Энн, высокая девушка, выдает возмущенное фырканье. Худая, изящная и уверенная в себе, самая лучшая танцовщица в Ле Мойн. Она также пугающе красива, с оценивающим взглядом, полными губами и темно-коричневым оттенком кожи.
Если бы в Ле Мойн официальными считались танцы, она была бы королевой выпускного бала. И почему-то она всегда ненавидела меня. И даже никогда не давала шанса, чтобы это казалось чем-то другим.
А вот и ее подпевала. Я уверена, что это Хизер прокомментировала мою обувь, но она более трусливая, чем ее подруга, слишком слабая, чтобы сказать высказать все в лицо.
Я поднимаю ногу, поворачивая ее таким образом, чтобы они увидели дырку на пластиковой подошве.
Я носила их в прошлом году. И в позапрошлом. И в позапозапрошлом. На самом деле, это единственная обувь, которую вы могли на мне видеть.
Хизер перебирает пальцами свою темную косу и, хмурясь, смотрит на мои потрепанные балетки.
Какой размер обуви ты носишь? Я могу дать тебе...
Я не хочу брать твои обноски.
Но я хочу, однако ни за что не признаюсь в этом. Так трудно постоять за себя в залах этого заведения. Я уверена, что, черт возьми, не собираюсь делать этого в одолженной обуви.
С самого первого дня сталкиваюсь с их колкостями, прямотой и честностью. Это то, что сделал бы папочка. И все же мы здесь, новый учебный год, а они уже насмехаются надо мной, выплескивая достаточное количество яда, который прожигает мою кожу.
Поэтому я решила попробовать другую тактику, безобидную ложь, чтобы заткнуть им рты.
Это были туфли моей бабушки, единственное, что ей принадлежало, когда она иммигрировала в Штаты. Она передала их моей матери, которая передала их мне как символ силы и жизнестойкости.
У меня нет бабушки, но вина во взгляде Хизер говорит мне, что, возможно, я наконец-то лопнула ее драгоценный золотой пузырь.
Триумф ползет спиралью по моему позвоночнику.
В следующий раз, когда откроешь свой снисходительный рот, учти, что ты ни хрена об этом не знаешь.
Хизер втягивает воздух, будто я обидела ее.
Идем дальше.Я наклоняюсь к ним.Кое-что о Прескотте РивардеЯ бросаю взгляд на переполненный коридор, будто мне есть дело до того, что кто-то услышит меня.У него проблема с сексом. Как и у всех парней. Они хотят его, и если ты отказываешься, они берут силой, понимаете?
Энн и Хизер, не моргая, смотрят на меня. Бестолковые. Неужели им не ясно?
Я поправляю на плече ремень от сумки, под которым зудит моя кожа, когда я продолжаю им рассказывать:
Кто-то должен проявить инициативу и сделать ребят счастливыми. Я просто играю свою роль, чтобы не допустить сексуального насилия в нашей школе. Вы должны быть благодарны мне.
Стараюсь произнести это более милосердно, чем есть на самом делея занимаюсь этим, чтобы выжить. И плевать на всех остальных.
Энн смотрит на меня, сморщив свой нос.
Ты такая шлюха.
Ярлык, который повесили на меня с девятого класса. Я никогда не старалась развеять их предположениям обо мне. Сексуальное неправомерное поведение требует доказательств. Пока этого не произойдет на территории школы и не выяснится, что я беременна, меня не выгонят. Конечно, слухи портят мою и без того отвратительную репутацию, но они также отвлекают от истинной причины, по которой я провожу время с ребятами в Ле Мойн. Узнай настоящую правду, меня бы исключили в мгновении ока.
Шлюха?я понижаю свой голос до заговорщического шепота.Давненько у меня не было секса. Я имею в виду, с тех пор прошло сорок восемь часов.Я отворачиваюсь в ожидании их вздохов, и поворачиваюсь назад, широко ухмыляясь Энн.Но твой отец обещал исправиться сегодня.
О, боже мой.Она сгибается пополам, хватаясь за живот и прикрывая свой разинутый рот.Какая мерзость!
Её отец? Я не знаю, но секс в целом отвратительный. Ужасный. Невыносимый.
И желаемый.
Я покидаю их в гробовой тишине, и в течение первой половины дня улыбка не сходит с моих уст. По утрам занятия в Ле Мойнпустяковое дело, которые состоят из самого простого блока базовых уроков, таких как английский язык и история, наука и математика, а также языки мира. По мере приближения полудня мы расходимся на час, чтобы пообедать и потренироваться перед тем, как сменить деятельность и направиться в специализированные классы.
Ежедневные упражнения и еда необходимы, как часть сбалансированного питания музыкантов, но прием пищи становится неудобством, учитывая, что у меня нет еды и денег.
Когда я стою у шкафчика в центре кампуса, мой живот урчит от голода, который покрыт слоем жесткого комка страха. Или волнения.
Нет, определенно волнения.
Я смотрю вниз на свое расписание.
Теория музыки.
Семинар фортепиано.
Мастер-класс по исполнению.
Частные уроки.
Остальная часть моего дня проходит в Кресент Холл. Кабинет 1А. Преподаватель: мистер Марсо.
Во время английской литературы я слышала, как некоторые девушки обсуждали, какой мистер Марсо сексуальный, но я так и не набралась смелости, чтобы побродить по Кресент Холлу.
Мои внутренности стягиваются в узел, пока я бормочу вслух: «Почему он должен быть мужчиной»?
Рядом со мной хлопает дверь шкафчика, и Элли смотрит мне под руку, чтобы взглянуть на расписание.
Он очень симпатичный, Айвори.
Я оборачиваюсь к ней.
Ты его видела?
Мимолетно.Она шмыгает своим маленьким мышиным носиком.Почему мужской пол тебя так волнует?
Потому что мне комфортнее рядом с женщинами. Потому что они не подавляют меня мышцами и размерами. Потому что мужчины берут с силой. Они крадут у меня мое мужество, мою силу, мою уверенность. Потому что они заинтересованы только в одном, и это не является моей способностью проиграть последние такты Трансцендентного Этюда 2.
Но я не могу всем этим поделиться с Элли, моей милой, безобидной, воспитанной в строгой китайской семье подругой. Думаю, что могу называть ее так. Мы никогда не обсуждали это, но она всегда добра ко мне.
Я запихиваю расписание в свою сумку.
Думаю, я ожидала кого-то вроде миссис Маккракен.
Может быть, мистер Марсо другой. Возможно, он добрый и безопасный, как папочка и Стоджи.
Элли примерно на голову ниже меня, рукой она приглаживает свои черные, как смоль, непослушные волосы, поднимаясь на носочки. Думаю, таким образом, она пытается вытянуться в росте, но в основном это выглядит так, будто ей нужно пописать. Она такая крошечная и милая, что мне так и хочется потянуть ее за хвостик. Что я собственно и делаю.
Улыбаясь, шутя, ударяет по моей руке и опускается на пятки.
Не волнуйся насчет Марсо. Все будет хорошо. Вот увидишь.
Ей легко говорить. На следующий год ей уже оставили место в Бостонской консерватории по игре на виолончели. Ее будущее не зависит от того, понравится она Марсо или нет.
Я иду в тренажерный зал.Она тянет через плечо огромный рюкзак, размером в половину своего роста.Ты идешь?
Вместо обычного организованного урока физкультуры, Ле Мойн предоставляет полный фитнес-центр, с персональными тренерами и множеством секций, как йога и кикбоксинг.
Я бы предпочла отрезать себе несколько пальцев, нежели прыгать в комнате с зеркалами и осуждающими меня девушками.
Нет. Я собираюсь пробежаться снаружи.
Мы прощаемся, но мое любопытство насчет Марсо побуждает меня крикнуть ей вслед.
Элли? Насколько он привлекателен?
Она оборачивается, пятясь назад.
Поразительно привлекательный. Это был всего лишь взгляд, но, уверяю тебя, я почувствовала это вот здесь.Она похлопывает себя по животу и узкий разрез ее глаз округляется.Возможно, даже ниже.
У меня все сжимается в груди. У самых привлекательных самое уродливое нутро.
Но ведь я привлекательна, не так ли? В основном моей красотой восхищаются именно те люди, которым я не доверяю.
Возможно, мое нутро такое же уродливое.
Когда Элли отворачивается, посылая мне свою красивую улыбку через плечо, я признаю, что ошибалась в своих рассуждениях. В Элли нет ничего уродливого.
В раздевалке я переодеваюсь в шорты и майку, а затем направляюсь к дорожке, которая окружает двадцатиакровый кампус снаружи.
Из-за влажного воздуха большинство учеников воздерживаются покинуть свои проветренные помещения в это время года, кроме некоторых бездельников, которые сидят на скамейках парка, смеясь и поедая свои обеды. Пара танцоров оттачивают свои синхронные движения под внушительными шпилями центрального здания кампуса.
Когда я выполняю растяжку ног в тени большого дуба, смотрю на пышную зеленую почву и прорезиненные пешеходные тропы. Та же тропа, по которой я прогуливалась с папой, когда моя голова едва доходила до его бедра. Я все еще чувствую, как моя ладонь утопала в его большой руке, пока он вел меня за собой. Его улыбка была полна солнечного света, когда он указывал на старинный облицованный каменными стенами собор Кресент Холл и размышлял о величии комнат для занятий в нем.
Ле Мойн был его мечтой, которую его родители не могли себе позволить. Но он никогда не расстраивался из-за этого. Потому что он не был потребителем, даже когда мечтал. Вместо этого передал свою мечту мне.
Сгибаясь в талии, я тянусь к пальцам ног, растягивая подколенные сухожилия, пока воспоминания согревают меня изнутри. Я похожа на маму с темными волосами и темными глазами, но у меня папина улыбка. Хотелось бы, чтобы он видел меня сейчас, как я стою здесь, на территории кампуса, живя его мечтой с улыбкой на лице.
Я улыбаюсь шире, потому что его мечта, улыбка... они и мои тоже.
Святая Матерь Божья, я скучал по этой заднице.
Я выпрямляюсь, улыбка исчезает с моего лица, а тело слишком окаменело, чтобы обернуться на звук голоса, который заставляет вжать голову в плечи.
Чего ты хочешь, Прескотт?
Тебя. Голую. На своем члене.
Мой желудок сковывает, и капелька пота стекает по моему виску. Я выпрямляюсь.
У меня есть идея получше. Как насчет того, чтобы ты засунул свой член между ног, станцевал, как Буффало Билл (прим. перев.: маньяк из фильма «Молчание ягнят») и отвалил на хрен.
Какая же ты мерзкая,с улыбкой говорит Прескотт, пока приближается ко мне.
Он останавливается на недостаточно далеком расстоянии. Я делаю шаг назад.
Его отросшие волосы доходят до подбородка, светлые пряди выгорели из-за солнечных лучей Карибского моря, или где бы он там провел лето. Если его галстук и рубашка на пуговицах и душат его в сегодняшнюю жару, он не показывает это, поскольку раздражает меня своим блуждающим, пристальным взглядом.
Я не понимаю, почему девушки в Ле Мойн борются за его внимание. Нос у него слишком длинный, передний зуб кривой, и язык у него словно червь, когда он всякий раз его засовывает мне в рот.
Господи, Айвори.Его взгляд фокусируется на моей груди, обжигая кожу под рубашкой.За лето твои сиськи выросли еще больше.
Я расправляю плечи.
Если ты просишь меня о помощи тебе в этом году, попробуй еще раз.
Его взгляд остается прикованным к моей груди, длинные пальцы крепче сжимают пакет с обедом.
Я хочу тебя.
Ты хочешь, чтобы я делала за тебя домашнюю работу.
И это тоже.
Мое тело дрожит от его охрипшего голоса. Я обнимаю себя руками, ненавидя свою грудь за то, что она слишком заметна, и то, как он вызывающе пялится на меня, и что я зависима от него.
Наконец-то его взгляд поднимается вверх и останавливается на моих губах.
Что случилась с твоим ртом? Получила по губам колечком для члена?
Я пожимаю плечами.
Это было большое... большое кольцо.
Выражение его лица мрачнеет под маской ревности, и меня это тоже бесит.
Тебе стоит приобрести подобное.Я наклоняю голову из-за его вынужденного смеха.Почему бы и нет? Это усиливает ощущение наслаждения.Вообще-то, я ничего не знаю о пирсинге, но не могу упустить шанс задеть его.Если бы у тебя был такой, то ты бы действительно заставил девушку кончить.
Он давится своим напряженным смехом.
Погоди, что?Его взгляд становится жестким.Ты и так кончаешь со мной.
Секс с ним очень похож на вытаскивание тампона. Быстрый рывок, который приводит к отвратительной неразберихе, которую я стараюсь выбросить из своих мыслей, пока это не повториться вновь. Я не хочу говорить ему об этом. Он все это видит в моем взгляде.
Дерьмо собачье,он сыплет обвинениями, выходя за рамки того, что зеваки сочли бы дружественным разговором.
Когда Прескотт дотрагивается до моей руки, я бросаю взгляд на здание центрального кампуса и нахожу пустое окно деканата.
Твоя мама наблюдает.
Ты лживая сука.Он не смотрит вверх, но опускает руку.
Если хочешь моей помощи, то я нуждаюсь в авансе.
Из него вырывается отвратительный смешок.
Черт, нет.
Как пожелаешь.Я срываюсь на бег, придерживаясь травы, которая не так сильно обжигает мои босые ступни.
Для длинных ног Прескотта занимает всего лишь пара секунд, чтобы догнать меня.
Погоди, Айвори.Пот стекает по его лицу на воротник рубашки, пока он бежит рядом со мной.Ты можешь остановиться на минуту?
Я замедляю свои шаги, упираясь кулаками в бока, и жду, пока он отдышится.
Слушай, у меня нет сейчас при себе налички.Он оттягивает карманы своих брюк.Но я заплачу тебе сегодня вечером.
Сегодня вечером. У меня скручивает внутренности, но я улыбаюсь и вырываю из его руки пакет с обедом.
А пока это подойдет.
Обедэто единственное, что мне было нужно. У него безлимитный баланс на счету в кафетерии, так что он не проголодается.
Прескотт смотрит на босые ноги, на бумажный пакет в моей руке и останавливает свой взгляд на моей разбитой губе. Он далеко не глупый для парня, который бьется над математикой. Скорее равнодушен. Не заинтересован в моих проблемах и учебе.
Мы здесь не для того, чтобы решать квадратные уравнения или изучать клеточную биологию. Мы поступили для того, чтобы обучаться художественной программе: танцевать, петь, играть на наших инструментах, чтобы быть принятым в музыкальную консерваторию по своему выбору. Прескотт предпочел бы посвятить свое время гребаной игре на классической гитаре, а не писать реферат по истории Франции. К счастью для него, ему не нужно заниматься написанием курсовых работ. Не тогда, когда он в состоянии заплатить мне за это.
Он не единственный высокомерный придурок в Ле Мойн, но я ограничиваю свои услуги теми, у кого имеются самые большие кошельки и которые могут больше всего потерять. Мы все знаем о рисках. Если кто-то из нас пойдет на дно, то и все остальные за ним. К сожалению, мой маленький круг мошенников во многом состоит из Прескотта и его друзей.
И иногда они берут от меня больше, чем платят.
Я заглядываю в пакет с едой, даваясь слюной при виде жареной говядины на ломтике хрустящего хлеба, винограда и шоколадного печенья.
Где именно сегодня вечером?
Как обычно.
Это означает, что он отвезет меня за десять кварталов от школы, припаркуется в безлюдном месте и выполнит гораздо больше, нежели чем просто домашнюю работу. Но я та, кто установил правила. Никакого обмена домашним заданием на территории школы или общественных местах. Это слишком опасно, особенно, когда декан не сводит глаз со своего сына.
Увидимся в классе.Он уходит прочь, сосредотачивая свое внимание на тени силуэта в окне кабинета деканата.
Он клянется, что она ничего не подозревает, но его мать точит на меня зуб с десятого класса, когда она стала нашей наставницей. Может, из-за моей репутации шлюхи или отсутствия у меня богатства. А может, из-за моего выбора колледжа.
Консерватория имени Леопольда в Нью-Йорке является наиболее выборочным университетом в стране и принимает каждый год только одного музыканта из академии Ле Мойн. То есть, примут ли они любого из нас вообще. Десятки моих сверстников подали заявки, включая Прескотта, но миссис Маккракен сказала, что я лучшая из всех. Именно меня она собиралась рекомендовать. Из-за этого я являюсь самым большим конкурентом Прескотта. Была, по крайней мере. Без ее рекомендаций я вполне могу вернуться на круги своя.
Вернувшись под дерево, я съедаю обед Прескотта и убеждаю себя не обращать на него внимания. Я понравлюсь Марсо. Он увидит, что я заслужила это место. И сегодня... сегодня вечером я не сяду в машину Прескотта. Мы можем проверить его задания, сидя на тротуаре, и если он будет против, я уйду. Пусть хоть провалит свою курсовую и забросит поступление в Леопольд. Я найду другого бездельника, чтобы компенсировать потерю дохода.
Пока пробегаю три мили пути, мысленно подбадриваю себя, доверяясь прочности этого плана.
Когда звенит предупреждающий звонок за пять минут до начала занятий, я уже приняла душ, оделась и протискиваюсь сквозь толпу в Кресент Холл. Меня начинает мутить.