Разрезала, налила.
Вы думаете, это всё моя фантазия? Да какая там фантазия! Правда! Чистейшая! И все эти острова! И Лиза! И Суер! И Пахомыч, который стоял там сейчас около уже остатков шампанского! Какая же это жуткая правда! Весь пергамент правда! Весь! До единого слова.
Я только сказал:
Прикройся, неловко.
И они правда глазели снизу на все эти её золотые и серебряные выкрутасы. И я глянул краем глаза, и снова бросил к чёрту кофий, рухнул на колени и потащил её с балкона внутрь спальни.
Спальни? Да! Это была спальня, чёрт меня подери!
И опять вышли на балкони снова вовнутрь.
И пошлотуда-сюда, туда-сюда. Кофий остыл. В конце концов я вяло валялся в полубудуаре, искренне сожалея, что я не бесконечен. Она так разогрелась, что просто обжигала плечиком, только грудь серебряная (небольшая) оставалась прохладной.
Неужели ты и вправду хочешь МЕНЯ? говорила Лизушка. Другим только и нравится факт, что язолотая.
Ну золотая и золотая, зевнул я.
Устал, скажу вам, невероятно.
Ты знаешь, рассказывала Лиза, они так хотят золота, что один дурак даже кувалдой меня по затылку ударил. Вначале всё шло хорошо, а послебах! кувалдой по затылку.
И она засмеялась.
Но тут такой звон раздался, что не только князь Серебряныйсам золотой телец прискакал. Он сейчас уж здоровый быкбодает направо и налево. Смеялись три дня!.. Не понимаю только, ты-то с чего меня полюбил? За что? Неужели искренне?
Лиза, сказал я, тызолотая, а япростой человек, дай хоть передохнуть, отдышаться.
Ну ладно, передохни.
Я приоткрыл глаза и вдруг снова открыл их. Глянул на Лизушку. Боже мой! Я действительно, кажется, попал! Невероятная баба! Ну, конечно, золотая, неотёсанная, лексикон, дурацкие манеры. Но всё этоокружение, ил. Не может быть! Так плавать вольно всю жизнь! И вдруг полюбитького? Золотую женщину! Из золота!
Это же конец!
Саморасстрел!
Я тебя люблю, сказал я устало и искренне. Просто так люблю, не за золото. И я вдруг разрыдался отчаянно и безвозвратно.
С кошмарной ясностью я увидел, что мы несовместимы.
Тыредкий, редкий, редкий, с упоением утешала меня Лиза. Никто меня не ласкал так, как ты. Я люблю тебя. И только для тебя я ЭТО СДЕЛАЮ.
Что ещё?
Отломлю пальчик! Мизинчик!
И она схватила свой мизинец и отвела его назад с такой золотой силой, что он действительно мог вот-вот отломиться.
Стой, дура! закричал я. Не надо мизинца!
Нет, нет, отломлю! Я знаю, что ты уедешь, ускачешь, умчишься, уплывёшьвозьми хоть мой мизинец!
Не ломай же! Умоляю! Не надо мне!
Да ты на этот мизинец сто лет проживёшь, а мне будет только приятно, что на МОЙ.
Не тронь мизинец! Иди ко мне!
На некоторое время разговоры про мизинец я замял, но она снова и снова твердила:
Отломлю, чтоб ты стал богатым. Ясно, что на острове ты не останешься.
И ты думаешь, что я смогу продать твой мизинец?
А что такого? спросила Лиза. Конечно, продашь.
В этот момент я снова сошёл с ума, как давеча на острове нищих. Я кинулся на неё и стал молотить золотое и прекрасное лицо своими бедными кулаками. Я бил и бил, и только кровь лилась из моих костяшек. Потом упал у её ног.
Успокоился?
Да, равнодушно ответил я.
Ну что? Ломать мизинец или нет?
Что-что-что? Мизинец? Ты про это?
Ну да, про мой мизинец золотой. Ломать или нет?
Девяносто шестой пробы? спросил я. Хрен с ним, с мизинцем. Не жалколомай. Мне наплевать.
Ну вот и всё, облегченно вздохнула Лизушка. Всё ясно.
Что именно?
Ты такой же, как все. Можешь и кувалдой по башке. Ладно, отломлю тебе мизинчик, всё-таки тыредкость, я таких встречала двух или трёх.
Двух или трёх?
Сама не помню, улыбнулась госпожа Золотарёва.
А мне бы хотелось точно знать, сколько вы ТАКИХ встречали! прошептал я. Пожалуйте мне топор!
Какой топор?
Вот тот! Что там в углу стоит!
Там, в углу замка, и вправду стоял красный топор на чёрном пне.
Зачем тебе топор?
Попрошу на «вы». Подставляйте свой мизинец.
Рубить?! Золото?
Ну не ломать же.
Она заколебалась.
Послушай, сказала она, надо тебе сказать самое главное. Мызолотые, пока живём, а как помрёмпревращаемся в обычных людей. Неживых только.
Эва, удивила, сказал я. Мы тоже, как помрём, в неживых превращаемся.
Но с мизинцем ничего не получится. Это я тебя испытывала. Понимаешь? Его отрубишьон и рассыплется в прах.
Зато с моим получится, ответил я, положил руку на чёрный пень и рубанул изо всех сил.
Глава XCIIIКадастр
Совершенно не помню, каким образом доставили меня на «Лавра», только слышал в забытьи:
У него сильный ожог.
Сам так бабу раскалил.
А я-то думаю, кто это ему ногу отрубил?
А может, сифилис или инфлюэнца?
Да какой там ожогпить надо меньше!
Ещё быстолько керосинить!
Все эти диагнозы и толкования моего болезненного состояния дружно в конце концов сходились на том, что «пить надо меньше». И я, конечно, внутренне с этим соглашался и клялся себе, что, как только приду в себя, сразу брошу пить.
Когда же я пришёл в себя, я сделался неприятно удивлён следующим оригинальным обстоятельством. Дело в том, что у меня была забинтована правая нога, в то время как я точно помнил, что рубанул себя топором по левой руке. Хоть и сделал я это в состоянии аффекта, из-за безумной несовместимой любви, всё-таки помнил дело точно: да, рубанул, да, по левой руке.
В чём дело, Чугайло? спросил я склонившегося ко мне боцмана. Что с моей ногой?
Точно не знаю, говорил Чугайло, прикрываясь от меня фанеркой. Говорят, какая-то баба покусала. От страсти.
Тьфу! плюнул я. Чёрт бы вас всех побрал. А фанерка зачем?
Какая фанерка?
Да эта вот, которой ты прикрываешься.
А это от посылки, пояснил Чугайло. Это я прикрываюсь, чтоб перегаром на вас не дышать, чтоб вам не поплохело.
А рому нету?
Нету. Только самогон.
Ну тащи, хрен с ним.
А чего его таскать, он тут рядом лежит.
Лежит?
Ну да, я его положил. А то старпом, как заметит, что самогон стоит, сильно ругается.
А на лежачий что ж?
А с лежачего чего возьмёшь? Лежит и лежит. Нет, старпом не такой, чтоб лежачего, нет
В этот момент боцман неловко двинул фанеркой, и я отключился.
Когда же я снова пришёл в себя, то оказался сидящим в кают-компании и почувствовал странное ощущение. Это было ощущение, будто я произношу слово: «лавровишня».
Лавровишня? переспросил меня сэр Суер-Выер.
Лавровишня, подтвердил я.
А Кацман говоритфиговый листок.
Лавровишня, упорно твердил я.
Потом уже я узнал, что это был спор о форме острова златосеребряных людей. И спор этот я выиграл: признали, что остров страдает формой лавровишни. Так и записали«страдает формой». Да вы сами почитайте. Вот окончательный
КАДАСТР
всех островов, открытых сэром Суером-Выером и другими кавалерами во время плаванья на фрегате «ЛАВР ГЕОРГИЕВИЧ» с 1955 по 1995 год
1. ОСТРОВ ВАЛЕРЬЯН БОРИСЫЧЕЙформы кривого карандаша.
2. ОСТРОВ СУХОЙ ГРУШИяйцеобразный с деревом посредине.
3. ОСТРОВ НЕПОДДЕЛЬНОГО СЧАСТЬЯнапоминает Италию без Сицилии, сапогом кверху.
4. ОСТРОВ ПЕЧАЛЬНОГО ПИЛИГРИМАопределённой формы не имеет, более всего склоняясь очертаниями к скульптуре «Рабочий и колхозница».
5. ОСТРОВ ТЁПЛЫХ ЩЕНКОВпо форме напоминает двух кабанчиков вокабул, соединённых между собой хвостами.
6. ОСТРОВ ЗАБРОШЕННЫХ МИШЕНЕЙв форме офицера.
7. ОСТРОВ УНИКОРНпо форме напоминает ланиты Хариты.
8. ОСТРОВ БОЛЬШОГО ВНАзолотое руно с вулканическим задом.
9. ОСТРОВ ПОНИЖЕННОЙ ГЕНИАЛЬНОСТИдействительно лежит ниже уровня Океана, формою похож на венок сонетов.
10. ОСТРОВ ГОЛЫХ ЖЕНЩИНобширен как вдоль, так и поперёк. Во время отлива имеет форму яйца, во время приливадвух.
11. ОСТРОВ СЛИЯНИЯ В ОДНО ЛИЦОформы крюка, впоследствии утопленного капитаном.
12. ОСТРОВ ПОСЛАННЫХ НА откровенный каменный фаллос работы федоскинских мастеров и палехской школы.
13. ОСТРОВ ЛЁШИ МЕЗИНОВАболее всего похож по форме на подмосковную станцию Кучино.
14. ОСТРОВ СЦИАПОДчистый додекаэдр левого нажима.
15. ОСТРОВ ОТКРЫТЫХ ДВЕРЕЙформы утиного крыла в полёте.
16. ОСТРОВ САМОВОСПЛАМЕНЯЮЩИХСЯ КАМНЕЙнапоминает, грубо говоря, умывальник, но с двумя камнями на крышке.
17. ОСТРОВ ГЕРБАРИЙформы серпа, раздробленного молотом.
18. ОСТРОВ, НА КОТОРОМ НИЧЕГО НЕ БЫЛО, имеет форму формальных формирований.
19. ОСТРОВ ВЫСОКОЙ НРА в форме очков, переносицу между которыми то и дело заливает водой и высокой нра
20. ОСТРОВ, ОБОЗНАЧЕННЫЙ НА КАРТЕ, хотя мы остров так и не увидели, точно знаем, что по форме он представляет второй слог отчества нашего старпома и звучит бодро: «ХО!»
21. ОСТРОВ, НА КОТОРОМ ВСЁ ЕСТЬ, формы Вавилонской башни, обращённой вовнутрь земли, и это как бы такие погреба и подвалы, в которых и ВСЁ ЕСТЬ, кроме, конечно, боцмана Чугайлы.
22. ОСТРОВ КРАТИЙскала в форме оскала.
23. ОСТРОВ НИЩИХво-первых, изрезан фьордами, а во-вторых, нищие так его загадили, что не видно и первоначальной формы, и окончательной.
24. ОСТРОВ ОСОБЫХ ВЕСЕЛИЙрассудочно-пологой формы с примесью прямоугольных октанов Рудика Руби.
25. ОСТРОВ ЭНЕРГОПОЛформа его целиком зависит от названия, в случае перестановки слоговПОЛЭНЕРГОпередняя часть острова меняется с задней местами, и наоборот.
26. ОСТРОВ ВЕДОМЫХ УЕМоткровенный фаллос, но не каменный, как в пункте 12, а засаженный морковью.
27. ОСТРОВ СОКРОВИЩ БОЦМАНА ЧУГАЙЛОв форме, кстати, Института востоковедения, что вряд ли.
28. ОСТРОВ ЕДОРЕПв форме Эйфелевой башни, которую разобрали и сложили штабелем.
29. ОСТРОВ ЗЛАТОСЕРЕБРЯНЫХ ЛЮДЕЙстрадает формой лавровишни.
Ну вот и всё, сказал сэр Суер-Выер, обнимая меня. Двадцать девять островов, не так уж и много, могли бы открыть ещё пару.
Жалко, что мы так и не доплыли до Острова Истины, сэр.
Как то есть? Погляди-ка вперёд.
Фрегат наш, любезный сердцу «Лавр Георгиевич», приближался к некоему островку. Островку? Да нет, пожалуй, это был обширный остров. Виднелись не только деревья, но даже целые города, поля, болота и вырубки.
И вы думаете, сэр, что это Остров Истины?
Без всякого сомнения, сказал сэр Суер-Выер.
Но почему?
А потому чтопора, брат! Пора! Старпом! Шлюпку!
Будем открывать? спросил я.
Обязательно.
Извините, сэр, сказал я, перед тем, как открыть остров, можно задать вопрос?
Пожалуйста.
Не пойму, почему мне забинтовали ногу?
А дело простое. Ты так орал, что отрубил себе руку, что пришлось хоть что-нибудь забинтовать, дабы успокоить экипаж. Итак, пожалуйте в шлюпку.
После вас, сэр, сказал я.
Нет-нет, сказал сэр Суер-Выер. Истина познаётся в одиночестве, друг мой. Иди.
И я спустился в шлюпку, разбинтовывая забинтованное не мною.
Глава XCIVОстров истины
Как только нос шлюпки врезался в песоксразу и началась истина.
Ну как там у тебя? крикнули с фрегата. Есть ли там истина?
До хрена! ответил я и бодро двинул вглубь острова.
«Пойду не оглядываясь, вот что я про себя решил. Оглянусь, когда пройду весь остров и увижу океан с другой стороны».
Я шёл неторопливо, разглядывая
лица девушек и деревьев,
перья птиц и товарные вагоны,
хозблоки и профиль Данте.
Довольно быстро я прошёл весь остров и снова увидел океан с другой его стороны.
«Пора оглянуться», подумал я, но почему-то не хотелось.
Заставил себяоглянулся.
Как я и предполагал, сзади ничего не было, океан двигался следом, замываякакое неприятное словокаждый мой шаг. Конечно, я об этом догадывался и всегда слышал его шуршанье за спиной.
Сокращался остров, уменьшался. Я убивал его своими шагами. Пройти до конца оставалось совсем немного, ноочень интересно. И хозблоки там ещё виднелись,
и профиль Данте,
лица девушек и деревьев,
перья птиц и товарные вагоны,
и ещё мальчик и девочка
Я это ясно увидел и решил закончить этот пергамент. Закончим его внезапно, как внезапно кончится когда-то и наша жизнь.
В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО, В КОНЦЕ ЕГО, КОНЕЧНО, УЖЕ НЕ БУДЕТ.
Глава XCVДевяносто пятая
Конечно, есть и другие толкования этого сложного предмета, из которых нас устроит только одно:
В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО, И БЫЛО ОНОБЕСКОНЕЧНО
Приложение
Глава XLIXНенависть
Я что-то ненавижу, а что именнопозабыл, обмолвился однажды лоцман Кацман.
Давайте, давайте, лоцман, вспоминайте, поторопил Суер. Мы твёрдо должны помнить, что ненавидим.
Лоцман попал в ловушку. Он заюлил, заскулил.
Нас это никак не удовлетворило. Чувствовалось, что корни ненависти уходят в лоцмана поглубже.
Не дай вам бог, лоцман, со значением заговорил Пахомыч, не дай вам бог ненавидеть то, что мы любим.
Что вы! Что вы! Я же с вами плыву, значит и ненавижу то, что вы.
Хотелось бы знать, что именно, настаивал старпом под одобрительным глазом капитана.
Ну я вон то ненавижу, вон то, ныл Кацман, указывая пальцем на то, что болталось неподалёку.
Это мы действительно все ненавидим, подтвердил Суер-Выер. Кстати, боцман, когда вы уберёте это самое, что болтается? Меня давно интересует: долго ли оно ещё будет болтаться? Немедленно убрать!
Раздавая подзатыльники и матерясь на каждом шагу, боцман кинулся исполнять приказ капитана.
А ещё я ненавижу вон то, показал Кацман, вон то, что к стенке прислонено.
А стенку, спросил капитан, тоже ненавидите?
Что вы, сэр! Стенку я очень даже уважаю, люблю, в ней много того, что заслуживает полного а вот то, что прислонено, сильно ненавижу!
Боцман! Ну вы закончили там? Отслоните прислонённое!
А куда после деть?
Это меня не касается. Сказано «отслонить» отслоните немедленно и девайте куда хотите.
Эй, Ковпак! крикнул боцман проходящему кочегару. Ну-ка давай, это самое, помоги! Хватайся вон за тот край, да полегче, это самое, заноси левее, дубина
Ну-с, лоцман, сказал Суер, это всё?
Ой, что вы, кэп! Я ещё ненавижу всякое, какое высовывается! Ух! И лоцман сжал кулаки с закипающей яростью. Высовывается и высовывается!
Мы огляделись.
Да, вокруг нас многое, конечно, высовывалось. Но я считаютерпимо; противно, нет слов, но можно и не впадать в такую ярость, нервы всё-таки, сосуды
Э, господин Чугайло, э сказал капитан. Попрошу вас всё, что высовывается, загнать на место. Я не говорюуничтожить, просто загнать на место.
Чего куда загонять, кэп? сказал боцман, вытирая руки об штаны. Вон то, что ль? Что высовывается?
Желательно.
Боцман плюнул и чугунным своим сапогом стал заталкивать на место то, что высовывалось.
Всё, что ль, запихнул? раздражённо спросил он лоцмана.
Не всё, не всё, вон там ещё что-то торчит!
Погодите, сказал старпом, это всего-навсего торчит. Торчит, но не высовывается. То, что высовывается, это я и сам ненавижу, а то, что торчит, пускай себе торчит на здоровье.
Нет-нет, закапризничал лоцман, запихните это или сломайте!
Послушайте, кэп, сказал Пахомыч, эдак он нам все мачты переломает. Прикажите отставить!
Отставить! приказал Суер, и в этот момент то, что боцман отслонил недавно от стенки, как-то крякнуло, покачнулось и медленно стало падать.
Поберегись! закричал Чугайло, и тут же всё, что раньше высовывалось, снова повыскакивало отовсюду, а что болталось, вылетело из-за угла, да ещё на какой-то палке, и снова стало болтаться, приплясывая.
Боцман не знал, куда кидаться. Он и падающее подхватывал, и топтал каблуком.
Жалко боцмана, сэр, крякнул Пахомыч. Какой-никакой, а всё-таки боцман. Разрешите всё оставить по-старому.
Это мудрое решение, согласился Суер. Боцман, вы свободны.