Какой ужин вы можете приготовить? спросил старший пират с рыжей бородой, серьгой в каждом ухе и татуировкой на всю шею, которую к тому же украшала массивная и золотая цепь. Говорят, вы уже лошадей сожрали. Вы скоро друг друга жрать начнёте!
Пираты засмеялись, но Спартак не смутился.
Если вы не голодны, то всё равно спускайтесьпопьём воды, поговорим в непринуждённой обстановке.
Спускаться мы не будем! Потому что не доверяем рабам! Говори, чего хочешь!
Я хочу, чтобы вы переправили меня и моих людей на Сицилию!
И всего-то? А ты и есть тот самый Сартак, беглый раб и гладиатор?
Меня зовут Спартак! И я не раб!
Ладно, мне всё равно, кто ты! Если, конечно, у тебя водятся деньжата. Как у тебя с деньгами, парень? Успели почистить римских фраеров?
Деньги у нас есть.
Сколько ты готов нам заплатить? Ты же понимаешь, что дело рискованное. Тут повсюду крассовские корыта.
У нас есть пятьдесят талантов серебром.
И всё?
Всё.
Сколько людей?
Тридцать тысяч.
Бородач задумался.
Хорошо. За пятьдесят перевезу половину. Будете сидеть на вёслах! Только серебровперёд! Такое у нас правило, дружище. Ну что? Идёт?
Почему не всех?
На пятьдесят талантов мне проще продать рабов, чем с вами тут возиться. У меня всего дюжина кораблей. Соглашайся, пока я не передумал.
Мне нужно время!
Подумай! До утра. Утром дашь ответ! До завтра!
Пираты уплыли, а мы побрели в наш шатёр. Спартак не хотел обсуждать сделку со своими командирамимы были в шатре втроём.
Ну что твои пираты? Согласились? спросила Корнелия.
Они готовы перевезти половину.
А что с другой половиной? Подаришь их Крассу?
Оставим их пока здесь. На Сицилии соберём армию и вернёмся.
Ты с ума сошёл! Ты же знаешь, что с ними будет! Они либо сдохнут от голода, либо римляне их перережут, когда узнают, что ты их бросил! Красс не станет ждать, пока ты наберёшь армию!
Что ты предлагаешь, Корнелия?
Наступать, Спартак! Наступать!
Тогда это будет последняя наша битва! Люди устали!
Для поднятия духа я уже предлагала тебе эффективное лекарство!
Я не стану убивать своих же людей, Корнелия! Как ты не понимаешь?! Я не готов!
А бросить их ты, значит, готов? Их убьют! И ты это прекрасно знаешь!
Я вернусь с подкреплением!
Делай что хочешь, Спартак!
Корнелия вышла вон.
Спартак, послушай, я тоже думаю, что довериться пиратским мордамне лучшее решение, сказал я.
И ты туда же! Вы сговорились, что ли?! Всё равно будет по-моему!
Полководец ударил кулаком по столу, да так, что наши бокалы опрокинулись, и вода разлилась.
Утром Спартак дал пиратам положительный ответ.
Отлично! сказал бородач. Тащите серебро!
Спартак приказал расплатиться с пиратами, и серебро погрузили на пиратский корабль.
Как стемнеет, переправим первую тысячу в одну тихую бухту. Там их не обнаружат! Пускай они вечером соберутся здесь.
Хорошо!
Не скучай, Сартак! крикнул татуированный бородач, когда корабль отошёл от пирса.
Мы вернулись в лагерь, и Спартак отобрал тысячу воинов. Он был в приподнятом настроении, и даже пошучивал.
Отобранным бойцам он приказал собраться вечером у пирса.
Сами пойдём в последней партии, сказал мне вождь либертарианцев.
А что скажешь тем, кто останется? спросил я.
Скажу, чтобы готовились к переправе.
Но ни вечером, ни ночью, ни даже к полудню пираты не появились.
Спартак понял, что его обвели вокруг пальцев.
Суки! Пиратское отребье! кричал он в шатре. Когда возьмём Рим, я всех их пущу на дно!
Корнелия ухмыльнулась, а я сочувствовал Спартаку. Да и всем остальным либертарианцам, пожалуй, тоже.
Мы остались без денег, без еды, и надежды у нас оставалось с горчичное зерно.
Нам нужно было выбирать: или сдаться, или прорываться через укрепления Красса на восток.
Спартак выступил перед войском и сказал, что иного выхода нет, и нужно идти на прорыв.
У нас мало сил! И многие из нас останутся в крассовом рву кормить стервятников. Но те, кто вырвутся, продолжат нашу борьбу! Это ещё не конец, друзья мои! Победа будет за нами!
Войско поддержало оратора вялым «Да здравствует Спартак!»
А если кто-нибудь из вас увидит пиратапусть он отрежет ему уши! закончил полководец.
09
Ночной прорыв был кровавым и драматичным.
Я заиграл, и в один момент тысячи голодных людей с ругательствами и улюлюканьем устремились в глубокий ров, чтобы потом карабкаться на римские укрепления.
Многие из них, как и обещал Спартак, были убиты во рву римскими лучниками и копейщиками, или завалены камнями, которые римляне с удовольствием сбрасывали с насыпи.
Те, кому удавалось вступить в рукопашную схватку с врагом, дрались как безумцы. Ну, или как героикому как нравится.
Я швырнул щит с мечом на землю и сбросил свои нехитрые доспехи, чтобы догнать вырвавшихся вперёд парней. Но рожок, который висел у меня на спине я сохранилвсё-таки он кормил меня последние пару лет.
Я ни о чём не думал. Я бежал и спотыкался о поваленных товарищей и перелезал через них.
Если я падал, то вставал и бежал снова. На просьбы о помощи я не откликался, потому что в темноте искать пострадавших времени не было.
Помню, я перепрыгивал через какие-то препятствия, кого-то душил руками и ногами, а кого-то обматерил.
Я очнулся на берегу рекитам собирались все, кто выжил той ночью.
Я нашёл Спартакаон выглядел уставшим, но счастливым. На лице его была кровь.
Ты ранен? спросил я его.
Это не моя кровь! Пустое! Главное, что мы прорвались!
А что с Корнелией?
С ней всё хорошо. Я и не знал до сегодняшнего дня, что она так быстро бегает. Я еле поспевал за ней! Она ещё умудрилась на бегу убить несколько римлян! Вот это женщина! Вон она делится впечатлениями!
В реке мылись женщины, и я увидел среди них Корнелию. Она была перепачкана кровью, и красно-чёрное платье её напоминало, скорее, лохмотья бродяжки, чем наряд супруги выдающегося полководца. Корнелия о чём-то рассказывала своим подругам и размахивала руками.
Корнелия! Марцеллусживой! крикнул Спартак.
Она помахала мне рукой и продолжила свой увлекательный рассказ.
После переклички выяснилось, что прорвалась лишь треть либертарианцевостальные погибли или попали в плен, или пропали без вести.
Я был удивлён, что спасся тот самый Гур, которого я невзлюбил ещё с момента нашей первой встречи у Везувия. Никогда бы не подумал, что такой неуклюжий и пожилой уже человек сможет остаться в живых в такой заварушке.
Я не понимал, почему он до сих пор с нами, а не сбежал к римлянаму него было множество возможностей это сделать, но он с упорством следовал за нами и точил оружие солдатам Спартака даже когда его не просили, и сам подавал нам вино на штабных совещаниях. И он не был беглым рабом.
Как-то, помню, ещё в Кумах я выпил пол-пифоса вина и встретил его на улице.
Почему ты с нами, Гур? Ты же ни хрена не понимаешь в долбаном либертарианстве!
А зачем мне понимать? Я уже старый.
Я тогда не понял его ответа, но пытать Гура не стал и пошёл спать.
Вечером у костра Спартак собрал уцелевших командиров.
Снова было решено сопротивляться до последнего и ни в коем случае не сдаваться крассовским головорезам. Дали клятву кровью.
Все понимали, что конец не за горами, но озвучивать эту мысль никто не отважился.
Вероятно, никто не хотел расстраивать Спартака. А он сам, похоже, всё ещё верил в свою удачу. Но быть может, он считал неприличным признаться в обратном. Всё-таки онпотомок Ромула, как-никак.
Какое-то время мы ещё поболтались по югу полуостровапытались не вступать в бой с крассовскими легионами, но Красс таки достал нас.
Последний бой либертарианцев был короткимскладывалось впечатление, что они сами накалывались на копья римлян и подставляли свои шеи под вражеские гладиусы. Это было похожим на массовое самоубийство.
Те, кому не хватило духа принести себя в жертву своей прекрасной идее, были пленены римлянами.
Сама по себе свободаштука и относительная, и до глубины личная. Свободу нельзя измеритьеё можно лишь ощутить, пожалуй.
Я отбил лошадь у одного всадникавероятно, он устал рубить крепкие либертарианские тела и потерял бдительность.
Рожок дудя снова сыграл Марцеллусу добрую службу и был использован мной как грозное оружие.
На этот раз я сначала дал дудкой по морде лошадиона взбрыкнула и сбросила с себя крассовского солдата. Но после многократного контакта с головой сбитого всадника, инструмент пришёл в негодность, и мне пришлось его выбросить.
Я матерился, но кое-как залез на кобылу и поскакал за Спартаком и Корнелиейони неслись вдвоём на одной лошади к голубому заливу.
Супруги пересекли поле и скрылись в лесной чаще. По-видимому, враги не обратили внимания на беглецов, потому что хотели побыстрее закончить утомительную резню, и не отвлекались на пустяки.
У каменного обрыва, с которого открывался живописный морской пейзаж, беглецы спешились и обнялись.
Марцеллус! Хорошо, что ты здесь! сказал Спартак, когда я подъехал.
Куда теперь? Найти лодку? спросил я.
Не нужно лодки. Мы останемся здесь.
Но они нас схватят! Нужно бежать!
Беги! Только сначала сделай последнее доброе дело для нас с Корнелией, дружище!
О чём ты, Спартак?
Мы не хотим, чтобы наши головы украшали римские колонны! сказала Корнелия. Ты понимаешь?
Понимаю, но
У нас мало времени! Когда мы закончим, спрячь нас! Чтобы ни одна римская собака не нашла! сказал Спартак.
Я пообещал выполнить их просьбу.
Спасибо, друг!
Спартак обнял меня, а Корнелия поцеловала в щёку.
Великий, но поверженный полководец снял с пояса длинный нож. Я из деликатности отошёл в сторону и старался не смотреть на этих двух симпатичных мне людей, чтобы не мешать им насладиться последними мгновениями жизни.
Они ещё раз обнялись, и Спартак направил лезвие в своё сердце.
Дай мне, сказала Корнелия и с женской аккуратностью взяла нож из рук супруга.
Они смотрели друг другу в глаза, но в их взглядах я не увидел ни страха, ни печали.
Корнелия с силой вдавила нож в свой живот и на пурпурном платье появилось тёмное кровавое пятно.
Не больно, Спартак, сказала она. Только жаль, что он так и не увидел света.
Спартак прослезился.
Картина была трогательной, и неудивительно, что на моих глазах тоже появились слёзы.
Корнелия закрыла глаза и осела в объятиях Спартака. Он поцеловал её, положил на землю и достал из её тела окровавленный нож.
Потом он повернулся к морю и перерезал себе горло.
Я уже собирался захоронить тела, как заметил бегущего ко мне человека. Он махал мне рукой и что-то кричал.
Когда он подбежал, я узнал в том человеке того самого Гура, которого знал ещё с Везувия.
Думал, опоздаю! Хорошо придумал, Марцеллус! Скажем, что замочили ублюдков, и поделим денежки пополам! Ты ведь не хочешь забрать всё себе?
Ты о чём Гур?
Как о чём? О вознаграждении! За их головы обещали десять талантов серебра! Десять, Марцеллус! По пять на брата!
Не брат ты мне!
Брось, друг! Головы будем отпиливать, или так сдадим?
Будем, сказал я.
Я поднял нож Спартака с земли.
Не успеем! сказал я и показал своей рукой в сторону леса. Смотри! Они уже здесь!
Гур повернулся к лесу, а я схватил его за шею и всадил нож под рёбра.
Потом я привязал уздечками и ремнями от сёдел камни к телам Спартака и Корнелии, и сбросил их с обрыва в море. В тот день они исчезли навсегда.
Гура я сбросил без камня, потому что его плавающее, как дерьмо, тело вряд ли смогло бы кого-нибудь заинтересоватьтакого добра в прибрежных водах всегда в достатке.
Я прогнал лошадей, а сам доверился воле богов и побрёл вдоль берега навстречу неизвестности.
10
Когда я устал идти и подумал о ночлеге, то увидел одинокую лачугу, которая стояла у самого берега.
Я постучался в дверь и добрый рыбак впустил меня в свой неказистый дом.
Рыбак был сухим и пожилым уже мужчиной, но жил один. Лишь дохлый пёс заморской породы и с язвами на шкуре кое-как скрашивал его одиночество.
Я накормлю тебя ухой, сказал старик. В последнее время мне везёт с уловом! Хорошо, что ты зашёл, а то мне старику и поговорить не с кем!
Спасибо тебе, добрый человек. Но я так устал, что вряд ли стану интересным собеседником, сказал я.
Отдыхай, сынок. Говорить буду я.
Меня это устроило, и я сел за небольшой стол.
У тебя липкий пол, заметил я. И стул.
Старик промолчал и разлил уху по потрескавшимся от старости тарелкам. Он не забыл поделиться и с дохлым псом, но пёс даже не понюхал предложенную хозяином похлёбку.
Я стал с жадностью есть нехитрое, но сытное угощениеуха была жирной и приятной на вкус.
Я попросил добавки, и старик не отказал бедному путнику.
Я смотрю, жизнь и тебя потрепала, сказал мне старик, когда я принялся за добавку.
Да.
Ну, ничего. Главноеживой. Твою драную одежонку мне заменить нечем, разве только могу предложить тебе иголку и нитки. И постирать можешь в морской водичке.
Отлично!
Куда идёшь?
В Помпеи, назвал я первый город, который пришёл мне на ум.
Не бывал. Но слышал о нём. У тебя там дела?
Да. Кое-какие
Старик встал, куда-то вышел, но вернулся и принёс белый кувшин.
Это церес. Не откажешься?
Нет, что ты! Обожаю церес! сказал я.
Я хоть и привык к палермскому красному вину, и в глубине души недолюбливал церес, но не хотел обижать доброго хозяина.
После ухи церес показался мне вкуснее обычного.
Я повеселел.
Вкусный церес! В жизни не пил такого!
Пейне стесняйся! Я хоть и беден, но церес у меня есть всегда. Иначечто за жизнь?
Я согласился со стариком, что жизньдерьмо, и выпил пару-тройку кружек чудесного напитка. Старик тоже повеселел, и наш разговор перешёл в дружеский формат.
Но через какое-то время весёлое расположение духа сменилось на обратное.
Ты не представляешь каково жить в старости одному! сказал рыбак и пустил слезу. Ноги не ходят, сети не достать! Долбаную рыбу приходится на удочку брать! И некому мне помочь!
Я растрогался и пожалел рыбака.
А где твоя семья? спросил я.
Старик загрустил пуще прежнего.
Когда-то у меня была семья, сказал он. И семья, и положение, и таланты Я про серебро
Я удивился такому крутому повороту, потому что считал старика обыкновенным неудачником, и попросил его рассказать свою историю.
Случилось так, что я убил свою жену, начал он свой рассказ. А у меня была лучшая жена в городеиз знатного рода, красавица, и грамотная, к тому же. Я не хотел убивать еёвсё получилось само собой. Я тогда был судьёй. И в тот день мы как раз приговорили пару десятков рабов к смерти, за то, что они утопили своего хозяина. И хотя было доказано, что они не делали этого, что он сам накачался вином и полез в бочку купатьсянырнул в неё головой, а вынырнуть не смог, нас попросили признать рабов виновными. Ну и заплатили, конечно. Такое случается, когда в деле замешан кто-нибудь из влиятельных граждан.
Старик принёс ещё один кувшин с цересом.
Оказалось, что у этого семейства были милые доброжелатели, которые хотели ослабить таким образом своих конкурентов. А раб тогда стоилне то что теперь! За хорошего раба можно было дом просить! Ты понимаешь?
Я ответил, что понимаю, и хлебнул цереса.
Ну мы это дело отметили вином. Потом зашли в попин и добавили цереса. Там же подрались с какими-то центурионами. Я тогда часто отмечал с друзьями смертные приговоры и мог не возвращаться домой по несколько дней. В общем, домой я вернулся, но уже под утро, злой, пьяный и с разбитой мордой. Но жены я дома не обнаружил. Я допросил рабовони сказали, что жена ушла. Она подумала, что я, как обычно, не вернусь и свалила! Сука! Меня эта новость вывела из себя и я принялся искать её по всему городу. В конце концов, я нашёл её в объятиях какого-то чернокожего раба. Раба! А ведь я любил эту стерву! Ты понимаешь?
Я снова признался бывшему судье в том, что понимаю его.
Ну, я взял и порешил обоих! Зарезал, как свиней.
Рыбак замолчал, потому что задумалсяволнительные воспоминания не давали ему покоя, но потом он выпил кружку цереса одним глотком и продолжил.
Дело, как говорится, житейскоеза раба я заплатил хорошую компенсацию его хозяину, но вот с жёнушкой пришлось сложнее. Её папаша, вредный старикан, решил меня засудить. И, несмотря на то, что совокупление жены с рабом, а тем более измена мне в такой грубой форме оправдывали мои действия, суд встал на сторону моего тестя. В общем, меня признали виновным, лишили должности и заставили выплатить штраф и компенсацию тестю. Я выплатил всё до последнего асса! Но эта тупая морда требовала для меня смертного приговора! Он продал дом, или даже два, чтобы подмазать судей. Я решил не дожидаться исхода дела, потому что был уверен в «неподкупности» служителей закона, и бежал на юг вместе со своим сыном. Ему тогда было пятнадцать.