Резон в этом был: и на все суки я повеситься не могла, и денег было мало, и сроки чудовищные Не шибко мне Вася нравился, но давал шанс уложиться в деньги и даже что-то заработать.
Ладно. Василий Федорович, позвала я, три миллиона и четыреста тысяч премиальных.
Вася глянул на Колю и осведомился:
А как насчет аванса?
А никаких авансов. Расчеты еженедельно по факту выполнения работ, не особенно уже доверяя своей твердости, ответила я.
Коля с Васей одновременно развели руками:
Ну, хозяйка, вы наезжаете! Да где же вы найдете, чтоб без аванса? Побегайте, поищите!
Сроки, проклятые сроки! Деньги, ненавистные деньги, которых нет, не было и не будет!
Черт с вами, Вася, сдалась я. Авансдвести, но чтобы к завтрашнему утру все здесь блестело. Чтобы все отмыто было, как морская палуба. К одиннадцати приеду.
Не беспокойтесь, хозяюшка! Все будет чики-пуки. Сейчас за мужиками сбегаюк вечеру тут санаторий устроим, пообещал враз повеселевший Вася, получая деньги.
Вы, Анна Сергеевна, не волнуйтесь. Езжайте, у вас там дела, а я присмотрю. Коля был заботлив и чуть-чуть официален. Они у меня каждую щелочку языком вылижут
Наутро я привезла краску, обои и линолеум, сказочно удачно закупленные накануне.
Эй, мужики, радостно позвала я из-за двери, пошли машину разгружать!
Навстречу выскочил опухший Коля.
Ща, Ан-Сергевн, невнятно бормотал он, суетливо застегивая курточку и воротя морду в сторону. Ща, Ан-Сергевн, там это
Я на мгновение зажмурилась, попросила себя: «Спокойно, Аня!»и вошла. Посреди загаженного холла, около газет, расстеленных на полу и заваленных окусками колбасы, давлеными помидорами, огрызками хлеба, консервными банками со втиснутыми в рыбьи трупики окурками, меж пустых бутылок, вновь усеявших социально-убогий вертеп, маялись, постанывая и тяжело приходя в себя, шесть бесчувственных тел, в том числе одно женское.
«Задавлю гадов! Бутылки им в глотки задвину! Пропили деньги, сволочи!»в бешенстве подумала я и с наслаждением ощутила приближение приступа ненормативной лексики.
Ах вы начала я разгоняться.
Не надо щас, Ан-Сергевн, мягко и грустно остановил меня Коля, дыша сложным перегаром. Не надо так с людьми. Авансдело святое.
И я сошла с рельсов, и замолотила я прямо по шпалам
Ревела буря, гром гремел
Заткнись, мразь пропойная! заорала страшным басом. Заткнись, паразит припадочный!! Ты где здесь людей увидел, гнида похмельная?! Это тебе люди?
И я протаранила ближайшее тело.
Это тебе люди?
И я метнула в Колю недопитую бутылку «Русской». Он, правда, успел увернуться. Бесчувственные тела стали издавать нечленораздельные хрипы: «А чой-то горючее разливать?», «А какое право?..»
Права вам? Хрен вам по всей роже, а не права! Двести тысяч пропили, паскуды, как одну копеечку! А ну, выметайтесь все к чертовой бабушке!
Помидоры с испуганным всхлипом лопались под ногами разъяренной фурии, жалобно скрипели в агонии консервные банки, из общей массы тел выделился Василий Федорович:
Ты это чего выступаешь?
Коля подскочил к Васе и что-то быстро зашептал в ухо, испуганно поглядывая на меня.
Шепчи, сволочная зараза, шепчи! орала я, вытаскивая из кладовки мешок для мусора. Я вам всем сейчас нашепчу!
Вася с ужасом смотрел на Колю.
А это Скоко время?
Про время вспомнил, хар-ря алкогольная! Я не глядя швыряла в мешок остатки пиршества. Ты бы лучше вспомнил, что там машина стоит!
Боже мой! Машина! Машина, нанятая с почасовой оплатой! Стоит!! Куда разгружать? Где грузчиков искать?
Руки у меня опустились. Рулоны линолеума, ящики с краской, связки обоев Пока я одна это перетаскаю, аренда машины сожрет все. Ничего я на этом ремонте не заработаю, кроме радикулита.
Ну ты, хрен с горы, крайне грубо велела я Коле, выкини отсюда эту падаль.
И пошла объясняться с водителем. Он, как положено рабочему человеку, не клонящему голову перед проклятой капиталисткой, потребовал добавить, умножить, накинуть и завалился спать в кабину. Я с ужасом посмотрела в кузов, плотно заставленный материалами, кратко, но емко охарактеризовала жизнь свою и потянула на себя ближайший рулон линолеума.
Что-то он тянуться не хотел. Неплохо ему, видно, там лежалось, или руки у меня были коротки, или роста не хватало. Я с завистью подумала о мужиках. Вот, понимаете, интересное дело: вроде бы никчемный народец, но иногда, в смысле экстаза или что тяжелое передвинуть, как без них? Я оглянулась на дверь. Нет, не идут. Зря я так на них наорала, все-таки хоть надежда была бы. Не смогу я это все перетаскать!
А куда ты денешься? ответила я себе. Тащи давай!
И я потащила. Подпрыгнув, уцепилась за край рулона и осторожно повернула его; крепко обняв добытый край и слегка покачиваясь, попятилась, с боя беря каждый сантиметр. Рулон сначала яростно упирался, но потом, судя по всему, плюнул и сдался. Я восторжествовала и тут же поплатилась: коварный противник, иезуитски подарив сантиметров пятнадцать за один рывок, внезапным броском придавил мне ногу.
У-у! сообщила я рулону. Я тебя, гад на лапах, сдохну, а перетащу!
Мерзкий пластик обидно ухмыльнулся.
Посмеяться надо мной решил, ублюдок синтетический? грозно спросила я.
Он издевательски подмигнул, подтверждая свое гнусное намерение.
Ты из себя паркет-то не корчи, нанесла я предельное оскорбление, в тебе, сучий потрох, кроме веса и вони, ничего толкового нет!
Отвратительный сверток покрутил пальцем у виска.
А за этоответишь! честно предупредила его и впилась ногтями в паскудный цилиндр.
Анна Сергеевна, подскочил Коля, ну, чего вы волнуетесь? Сейчас мужики все разгрузят. Отойдите-ка
Отойтить-ка? ядовито переспросила я. Я тебя сейчас самого отойду-тка, тварюга подзаборная! Тебе что, гадина сорокоградусная, заняться нечем? Вы что, с ним заодно?
С кем«с ним»? удивился Коля.
С рулоном! безумно ответила я и попросила:Уйди к черту, Коленька. Я на аренде разоряюсь, и бросилась врукопашную с обнаглевшим материалом. Помню, кто-то нас пытался разнять. Помню, я изрыгала совершенно уже непотребные ругательства, а рулон норовил придавить мне все возможные конечности. Помню, какие-то тени мелькали около нас, раздавались невнятные возгласы, иногда на подмогу рулону бросались загадочные люди, норовя отобрать его от меня. Я не давалась. Я решила: погибну, но разгружу машину. А не то я завалю ремонт и меня посадят уже по двум статьям: за расхищение бюджетных средств и за массовые убийства. Потому что алкоголиков я хладнокровно решила удавить сразу же, как рассчитаюсь за машину.
Когда мы с рулоном, кряхтя, обливаясь соплями и слезами, израненные и полные взаимной ненависти, ввалились в холл, меня чуть удар не хватил.
Сияли окна, и из сортиров несся цветочный аромат. К штабелям материалов, аккуратно рассортированных и расставленных вдоль стены, вела газетная дорожка, затоптанная сапогами. Вокруг светился облупленный краской чистейший пол.
Давайте, хозяйка, Вася отобрал от меня рулон и сунул его под мышку. Проклятый материал, придавленный мужским бицепсом, испуганно взвизгнул и навеки умолк. Там водила расчета ждет.
«Господи! в душевной муке воскликнула я. Господи, доколе? Господи, почему Ты покинул меня? Ну не могу же я больше!!»
То ли было, то ли нет
«Я с тобой, дитя мое», шепнул мне в ухо мягкий, звучный голос.
Я оглянулась. В холле не было ни души; пропойцы, ожидая окончания кровавой драмы, покуривали на лавочке за окном.
У меня что, галлюцинации? Сбрендила, видно, совсем пожаловалась я штабелю материалов.
«Горе мне с вами, вздохнул голос. Пять миллиардов, и никто не знает, чего хочет. Что же тычерез страницу: Господи, Боже мой, да Почему покинул, если сама же Меня не узнала?»
Так этоТы?!!
«Я, конечно, уже слегка недовольно ответил Господь, задергала ты меня совсем. Поминаешь имя Мое всуе по десять раз на дню».
Да не могу же я больше, Господи!
«Можешь, не задумываясь, ответил Господь, ты сама не знаешь, сколько ты еще сможешь».
Я перетрусила:
Так что, дальше все то же самое будет?
«Того же самого, конечно, не будет, мудро ответил Господь. Другое будет. Да чем же ты все недовольна?»
Честно? прищурилась я.
«Как на духу».
Не люди, а сволочи! Ох, Боже мой, прости Христа ради. Я же копейки соскребаю, а они пьют и, пока не наорешь, пальцем не пошевелят.
«Кто же в этом виноват? Ты и виновата».
Я?!!
«А не надо слабых в искушение вводить. Решила скупо платить, вот и правильно. Сама не выдержала, а людей осуждаешь. Ругаешься вот предо Мной».
Да, обиженно спросила я, а почему так трудно все?
«Никому и не обещано, что легко будет. Тебе-то совсем грешно жаловаться: ты у Меня дщерь любимая, балованная».
Очень балованная! горько усмехнулась я. Дальше некуда.
«А что, нет? в Голосе прибавилось иронии. Давай сочтемся».
А давай! азартно согласилась я. Рэкетиров Ты на меня навел?
«Яне Я, а без крыши у вас там сейчас нельзя. Да и какой Андрюша рэкетир? ласково усмехнулся Господь. Он мальчик заблудший, но не плохой. Вспомни, его и Ирина твоя хвалила».
Я же не говорю, что плохой, торопливо поправилась я. Мне мои рэкетиры нравятся. Мне других-то и не надо. Просто знаешь, как страшно было?
«А это Я тебе такое испытание послал. Экзамен, если хочешь», ехидно объяснил Господь.
Вот спасибо! Я же из-за него один ларек прикончила, в ремонт этот проклятый ввязалась, чуть-чуть долгов не наделала!
«Чуть-чуть не считается. А вообще, беда Мне с вами, с людьми. Сотворил Я вас на свою головуни минуты покоя нет. То ты ноешь: нет денег, нет денег, лягу и помру. Послал тебе работу: с чего-то у вас там все сейчас живут, как не с торговли? Нет, опять ей, видите ли, плохо, опять она разнылась: не люблю торговать, не люблю торговать. Вошел в положение, вот тебе другая работа. И это не годится, опять барыне не угодил! Да что тебе надо-то? Чего тебе не хватает?»
Я задумалась. А правда, чего мне не хватает? Денег, конечно, нет, но ведь живем? Да и живем, честно говоря, как далеко не все живут с тремя-то дитями. Налоговая как наехала, так и отъехала, из Малыша вполне приличный человек получается, и с ремонтом, судя по всему, я вывернусь Прав Господь: сама, идиотка слабовольная, мужикам деньги дала!
«Вот так-то лучше, похвалил Господь. Еще претензии будут? А то время дорого, тормошат Меня тут со всех сторон»
Да, вспомнила я, а семья?
«А что у тебя с семьей? удивился Господь. Детишек Я тебе послал? Целых три души отвалил, худо ли?»
Отвалил, спасибо, опять обиделась я, вот ращу их теперь одна. Муженек-то мой, сам знаешь
«Ох, и дуры вы, бабы, вздохнул Господь. Ну что ты на мужа-то взъелась?»
Как что? оторопела я. Он же того с коровой ну, сам понимаешь
«Не суди! обрушился на меня гнев Господний. Все-то у нее нехороши. На себя оборотись! Велел Я женам почитать мужей своих? Велел, ну?!»
В-велел, всерьез испугалась я.
«А ты когда последний раз мужа почитала?»
Я стала лихорадочно вспоминать:
Да тому лет четырнадцать назад Еще Светланки в помине не было
«Бога не боишься! Мужа не чтишь! Только ради экстаза (тьфу, срамница!) и тяжелое потаскать вспоминаешь! А просто, по-человечески понять человека не можешь? Креста на тебе нет!»
Да что уж тут понимать, Господи? заревела я. Ведь бросил он меня, бросил
«А это еще вопрос, кто кого бросил», загадочно ответил Господь.
То есть как это«кто кого»?
«А вот так. Ты его когда последний раз видела?.. Когда?.. Когда?..»
Я быстренько прокрутила время назад:
Ой, и правда! Он уже дня три не приходит Что же случилось? Господи! Господи!
Меня кто-то похлопал по плечу.
Анна Сергеевна, тревожно сказал Коля, давайте я вас домой отвезу. Что вы стоите, руками машете, все «Господи!» да «Господи!»? Не расстраивайтесь вы так. Рабочий народ, что вы хотите. Ну, выпили маленько, так какая без этого работа? Давайте домой отвезу. Только с ребятами рассчитайтесь, они за завтра аванса ждут
Один кукиш я показала Коле издали, а второй ввинтила в его маленький красный носик.
Не доводи до греха, Коленька! Не будет авансов! Поехали, у меня дома что-то неладно
Темное дело
Настороженная и проницательная, я незаметно проникла в собственный дом. Состояние прихожей сразу же подкинуло вопросикии не то заставило задуматься, что не было на вешалке мужниной куртки и не валялись в углу его туфли (нет человека дома, ну и что? За сигаретами пошел или, наоборот, в баню), а вот что не обнаружила я на антресолях рыбацких сапог и ватника
Это вот сразило меня наповал.
«Ну и что? скажете вы. Уехал человек на рыбалку на три дня, подумаешь!»«Отнюдь нет, отвечу я. Не подумаешь» Отнюдь. Мало того, что вся рыбья сбруя лежала в установленном месте, но и фляжка с кружкой, без которых никогда, ни под каким видом и ни на какие рыбалки не ездилось, сиротливо горевали там же.
Интересненько, подумала я, и вошла в ближайшую комнату.
Привет, мам. Саша трудолюбиво разбирал барахлишко в своем шкафу. Как это тебе сегодня пораньше удалось свалить?
Так жизнь сложилась, исчерпывающе объяснила я. А где девочки?
В школе еще, удивился наследник. Ты есть будешь?
Чайку пойду поставлю, устало потянулась я и мимоходом спросила:Ты отца не видел?
Наследник онемел.
А зачем тебе папа? спросил он, восстановив способность к связной речи.
То есть как этозачем? раздражилась я. Что это ты остолбенел? Мало ли, какие у родителей дела. Очень взрослым стал! Тебевопрос, а тыдопрос!
Да нет, я так Видел, конечно, только он в командировку уехал. По-моему, Сашка слегка врал.
Я махнула рукой и отправилась в кухню, по дороге размышляя: ой нечисто что-то в доме моем
В кухне я метнула чайник на плиту и погремела для конспирации кастрюлями. На цыпочках прокравшись в мужнину комнату, я, содрогаясь от омерзения, учинила молниеносный обыск.
И все стало ясно. Иллюзий больше быть не могло: личная жизнь все-таки погибла и вопрос только в способе похорон. Из дома пропало: шесть маек и столько же трусов, пять пар носков, в том числе одни шерстяные, итальянские туфли, выходной костюм, восемь рубашек, два джемпера, старые джинсы, в которых делался ремонт, французский одеколон польского производства, который я подарила на прошлый день рождения, детские фотографии со стола, охотничий нож, бритвенный прибор и три галстука.
Славненькие командировочки, понимающе подумала я. Миленькие такие служебные задания, для которых нужны прожженный ватник, резиновые сапоги до подмышек, австрийский костюм и новехонькие рубашки в изобилии. А как на такой работенке обойтись без французского одеколона? Не оставалось у меня сомнений в характере мужниных трудов, потому что в среднем ящике стола я нашла обрывки бумаги, исписанные родным почерком.
Обрывки я забрала на кухню и, соорудив себе пол-литровую чашку чая, предалась сосредоточенной дедукции. Всего у меня было тринадцать разнокалиберных кусков вот такого веселого содержания:
1. «се кончится и мы с тоб»
2. «о дети»
3. «ньги, деньги и только деньг»
4. «старая»
5. «вабра»
6. «кучился и жить так боль»
7. «ости меня и ж»
8. «тала мен»
9. «лую»
10. «илая»
11. «рать и притворять»
12. «нушка»
13. «е могу»
И дедукции-то никакой не нужно было! Обрывки скорбно выстроились в единственно возможном порядке, и через три минуты, оцепенев от оскорбления, я читала свою безальтернативную реконструкцию:
«ТатьяНУШКА, мИЛАЯ, любовно токовал отец моих детей, нЕ МОГУ больше вРАТЬ И ПРИТВОРЯТЬся. Скоро вСЕ КОНЧИТСЯ И МЫ С ТОБой соединимся навеки. Эта СТАРАЯ шВАБРА требует от меня деНЬГИ, ДЕНЬГИ И ТОЛЬКО ДЕНЬГи. Она совсем досТАЛА МЕНЯ. Я сосКУЧИЛСЯ И ЖИТЬ ТАК БОЛЬше не могу. Детиединственное, что меня останавливало, но чтО ДЕТИ в сравнении с нашей великой любовью! ПрОСТИ МЕНЯ И Жди. ЛУЮ».
Реконструировать «лую» я не смогла. Я честно попыталась по-человечески понять человека, а он, оказывается, в это время Татьяну лует! Вот и почитайте мужьев после этого, вот и проникайтесь христианскими добродетелями пока вы вот так сидите и мужьев почитаете, они вам полгорода передуют!