В самой смерти нет ничего странного, сказал я. Все в конце концов умирают.
Угу, Кавабэ согласно кивнул.
Но все-таки умирать страшно. Правда?
Угу.
Вот это как раз очень странно. Если все равно все умирают, так почему же тогда все боятся смерти? Этого я не понимаю. И, наверное, не пойму, пока сам не умру.
Я боюсь, тихо сказал Ямашта, боюсь, когда думаю о том, что умру, так и не научившись делать сашими из палтуса. Я бы все-таки хотел сначала научиться.
Но, скажем, после того как я научусьнеужели мне будет все равно, когда умереть? Даже не знаю
Интересно, а я когда-нибудь научусь чему-нибудь такому, чтобы после этого почувствовать, что мне не жалко умирать? Как бы мне хотелось, чтобы в моей жизни была такая цельтогда даже если я ее и не достигну, то хотя бы буду знать, что она есть. А иначе зачем вообще жить?
Началась вторая неделя августа. Над городом бушевал тайфун. В те редкие минуты, когда прекращались завывания ветра, было слышно, как барабанит в стекло дождь.
Автобусы не ходили, поэтому в летней школе объявили каникулы. Я сидел, приплюснув нос к оконному стеклу, и смотрел на улицу. Казалось, что город проглотило гигантское чудовище. Полдень, а снаружи клубится серый сумрак. На улицени души. Мимо окна, как сноуборд, скользящий по невидимому склону, пронеслась сорванная ветром небольшая вывеска.
Мама.
Мама заснула, сидя на диване.
Мама!
Она плохо выглядит. Лицо такое усталое. Может быть, это из-за волос? Они падают ей на плечи, закрывая половину лица. Вчера ночью я проснулся оттого, что мама кричала. Прислушавшись, я услышал только невнятное бормотаниепапа что-то говорил ей сдавленным шепотом. Но что ответила ему мама, я уже не слышал.
Я приблизил ухо к ее губам.
Раз, второй, третий, четвертый От ее теплого дыхания ухо стало мокрым. В него будто задувал маленький ветерок, который щекотал меня и заставлял поеживаться.
В комнате очень тихо. Алюминиевая рама окна плотно закрыта. Кондиционер бесшумно охлаждает воздух. Я подумал, что мама может не проснуться, даже если сейчас наступит конец света. Так и будет себе спать, будто все это ее не касается. Как будто мы уже в могиле. Глубоко в прохладной земле, мертвецы с того света, прислушивающиеся к далеким, неясным голосам
Я тихонько, чтобы не разбудить маму, вышел из комнаты. Открыл входную дверь, едва устоял под мощным порывом налетевшего ветра и побежал, словно ветер гнал меня куда-то.
Так я и думал. Дедов двор превратился в одну большую лужу. Из воды торчали только сорняки. Побитые дождем и ветром стебли космеи полегли в разные стороны. Наверное, им уже ничем не поможешь.
Несколько минут я стоял у забора. Дождь заливал мне глаза, я морщился, вытирал лицо рукой. Зонтик я, разумеется, не взял. А даже если бы и взял, вряд ли бы он мне сильно помог.
Эй, ты чего, с ума сошел? Заходи быстро!
Я увидел деда. Он, приоткрыв дверь, выглядывал наружу через небольшую щель, сантиметров в десять. Лицо у него было сосредоточенное, зубы крепко сжатыему было нелегко противостоять сильному напору ветра.
Ну же, быстро! он приоткрыл дверь чуть пошире.
Я заскочил внутрь. Дверь с грохотом захлопнулась за моей спиной. Ветер снаружи усилился и загудел еще сильней. Вытирая в прихожей голову полотенцем, которое дал мне дед, я заметил в углу две пары знакомых кроссовок.
Приветик! из комнаты выглянул Ямашта.
Я так и знал, что ты придешь! откуда ни возьмись на меня наскочил Кавабэ. Давай, снимай носки!
Я снял насквозь мокрые носки и промокнул мокрую одежду полотенцем. Полотенце намокло, сделалось тяжелым от воды.
Извините, если помешал! сказал я, входя в комнату.
Не помешал. Кавабэ забрал у меня носки и полотенце и отнес их в ванну.
Я сижу у себя дома, на втором этаже. Смотрю в окнокто-то идет, а зонтик у него вывернулся наизнанку, и вода гуда набралась. Я еще подумал: «Кто это может быть?» Оказалось, Кавабэ. И, сделав вид, будто придерживает очки, Ямашта изобразил бредущего против ветра Кавабэ. Он мне говорит: «Я вот думаю, что там с цветами, которые мы посадили?» В общем, он позвал меня вместе с ним космею проверять. А тут и ты пришел. Тоже о цветах беспокоился?
Ага, сказал я и подумал, что это как-то странно, что они пришли сюда раньше меня.
Я застирал твои носки, сказал Кавабэ, вернувшись из ванной, и плюхнулся на пол. Такое ощущение, будто он у себя дома. Чудеса!
Садись уже, чего стоишь? Дед как ни в чем не бывало сидел у окна. Похоже, это было его излюбленное место. Я немного стеснялся, но в конце концов сел на пол неподалеку от двери.
Чего это вы здесь делаете? спросил я у Ямашты и Кавабэ.
Да вроде ничего.
Как это ничего? Алё! дедуля был в отличном настроении.
А что такого? они как-то странно улыбнулись.
Ну, если вы не хотите говорить
Да что же это такое, они сговорились, что ли?
Мы тут это пари заключили. Придешь ты или нет, сказал наконец Ямашта.
Приду я или нет?
Ага.
Ну, вы уже вообще! сказал я и про себя подумал, что они действительно вообще.
Мы-то не вообще. И они оба с надутым видом посмотрели на деда.
Ну хорошо, а кто выиграл?
Деду указательным пальцем показал себе на нос и сказал:
Так что теперь, миленькие мои, вы должны мне сделать массаж, как договаривались.
Дед разлегся на полу. Ямашта принялся мять ему плечи, Кавабэлевую ногу, а мнехотя я так и не понял, при чем здесь я, досталась правая нога.
Почему, собственно, я должен делать массаж? Я же пари не заключал. Вы проиграли, вы и массируйте.
А ты не жалуйся. Это ведь все из-за тебя. Если бы ты не приперся, и массировать бы не пришлось.
Эй, Кавабэ, не заговаривайся!
Тем временем Ямашта сел деду на спину и методично давил ему на плечи и шею своими пухлыми пальцами.
Видали, как умею!
М-м дед прикрыл глаза и довольно покряхтывал. Только морщился иногда, если кто-то из нас мял слишком сильно.
Я папе часто плечи массирую. Привык уже, говорил Ямашта.
М-м
А у папы плечи, между прочим, в три раза шире.
М-м
Нравится?
М-м
Могу и посильнее, если надо. Вот так.
Ой-ой-ой дед поморщился.
Вы говорите, не стесняйтесь.
Хватит! Больно!
Чего ж вы сразу не сказали? спросил Ямашта, оставив дедушкины плечи в покое.
Дед лежит и пыхтит. Из закатанных до колен штанин торчат худые ноги. Мышцы у деда жидкие, дрожат под моими руками, как желе. В отличие от покрытых волосами ног моего папы, у деда ноги безволосые, как вощеная бумага. Кожа мягкая, дряблая. Когда ее трогаешь, становится как-то не по себе.
Эй, правая нога! зовет дед.
Это вы мне?
Тебе-тебе. Ты что, никогда раньше массаж не делал?
Не делал.
Никчемный ты человек.
Ну ничего себе? Я тут стараюсь, массирую нежно, чтобы больно не сделать, а он От обиды я начал давить что есть сил.
Эй, ты что, рассердился? Не сердись Вот, вот. Уже лучше. Молодец. Включи телик, ладно?
Какой он все-таки наглый, этот дед!
Я встал с пола, включил телевизор. Потом вернулся на свое место и продолжил разминать деду ногу.
В новостях сообщали, что в какой-то далекой стране началась война. На экране появилось изображение ночной взлетно-посадочной полосы и приготовившихся к взлету военных самолетов. Как огромные птицы, самолеты раскинули крылья над снующими вокруг механиками и людьми с флажками. Пилоты в шлемах горделиво машут на прощанье рукой. Прямо как в кино.
А вы были на войне?
Дед лежал, положив руки на голову, и краем глаза смотрел телевизор. Услышав мой вопрос, он кинул на меня быстрый взгляд и снова повернулся к телевизору.
Был.
А на самолете боевом летали?
Нет.
A что вы там делали?
Воевал, сказал дед, продолжая искоса глядеть в телик. На войне как на войне.
На экране показывали превратившийся в развалины город.
Ой, ну расскажите нам про войну! Кем вы на войне были? У Кавабэ аж глаза заблестели.
Я ходил по джунглям.
Ходил? И все? в голосе Кавабэ, не перестававшего мять дедушкину ногу, послышалось разочарование. А можно немного поподробнее? Про войну.
Не сказав ни слова, дед поднялся с пола и выключил телевизор. Комната сразу наполнилась звуком льющего за окном дождя. Где-то, как сумасшедший, звонил оставленный хозяевами на балконе ветряной колокольчик.
Ну пожалуйста! Кавабэ аж трясся от нетерпения.
Я все забыл. Дед уселся на пол, скрестив ноги.
Так нельзя, сказал Кавабэ нехорошим голосом.
Ну что ты привязался ко мне, а?
Может быть, все-таки расскажете? поддержал я Кавабэ. Мы просто хотим понять, что такое война.
Дед помолчал, потом сказал: «Предупреждаю, будет страшно». И снова замолчал. Правое колено у него легонько подрагивало. Он глянул на меня исподлобья, потом плотно закрыл глаза.
Это и вправду было страшно.
Отряд, в котором служил дед, отступая с передовой, застрял в джунглях. В начале бегстваа это было именно бегствоотряд насчитывал двадцать пять человек. Они теряли одного за другим. В какой-то момент их осталось восемнадцать. Жара, голод и жажда были невыносимыми. Они продолжали идти, бросая больных в джунглях на волю случая. Так делали и в других отрядахбродя по джунглям, они несколько раз натыкались на таких же брошенных. Эти люди превращались в трупы еще живыми. В рот и в глаза им заползали черви, но никто не приходил на помощь Так или иначе, они умирали. Дед и его товарищи, пытаясь обмануть пустой желудок, жевали горькую траву и корешки, заставляли себя идти без остановки все дальше и дальше. Они боялись остановиться.
Останавливались только ночью, чтобы хоть немного поспать, присевкак курица на насестна толстые, свитые в кольца корни каких-то неведомых деревьев. В джунглях нет места, чтобы спать лежа. Некоторые от усталости и отчаяния выходили на морской берег, чтобы впервые за долгое время вытянуться и поспать по-людски, большинство из этих так и остались навсегда на берегу, настигнутые вражеской пулей.
Хорошо, что вы спаслись!
Дед помолчал, а когда взглянул на Ямашту, который произнес эти слова, глаза его были совершенно пустыми, будто он смотрел на постороннего, абсолютно незнакомого ему человека.
В один из дней, дед снова заговорил, мы вышли к маленькой деревушке. В ней было несколько хижин, крытых травой и листьями. И все. Больше ничего не было. Мы ужасно обрадовались тому, что сможем хоть несколько дней передохнуть, поесть нормальную еду и попить нормальную воду. Наверное, если бы мы тогда не набрели на эту деревню, то меня бы и на свете уже не было. Я бы в этих джунглях весь и кончился.
Ветер не утихал. Дождь барабанил по стеклукак будто требовал, чтобы его впустили в дом после долгой утомительной дороги.
В деревне было несколько женщин, детей и стариков. Мы их всех убили. И женщин, и стариков и детей.
Зачем?
Если бы мы их оставили в живых, они могли бы выдать нас врагам. И тогда убили бы нас.
Вы их расстреляли, да? Тра-та-та-та-та! Кавабэ начал дергать ногой.
Да, просто ответил дед.
А как это, убивать людей? Что чувствуешь? Глаза у Кавабэ горели, но тут Ямашта ткнул его в бок и сказал тихонько: «Оставь, не надо».
Одна женщина вдруг побежала. Я бросился за ней. Но я был так слаб, так долго не ел и не пил, что когда споткнулся и упал, то чуть не задохнулся. А она была молодой, легконогой, как олень. Ее длинные, собранные в хвост волосы подпрыгивали, когда она бежала, взлетали и опускались ей на спину. Я видел, как напрягаются мышцы ее ног, как равномерно двигаются ее бедра. Это движение заворожило меня. Я поднялся и побежал за ней, ничего уже не понимая. А голове у меня бухало, как будто бил колокол: дон, дон Я не помнил, кого и зачем я догоняю, но это меня не останавливало. На бегу я вскинул винтовку и выстрелил Она упала как подкошенная и так и осталась лежать.
Мы молчали.
Мне показалось, что я слышу, как гулко бьет большой колокол: дон, дон, дон Но, наверное, это всего лишь завывал ветер.
Пуля попала ей в спину, прошла насквозь и вышла из груди. Она лежала лицом вниз. Я добрался до нее и осторожно перевернул. И только в этот момент заметил дед вдруг замолчал, словно слова застряли у него в горле, она была беременна.
У нее должен был родиться ребенок? шепотом спросил Ямашта.
Дед кивнул.
Я приложил руку к ее круглому, как туго надутый шар, животу и почувствовал движение там, внутри. Хотя она уже была мертва.
Я не мог разглядеть лица деда, так низко он склонил голову.
Потом я вернулся в деревню. И мы с товарищами набросились на еду. Мы были спасены. Мы выжили, он помолчал немного и добавил:На войне как на войне.
Нога у Кавабэ легонько подергивалась. Ямашта сидел с полуоткрытым ртом и бесцельно вглядывался в ручку стоявшего сбоку от него шкафа.
Интересно, давно он так сидит?
Дед потянулся и достал с одной из полок под телевизором пачку сигарет. Вынув сигарету, он взял спички, лежавшие на блюдце с противокомарными палочками, и прикурил. Я первый раз видел, что он курит. Он затянулся, потом посмотрел на красный огонек на конце сигареты и затушил сигарету в блюдце.
Наверное, лучше бы вам этого не слышать.
Нет, почему же, сказал я, но, похоже, никому от этого не стало лучше. Скорее наоборот.
Очень хорошо, что вы нам рассказали, вдруг сказал Кавабэ. Так лучше, чем не рассказать. Понимаете?
Дед посмотрел на него с удивлением.
Ну, может быть, и так. С этими словами он уставился за окно.
Дождь ослаб и продолжал тихонько накрапывать, время от времени судорожно всхлипывая, словно уставший от плача, засыпающий младенец.
9
Это не жена от деда ушла, а он от нее. И теперь понятно почему.
До того, как Кавабэ это произнес, мы с Ямаштой ничего такого не думали, но теперь сразу же с ним согласились. На острове в южных морях дед убил женщину. Женщину, в животе которой был ребенок. Вряд ли кто сможет внятно объяснить, каким именно образом это связано с тем, что дед бросил жену, друзей и отказался от нормальной, счастливой жизни. Но было ясно, что связано. Да еще как.
Наверное, таких, как он, было много во время войны. И таких, как эта женщина, тоже, сказал Ямашта. Она после смерти превратилась в духа и приходила к дедушке с мертвым ребенком на руках.
Все! Замолкни! Кавабэ сделал страшное лицо.
Все-таки войнаэто очень плохо, сказал я. Кавабэ посмотрел себе под ноги и кивнул.
В тот день, когда над городом шумел тайфун, дед разошелся не на шутку. Он все рассказывал и рассказывал без остановки. Он извлекал из своей памяти истории одну за другой, как достают из старого потертого мешка давно забытые вещи. Может быть, на него так подействовали ветер и дождь, бушующие за окном.
Вернувшись с войны, дед не стал возвращаться домой. Он никому ничего не объяснил, просто исчез, и все. Не сообщил ни о том, что жив, ни о том, что демобилизовался.
А жена, ее звали Яёи, наверное, взяла свою прежнюю фамилию. Яёи Коко. Красивое имя, правда? сказал дед. Думаю, она нашла себе кого-нибудь более достойного.
Сразу после этого он лег на бок прямо на полу и заснул. А может, только притворился, что заснул. Мы, не сговариваясь, встали и потихоньку вышли из комнаты. Обулись, оделись и отправились по домам.
Кстати, мне тут в голову кой-какая идея пришла, сказал Кавабэ, роясь на ходу в своем портфеле. Вот, глянь-ка. И он протянул мне сложенный вчетверо лист белой бумаги. Я развернул и посмотрел. Контрольная по родной речимы недавно ее обратно получили. Оценка 25 баллов из ста.
Нда-а. Не повезло тебе, сочувственно сказал я.
В каком смысле? он торопливо выхватил листок у меня из рук. Это не то! Вот, вот это посмотри.
Кавабэ дал мне другой листок, на котором его жутким почерком были записаны пять телефонных номеров. Напротив каждого номера стояла фамилия: Коко.
Я вчера в телефонном справочнике нашел.
После того дня, когда случился тайфун, мы стали собираться дома у деда каждый день. А вчера Кавабэ почему-то не пришел. Сразу же после занятий быстренько собрался и свалил, сказав только: «У меня дела». Даже в булочную с нами не зашел.
Тут у меня только токийские телефоны. Но дед ведь сказал, что эта его Яёи Коко жила в старом городе.
И что с этим делать?
Что-чтозвонить. Вот, номера видишь?! Кавабэ повысил голос.