- Нет, милорд. У нас совершенно несхожие истории, - тихо ответила я.
- Расскажи свою.
- Вы не найдёте в ней ничего интересного.
- И всё-таки, - Эдвин подтянулся на руках, поудобнее устраиваясь и явно рассчитывая на продолжение разговора. Румянец уже возвратился на его щёки, взгляд потемневших глаз выражал заинтересованность.Молодая девушка. Вдали от людей. Это наводит на размышления.
- Какие же?
- Либо ты сторонишься людей, либо люди не ищут с тобой встречи.
- И что если так?Мне было непонятно, к чему он ведёт.
- В любом случае для этого должны быть веские основания.
- А может, я ведьма?Я попробовала обернуть наш разговор в шутку.
- Это бы многое объясняло, но я так не думаю. - Эдвин не поддержал моего настроя. - Ты слишком похожа на ведьму, чтобы быть ею по-настоящему. Живёшь одна. Разбираешься в травах, - он начал загибать пальцы. - Умеешь врачевать. В друзьях у тебя волк. Ну и вдобавок ты красива, и красота твоя ослепляет.
От изумления у меня отнялся язык. Я не знала, как реагировать на его слова: то ли возрадоваться, что он считает меня красивой, то ли оскорбиться из-за его анализа.
Эдвина мой растерянный вид явно позабавил. Он негромко рассмеялся, и смех этот был подобен его голосу: низкий и бархатный.
- Не бойся, девочка! Даже если это так, тайну твою я не выдам.
- Я не ведьма!выкрикнула я, разозлённая его весельем. - И я вам не девочка!
- Знаю.Неожиданно он перестал смеяться и впился в меня глазами. Поражённая такой переменой, я застыла на месте.Я знаю, что ты не девочка. Вернее, вижу. Ты прекрасная юная девушка, и я не могу отвести от тебя глаз. Порой я сомневаюсь, что ты реальна. И я ума не приложу, почему ты живёшь в лесу совершенно одна.
- Что?оторопело переспросила я.
- Ты не из сервов, - продолжил Эдвин. - И тем более не крестьянка. У тебя правильная речь, благородные манеры. Твои руки хоть и привыкли к работе, но недостаточно грубые, чтобы принадлежать кухарке или ткачихе. Я бы предположил, что ты послушница, но здесь, на севере, нет ни одного монастыря.
Пока он говорил, его проницательный взгляд не отпускал меня из виду. Я чувствовала себя птицей, пойманной в силки.
- Я хочу знать твоё имя.
Это была не просьба, а приказ. Я вспыхнула, не привыкшая к такому обращению, но довольно быстро овладела собой: не хватало, чтобы Эдвин догадался, кто я на самом деле.
- Эсти.
Тёмные брови удивлённо вскинулись:
- Эсти? Имя необычное, но тебе идёт. Кто твои родители? - Он совершенно точно не собирался оставлять меня в покое.Впрочем, можешь не отвечать.«Хвала Господу!» - Скорее всего, ты побочная дочь мелкого дворянина или самого графа Дуаера.
- Как вам будет угодно, милорд. - С презрительной усмешкой я склонила голову. Надеюсь, он никогда не узнает, насколько близко подошёл к истине.
- Прости, если обидел тебя. Но не всё же тебе одной удовлетворять своё любопытство.
Значит, всё-таки мои жалкие попытки вывести его на откровенный разговор не остались незамеченными. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Проницательность Эдвина поражала, да и жизненного опыта ему по сравнению со мной было не занимать. Этот опыт и врождённое чувство собственного достоинства делали его искушенным и свободным в общении, к чему я совершенно не привыкла. И пусть до этого никто не позволял себе в отношении меня подобных вольностей, я не верила, что Эдвин способен меня обидеть.
После я часто вспоминала этот наш разговор. Особенно ту его часть, где Эдвин называл меня красивой. Словно наяву я видела его мужественное лицо, обращённый на меня пронзительный взгляд вмиг потемневших глаз. И ещё его голос Я впервые услышала в нём восхищение и - что поразило меня больше всего - нежность. Никто из мужчин никогда не разговаривал так со мной. Даже отец.
Будучи не в состоянии разобраться, почему всё это так сильно меня взволновало, я долго не могла уснуть и проснулась совершенно разбитая.
А наутро за мной пришли. Этой ночью в замке умер Жакоб.
Увидев меня, в слезах входящую в дом, Эдвин моментально вскочил с кровати и взялся за меч.
- Кто тебя обидел?
Я проглотила горький комок и всхлипнула:
- Жакоб умер.
Отложив оружие в сторону, Эдвин подошёл ко мне.
- Сочувствую твоей потере.
- Я знала, что когда-нибудь это произойдёт, и надеялась, что в эти минуты буду с ним рядом. Человек не должен умирать один, - я закрыла лицо руками.Это неправильно.
Сильные руки обвились вокруг меня и прижали к широкой груди.
- Это он вам помог - Жакоб, - заплакала я.Он научил меня. Он хотел, чтобы я спасла вас, и он бы обрадовался, что у меня получилось.
Я дала волю слезам, и всё это время Эдвин держал меня в своих объятиях.
- Что я могу для тебя сделать, Эсти?спросил он тихо.
Я помотала головой:
- Ничего. Чем здесь поможешь? Мне надо вернуться в замок. Я должна похоронить его.
- Конечно.
Эдвин разжал руки и отошёл от меня. Вмиг стало холодно и одиноко. Слёзы снова покатились из глаз. Не сразу я поняла, что происходит, но, взяв мою руку, Эдвин вложил в неё несколько золотых монет.
- Возьми. На эти деньги ты сможешь достойно похоронить своего Жакоба.
- Нет,замотала я головой. - Я не возьму их, милорд.
- Возьмёшь, - Эдвин говорил ласково, но настойчиво.Я не предлагаю денег за заботу обо мневот их ты бы точно не стала брать, но ты обязана отдать последнюю дань близкому человеку, поэтому возьмёшь эти деньги и правильно ими распорядишься.
Я поняла, что спорить с ним бесполезно. Поэтому, поблагодарив, положила монеты в карман.
Перед уходом я сменила ему повязку, рассказала, какие травы как заваривать и когда пить. Пока я завязывала тёплый плащ и давала последние наставления, Эдвин сидел на лежанке и внимательно наблюдал за мной.
- Жаркого вам хватит ещё дня на два. Дров тоже. К завтрашнему вечеру я вернусь. И, пожалуйста, милорд, постарайтесь двигаться как можно меньше.
- Не беспокойся обо мне, милая Эсти. Я никогда не забуду, что ты для меня сделала.
Встревоженная его тоном, я прервала своё занятие. Концы завязок плаща безвольно повисли на груди.
- Не смейте уходить без моего разрешения, милорд! Вы ещё недостаточно окрепли.
Сначала мне показалось, что Эдвина рассердит мой приказной тон, но неожиданно его лицо расплылось в широкой улыбке:
- Как скажет моя госпожа.
Таким я его и запомниламогучего воина, сидевшего на разобранной лежанке в лесной хижине: заросшего, всклоченного, бледного из-за пережитой болезни. И улыбающегося.
Часть 5
- Он не вышел к завтраку, - сквозь слёзы рассказывала Бланш.Ты же знаешь, обычно Жакоб его никогда не пропускает. Я заволновалась и послала за ним Билли. Он его и нашёл. Дядюшка умер во сне, Эсти. Тихо и безболезненно, в своей кровати. Это ли не утешение?
Может, это было утешением для Бланш, но не для меня. Как бы я ни старалась заботиться о нём, но в свои последние минуты Жакоб был один. Жил один и умер одинот осознания этого сердце наполнялось скорбью.
Холодным декабрьским утром мы с Бланш похоронили Жакоба на деревенском кладбище.
После поминальной трапезы отец позвал меня к себе.
- Прими мои соболезнования, девочка.Он обнял меня и ласково погладил по голове. - Старик любил тебя. Иногда мне кажется, даже больше, чем кто-либо из нас. И ты его любилая знаю. Но, милая, - сочувствие в голосе сменилось укоризной. - Как бы ни была тяжела для тебя эта потеря, я вынужден напомнить: осталось всего две недели, пора готовиться к свадьбе. Дозорные говорят о незнакомых всадниках в окрестностях Бромхерста. Вероятно, это люди герцога. Думаю, со дня на день придёт сообщение о прибытии твоего жениха.
Слова отца будто сорвали завесу, за которой я пряталась от неизбежности. Необратимость и скорость приближения этой злосчастной свадьбы повергли меня в ужас. Отказаться я не могла. Просить о милости короля было уже поздно. Но и смириться со своей судьбой стало гораздо сложнее. Теперь мои мысли занимал совершенно определённый человек.
После разговора с отцом и думать нечего было о возвращении в лес. Сначала я подумывала отправить за Эдвином телегу со слугами, чтобы они доставили его в замок. Но от этой мысли быстро отказалась: пришлось бы рассказать отцу, что почти две недели его дочь провела в обществе пусть и раненого, но незнакомого мужчины. Правила приличия были грубо нарушены, а в свете предстоящей свадьбы неизвестно, как это могло сказаться на нашей семье, да и на всём Дуаере.
Не оставалось ничего другого, как довериться надёжному человеку. Я выбрала Гаспарамладшего сына нашего кузнеца. Во-первых, он был не болтлив, во-вторых, сообразителен, в-третьих, знал дорогу к лесной хижине. Ну и, в-четвёртых, однажды Жакоб лечил его отца, когда упавший молот раздробил тому ступню. Гаспар умел ухаживать за раненым, и я вполне могла доверить ему своего рыцаря.
Гаспар согласился выполнить мою просьбу. В тот же день, нагруженный припасами, тёплой одеждой и мерой овса, он ушёл в лес. Мы договорились о том, что он будет появляться каждые три дня с известиями о состоянии здоровья Эдвина.
Но следующим утром я с удивлением обнаружила Гаспара сидящим на кухне. Завидев меня, он немедленно встал и вышел во двор. Я поспешила за ним.
Гаспар ждал меня за башней из старых бочек.
- Что ты здесь делаешь?прошипела я возмущённо.
- Простите, миледи, но в хижине Жакоба я никого не нашёл.
У меня упало сердце. В душе я знала, что так и будет, но надеялась, что Эдвин проявит благоразумие и послушается меня.
- Рассказывай. Ты всё хорошенько осмотрел?
- Да, миледи, - склонив голову, Гаспар в нерешительности переступал с ноги на ногу и мял свою шапку.Когда я пришёл, дом был пуст. Лошади за домом, как вы сказали, тоже не было. Я вернулся, потрогал в очаге угли. Они были холодные. Ну, я переночевал, а с первой зорькой поспешил назад.
Эдвин не остался бы в хижине дольше положенного, но то, что он уйдёт сразу за мной, стало неожиданностью. Сердце тревожно забилось: а если ему станет плохо в лесу? И куда он направился?
- Ты не обратил внимания на следы?
- Обратил, миледи, ещё с вчера. Они вели прямо от дома. Чёткие, хорошо видимые следы - лошадиные, и лошадь эта точно была под всадником. Они довели меня до дороги, а там уже перемешались с другими.
- Если сэр Эдвин дошёл до дороги, то он знал, что наш замок находится ближе всех. Может, он уже здесь?
- Мне тоже эта мысль пришла в голову, миледи, - заявил Гаспар с некоторой бравадой.Возвратившись, я первым делом пошёл на конюшни. Если раненый рыцарь приехал в замок, его лошадь стояла бы в нашем стойле.
- И ты, разумеется, её там не нашёл.
- Не нашёл, миледи.
Это было более чем странно. Почему Эдвин не поехал в Дуаерский замок, ведь по его словам, он сюда и направлялся. Решил вернуться в Бромхерст? Но это неразумно, до него неделя пути! Конечно, по дороге ему встретятся постоялые дворы, да и жители окрестных деревень никогда не откажут раненому в помощи, но на душе всё равно было неспокойно.
- И ещё, миледи, - тихий голос Гаспара вывел меня из задумчивости.Это лежало на столе. Я позволил себе забрать их оттуда. Хоть и не наше, но всё-таки золото.
На его протянутой руке я увидела дюжину круглых золотых монет. Крупнее тех, что были у нас в ходу, тех, что дал мне Эдвин.
- Я никогда не видел таких, - Гаспар с сомнением покачал головой.
Зато видела я. Отец подарил по одному такому золотому нам с Бланш, когда вернулся с войны.
- Корсийское золото намного чище нашего, - сказал он тогда.Эта монета ценится во много раз больше, чем наш вольтурингский франк.
В своих руках Гаспар держал целое состояние.
Мой раненый рыцарь оказался корсийцем.
Наутро в замок начали прибывать первые гости.
Мы с отцом больше не могли скрывать известие о моей свадьбе. Так как она была назначена на следующий за рождественскими праздниками день, все в предвкушении великолепного торжества с энтузиазмом начали к нему готовиться.
Дуаер всегда широко праздновал Рождество. А сейчас, в первый год мира, эти двенадцать рождественских дней обещали превратиться в нечто грандиозное.
Первая свеча в рождественском венке была зажжена мной собственноручно ещё в конце ноября. Теперь их было уже три. Оставалась последняя, которая ожидала своего часа в предрождественское воскресенье.
Несмотря ни на что, я постепенно заражалась атмосферой праздника. Любую свободную минутку я проводила в часовне, где, слушая рождественские гимны и песнопения, истово молилась: за Жакоба, за маму, за отца и Бланш, за Кристофа. И, конечно, за Эдвина. В эти дни в часовне и в залах замка, украшенных падубом, еловыми ветками и наполненных ароматом имбирных пряников и сливочного эля, верилось, что Господь не отвернётся от тех, кто был мне дорог.
Двадцатого декабря отец внёс в зал здоровенное рождественское полено. К тому моменту в очаг положили несколько обгорелых чурочек, оставшихся от прошлогоднего праздника, и под торжественные песнопения сверху водрузили новое. Гореть оно должно было все двенадцать дней. Ответственным за поддержание огня назначили маленького Кристофа.
За все семнадцать лет я не помнила таких торжеств. Мир, принесённый на нашу землю, наполнил сердца людей радостью. Музыка не умолкала даже ночью. Для бродячих артистов на главной площади был устроен помост, где каждый день они показывали красочные мистерии. В этом году Лордом Беспорядка был выбран главный виночерпий, и его ярко разодетая свита устраивала ежедневные шутовские соревнования и маскарады. Смех, колокольный звон, радостные крики детейя была рада, что именно таким запомню родной дом.
Накануне сочельника в замок потянулись страждущие. Дуаер всегда славился щедростью на богатые милостыни. Бедняки, пастухи, дворовые работникивсе получали свою часть подарка. Кружка с тёплым элем, кусок пирога, обмотанного холстиной, монеткацелый день мы с Бланш раздавали их в замковой часовне. Под вечер я уже валилась с ног от усталости и мечтала лишь об одном: оказаться в своей кровати и проспать до самой свадьбы.
Неожиданный шум во дворе возвестил о прибытии новых гостей. Сестра побежала встречать их, а я тяжело опустилась на маленькую скамеечку и, закрыв глаза, привалилась к обвитой плющом колонне. Ещё одни гости, ещё хлопоты с их размещением, размещением лошадей, совместной приветственной трапезой. Не будет большого греха, если на этот раз ими займётся кто-либо другой. Отец и так сердился за то, что я совершенно не готовлюсь к свадьбе. Единственное, на что меня хватило,это заняться свадебным платьем. Я наотрез отказалась от нового. Зная, что ежедневно буду посвящать много времени примеркам, попросила портних переделать мамино. Её платье было сшито из тёмно-синего бархататяжёлого, дорогого с красивой вышивкой из серебряных нитей и поясом, спускавшимся к талии, повторявшим узор вышивки. Мама была выше меня, поэтому платье пришлось укоротить и немного ушить в талии. На голову я собиралась надеть простое белое покрывало и тонкий золотой венец. Все фамильные драгоценности переходили к Бланш. И хотя она была готова с радостью уступить их мне, я отказалась: богатство Дуаера должно было оставаться у его хозяйки. А законное право называться хозяйкой Дуаерского замка после смерти нашей матери перешло к Бланш.
Как я и предполагала, сестра больше всех расстроилась известием о моей свадьбе и скором отъезде. Но не в характере Бланш было долго предаваться унынию. В отличие от меня она с радостью окунулась в предсвадебные хлопоты, чему я была несказанно рада: уж если не мне, так пусть хоть моей маленькой сестрёнке они доставят удовольствие.
Бланш нашла меня, дремлющую в уголке за церковной колонной.
- Прибыли новые гости.
- И что с того?зевнула я.Ты же знаешь, в правом крыле есть свободные комнаты.
- Это посланники твоего жениха, Эсти.
Сонливость как рукой сняло. Я немедленно вскочила на ноги.
- Он тоже приехал?
- Насколько я поняла, нет.Бланш принялась отряхивать мою испачканную юбку. - Кажется, в пути он заболел.
- Я очень прогневлю бога, если скажу, что рада этой новости?
- Что ты, Эсти! Как можно? - сестра осенила себя крестным знамением.
- Действительно, радоваться чужой болезни грех. Но разве ты можешь упрекнуть меня в желании подольше оставаться здесь, в Дуаере?
- Конечно, нет, - Бланш порывисто обняла меня.Я вообще не хочу, чтобы ты уезжала. Может, у тебя получится уговорить жениха остаться жить с нами?
Глазёнки Бланш ярко заблестели. Грустно улыбнувшись, я погладила её по щеке.
- Нет, милая. Он был бы здесь так же бесправен, как и я. У отца есть законные наследникиты и Кристоф. Воспримем как благо, что королевская немилость вас не коснулась.
- Это несправедливо, Эсти.