А тебе, что, хочется, чтобы у него на тебя проснулась реакция? прилетает в голову очередной вопрос. Э-э-э, не уверена.
Наконец, где-то после обеда босс выходит из своего кабинета и направляется прямиком к моему столу.
Меня не будет до вечера, бросает он, отмени все встречи, пожалуйста.
Ладно, киваю я.
Когда же Островский без дополнительных комментариев устремляется к выходу, я не выдерживаю.
А тебе понравилось сегодняшнее обслуживание? Я быстро созвонилась с кафе на первом этаже нашего центра, они оперативно среагировали. Счёт, конечно, пришлют в бухгалтерию для оплаты. Может быть, даже немаленький. Извини, что не удалось сэкономить ресурсы компании. Зато перед партнёрами в грязь лицом не упали. Не хочешь ли похвалить меня за находчивость, кстати?
Сижу, сложив ладони под подбородком, и вопросительно смотрю на обернувшегося Германа.
Хвалю, без энтузиазма бросает он. Если заключить с ними договор на постоянное обслуживание, тарифы можно обговорить. Займись этим, кстати.
Улыбка гаснет. Ну вот, только лишней работы себе подкинула. Ладно, перепоручу кому-нибудь из договорного отдела. Улыбка снова расцветает.
Значит ли это, что с меня сняты обязанности по личному кейтерингу твоего кабинета?
Уголок рта босса ползёт вверх в усмешке.
О, нет, хочу, чтобы кофе для меня готовила лично ты.
Он выуживает из кармана куртки ключи от машины, зажимая их в свободной руке.
Это, что, фетиш какой-то? с вызовом бросаю я.
Можно и так сказать. Из твоих рук он вкуснее, совершенно внезапно Герман мне подмигивает, а затем скрывается в коридоре.
Пока я всё ещё сижу и хлопаю ресницами от его внезапного признания.
Вот же, хотела позлить, а, выходит, сама напросилась. То ли на комплимент, то ли на внезапное признание.
Его слова мне кое о чём сказали. Например, о том, что и он вспоминает то, что между нами было.
Да он не может не воспоминать! тут же вопит дерзкая девчонка внутри меня.
И я даже не знаю: хорошо ли это, плохо ли. Отвечать могу только за себя, а Герман до сих пор тёмная лошадка. Хотя пять лет назад мне тоже казалось, что я его знаю, а вышло-то вон оно как.
Вечером сижу на кровати, зарывшись в одеяло, и штудирую присланные из Твери документы. Кажется, мой рабочий день никак не заканчивается. Когда я с утра до вечера разгребаю дела Островского, на собственные почти не остаётся времени. Всё-таки мысль привлечь моего бывшего помощника не такая уж неверная.
Я настолько возмущена, что решаю позвонить Герману здесь и сейчас, и высказать всё, что накопилось. Реально, завтра только среда, а у меня ощущение, что пятница была уже вчера. Такой уж у меня характер, действую под влиянием импульса. Вот и сейчас вместо того, чтобы отложить разговор до нового дня, я звоню Островскому и слушаю долгие протяжные гудки.
Ничего страшного, настаивает внутренний голос, если занят, отвлечётся.
Слушаю, коротко бросает он без всяких лишних слов.
На заднем фоне лёгкий шум и ненавязчивая музыка, Герман то ли в ресторане, то ли где-то в гостях.
Отвлекаю? зачем-то спрашиваю.
Говори.
Мне нужна моя Алёна. Помощник мой бывший. Уже десятый час, а я всё работаю.
Боже, это звучит так ужасно. Я и сама это осознаю. Вероятно, стоило продумать речь заранее или остыть, дождавшись утра. Проклятая моя импульсивность.
Да. Непорядок.
В общем, как знаешь, а я возвращаю её на сдельную работу. Не успеваю обслуживать и себя, и тебя, всё-таки высказываюсь, чувствуя, что ещё больше закипаю от его дурацкой лаконичности в ответах.
Без проблем, отзывается Островский.
Больше тут добавить нечего.
До завтра.
До завтра.
Гера, кто это? раздаётся за секунду до того, как связь обрывается.
И звук этого высокого женского голоса где-то там, в отдалении заставляет меня скрипнуть зубами.
12
В шесть тридцать, когда я только варю себе кофе на кухне окнами во двор, приходит сообщение от Германа. Оказывается, у нас сегодня с ним деловая встреча где-то в городе.
Мистер Спонтанность, фыркаю я.
Он вполне себе оправдывает это прозвище, потому что за несколько дней, что я работаю с ним бок о бок, замечаю, что Герман чертовски прилично отклоняется от своего рабочего расписания.
Чей бы голос я не слышала вчера на заднем фоне, это никоим образом не повлияло на его распорядок дня. Ещё нет и семи, а он уже раздаёт указания.
Отправляю короткое «принято» и готовлю завтрак. Приоткрываю окно, чтобы впустить свежий воздух. В кухню врывается звук капель дождя, барабанящих по карнизам и скатам унылого двора-колодца. Очень надеюсь, что это привычная утренняя морось октября, и дождь не зарядит на весь день.
Я не хочу думать про женщин в жизни Островского, но любопытство и какая-то досада раздирают меня изнутри. Кто она? У них всё серьёзно? Давно ли? Это точно не должно меня волновать. Но вместе с воспоминаниями о прошлом вернулось и неприятное чувство, что история повторяется.
Ты ведь тоже монашкой не была, подключается внутренний голос.
Ну, да, не была не была да, мы взрослые люди, что же мне оставалосьсохнуть по Герману до конца дней своих после нашего расставания? Почему-то сейчас после более чем пяти лет врозь мне кажется, что я рубанула с плеча, да и он был неправ. Приходит осознание нелепости произошедшего. Но дел мы оба наворотили, чего уж там скрывать.
Ладно, с кем там спит Островский, с кем проводит своё внерабочее время, меня уж точно не касается. Тогда почему мне неприятно даже просто об этом думать?
Следом отписываюсь Алёне с просьбой связаться сегодня, но чуть позже. Уверена, она мне не откажет, а, может, даже будет рада помочь. Даю в общем чате указаниям сотрудникам: моя команда инновационного офиса раскидана по разным филиалам, и у нас достаточно слаженная работа. Обычно мы встречаемся раз в неделю, но из-за загруженности у Островского, сообщаю, что конференцию перекинем на утро пятницы, то есть на завтра.
Ровно в восемь я выхожу из дома, и дождь перестал. Прекрасно. Но прогуляться не получится. На мне туфли на высоких шпильках, и я вызываю такси. Тащиться сейчас на машине в сторону работы совсем не хочется. Я одела темно-бордовый брючный костюм и серое пальто в тон моему настроению.
Герман уже на месте, и я с усмешкой кидаю ему «может, чашечку кофе», но он лишь с рассеянной улыбкой качает головой. Прекрасно, я знаю, когда надо отъехать. Он весь в делах и мыслях, и ему явно не до шуток. О моей вчерашней выходке с официантами тоже никто из нас не вспоминает.
Чуть позже просит меня накидать аналитику по нескольким последним проектам фирмы. Я с огромным удовольствием этим занимаюсь. Всё-таки цифрыэто моё. Прогнозирование, планирование, анализтут я как рыба в воде. Да и, в общем, ориентируюсь в минувших проектах фирмы лучше Германа. Он то, считай, новичок.
Может, поедем уже? вырастает Островский перед моим столом, и я поднимаю голову от таблицы.
А не рано? посматриваю на часы на мониторе.
Если раньше приедем, зайдём куда-нибудь, кофе попьём.
Предложение звучит и заманчиво, и пугающе. Однако я широко усмехаюсь и отодвигаюсь от стола, нашаривая ступнями туфли, которые успела скинуть.
Вау, ну наконец-то, кто-то приготовит его для меня. Этот расчудесный кофе. Хотя бы бариста, тяну с сожалением.
Герман улыбается в ответ, и в его глазах зажигается знакомый огонёк. Небось, уже приставил, как готовит кофе для меня в постель? Как когда-то
Чёрт, Мельникова, отбрось ты эти фантазии. Это моя внутренняя ехидна играет словами и образами.
А дальше меня ждет настоящее испытаниея, Герман и напряжение между нами в замкнутом пространстве автомобиля.
Я хоть в каком качестве с тобой еду? В качестве стенографистки?
Островский бросает на меня короткий взгляд.
Ага, машинистки. Сейчас как раз по дороге заедем в какую-нибудь антикварную лавку, купим доисторический аппарат для работы.
Супер, мечты сбываются, я приподнимаю брови, демонстрируя весь свой неподдельный восторг. А там никого не смутит, что я буду сидеть в уголке и стучать по клавишам этого «динозавтра»?
И со звоном передвигать каретку? вливается он в поток моей иронии.
О да, обязательно со звоном.
Герман пропускает меня вперёд, когда мы выходим из здания, и более ровным тоном поясняет:
Ты едешь по своим прямым должностным обязанностям, как руководитель отдела. Прости, что сразу не предупредил. Встреча организовалось слишком внезапно. Вчера уже поздно было созваниваться. Я как раз по дороге собирался всё тебе пояснить. В общем, тебе сейчас главное поприсутствовать и понять, чего от нас требуется. Говорить в основном буду я.
Если думаешь, что меня обрадует такой расклад, глубоко ошибаешься. Я не из молчаливых.
Мои руки сами собой складываются на груди в защитную позу.
Варвара, я лишь хотел тебя подстраховать, прекрасно понимаю, что о таких мероприятиях предупреждают заранее.
Хорошо, давай, вводи меня в курс дела, чуть остываю, не обнаружив никаких подтекстов в его словах. Я готова слушать.
Мы забираемсяв прямом смысле слова забираемсяв «танк» Германа.
Нравится смотреть на всех свысока? усмехаюсь я, пристёгивая ремень безопасности.
В смысле? он реально не понял или делает вид, что не понял.
Машина быстро заводится и Герман без промедления трогается с места.
А, не обращай внимания. Давай лучше к делу.
Ехать нам недалеко, но мы медленно ползём в пробке, поэтому у Островского достаточно времени, чтобы более-менее подробно мне всё рассказать. Я задаю вопросы, прошу рассказать подробнее, спрашиваю его мнение, делюсь своим. Удивительно, но это выходит так органично, что я на какое-то время забываю, что передо мной Герман. Забываю о своей болезненной реакции на него. Забываю о подозрительности.
Забываюсь настолько, что когда мы паркуемся на Большой Конюшенной, я выхожу из машины как-то неудачно. Ступаю на крышку люка, и тонкий каблук шпилек встаёт аккурат в небольшое круглое отверстие, уезжая вниз наполовину.
Ой! восклицаю, взмахивая руками.
Я бы упала, если бы не подоспевший Герман. Он ловит меня на полпути к земле.
Ай, блин!
Слезы мигом брызжут из глаз, потому что острая боль в лодыжке на секунду затмевает разум.
Варь? Ты как? раздаётся над ухом.
Утыкаюсь носом Герману в плечо, а пальцами впиваюсь в ткань пальто.
Я Я глотаю воздух, не в силах продолжать от острой боли, но вздох за вздохом становится легче. Моя нога. Мои туфли.
Сейчас.
Герман впихивает меня обратно в машину, усаживая на пассажирское сиденье. Правая нога сама собой выскальзывает из застрявшей туфельки.
Сейчас пройдёт, обещает он.
Герман массирует мою ступню очень нежно и деликатно. Обхватывает подъем горячей ладонью, растирает кожу и пытается слегка покрутить стопой, проверяя, больно мне ещё или нет. Если бы не знала, что он финансист, заподозрила бы в нём склонность к спортивной медицине.
Так нормально? Или болит? в его голосе беспокойство и участие.
Смотрю на его склонённую голову, тёмные волосы легли волной от влажной мороси, висящей в октябрьском воздухе.
Н-нормально, заикаюсь я уже даже не от боли. Потому что она под волшебными манипуляциями Германа отступает.
Близость и прикосновения Островского туманят разум. Впервые мы так близко. Он присел, осматривая меня, и я смотрю на него сверху вниз. Эти прикосновение не похожи на касания руки или плеча, более интимные, более интенсивные.
Ты все ещё плачешь, замечает он, свободной рукой смахивая покатившуюся слезу с моей щеки.
Это нечаянно и уже не от боли. Чувствую себя глупо, если честно. Спасибо, что не дал мне упасть.
Зря благодаришь, ворчит он, это ведь я так неудачно припарковался.
У твоего «крузака» высокая подножка. Слышала, что мужчины меряются автомобилями. У кого больше, тот и круче, всё в таком духе. Да? Ну, судя по размерам этой машины, можно сделать кое-какие выводы. Ну и я могла бы посмотреть под ноги, когда вылезала. Ещё есть желание взаимно посыпать голову пеплом в знак раскаяния? вот так: то ли напала, то ли сгладила, ума не приложу, почему рядом с Германом так сложно прикусить язык вовремя?
Островский усмехается и убирает от меня руки. Поток чудодейственных прикосновений, увы, окончен.
Давай посмотрим, что там с твоей обувью.
Прищурившись, наблюдаю, как он аккуратно выкручивает шпильку из дырки в люке. Только чуда не происходит. Каблук поломан к чертям, а я расстроена. День неудач какой-то, начиная с погоды.
М-да забираю обувь из его рук. Тут нужен конкретный ремонт.
Или новая пара, веселеет Герман и обводит бульвар взглядом. Пошли в магазин зайдём. До встречи ещё есть время. А кофе придётся перенести на другой раз.
Последнюю фразу он произносит с такими ласкающими интонациями, что я не знаю, куда мне посмотреть, чтобы не на него, а то ещё краснеть начну.
Да я даже не знаю, как-то мнусь. Может, ты без меня, а?
Куда? В магазин? Нет, прости, обувь очень индивидуальная штука.
Да не, на встречу.
Кажется, я превращаюсь в настоящую девочку: одна поломка, и я сбита с толку. Но не могу же я как в той известной рекламе открутить оба каблука и пройтись с широкой улыбкой по улице. А так у меня будет время вызвать такси, сгонять домой и вернуться с небольшим опозданием.
Тут тоже без вариантов. Нет.
Кое-как на поломанной туфле поддавшись уговорам Островского, я ковыляю в магазин.
Стоит нам подойди ближе, как мои пальцы на его локте сжимаются. Герман притормаживает, вопросительно смотря на меня.
Ну куда ты меня ведёшь? недовольно ворчу я.
Внутрь.
Это же ДЛТ!
Фраза эта звучит, как обвинительный приговор.
И что дальше?
Он опять тянет меня к входу, не слушая никаких возражений. Мы заходим в ДЛТ, где помимо нас, считай, нет народа. Да и те, кто праздно шатается по магазину, скорее похожи на экскурсантов, чем на покупателей.
Слушай, может, не надо? Я как-нибудь сама перекантуюсь.
Это ещё почему? Не надо?
Здесь это Цены как номера телефонов, повторяю заезженную шутку. Не думаю, что поломанный каблук стоит того, чтобы покупать новую пару именно здесь.
Следующие слова Германа дают понять, что платить за туфли намерен он сам.
Ты думаешь, меня цены тут пугают?
Нет, не думаю, что пугают. Не после того, как ты купил фирму у Возова. Кстати, напомни, а зачем ты её купил?
Мой вопрос остаётся без ответа. Я получаю лишь тяжёлый молчаливый взгляд. Наконец, мы доходим до обувного отдела, и я очень стараюсь не думать о ценниках, вот честно.
Я тебе потом все верну.
Ты серьёзно?
В общем-то да.
Мы сверлим друг друга взглядами, у Германа на щеке появляется опять эта его завлекательная ямочка, от которой я, оказывается, таю.
Считай, это подарок.
С барского плеча? Хм? Прищуриваюсь, смотря на него.
В честь чего? До нового года далеко, до моего дня рождения тоже.
Не в честь чего, а в качестве. В качестве извинения.
Я думаю, что извиняться ему все же не в чем, но качаю головой и неожиданно сбалтываю.
Кажется, у тебя вошло в привычку покупать мне обувь.
Герман вскидывает взгляд, и оба мы знаем, о чем сейчас думаем. О том дне в Рио на рынке хиппи, и о шлепках. Они, кстати, до сих пор пылятся в моем шкафу, ждут следующего лета, когда я опять не решусь их надеть. А выкинуть как-то рука не поднимается. Да и удобные они, чего уж врать.
Пойдём, сметает он любые мои возражения одним коротким словом и тянет за руку за собой.
13
Когда утром открываю глаза, вижу чёрные туфли на высоких каблуках. Классические, идеальные, подходящие практически под любой наряд. Они стоят на столике возле окна. Видимо, я вчера была совсем не в себе, что примостила обувь на столешнице, а не под ней.
Эти туфли словно немое доказательство моей неосмотрительности. Опасно ступать на новый уровень взаимоотношений. Боссы не покупают обувь своим подчинённым. А подчинённые не принимают таких личных подарков, как предметы одежды, от своих руководителей.
Я будто нарушила негласное правило. Вернее, два. Два правила. Второене сближаться с Германом ни при каких обстоятельствах. Эти четыре дня бок о бок, кажется, показали, что мы вполне сносно можем общаться, оставаясь в рамках деловых отношений.
Только вот моё несостоявшееся падение спутало все карты. Он прикоснулся ко мне. Утешал меня. Заботился. И я растаяла, как обычная девчонка.