Ха. Я не знаю, верить ему или нет.
Окей.
Это все?
Да.
Я тебе сообщу, понадобится ли твое присутствие на послематчевой пресс-конференции. Посмотрим, как пройдет игра.
Звучит немного зловеще, но я решаю не спрашивать, почему.
Фрэнк, обойдя меня, открывает дверь в раздевалку. Я захожу следом за ним, и команда на разный лад здоровается со мной.
Как Джейми? спрашивает кто-то.
Нормально, отвечаю я во второй раз за последние пять минут. Его сестра приехала, чтобы пару дней с ним посидеть.
Ну и хорошо.
Угу, соглашаюсь я с чувством вины. О Джейми должен был заботиться я. Но вместо этого я стою в чужой раздевалке и пытаюсь найти, где мое место.
Сюда, зовет меня Хьюитт. Он показывает на скамью, и я вижу над ней свое джерси.
Спасибо. Я начинаю снимать одежду. До выхода на каток остались считанные минуты.
Сегодня будем отрабатывать игру в меньшинстве, говорит он, садясь рядом со мной, уже в коньках и готовый идти.
Окей, отвечаю я, слушая нашего командного тафгая в пол-уха. А почему? (тафгайигрок хоккейной команды, основной задачей которого является препятствование развитию успеха соперников силовыми приемами, «выключение» из игры наиболее опасных форвардов команды-соперника и защита самых ценных игроков своей командыприм. пер.)
Кто-нибудь точно сядет, если на тебя начнут наезжать.
У меня падает сердцеаж до самого чертова пола.
Почему ты решил, что на меня начнут наезжать? Но это же очевидно. Готов поспорить, сегодня судьям придется непросто. Их вряд ли учили, как управляться с командами, желающими размазать гомосексуального игрока.
Может и не начнут, быстро говорит Хьюитт. Просто мы должны быть готовы. Друг, я планирую отсидеть на скамейке столько минут, сколько потребуется. Мы не дадим этим козлам спуска.
Черт! Именно этого я и надеялся избежать. Если бы я совершил каминг-аут летом, то до начала следующего сезона эта новость успела бы устареть, и моим товарищам не пришлось бы менять стиль игры, чтобы меня защитить.
Слушай, тихо говорю я. Я ценю это. Правда, ценю. Но не набрасывайся на первого же парня, который назовет меня педиком. Нет смысла превращать игру в свалку, если мы можем этого избежать. Держи себя поначалу в руках. Давай просто посмотрим, что будет.
Хьюитт медленно кивает. Потом хлопает меня по спине и встает.
Окей, новичок. Буду сдерживать своего Халка. Какое-то время.
***
Всю тренировку я не жалею себя. Но когда нас отправляют в отель отдыхать, заснуть не выходит. Я звоню Джейми. Не отвечает. Наверное, спит.
Это же хорошо, верно?
Но я все равно беспокоюсь. Вообще, я нечасто бываю так взвинчен перед игрой.
После нескольких тревожных часов я снова переношусь в центр суеты на катке. Мы команда гостей, так что во время объявления состава получаем от болельщиков свою порцию шума. Обычно я пропускаю это дерьмо мимо ушей, но сегодня отгородиться от него не могу. Мне кажется, или неодобрительный гул стал громче обычного? Не пожалеет ли клуб, что нанял меня?
Игра начинается, в целом, нормально, но мои товарищи по команде заметно напряжены, и я знаю, что это из-за меня. Когда моя пятерка выходит на вбрасывание, я оказываюсь плечом к плечу с парнем по фамилии Чукас.
Значит, ты педик, да? говорит он. Если я прижму тебя к бортику, у тебя случится стояк?
Только если сначала ты меня поцелуешь, парирую я, не отводя глаз от шайбы, и борьба начинается. Играя в хоккей, я отметаю от себя все сомнения. Иначе нельзя. Тут требуется предельная концентрация. За это я и люблю хоккей. Такой кайф отбросить на пару часов свою жизнь и видеть только фигуры в движении на ослепительно-белой простыне льда.
К концу первого периода становится ясно, что сегодняшняя встреча не грубее и не дружелюбнее предыдущих. Все идет, как всегдаэнергично и бурно, и в третьем периоде мои парни перестают зажиматься.
Что, впрочем, происходит несколько позднодело заканчивается всего лишь ничьей, хотя мы могли сыграть много лучше. Но я в кои-то веки считаю ничью за победу. Завтра в газетах не будет язвительных заголовков на тему моей игры.
Неделю назад я сделал хет-трик. А сегодня я радуюсь, что моей фамилии не назовут в новостях. Считайте, что мои стандарты понизились.
Я ухожу в раздевалку, обливаясь потом и с ощущением облегчения от того, что НХЛ благополучно пережила игру с первым открытым «голубым» игроком. Отбрасываю щитки и сразу, не заходя в душ, достаю телефон. Уже почти десять, и я хочу позвонить Джейми, пока он еще не заснул. Я набираю номер, надеясь, что не разбужу его. Он немедленно отвечает.
У нас есть собаки?
Что, бэби? Я не расслышал.
Собаки. Чивейлеры. Разве они у нас есть?
По моей вспотевшей спине ползет холодок.
Нет собак у нас нет. Он что, разыгрывает меня?
Я хочу щенка, говорит Джейми. В его голосе хрип. Всегда хотел. С самого детства. Но родители сказали, что у них уже есть шесть детей, и новых зверей им в доме не надо.
Мой мозг не успевает за ним поспевать.
Бэби, у тебя температура?
Не знаю Но здесь очень жарко.
Где ты? А то я в десяти секундах от того, чтобы набрать 911.
В кровати. А ты где? Почему ты не здесь?
По всей моей коже распространяется холод.
Бэби, я в Нэшвилле, говорю осторожно. Улетел на игру. А где Джесс? Она должна быть с тобой.
Нуговорит он со вздохом. Не знаю. Не вижу ее.
Тут он начинает кашлятьужасным, захлебывающимся, мокрым кашлем, а я стою с телефоном, прижатым к вспотевшей щеке, и слушаю, как он не может вздохнуть. Еще никогда в жизни я не чувствовал себя настолько беспомощным.
Джейми, говорю я, наконец, когда его отпускает. Скажи, ты
Он снова заходится кашлем.
Я замечаю, что мое внимание пытается привлечь Фрэнк Донован. Он показывает на часы, потом на душевую. Очевидно, хочет, чтобы я пошел на его идиотскую пресс-конференцию.
Я отмахиваюсь от него или, по крайней мере, пытаюсь. Тогда он становится передо мной, но я все равно его игнорирую.
Джейми, умоляюще говорю я, когда он снова перестает кашлять. Я люблю тебя, но сейчас мне надо повесить трубку и позвонить Джесс. Она слышала твой кашель?
Не знаю, бормочет он. Хочу спать
Окей. Я лихорадочно соображаю. Что же мне делать? Если сможешьпоспи. Но если твоя сестра скажет, что тебе надо в больницу, ты согласишься поехать, окей?
Не, шепчет он. Пока. И линия затихает.
Блядь! ору я.
Что случилось? спрашивает Фрэнк.
Я слишком испуган, чтобы ответить. Я набираю Джесс и слушаю длинные гудки. Когда в итоге включается голосовая почта, я отключаюсь и пробую дозвониться до нее еще раз. Ничего.
Эриксон? зову я.
Да? Он вытирается у своего шкафчика.
Окажи мне услугу, позвони со своего мобильника Блейку. Это срочно. Надо, чтобы он спустился ко мне.
Эриксон, не задавая вопросов, сует руку в карман пиджака и достает телефон.
Я опять набираю Джесс. Где ее носит? На четвертой попытке она отвечает.
Вес?
Где ты? рявкаю я.
У тебя дома! У нее какой-то запыхавшийся голос.
Серьезно? А то я сейчас разговаривал с Джейми, и он бредит. Думает, что у нас завелся какой-то чивейлер, а его кашель похож на предсмертный хрип. Меня пробирает дрожь. Где Блейк?
Э Блейк? Я не знаю.
Но внезапно на фоне начинает играть «Who Let The Dogs Out»рингтон Блейка.
Стоп. Это он?
Только-только зашел. Теперь я слышу в ее тоне нервозность.
Ладно, послушай меня. Джейми нужна помощь. Он сказал, что в постели. Если дверь заперта, скажи Блейку, чтобы он ее выломал. Возможно, вам придется поехать в больницу.
О боже, выдыхает она. Я перезвоню через десять минут.
Все хорошо? спрашивает Фрэнк, когда я отключаюсь.
Нет. Все херово. У вас есть знакомые врачи?
Врачи? Он, вспоминая, поднимает взгляд к потолку. Разве что наш бывший командный врач. Он три года назад вышел на пенсию. Живет в Роуздейле. А что?
С Джейми что-то не то. У него температура и адский кашель. Блядь Не надо было мне уезжать.
У Фрэнка вытягивается лицо.
Похоже на пневмонию. Он мог подхватить вторичную инфекцию. Ему нужно в больницу.
Я ЗНАЮ! кричу я, и все в помещениивключая нескольких журналистовоборачиваются. Я знаю, повторяю я тише. Дайте мне номер того врача. Мне нужна помощь.
Глава 21
Джейми
Неделю спустя
Все повторяется как в дежавю.
Опять выписка из больницы. Опять инвалидное кресло. Опять стервятники-репортеры и скоростной побег на арендованной Весом машине.
Прошедшая неделя была похожа на ад. Я снова обнаружил себя в ебучей больницено лишь на четвертый день, потому что первые три был в отключке. Очнувшись, я увидел, что на меня смотрят с тревогой в глазах медсестра Берта и моя мать.
Никогда не болейте пневмонией. Просто не надо. Она настоящая стерва.
Но теперь мой жар наконец-то прошел. Утром мама и Джесс улетели назад в Калифорнию, и если честно, я даже рад. Особенно тому, что уехала Джесс. Я люблю ее, но она всю неделю была сама не своя. Она чувствовала себя такой виноватой из-за того, что в ее смену у меня подскочила температура, что прилепилась ко мне как репей. Пару раз маме пришлось отсылать ее домой, потому что я больше не мог выносить груза ее гиперопеки.
Мы с Весом молча выходим из лифта. У меня немного подкашиваются ноги, и когда на середине коридора я спотыкаюсь, он пытается взять меня под руку, но я бросаю на него хмурый взгляд. Мне до смерти надоело, что надо мной все хлопочут, будто я инвалид.
Не говоря ни слова, он опускает руку. Мы добираемся до квартиры. Вес открывает замок, распахивает дверь и, зайдя внутрь, бросает сумку с моими вещами на пол. А потом останавливается в центре гостиной и глядит на меня.
Тебе что-нибудь нужно? скованно говорит он. Поесть? Принять душ? Налить тебе чаю?
Чаю? Я что, бабуля со слабым желудком, который не может переварить чашку крепкого кофе?
К моему горлу поднимается горечь, но я заставляю себя проглотить ее, потому что это несправедливо по отношению к Весу. Он же не виноват, что я слег с пневмонией. И я знаю, в какой панике он был всю неделю.
Ему пришлось отыграть еще две выездные игры, прежде чем он смог повидать меня. Не то чтобы я замечал его отсутствие в своем полубреду. Но команда не разрешила ему взять внеочередной отпуск, потому что в больнице со мной были моя мать и сестра.
Сегодня утром он сказал, что даже не запомнил те игрынастолько боялся и переживал за меняи в каждую свободную минуту звонил всем, кто со мной был.
Я должен целовать ему ноги за то, что он такой любящий и заботливый бойфренд. Но вместо этого злюсь. На него. На свой организм. Блядь, на все. Плюс меня целую неделю накачивали лекарствами, от которых в голове наступил полный разброд. Утром у меня начался курс стероидов, и от них я ощущаю какую-то странную искусственную эйфорию, которая не особенно совпадает с негодованием и обидой, бурлящими в животе.
Вес встревоженно наблюдает за мной.
Бэби?
Я понимаю, что не ответил.
Мне ничего не нужно, мямлю я. Попробую подремать.
На его лице появляется разочарование. Сегодня у него нет игры, и я знаю, он надеялся, что мы проведем время вместе. Но сейчас компания из меня никакая. Меня задолбало болеть. Меня задолбали больницы. И меня бесит, что я смогу вернуться на работу только хрен знает, когда. Вчера я позвонил Биллу, и он приказал мне даже не думать о возвращении как минимум всю следующую неделю.
Мне не нужна еще неделя безделья. Мне нужно, чтобы мою жизнь вернули назад.
Окей, наконец произносит Вес. Тогда я простоВзгляд его серых глаз начинает метаться по комнате и останавливается на тумбочке, которая завалена почтой. Просмотрю почту, оплачу какие-нибудь счета.
Я еле сдерживаю насмешливый комментарий. Ты хоть знаешь, как это делать?
С тех пор, как мы съехались, Вес и не прикасался ко всякой бытовой хренотени. Стирка, уборка, оплата счетоввсе это было на мне, потому что он, сенсация НХЛ, был слишком занят для того, чтобы
Хватиткомандует мне внутренний голос. Наверное, совесть. Или та часть меня, которая до безумия влюблена в этого парня. Так или иначе, я снова несправедлив.
И потому добавляю в ответ искреннюю благодарность.
Спасибо. Ты мне очень поможешь. И поищи там счета из больницыЯ замолкаю, внезапно поняв, что две недели в больнице вполне могут опустошить мои карты. И может даже превысить кредитный лимит. Я ведь не гражданин Канады, а значит моя страховка вряд ли покроет лечение целиком.
О, их не будет, говорит, махнув рукой, Вес. Вычет я уже оплатил, а остальное покроет страховка.
Я стискиваю челюсти. Он оплатил мой счет?
Заметив выражение у меня на лице, Вес хмурится.
Ты чего?
Я отвечаю резче, чем собирался.
Сообщи, пожалуйста, какую сумму ты заплатил, и я перекину тебе деньги на карту.
Он немедленно принимается протестовать.
Бэби, не заморачивайся. У меня куча денег. Зачем тебе тратиться, когда я вполне в состоянии
Я все верну, цежу я сквозь зубы.
Долгая пауза. Потом Вес кивает.
Хорошо. Если ты так хочешь.
Да, я так хочу. Я не знаю, почему так бешусь. Просто он взял и разобрался с моими счетами, а мне даже ничего не сказал. Я понимаю, что у него много денег, но я я ему не любовница. Мы партнеры, и будь я проклят, если позволю ему платить абсолютно за все.
Секунду поколебавшись, он делает шаг вперед и, коснувшись моей щеки, проводит пальцами по моей свежевыбритой коже. Я сегодня побрился. Сам, блядь. Ура. Спасибо небесам и на том.
Джейми. В его голосе хрипотца. Я рад, что тебе лучше.
У меня сжимается горло. Проклятье. Облегчение в его взгляде вызывает прилив чувства вины. Я знаю, что всю неделю вел себя, как мудак. Срывался на него, когда он приходил. Уперся рогом и ответил отказом, когда он предложил, чтобы моя мама с сестрой остались еще на несколько дней. Злился на него, глядя по больничному телевизору, как он катается как чемпион и забивает голы, пока я лежу в лежку и мочусь в судно. А теперь я развожу спор из-за денег.
Я тоже рад, шепчу я, прислоняясь к его теплой руке.
Он потирает мою губу, а потом прижимается к моему рту в мимолетном, ласковом поцелуе.
Ладно, иди поспи. Если что, я буду здесь.
Я собираюсь было позвать его полежать со мной, но не успеваю и рта открыть, как у него звонит телефон. Рука Веса соскальзывает с моей щеки, и при виде имени на экране его прекрасное лицо снова мрачнеет.
Фрэнк, бормочет он, потом отходит, чтобы ответить.
Я задерживаюсь и узнаю, что Чудо-пиарщик Фрэнк снова донимает Веса по поводу интервью. Точнее, по поводу отсутствия интервью, потому что Вес по-прежнему отказывается разговаривать с прессой. Он должен был наконец-то дать интервью Sports Illustrated, но потом я опять заболел, и интервью пришлось отложить.
Еще один пункт в длинном списке того, что обломалось из-за моей идиотской болезни.
Я ухожу в нашу спальню и, сев на кровать, опускаю голову на гору подушек. Я не устал. Из-за стероидов, которые я принимаю для очищения легких, мой организм находится в состоянии неестественной бодрости, так что сон сейчас точно не вариант. Я сказал Весу, что подремлю, потому что черт, я опять веду себя, как неблагодарная задница. Но мне нужно пространство. Один гребаный час тишины после того, как меня постоянно дергали то медсестры, то Вес.
Пропялившись пять минут в стену, я открываю ноутбук и проверяю почту. Охренеть. Писем сотни. В больнице мама конфисковала у меня телефон, чтобы меня ничто не отвлекало от выздоровления. Тогда я распсиховался, как школьница, но теперь только рад. Мой почтовый аккаунт трещит по швам.
Здесь письма от ребят, с которыми я играл в хоккей в колледже. Некоторые спрашивают, поправляюсь ли я, другие интересуются, почему я не сказал, что я гей. Чуваки, я и сам был не в курсе.
Еще мне пришло много электронных открыток с пожеланием выздоровления от семьи и друзей, но еще большепугающе большеписем от СМИ. От всех спортивных изданий, о которых я когда-либо слышал. От местных и неместных газет.
Пока я проматываю запросы на интервью, меня начинает подташнивать. Моя жизньинтимная жизньоказалась под микроскопом, и мне это совершенно не нравится. Внезапно я начинаю по-новому ценить то, что делает для меня Вес, ведь на него давление вдвое больше.