Думаю, что завтрашний день будет не менее хороший, чем сегодняшний! А завтрашний не менее хороший, чем послезавтрашний, а послезавтрашний
Увидев возможность уйти, никого не обидев, я тут же ей воспользовался и выкрикнул:
Да, друг! Полностью с вами согласен! Каждый день хороший, и каждый последующий тоже хороший! Ну а сейчас я вынужден идти, чтобы хорошенько выспаться и встретить хороший завтрашний день в бодром и хорошем настроении! Всего хорошего!
Поразительно, как быстро я вышел из полусонного дрёма, и силы наполнили моё тело, заставляя сердце стучать быстрее и разливать по сосудам больше крови. Я мигом вскочил со стула и, повторно бросив в сторону собеседника свои «всего хорошего!, ушёл прочь, оставив его сидеть в недоумении.
Покинув столовую, я ощутил невероятное чувство облегчения и освобождения. Ненавистные духота и глупость остались за дверью, и сейчас казалось, что даже в этих тёмных длинных коридорах носился чистый свежий воздух, наполнявший мою грудь радостью и лёгкостью. Впереди меня ждала долгая бессонная ночь.
Придя в каюту, тут же плашмя рухнув на кровать и упёршись лицом в подушку, я ждал, пребывая в твёрдой уверенности, что после такого длинного, сложного дня Сон завладеет мной в мгновение ока. Этого, однако, не происходило. Полежав немного, я начал ворочаться, перекатываясь то туда, то сюда. Никак не получалось найти удобное место. Душный воздух. Окно было опять закрыто. Я встал, прошёлся до него, открыл, лёг. Во рту пересохло. Идти сейчас за водой не было сил, как и возможности, потому что столовая уже, скорее всего, к тому моменту закрылась.
Спустя какое-то время я перевернулся на спину и стал смотреть на потолок. Долго лежал я так, и в конце концов тёмная голая стена вдруг расцвела пёстрыми образами моих мыслей. Сам того не заметив, я впал в полудрёму. В голове летали мысли о себе, о Корабле, о Либере. Всё это перемешивалось в моём сознании. Становилось то жарко, то холодно. Время от времени мои руки и ноги подёргивались, напоминая какие-то жесты. Я с кем-то разговаривал, что-то упрямо доказывал. Да, это был Сервус. Он тихо вошёл в мою каюту и, сев на краешек кровати, начал приговаривать:
Опять вы за своё, Сигниф Опять отлыниваете от работы, Сигниф Что же с вами делать? Придётся мне поговорить с господином Виликом о вашем поведении
Я пытался ему что-то отвечать, но всё безуспешно. Сервус не слушал. Стараясь настолько твёрдо, насколько это было возможно, я проговаривал:
Работаю, работаю Видите, вот швабра, вот ведро, я мою, я работаю
Нет, молодой человек, вы плут и обманщик, злобно и размеренно говорил он. Что вы там замышляете с Либером? Думаете, мы не знаем? Мы всё знаем, Сигниф, и вы тоже это знаете Вы знаете, что вам не избежать расправы
За что? Почему? Спрашивал я, еле шевеля губами. Ответа не было.
Я лежал с открытыми глазами, в полном, как казалось, сознании, и сейчас Сервус пропал. Его не было. «Глупости какие-то», , перевернувшись набок.
Молодой человек, молодой человек! раздался тихо и протяжно чей-то зов. Вы опять взялись меня дурить? А я ведь сразу приметил неладное, ещё тогда, на палубе Любите море, значит? Мы предоставим вам возможность в нём вдоволь накупаться!
Я снова повернулся на спину. На моей кровати стоял Вилик. Приподняв ногу, облачённую в тяжёлый сапог, и поставив её на мою грудную клетку, Вилик вдавил меня в кровать. Стало тяжело дышать.
Что происходит? Зачем вы делаете это? , ничего не понимая.
Ой, вот только не надо притворяться, что вы не знаете, молодой человек! На ваш счёт всё было понятно сразу. Корабль никогда не ошибается! Сообщника вашего мы уже взяли! Он указал рукой куда-то в темноту, там виднелись очертания Либера. , Сигниф, даже допрашивать не пришлось!
Он залился смехом. Либер закачал головой и стал говорить что-то жалобным голосом, навзрыд:
Неправда, это неправдапослышалось из темноты.
Как же неправда? Вот сорванец! Он и вам ведь врёт, Сигниф! А впрочем, какая разница Пришло время приняться за работу. Вставайте давайте! сказав это, он схватил меня за руку и потянул куда-то.
Упал с кровати, вокруг ничего. Приподнявшись и опершись о её край, я стал думать. Что это со мной? Я был более чем уверен, что не спал, но и телом своим не владел. «Мой разум играет. Ох уж этот ребёнок и его злые шутки! Который час? Как долго это происходит?. В окне виднелось светлеющее небо. Солнца на нём ещё не показалось, но до рассвета ждать оставалось недолго. Я лёг на кровать спиной к стене, так что вся комната была видна, закрыл свои глаза и лежал, всматриваясь в чёрную, бесконечную даль сквозь сомкнутые веки. Время от времени в ней мелькали тонкие искры, маленькие огоньки или вся тьма вдруг наполнялась вспышками, похожими на дальние раскаты грома.
Сон никак не приходил. Сквозь клубок мыслей прорвался, пронёсся, как молния, тихий голос:
Сигниф Сигниф
Я открыл глаза. Комната была охвачена мраком. В темноте виднелись полки, всякий хлам, шкаф, стул. «Стул? Откуда здесь взялся стул?. Он был охвачен тьмой и лишь слегка виднелся. На стуле кто-то сидел. Тёмный силуэт прорезался сквозь мрак. Неизвестный покачивал ногой, с которой ручьём текла вода, разливаясь по полу и образуя лужи, в которых виднелась бордовая кровь, отражавшая лунный свет.
Ну что, не спится, Сигниф? промолвил тихо силуэт. А ведь завтра тебе на работу Или нет?
Вопрос прозвучал устрашающе.
Кто вы? вопрошал я тьму.
Разве ты меня не узнаёшь? На Корабле нет никого, кто знал бы тебя лучше, чем я, Сигниф А ты, статься, меня не узнаёшь! Он тихо усмехнулся. Скажу даже больше, ты знаешь меня не хуже, чем я тебя! ответил он
Ошибаетесь, я вижу вас впервые. Хотя тело покрыто ваше тьмой и я не в силах разглядеть лица, но голос ваш мне не знаком, ответил я спокойно
Как же! Ведь ты слышишь его каждый день Хотя всё это сейчас неважно Ничто не важно Уже придумал что-нибудь? спросил он с подозрительной теплотой.
Не знаю, о чём вы Что придумал? ответил я в недоумении.
Силуэт слегка наклонился и приблизился, так что лицо стало приобретать видимые черты. Насквозь мокрые, чёрные локоны закрывали его наполовину. При свете проникавших тонкой струйкой лучей выбиравшегося наружу Солнца блеснули бледные каменные глаза.
Выход есть всегда, Сигниф Только ничего не бойся, и всё будет хорошо. Верь мне, никакая боль не вечна. Участь человека незавидна, но конечна.
Последнее я расслышал уже сквозь Сон, внезапно усыпивший меня.
8
Пробуждение далось нелегко. Когда по Кораблю понёсся звон, я лежал, распластавшись на тёплой и никак не хотевшей отпускать кровати. Отвечая ей взаимностью, я сжимал в своих руках подушку. За дверью послышалась беготня. «Всему есть конец, и Сон не исключение, успокаивал я себя. , сегодня удастся встретить Либера?» Только эта мысль была способна поднять меня с кровати.
Сказать, что я не выспался, не сказать ничего. Самочувствие было отвратительным. Всё вокруг шло кругом. Голова раскалывалась, и каждый новый шаг будто вгонял в неё гвоздь. Тело обмякло, и все движения были медленными и нелепыми. Сумев ухватиться за ручку лишь со второго раза и открыв, как тогда казалось, невероятно тяжёлую дверь, я поплёлся, покачиваясь, на завтрак.
Взяв еду и сев за столик, я уснул.
О, Сигниф! Спите, что ли? Забавно, конечно, забавно! Не против, если я сяду тут? , как игла, до боли знакомый голос.
Открыв глаза, я увидел стоявшего у стола Ридика. Он уже уселся и пялился на меня, расплываясь в улыбке. «Нет, сегодня я уж точно не стану его терпеть. Стоит только чуть промедлить, и ты тотчас сделаешься беспомощным перед чарами Сна и его глупыми, убаюкивающими сказками для дураков!» подумал я и тут же принялся действовать. Поднявшись со своего стула и оглядев столовую, я выяснил: Либера в ней не было, а значит, делать здесь было нечего. Опустив свой взор на Ридика, я тихо, но твёрдо сказал:
Извините, но мне нужно идти работать.
После чего я встал и спешно направился к выходу.
Конечно, да, да. Я понимаю, работаэто святоепроговорил он невнятно мне вслед.
Снова жара. Снова грязь. Снова застывшие в вечности часы и швабра, мечущаяся перед глазами. Снова полусонный бред и частичные проблески сознания, спутанные мысли и усталость. Первую половину дня было ясно, но к вечеру Корабль стало окутывать густым туманом. Часы тянулись всё дальше, уходя в ночь, а туман становился всё плотнее и беспросветнее. Солнце с силой прорывалось через непроницаемые стены, пытаясь дать свой свет миру, а под конец пропало вовсе. Заката уже не было видно.
Когда все ушли, я остался на палубе и ещё долго всматривался в неизвестность, заполонившую не только океан, но и меня самого, затуманив мне рассудок. Я смотрел и всё ждал, что увижу что-то. Казалось, это непременно должно произойти Но нет! Корабль плыл, рассекая туман и давая тем самым призрачное представление о том, что совершается в мире. Всё это являлось лишь жалким обманом, я ничего не знал и не способен был узнать. В любой момент Корабль мог бы врезаться в скалу, повергнув тем самым всех в шок. Навстречу нам, возможно, всё это время плыл другой Корабль, и сейчас, внезапно выскользнув из тумана, он мог бы с грохотом врезаться в наш, потонув и потопив. И хотя ничего из этого не происходило, я был готов. Готов к чему угодно. Пропади тотчас всё вокруг, я был бы нисколько не удивлён. «Никогда ничему не удивлятьсятакой истине надобно научить себя! Мы ничего не знаем Я ничего не знаю, думалось мне, овеянному туманом. Что будет со мной завтра, кто способен с уверенностью сказать это? Только плут или безумец! Может статься, что завтра я не проснусь или что в эту самую минуту мне суждено пасть замертво, и кто мог бы доказать обратное? Только плут или безумец! Всякий человекэто Корабль, рассекающий неведомые морские глубины и плывущий невесть куда, и даже если ему сопутствует ясная погода, каждый новый миг всё равно остаётся в тумане»
Так и подошёл этот день к концу. Есть мне не хотелось, поэтому, убедившись, что Либера в столовой нет, я ушёл. По дороге в каюту я заглянул в уборную, но тщетно, никого там не было. Придя в свою комнату, я был настроен решительно. Сегодня мне нужно было поспать, вторую бессонную ночь я бы просто не вынес. Первым делом я снял с себя одежду, чтобы ночью мне не было жарко. Подойдя и посмотрев немного в окно, из которого валил туман, заполнявший собой мою каюту, я лёг в постель. Сразу почувствовалась накопившаяся за день усталость. Она резко нахлынула, нанеся сокрушительный удар по моей голове, после которого я закрыл глаза и отдался Сну.
9
Тёмное, грязное помещение. Капля за каплей падает с потолка и разбивается о пол, нарушая тишину. Я иду по уже, как мне кажется, знакомому коридору. По-видимому, именно здесь я и появился в самый первый день на Корабле. Всё выглядит чертовски схожим и в то же время совсем иным. Снова этот мерзкий запах, просачивающийся в каждую клетку моего тела. К такому запаху не привыкнуть Сколько бы я ни дышал, вонь не ослабевает. В коридоре очень сыро и мокро, по сторонам виднеются многочисленные ответвления и комнаты. Около одной из них я слышу странный звук, похожий на гудение. Не сумев сдержать своё любопытство, я в неё заглядываю. Вонь усиливается. Я вижу перед собой широкую, ржавую трубу, именно она издаёт это гудение. По ней что-то движется, а в некоторых местах она протекает. Из маленьких отверстий сочится мерзкая зловонная субстанция. Теперь ясно, откуда берётся невыносимая вонь. Я подхожу ближе и понимаю, что это фекалии. Резкий рвотный позыв, но мне удаётся сдержать его. Я выхожу прочь из помещения. «Куда же мне идти?» произнося это про себя, я оглядываюсь. Позади тупик. Кажется, его там не было, но я не могу знать наверняка. Остаётся только один путьпрямо. Голова кружится. Видимо, опять не выспался. Иду вперёд и пытаюсь никуда не сворачивать. Коридор очень слабо освещается, лишь изредка встречаются свисающие с потолка лампочки, которые скорее сбивают с толку своим мерцанием, чем помогают идти. Коридор длинится, а я заглядываю в помещения слева и справа. Всюду трубы, количество которых нарастает по мере продвижения вперёд. В конце коридора виднеется широкий тёмный проход. Становится мрачновато, но идти мне больше некуда, так что за неимением иного пути я начинаю приближаться к проходу. Нет никакой уверенности в том, что мой шаг ускоряется, но кажется, это происходит. Темнота приближается всё быстрее. Спустя несколько мгновений я ступаю в невероятно большое помещение. Хотя оценить его действительные размеры не представляется возможным, так как стены уходят куда-то вдаль, погружаясь во тьму и оставляя перед взглядом лишь голую неизвестность. Со всех сторон меня окружают переплетённые, словно змеи, трубы. Судя по всему, это место, куда ведёт каждая из канализационных труб на Корабле. Они ползут, завиваясь, по полу, а затем уходят куда-то вниз, вглубь. Да, это похоже на Канализацию. Вонь здесь бьёт в нос гораздо сильнее, чем в коридоре, и потому становится трудно дышать. На полу видятся огромные коричневые лужи. Находясь на грани, я всё же перебарываю себя и справляюсь с отвращением. В центре помещения мерещится слабый просвет. Больше идти мне некуда, и я медленно бреду туда. По мере приближения передо мной вырисовывается тонкая, маленькая винтовая лестница. Беря своё начало в луже испражнений, она уходит куда-то вверх, ввысь. Чуть было не выпачкав ноги, я неуверенно забираюсь на первую ступень. Она слегка пошатывается под моим весом, я беспокоюсь. «Как бы мне не упасть, пока буду подниматься», думаю я с тревогой в сердце. Перед тем как начать подъём, я бросаю свой взгляд наверх. Оттуда пробивается слабый бледный свет, но, в сущности, разобрать что-либо явственное не удаётся, и свет этот оборачивается скорее призрачным и вгоняющим в тоску мерцанием, нежели вселяющим надежду сиянием. Я начинаю подниматься. Первые шаги даются мне весьма непросто, но дальше идти становится всё легче и легче. Я удивляюсь этому, ведь лестница остаётся всё той же, она неизменна. Вывод очевиден, и он говорит о том, что меняюсь я сам. Лестница оказывается очень хрупкой. Шатаясь, она грозит в любой момент развалиться и обречь меня на гибель. Вдобавок к этому она крива и местами непропорциональна, высота ступенек всё время изменяется, а сама лестница клонится то в одну сторону, то в другую. Чем выше я поднимаюсь, тем страшнее мне становится и тем беспокойнее я себя чувствую. Меня также пугает скрип, который издаёт лестница при каждом моём новом шаге, появляется впечатление, что она предупреждает о чём-то. «Но что ей нужно? Не могу же я остановиться или Пойти обратно?, как сумасшедший, пытаясь себя приободрить. Звёзды становятся всё ближе, как и то, что зародилось подо мной. Озираясь со страхом вниз, я вижу, как лестница стремительно погружается в мутную чёрную воду. Меня овеивает вонючий тёплый воздух. Я бегу. Хоть Звёзды и недостижимы, сколько бы времени я ни имел, и от участи моей мне ни за что на свете не убежать, я всё равно бегу. Бегу, несмотря на бессмысленность. «Ну что же это! Звёзды больше не приближаются Они и не приближались! И лестница никак не кончается Да ведь у неё и не может быть конца! Я дурил себя всё время, что поднимался! Сейчас я погибну, и в глубине души я знал, что так оно и будет! Я берёг себя от этих мыслей, я не смотрел наверх! Пока я себя обманывал, у меня была надежда, а потом душу мне грели Звёзды и мои Грёзы Ступая на эту лестницу, я ещё не знал, как это закончится Да и знать не мог! Но оставь я потом свои надежды, я бы даже не увидел эти прекрасные, волшебные, сулящие бессмертие Звёзды!» Мысли разрывают мои голову и сердце, а я всё бегу и бегу, пока внезапно не спотыкаюсь и, ударившись головой о металл под ногами, не падаю стремительно вниз. В один миг вода поглощает меня и утягивает в свои пучины.
10
«Я жив! крикнул я, резко раскрыв глаза и увидев знакомый потолок. Это Сон, всего лишь какой-то глупый, ничтожный Сон Поразительно, как человек может пугаться всяких странных небылиц До чего же страшная небылица Но нечего об этом и думать! Нужно скорее встать и поспешить на завтрак, чтоб уж хоть сегодня не выслушивать проповеди об ответственности. Да, спаси меня случай от этой чепухи!» Я представил, как Сервус начинает в очередной раз рассказывать все эти свои бредни, притом с очень серьёзным лицом, и мне стало смешно. Посмеиваясь, я вылез из кровати. В то утро у меня было на удивление хорошее настроение, даже несмотря на то, что переживания, связанные с кошмарным Сном, норовили затащить меня в мрачные размышления. Я не позволял им сделать это со мной, я берёг себя от этих мыслей Подняв свою помявшуюся одежду с пола и одевшись, я выскользнул из каюты и пошёл в столовую.
Снова толпа, снова духота, снова порция омерзительного нечто. Надо было признать, что блюдо изменилось, но у меня и не было ни малейшего желания рассматривать его. Я посчитал, что так будет лучше. «Незачем мне это видеть, ведь всё равно придётся съесть», подумал я