На несколько секунд замолкаю, мыслями укатываясь назад по времени. Удивляюсь, какой наивной дурочкой я была, и тут же делюсь этими соображениями с Германом.
А когда мы оставались вдвоём, всё менялось. Я ведь его любила. Обожала безмерно. Такой крутой взрослый парень решил со мной встречаться. Да, чёрт возьми, у меня голова кружилась от восторга. Потом в мозгах у меня был какой-то собственный образ идеальной пары, и я вела себя так, как от нас ожидали наши друзья и родные. И только наедине мы становились самими собой. И настоящий Руслан был не так уж идеален, как все считали.
Я ведь всего лишь вспоминаю о том, что прошло. Знаю, что мне больше не грозит встретиться с Русланом. Знаю, что он не осмелится ко мне подойти, а сама я встречи искать не буду. Его аккаунт в соцсетях я больше не проверяю по дурацкой привычке. Почему же мне так холодно, что я начинаю дрожать? Даже в объятьях Германа. Даже закутанная в одеяло.
Опускаю взгляд и теряюсь в воспоминаниях. Они мелькают, как кадры на белом полотне простыни.
Его ревность мне сначала казалась даже милой какой-то, сбивчиво продолжаю. Ну, словно доказательство, что я не безразлична ему. Что он заботиться, да? Когда мы были в компании и другие парни со мной заговаривали, Руслан тут же подходил, обнимал меня, заявляя свои права. Отпугивал их взглядом. Мне даже льстило это, я морщусь от собственной наивности. Глупо сейчас звучит, я знаю.
Интересно, это нормально, что каждый раз, когда я оглядываюсь назад, даже с шагом в полгода, кажусь себе наивной дурочкой? Бросаю быстрый взгляд на Германа, но он молчит и по его лицу ничего не прочитать. Вероятно, я сейчас предстаю перед ним совсем наивной и глупой.
Знаешь, время шло, а становилось всё хуже и хуже. Сначала мне не позволялось разговаривать с парнями без его присутствия, потом все мои друзья мужского пола оказались под запретом. Я должна была проводить с ним каждую свободную минуту, отлучиться по личным делам, чтобы встретиться с подружкойнет, это воспрещалось. Он упрекал тем, что мои друзья мне дороже его, и я чувствовала себя виноватой. Как будто это на самом деле было так. Он говорил, если б я действительно его любила, не стала бы шататься по гостям и кафе. В конце концов, круг моего общения начал уменьшаться. Ну, а кому понравится, что мы договариваемся о встрече, а я потом срываюсь и лечу успокаивать Руслана? Подружки пытались со мной поговорить, объяснить, как всё выглядит со стороны. Ненормально, конечно. Они-то уже поняли, кто такой Руслан и чего он стоит, а я по-прежнему была слепа, делаю тяжёлый вздох, потом другой и завершаю мысль. В конце концов, я оборвала все связи. А он радовался, потому что достиг своей цели.
Герман слушает молча, никак не перебивает, видимо, ждёт, когда я доберусь до сути. А я застываю, потому что до неё не так уж долго осталось.
И вот прошлым летом я осознала, что у меня почти никого не осталось, кроме него. Себя же Руслан ни в чём не ограничивал. Зависал с друзьями, когда хотел, выпивал. Ему было позволено, а мне нет. К концу лета он убедил меня переехать к себе. Меня как раз зачислили на первый курс, и родители подарили эту квартиру. Я сюда не стала въезжать, осталась у Руслана. В его захламлённой студии в Мурино. И внушила себе, что я счастлива.
Герман слегка сжимает объятья, то ли рефлекторно, то ли даёт понять, что слышит и понимает. А у меня лишь холодный озноб вьётся по позвоночнику и давно подавленные эмоции бомбардируют душу.
Учёба меня очень увлекла. Группа подобралась хорошая, да и студенческая жизнь отличается от школьной, ты же это и сам понимаешь. Так что я училась, а Руслан так и зависал с друзьями в барах. В курсе же, что в Питере они на каждом углу. Барная, блин, столица нашей Родины, я набираю побольше воздуха в лёгкие, чтобы продолжать рассказ. Руслана выперли с последнего курса, даже деньги папочки не помогли. Так что я постоянно видела его пьяным. Утром, когда собиралась в Универ, он только возвращался навеселе. Вечером, когда приходила после занятий, он сидел и надирался у компа или телека. Всякая нежность между нами исчезла, а я быстро превратилась в причину всех его бед и неудач.
Почему ты не ушла сразу? Герман впервые прерывает молчание, и я вздрагиваю, так как совсем не ожидаю вопроса.
Я словно бы ушла в себя, погрузилась в собственное порушенное «я», где до сих пор пыталась оправдаться за малодушие и нерешительность.
Думала люблю его. Думала, он любит меня, пожимаю плечами. Думала, он изменится. Думала, что никто меня больше не полюбит, так как он. Он же часто говорил, что я ничего не стою, что я обычная, что я должна быть благодарна, что он со мной.
Варя руки Германа вокруг меня снова слегка сжимаются.
Может, он сдерживается? Наверное, ему хочется встряхнуть меня как следует. Сама сейчас осознаю, как нелепо звучат эти годами внушаемые мне слова.
Прости, я знаю, что это совсем неприятно, слушать истории о бывших, чуть заикаюсь я.
Не в этом дело, отмахивает он. Ты потрясающая. И не должна в этом сомневаться.
Я знаю, коротко киваю, сейчас знаю. Тогда не знала. Вернее, знала, конечно, но если родной человек убеждает тебя в обратном, то невольно начинаешь сомневаться.
Я подвисаю на время и, видимо, пауза затягивается, потому что Герману приходится подтолкнуть меня продолжить:
И что же случилось потом?
Я сглатываю горечь во рту, меня начинает подташнивать, когда я подхожу в своём рассказе к тому самому вечеру. Я, конечно, никогда ангелом не была, но то, что позволил себе Руслан, выходило за допустимые рамки.
Мы последнее время часто ругались с ним. И когда мы ссорились, искры летали всегда. Слова на грани оскорблений, действия, чуть ли не доходящие до жестокости. Вот в тот вечер мы до неё и дошли.
Я морщусь, потому что шрам на шее, будто начинает пульсировать. Хочется протянуть руку и потрогать его. Еле сдерживаюсь.
Сначала он старался быть осторожным, схватил меня, встряхнул, старался не бить по лицу, но в меня будто бес вселился. Я выкрикивала очень гадкие слова. Все обиды, которые носила слишком долго в себе. Все мысли, которые день за днём гнала п-прочь.
Запинаюсь, потому что не в силах продолжать.
Я не могу, просто не могу рассказать Герману, что было между мной и Русланом в ту ночь. Никаких подробностей. Мозг их просто стёр. Осталась лишь лёгкая дымка. Обида, боль и подавленная злость.
Не знаю, сколько длился его приступ агрессии. Я даже не отбивалась, потому что было б только хуже. А потом решила, что с меня хватит. Даже вещи не собрала. Дождалась, когда он уснёт и ушла. Поехала к подруге, потому что не могла к родителям. Просто не могла тогда домой ехать И одна быть тоже не могла. Мне надо ещё кое-что сказать, чтобы он понял. Мне было стыдно я выглядела беспомощной и бесполезной, именно такой, как обо мне говорил Руслан. Наутро он протрезвел, звонил, умолял вернуться, плакал, говорил, что я нужна ему.
А ты? голос у Германа хриплый и даже какой-то чужой.
А я уже вернулась из травмы, где всё зафиксировали и меня подлатали.
В ту ночь боль в груди была такая жуткая, я думала, Руслан сломал мне рёбра, но обошлось. Кости оказались целы, а на теле лишь множественные ушибы и синяки. И этот шрам на шее. От цепочки, за которую он мне схватил. Хорошо, что звенья не выдержали и она порвалась.
Ты его видела после этого? вопрос Германа возвращает меня в настоящее.
Да один раз. Пришёл, чтобы поинтересоваться, как я себя чувствую, попытался уговорить вернуться, но я не слушала. В конце концов, моя подруга заставила меня позвонить родителям, и те вмешались. На случай, если я передумаю.
Но ты не передумала?
Даже никогда не хотела передумывать, заверяю я. Во мне что-то переключилось. И зависимость эта пропала. А чтобы я не забывала, как опасно позволять парню контролировать твою жизнь, у меня на память есть этот шрам, всё-таки тянусь и трогаю собственную шею, под подушечками пальцев выпуклый бугорок, мне уже не больно. Физически не больно.
Нельзя так говорить.
Жму плечами и решаю, что настала пора выбираться из уютного кокона. Рассказ окончен. И не уверена, что хочу ещё обсуждать эту тему.
Ну, что? Рад, что добился своего? Услышал мою грустную историю? Только давай без осуждений, ладно?
Не уверен, что рад, но спасибо, что поделилась.
Как будто у меня был вариант «не делиться»?
Герман глубоко вздыхает: не знаю, чего он ожидал от меня услышать, когда спрашивал. Возможно, совсем другую историю. Вышло, как вышло. А у меня будто камень с души упал. Рассказ не был исповедью, но почему-то стало легче.
Мне очень жаль, что в твоей жизни был этот подонок.
Мне тоже жаль, но случилось так, как случилось.
Если увидишь, что он где-то околачивается рядом, только
Нет, я качаю головой. Этого точно не будет. Там всё.
Знаю, что отец позаботился об этом. И Руслан в курсе, если приблизится ко мнесядет. Глубоко и надолго. Моя семья подключит все имеющие связи, а военное прошлое отца и его брата и хорошие знакомства в верхах, перекроют даже власть денег семьи Руслана. У моего бывшего теперь новая жертва. Или не жертва. Для кого-то это стиль жизни. И он вполне себе нормален. А, может, у него в новых отношениях всё иначе? Так даже лучше. Я не из тех, кто будет желать счастья бывшим. Да и после такого его не желают. Но пусть к нему придёт спокойствие, пока он не покалечил кого-то или того хуже.
Эй, Герман хватает меня за руку, когда я всё-таки поднимаюсь с кровати. Ты куда?
На кухню. Кажется, пора завтракать.
Надеюсь, ты больше не сомневаешься, что ты потрясающая?
Он целует мою раскрытую ладонь горячими губами, и по ледяной коже пробегают лучики тепла.
Я? Сомневаюсь? Да ни капли?
17
После того разговора с Германом меня ещё какое-то время лихорадит. Какое-тоэто относительное понятие, потому что растягивается оно недели на две. Исподволь я всё ещё выискиваю признаки, что он во мне разочарован. Ищу и не нахожу. Отношения по-прежнему у нас прекрасные, мы не отдалились друг от друга, и тема эта оказывается похороненной и забытой. Мне так, по крайней мере, кажется.
Ещё мне кажется, Герман становится более нежным и более внимательным. Хотя куда уж больше.
Рядом с ним чувствую себя особенной. Это чувство не покидает меня с самого первого дня нашего знакомства. Мы так сроднились, будто вместе уже целую вечность. Очень хочется верить, что я не обманываюсь. Безусловно, я влюблена в него. Так дико, так самозабвенно, что иногда становится страшно. Даже не подозревала, что я способна на такие всепоглощающие чувства. Уже не понимаю, где кончается «мы» и начинаюсь «я».
Мы гуляем ночами, хотя они уже давно не белые. Ходим на репетиции средних курсов театральной академии. Слушаем джаз с «Шляпе». Кормим голубей в Катькином садике.
Мы поглощены друг другом. Нам больше никто не нужен. Мне мои друзья, емусвои. Мы будто два единственных человека на Земле, всё остальноедекорация к нашей истории.
Лето постепенно клонится к закату. Во второй половине августа, как оно и случается в Питере, происходит резкий поворот к сентябрю. Вечера всё холоднее, а дыхание осени всё явственнее. Ещё меня убивает, что скоро универ и учёба, а значит, львиную долю времени я буду находиться вдали от Германа. Хотя у него тоже будет аспирантура, а это покруче моего несчастного второго курса, кто ж спорит!
Сегодня вторник, и я стремительно залетаю в «Пьер» на Белинского, пока не растеряла всю свою уверенность. За столиком у окна, по которому стекает бесконечный водопад, сидит моя Ритка.
Та сама подруга, которая удержала, не дала совершить глупость, а ещё оказалась умнее меня. Ведь именно Рита позвонила родителям и смогла уговорить меня позволить им вмешаться. Свидетельница моих слабостей и неспособности управиться с жизнью.
Очухавшись, я не хотела с ней видеться, потому что в какой-то степени злилась на неё. Пускай злостью пустой и необоснованной, но она была. А затем затем мне просто было стыдно, что этот человек видел меня в таком состоянии: побитую морально и физически. Я боялась осуждения. Боялась, что она скажет мне: как ты могла дойти до такой жизни? В компании я всегда была «звездой», как бы нелепо это не звучало. Не то чтобы подружки на меня ровнялись, но кое-кто копировал. А тут какая уж из меня «звезда», разве что с отпечатками от рук Руслана на шее. Сомнительная слава.
Варя-я-я, Рита подлетает, как маленький вихрь и чуть ли не душит в своих крепких объятьях. Я так рада, что ты позвонила.
Я тоже, неловко улыбаюсь и всё ещё сдержанно отвечаю на её приветствие.
Ты куда так пропала надолго?
Не знаю, мы устраиваемся за столиком, и Ритка тянется к меню. Вроде, никуда не пропадала.
Ага и в соцсети у тебя единственная фотка с какого-то потрясного пляжа.
Это Рио, смущённо признаюсь.
Мечта А кто фотограф, кстати? лукаво прищуривается Рита, и я почему-то краснею. Ага, значит, я в правильном направлении рою.
Не надо ничего рыть, хлопаю её по руке. Я всё сама расскажу.
Чудесно! Я как раз настроена выпить кофе и послушать.
В следующие полчаса я начинаю свой неловкий рассказ про Германа, который постепенно обрастает подробностями, которыми я готова поделиться.
Ну прям идеальный какой-то, вздыхает Рита после второй чашки капучино. Такого быть не может.
А я тоже так сначала думала, но, кажется, всё-таки может.
Боже, а брата у него нет случайно? Рита поправляет стопку браслетов на тонком запястье.
Подружка моя учиться на дизайнера, и её стиль выдаёт в ней с головой креативную натуру. Худенькая блондинка с волосами, забранными в как бы небрежную причёску, массивными аксессуарами и одеждой свободного кроя. Собственного пошива уже, по всей видимости. Рита свободолюбива, непокорна и в вечном поиске «родной души», как она любит выражаться.
Брата нет.
Эх, жаль. Вот так я очередной раз в пролёте.
Встретишь ещё своего Аполлона.
Не трави душу.
Она внезапно становится серьёзной и наклоняется над столом ближе ко мне.
И что вы дальше думаете делать?
Ты о чём?
Ну, съезжаться-то будете?
Мы об этом не говорили, медленно соображая, отвечаю Рите.
Мы действительно это не обсуждали. То есть какое-то отдалённое будущее обсуждали. Путешествие на будущий год планировали. Про учёбу говорили. Герман познакомил меня со своей семьёй, а вот я его со своими ещё нет. Мне почему-то казалось, что мать с отцом тут же захотят забраться в мои новые отношения и всё там проконтролировать.
А ты чего хочешь?
А я пока не знаю, чего хочу. Действительно не знаю. Мой единственный опыт проживания с парнем настолько плачевен, что и опытом-то его сложно назвать.
Так чего хочешь ты? повторяет Рита.
Чтобы лето не кончалось, отмахиваюсь я.
Но по сути слова становятся пророческими. Потому что как только лето заканчивается, становится понятно, что сказки со счастливым концомэто не про меня.
Где-то через час Ритка уходит, я остаюсь в «Пьер» ждать Германа. Он уже написал, что скоро будет, и я отправила подругу домой пораньше, чтобы они не сталкивались. Не знаю почему, но я не хочу знакомить его ни с кем. Пока не хочу. Пусть моё счастье будет только моим. Пока что будет.
Разговор принёс мне облегчение в каком-то смысле. Ведь я уже успела привыкнуть полагаться только на себя и обходиться без огромного количества друзей вокруг. Что очень странно, ведь в школе я была той ещё «звёздочкой». В университете у меня есть подруги, но близкими могу их назвать с огромной натяжкой.
Такое ощущение, что из самых близких людей в моей жизни сейчас есть только Герман. Что, в общем-то, странно, учитывая, что знаю я его без году неделю. Глубина собственных чувств меня немного пугает, просто потому, что я знаю, как больно бывает падать. Приходится гнать от себя эти дурные мысли подальше и повторять, что Герман уж точно не даст мне упасть.
Дверь кафе открывается и в зал заходит моё личное божество. Мне хочется вскочить и кинуться ему на шею с поцелуями, ведь уже чёрт знает сколько часов, я его не видела. Только Герман меня опережает, садится на диванчик рядом, нависает надо мной, что я невольно прижимаюсь спиной к краю подоконника и целует так долго и глубокого, чтобы мы могли бы спалить этот маленький уютный уголок дотла.
Извини, соскучился, он отстраняется, с улыбкой смотря на меня.
А я дрожу, и чтобы скрыть эту дрожь, кладу руки ему на грудь, разглаживая мнимые складки на футболке. Это всего лишь повод дотронуться до него лишний раз.