрашивать даты и имена всяких царей, вождей и прочих знаковых личностей. Но он никогда не увлекал сколько-нибудь интересным рассказом о тех или иных событиях, ограничиваясь лишь пересказом того, что написано в учебнике.
И вот сегодня оказалось, что прошлое может захватить, если о нем рассказывать с душой. И пусть Валентина Владимировна часто перепрыгивала с одного эпизода на другой, пусть не сыпала цветастыми синонимами, не рассказывала веселых историй, но мне действительно было интересно ее слушать. И послушал бы еще.
Нет, у меня не укладывается в голове, как дети, гораздо младше меня, рыли траншеи, работали на заводах, бежали в бомбоубежища, когда надо головами гудела и свистела смерть. А я действительно считаю, что мне не повезло быть посмешищем всего класса? Да, несомненно, все мои школьные годы прошли под знаком саможаления. Я считал себя самым несчастным, обиженным и обездоленным. И не только в собственной школе. Для меня моя проблема имела гораздо больший масштаб - глобальный, мировой.
Сахар вместо цветов
Свидания под рев штурмовиков и бомбардировщиков.
Скудный ужин под уже не такой уж и далекий грохот вражеской артиллерии.
Ночь под каменным гнетом бомбоубежища.
Глупо и бессмысленно фантазировать на тему, а как бы я себя повел в той ситуации. Потому что знаю, как - забился бы в самый дальний угол и сидел бы там, дрожал, пока не окочурился от голода. Я даже близко не герой.
Смотрю на недоеденный чизбургер, который держу обеими руками, смотрю на лежащую в пакетике картошку, на пирожок.
«Кому и что ты хочешь доказать?»
«Тебе было странно услышать в отношении себя: Стас».
«Странно, неожиданно и неуютно?»
Взрослый? - говорю сам себе, не разжимая губ.
Откладываю чизбургер на поднос. Поднимаюсь из-за стола. Беру поднос и несу его обратно на кассу.
Жаль выбрасывать еду, - говорю девчонке в круглых очках. - Она хорошая, но я больше не голоден. Сделайте с ней что-нибудь.
Что-то не так? - беспокоится девчонка.
С едой все отлично, - говорю, направляясь к выходу. И уже тише, самому себе: - А вот со мной - не уверен.
Что ж, деньги за еду заплачены впустую. Или нет? Или будем считать их первым взносом в себя нового? Звучит довольно громко и пафосно. Тем более, что силой воли я никогда не отличался. Да что там, ее у меня нет, как таковой.
Выхожу на улицу и несколько минут стою, провожая взглядом проезжающие мимо машины. Отсюда до моего дома сорок минут пешком или пятнадцать минут на маршрутке. Что выбрать?
Не хочу давать никаких клятв и обещаний. Я просто попробую. Просто постараюсь хоть раз в жизни действительно быть взрослым. Не в мечтах, не в обиженном угаре. Просто в деле, в сущности, не таком уж и сложном. В конце концов, когда-то надо начинать. Так почему бы не сейчас?
Смотрю, как возле автобусной остановки останавливается маршрутка - как раз мой номер. Наблюдаю за тем, как открываются и закрываются двери, выпуская и впуская спешащих на работу людей. Когда маршрутка уезжает, спускаюсь по ступеням Мака и выхожу на дорожку.
Вперед, толстяк, немного погуляем. Когда ты делал это в последний раз?
Глава пятнадцатая
Примерно полгода спустя
Стою перед распахнутыми настежь воротами старенького спортивного комплекса и тупо смотрю на выцветшую от времени и непогоды вывеску: Салют.
Какого черта я сюда приперся?
Весь день зеваю и едва не клюю носом, да и вообще чувствую себя вареным овощем. Эта зима вообще действует на меня странно - постоянная промозглая погода вытягивает все силы и настроение. Оно, конечно, радоваться особенно и нечему, но не так же, чтобы ходить, как распоследний зомби. А еще эти постоянные простуды. Хорошо еще, что несильные, а то бы на учебу вообще пришлось забить.
Со стадиона, вынырнув из-за кирпичного здания, несется стайка ребятишек, лет по семь. Толкаются, галдят, на ходу натягивая шапки и застегивая куртки.
Пацаны, а секция бокса где? - окликаю, когда ребята пробегают мимо.
Там, на другой стороне поля, - отмахивается один и тут же заряжает соседу снежком за шиворот.
Крики становятся только громче - и за пару секунд снежки оказываются в руках у каждого. Усмехаюсь и иду через ворота, оставив за спиной нарастающее снежное побоище.
Раз уж пришел - надо хотя бы зайти, разведать. Не понравитсявсегда можно уйти. Не покусают же меня и не набросятся сразу с кулаками, используя, как грушу. Ну, наверное.
Хорошо протоптанная тропинка ведет вдоль футбольного поля, сейчас пустующего, но не заваленного снегом. Похоже, тренировки на нем все еще проводятся.
Когда я был совсем мелкий, комплекс, как говорили, выкупил какой-то толстосум. Все кругом шептались, что скоро на месте развалин времен царя Гороха появится крутой стадион с какими-то жутко модными беговыми дорожками, просторным бассейном и кучей спортивных секций. Мне-то было все равно, а вот ребята со двора просто кипятком ссались, когда речь заходила о том, чем в самом скором будущем они смогут заниматься. Собственно, ничем особенным им заниматься не довелось - те же покатушки на великах, заброшенки, дворовый футбол да прочая ерунда, никаким образом не связанная с новым стадионом. Почему? Да потом, что он так и не был построен. Потому что толстосум, как оказалось, планировал возвести на его месте несколько жилых высоток.
Много было шума, но наш дохлый, побитый молью спортивный комплекс люди все же отстояли, хотя часть его территории уже была превращена в строительную площадку, где успел появиться большой котлован - эдакое озеро, на дне которого до сих пор можно найти кучу всевозможного строительного лома, а также, по слухам, несколько больших трансформаторов, случайно затопленных во время сильного ливня. А трансформаторыэто медная проволока. Если найти и сдать, то неплохие деньги можно поднять. Вот до сих пор и ищут, в основном местные пьянчуги, которых потом, в свою очередь, вылавливают синими и раздутыми.
Тропинка, по которой иду, как раз в сторону озера и загибает. Когда я тут был последний раз? Лет десять назад? А то и больше. Единственное, что тут может быть, старый тир. Правда, на моей памяти он никогда не работал.
Приземистое кирпичное здание даже замечаю не сразу - настолько сильно оно занесено снегом. Его сюда будто со всего района свозят. И тропинка, как на зло, раздваивается и идет по обе стороны вокруг здания.
Мне точно сюда?
Выбираю наобум направление направо. Заворачиваю за угол и нос к носу сталкиваюсь с курящим чуваком, который буквально на месте подпрыгивает, когда замираю перед ним.
Я, правда, такой страшный?
Суда по откровенно облегченному выдоху парня, - очень.
Привет. Секция бокса не подскажешь где?
Да вот же, - кивает на заснеженное здание. - Вход с той стороны.
Ага. Спасибо.
А ты туда? - смотрит на меня с каким-то странным подозрением.
Ну да.
Ты это Санычу не говори, что меня видел. Ок?
Да не вопрос, - пожимаю плечами.
Парень немного пододвигается, пропуская меня мимо.
Что это у них тут за игры в неуловимых шпионов?
В полутемном коридоре пахнет старыми трубами отопления, металлом и потом. Запах не так чтобы сильный, но очень сильно намекающий, что где-то здесь обитает немало регулярно и обильно потеющих человеческих особей.
Кажется, я на месте.
Краем глаза заглядываю в приоткрытую в стене дверь. Похоже, раздевалка. Судя по приглушенным голосам, там уже кто-то есть. Я пришел заранее, знаю это, специально хотел сначала поговорить с тренером, а уж потом решать, как поступать дальше.
Прохожу до конца коридора и оказываюсь в, на удивление, просторном зале. Понятное дело, он древний, как говно мамонта, но какой-то атмосферный, что ли: дощатый, отполированный многочисленными ногами пол; большие и маленькие груши, огромные мешки, зеркала на стенах, какие-то плакаты, в углу нечто вроде небольшой качалки, свалка странных мячей, как будто мятых. И, главное, надпись над закрытой дверью: «тренерская». Туда-то мне и надо.
Успеваю пересечь примерно половину зала, когда за спиной раздается такой рык, что странно, почему с потолка не сыпется штукатурка.
Стоять! Куда в обуви?!
Так и замираю с поднятой ногой. Потом, медленно ее опустив, оборачиваюсь.
Ты какого черта шляешься в обуви? Дома тоже в переднюю в говнодавах прешься?
И мне уже сейчас ясно, что секция бокса - это совсем не мое. Ну, то есть я и раньше не так чтобы мнил себя великим разбивателем носов, а теперь и вовсе понимаю: я же просто ошибся поворотом. Должен был вернуться на съемную квартирку и погреть чайничек, а внезапно оказался перед здоровенным рассерженным мужиком с таким лицом, будто по нему проехался бульдозер.
Здравствуйте. Мне бы Петра Александровича, - говорю «очень смело» и мелкими шагами, по дуге, почти крадусь к выходу, оставляя после себя на полу влажные следы.
Мужик молчит и смотрит на меня взглядом голодного тигра. Причем тигра, который бы не стал жрать свою добычу, а просто выпустил бы ей кишки - так, для острастки других тигров.
Внимательно слушаю вас, молодой человек, - говорит «тигр».
Ну, вот почему отечественный тренер по боксу не может быть степенным седым старичком с доброй улыбкой, как в каких-нибудь китайских фильмах про ушу?
Хочу записаться в секцию, - хотя на самом деле хочу домой и пончик.
Любишь драться? - наконец-то поднимает взгляд от моих мокрых следов к лицу.
Невольно дергаюсь коснуться свежего фингала под глазом, но удерживаюсьсвежий подарочек. Не первый и, наверняка, не последний. Жизнь, как оказалось, вообще щедра на такого рода подарки. Просто жри их самой большой ложкой, только смотри не обляпайся.
Наоборот. Терпеть не могу.
Он медлит, будто размышляя над чем-то очень важным.
Ведро и тряпка в раздевалке. Как закончишь, переодевайся и зайди в тренерскую. У тебя - смотрит на часы, - двадцать минут.
И это все? Так просто? Он берет меня? Я даже не знаюрад этому или раздосадован. Уж если бы этот здоровый мужик с каменным лицом послал меня нафигя бы только спросил, как быстро туда бежать.
Девятнадцать минут.
Из зала вылетаю почти бегом. Я же правильно понял, что сначала мне надо вытереть за собой?
В раздевалке уже почти десяток человек - на мое появление реагируют спокойно, но с явным интересом.
Всем добра! Мне бы ведро стряпкой. Не найдется лишних?
Новенький? - спрашивает широкоплечий парень с таким четко очерченным прессом, будто это натуральная стиральная доска.
Ага. Наследил там немного.
В ответ вижу понимающие ухмылки.
Неужели не один я такой лошара?
Там, - указывает широкоплечий.
Скидываю крутку на вешалку, туда же сумку. Ничего плохого и позорного не вижу в том, чтобы навести чистоту, тем более если сам все и испортил. Да и чего сложного собрать в ведро растаявший снег? Там даже грязи нет.
А вот переодеваться перед парнями мне не по себе. Потому что среди всех я самый жирный. Да что там, я просто самый жирный. Кругом поджарые тела с крепкими мышцами, и я такой - квашня на ножках. Вот только времени ломаться у меня нет. Уж если все так закрутилось, придется запихать неуверенность и стеснение так глубоко, чтобы оттуда даже света было не видно. И сейчас, пока я на адреналине, сделать это оказывается вполне по силам. Тем более, не так уж на меня и смотрят. Как раз, если быть откровенным, больше по сторонам глазею я.
Мля, кому надо продать душу, чтобы заполучить такой пресс?
Я успеваю в тренерскую за пять минут до отведенного мне времени. Петр Александрович сидит за видавшего вида столом, столешница которого - эталон порядка и организованности. Карандаши и ручки, листки расчерченной бумаги, толстый блокнот, пара каких-то кубков - все стоит или лежит в явной геометрической гармонии.
Но взгляд невольно скользит дальше, за спину тренера, к застекленному шкафу с да сколько же там этих наград? Кубки, статуэтки, медали. А еще несколько чёрно-белых фотографий. Судя по всему, с разных соревнований. Уж не сам ли Петр Александрович на них? Только совсем еще молодой, совсем мальчишка.
Надолго к нам или погреться зашел?спрашивает тренер.
Как понравится, - пожимаю плечами.
А может не понравиться? - откровенно удивляется он.
И я понимаю, что сморозил глупость. Не в «нравится или не нравится» дело. Уж в моем положении - точно.
Надолго, - говорю, только теперь начиная осознавать, зачем мне, собственно, вся эта авантюра. Мало получаю по морде? Достаточно. Даже больше, чем в школе. Только сейчас бьют куда злее и более умело. - Как минимум до тех пор, когда смогу вообще не драться.
Мне кажется или на его лице проскальзывает что-то вроде удовлетворения моим ответом?
У меня есть несколько правил, - говорит тренер. - Они касаются всех. Никаких исключений. Первое: узнаю, что используешь полученные здесь навыки вне этих стен - выгоню. Все конфликты надо решать словом, а не кулаками. Только защита и только в исключительных ситуациях. Это понятно?
Да, - хотя на самом деле ничего не понятно. Что это за исключительные ситуации, когда вроде бы нет никаких исключений? Но я лучше потом уточню у кого-нибудь из парней.
Второе: придешь на тренировку бухим, с перегаром или накуренный - выгоню.
Не проблема, - позволяю себе легкую усмешку.
Так вот почему тот парень на улице просил не рассказывать о нем Петру Александровичу -очень разумно.
Третье: на тренировку не опаздывать. Опоздал - лучше вообще не приходи. Или сначала пятьдесят кругов вокруг стадиона. На погоду мне плевать.
Хорошо.
Оплата в начале месяца. Как звать?
Стас.
Он раскрывает блокнот и что-то там помечает.
Все. Сегодня присматривайся и повторяй в меру сил. Сейчас разминка. После я к тебе подойду.
Все понял. Спасибо!
Не за что - слышу едва различимое за спиной.
Когда выхожу в зал, там уже полно народу. Человек двадцать, не меньше. И каждый что-то делает. Кто-то растягивается, кто-то жмет штангу, кто-то отрабатывает удары, но не по грушеперед зеркалом.
Только я не знаю, куда себя деть. Это и есть разминка? А откуда они знают, что делать?
Все встает на свои места буквально через минуту.
Группа, внимание!разносится раскатистое по залу.В круг становись.
Глава шестнадцатая
Не люблю быть среди людей, не люблю заниматься чем-то в открытую, если велика вероятность опозориться, показаться глупым или неумелым. И сейчас стопроцентно именно такая ситуация. Только хватает одного вскользь пойманного взгляда Саныча, я тоже решил его так про себя называть, чтобы занять свое место в большом круге. Хорошо еще, что стоим в нем довольно далеко друг от друга. Уже не так волнительно. Хотя все равно волнительно, что аж руки потеют и даже кружится голова.