Поверь мне, говорил Энок, и у меня был соблазн идти к людям и проповедовать; то было неодолимое искушение плоти, ибо добиться этогобольшая честь, и награда за этобезмятежные дни (Ларс кашлянул и покраснел). Но сперва я прислушался к Слову Божьему, и там нашёл я чёткое объяснение. «Когда ты сам пытаешься учительствовать, поведал мне Святой Дух, то ты пренебрегаешь твоим собственным призванием; но ты совершаешь нечто более ужасное: ты порицаешь Господа. Ты словно говоришь Ему, что Он послал нам слишком мало учителей, либо плохих учителей; что Он не распорядился этим как следует, и ты полагаешь, что нам следует помогать Ему»; и этодуховное высокомерие, Ларс, а сие есть грех.
Ларс возражал горячо и убедительно. Он был призван Святым Духом, пускай он не учитель по профессии; многие учили и проповедовали, хотя у них не было на то королевской грамоты Но Энок не сдавался:
«Существующие же власти от Бога установлены!» И мы не вправе нарушать Его постановление, пусть нам кажется, что у нас есть на то «призвание»; такое «призвание»не от Бога; оно может происходить от плотских побуждений.
Они расстались, моля Господа вразумить их обоих, и Ларс, уходя, пылал от гнева.
Лишь когда Энок был в отъезде, его домочадцы могли пожить нормально и по-человечески.
Однажды он уехал в Осе в комиссию помощи бедным; и женщины тотчас затеяли стирку, и Гуннар отправился в погреб перебирать картошку, и в доме словно воцарился праздник. На стол подали вкусную еду, дом огласился весёлой болтовнёй и смехом; а Гуннар, наскоро перебрав половину картофелин, уселся за свою повозку, к которой он не притрагивался с тех пор, как отец стал таким странным.
Погода выдалась сырой и промозглой; снег падал мокрыми, тяжёлыми хлопьями, воздух был влажный и неприятный. Хорошо было б выпить чашечку кофе; у Анны оставалось немного из старых запасов, и она решила их использовать. Ведь Энок вернётся домой не раньше вечера. И служанка привыкла пить кофе после стирки. Тотчас по дому разнёсся свежий, приятный кофейный аромат, и женщины были так рады и довольны, что светились от счастья.
Но едва кофе сварился, случилось непредвиденное: вернулся Энок.
Анна услышала его шаги в коридоре и вздрогнула так, что ей стало плохо. Скорей кофейник с огня и под лавку; сердце бешено колотилось, глаза горели тут отворилась дверь, и там стоял Энок.
Просто стоял там.
Жуткий страх охватил Анну при виде его; она не сделала ничего дурного, и всё-таки чувствовала себя беззащитным ягнёнком; спиной почуяла она его пристальный взгляд. И всё перед ней потемнело и замерло, словно перед бурей.
Вот как ты слушаешься своего мужа как и Господа Бога, медленно и холодно проговорил Энок.
Тяжёлая ярость вскипела в ней, и она нашла, что ему ответить:
Но ведь я не должна была выбрасывать кофе? Анна стояла к нему спиной, держась за скамейку.
Ты, не должна превращать своё сердце в разбойничий притон, Анна. Ты хорошо знала, что это мне не понравится. И потому решила схитрить, пока меня не было дома. Но есть Тот, кто видит всё; и Он постановил, что ты должна слушаться меня. Отныне тебе урок на будущее. Никаких посиделок с кофе не будет в моём доме; и если ты не выльешь это дьявольское пойло, я сам сделаю это!
Он подошёл ближе.
Вылить то, что нам даровано Господом! Анна сползла на пол. Она не помнила, чтобы так дико кричала. Глаза, устремлённые на Энока, были такими страшными, что тот забеспокоился.
Если б это был бренневин! кричала Анна. Но мне всегда становилось легче от глотка кофе, особенно когда я ждала от тебя детей!.. а теперь, если так пойдёт и дальше, я могу выкинуть Она залилась слезами.
Если ты больна, ты должна молить Господа о помощи; это Он карает тебя за твои грехи.
Я думаю, нам не грех пользоваться тем, что Он даровал нам, всхлипнула Анна.
В Писании сказано: «Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтоб исцелиться».
Но теперь Энок должен был получить своё; Анна так разгорячилась, что ей было всё едино.
Я знаю, что и моё слово в этом доме должно что-то значить! Я ведь пришла сюда не в чём мать родила. Но испугавшись своей решимости, она поспешила отступить. Если твоя душа жаждет обрести мир, то верь во что угодно, ты знаешь, явсего лишь несчастная женщина и мне нечем защитить себя она рыдала. И если ты не позволишь мне слишком многого
Этот кофе, должно быть, создан Дьяволом, ибо он так отраден для плоти и крови. Тем охотнее ты должна пожертвовать им, так же, как ятабаком.
Энок подошёл, взял кофейник и отправился к выходу.
Я ни капельки не шучу! завопила Анна в ужасе. Ты наверняка доживёшь до того, что в один прекрасный день превратишься в жалкого бедняка и будешь молиться Богу, чтобы он послал тебе чашечку кофе!
Всё в руках Божьих, сказал Энок неуверенно.
Он вышел и вылил кофе в помойную яму.
Когда он вернулся, Анна была в постели. Энок догадывался, в чём дело: она просто хотела, на свой бабский манер, припугнуть его; но он человек бывалый, этим его не проведёшь. Оправившись от смущения, он спросил:
А где Гуннар?
Я думаю, ты сегодня отправил его в погреб, вздохнула Анна.
В тот же миг Гуннар зашевелился в своём закутке, и Энок услышал его. Бедняга не смел шелохнуться всё время, пока отец был рядом; теперь он попался. Анна натянула подушку на ухо, не в силах слышать, что будет дальше.
Но когда Энок в кухне принялся пороть сына розгами, Гуннар закричал так жалобно, что ни подушка, ни одеяло не могли заглушить крика. Анна похолодела, её затрясло от ужаса; она доползла до шкафчика над кроватью и выпила гофманских капель. А когда Энок вернулся, она сказала ему такое, отчего ей полегчало:
Ты должен позвать Марту; может быть, мне понадобится повитуха
И слава Богу: она видела, что это подействовало на Энока.
А Гуннар лежал в тёмном погребе, злился на отца и плакал.
Никогда ему не удастся доделать свою повозку! Но всё-таки ему мог представиться случай. Ведь можно работать по воскресеньям.
Раз в две недели в воскресенье Энок ходил на проповедь в церковь в Осе, и тогда Гуннар был сам себе хозяин. Разве что эти проклятые уроки но Гуннар мог сделать их в субботу вечером.
Однако когда подошло время следующей проповеди, Энок заявил, что он больше не пойдёт в церковь.
Он не питал никакого уважения к пасторскому сословию; но не в этом дело. Энок знал, что Слово Божье не умаляется оттого, что его произносят уста человека. Но Господь пожелал, чтобы он был священником в своём доме. Энок не мог брать всю семью с собой в церковь; а стоит ему уйти из дома, как возникает опасение, что его домочадцы не столь усердно служат Богу; потому он решил утвердиться хозяином в своём доме, дабы никто из его близких не ощущал недостатка в духовной пище.
Гуннар выл от злости, глотая слёзы. Отец выпорол его так, что он едва не задохнулся. Последняя надежда угасла. И воскресенье стало для него чёрным днём.
Но Энок был на седьмом небе от счастья.
С упоением читал он Писание с утра до поздней ночи: Слово Божье было его отрадой. Господь водил его по райским зеленеющим пастбищам, поил из чистейших родников; и Энок резвился, как жеребёнок на лугу, как дитя, нежился на солнышке.
Зелёный стол был вынесен из спальнион был предназначен для вкушения духовной пищи, а красный стол в кухнедля насыщения грешной плоти. Чтобы было светло, Энок передвинул обеденный стол в тёмный угол поближе к двери, а зелёныйпоместил между окнами, под зеркалом. И когда Энок стоял у него, он чувствовал себя священником в доме своём, и лицо его сияло неземной улыбкой, и он сглатывал слюну, причмокивая, словно от похоти.
О, как же славно было ощутить себя здесь, рядом с Иисусом, в объятьях Его сладостной и крепкой любви! Пускай за окном надрывается ветер, пускай небо серое и холодное. И чем сильнее почерневшие деревья шумят и распевают жуткую песнь о зиме, о смерти и обречённости всего сущего, тем радостнее мы молимся; и что нам до мира, скованного холодом, когда в нашем сердцетепло и солнечный свет?
Но в сумерках, когда глаза уже ничего не видели, Энок присаживался и заводил беседы о Господе. Рассказывал, как плохо было ему раньше и как хорошо теперь; объяснял, чему Бог научил его и что показал ему; потом зачитывал отрывки из Писания, особо пришедшиеся ему по душе, всякий раз подыскивая сравнения для своих домочадцев. Анна часто понимала, что вот это касается её, Гуннар получал своё каждый день; а если Марта оказывалась рядом, то и ей хватало назиданий, большей частью оттого, что по воскресеньям она работала в усадьбе, вместо того чтобы участвовать в домашнем богослужении.
Гуннар поначалу пребывал в полном отчаянии. Ему приходилось сидеть и слушать отца, но вскоре он засыпал, за что получал розог. Потом ему пришлось стоять у стола, когда Энок читал из Библии; и это отчасти помогло, ведь так проще бороться со сном. Но Иоганн Арндт казался бесконечным. У него было «семь важных положений, относящихся к подлинному христианству», и Гуннар напрягался изо всех сил, но никак не мог слушать дальше третьего. После него он ещё немного тужился; тужился как мог; тёр глаза, думал о розгах; «но этоподлинное основание и символ веры и никто не может обратиться к Господу без искреннего признания» розги, розги! «ибо нет блаженства ни в чём ином, и ничьё имя» Гуннара сморило. Он задремал и тут же проснулся, задремал и проснулся. Задремал и уснул. Ах! он проснулся от сильного толчка, в глазах побелело, всё было как в тумане; уфф! это отец; розги; Гуннар должен просыпаться.
Но в конце концов он всё-таки нашёл выход. Лучше было не слушать, что говорит отец, а просто думать о своей повозке. Какой она должна быть; как он приделает к ней то и это; где он раздобудет краски, в какой цвет выкрасит колёса и прочие детали. Это помогло удерживаться ото сна; иногда Гуннару даже становилось приятно, как будто он уже доделал повозку. Но его мысли устремились дальше: Гуннар мечтал построить мельницу, много кораблей; думал, как бы смастерить такую штуку, при помощи которой можно ходить по воде. Со временем его фантазии так овладели им, что он мог переноситься в другие времена, причём не только по воскресеньям. И как досадно было, что Серину не заставляли стоять и слушать, когда отец читал; она присаживалась на стул к матери и там могла дремать и даже спать сколько угодно!
Энок осознавал, что ему предстоит тяжёлая борьба. Но он лишь радовался этому. Идущий за Иисусом должен бороться, дабы одолеть мирские соблазны.
И Энок наверняка выйдет победителем, ведь теперь он не один. Сердце Анны со временем смягчилось, и дети уже не боялись отца. Потому он просил их уверовать в Господа, дабы Дух Святой рано или поздно снизошёл на них в Слове Божьем. И если этоочередное испытание для Энока, то ему следует быть терпеливым. Хуже всего с Гуннаром; крепко сидел в нём Адамов грех; но Господь вряд ли оставит Энока без помощи. Ведь он ниспослал нам чудесный дар в виде свежей берёзовой розги. О, какое блаженство наступит в тот миг, когда Энок в один прекрасный день скажет, как Гедеон: вот я, господи, пред Тобою, и все, кого Ты даровал мне!
Многие будут язвить и смеяться, люди подумают, что Энок рехнулся; но быть осмеянным и поруганным ради Иисусаразве не есть величайшее из благ? И как сказал Арндт: чем более ты осмеян своими детьми, тем крепче ты должен утвердиться в христианской вере. И наверняка придёт день, когда Энок будет смеяться, а они станут рыдать.
Но труднее всего было бороться с самим собой. Будь он рядом с Господом на Фаворе, он не подозревал бы, что эта борьба может длиться вечно.
Энок знал о своих слабостях, где Сатана мог превозмочь его: любовь к суетному миру и забота о ближних всегда были его излюбленными грехами. Здесь нужно быть настороже. В сердце своём Энок отрешился от мира; теперь нужно изгнать все мирские помыслы и желания, дабы не предаваться суетному. Молиться, молиться непрестанно; стоит только уснутьи лукавый тут как тут.
Энок неистово молился Господу, желая отогнать от себя всё мирское; и однажды, когда он, размышляя об этом, открыл Писание, взгляд его упал на слова Иисуса: «Не заботьтесь о завтрашнем дне».
Эти слова утешили Энока. Он обратил взор в небеса и поблагодарил Господа. Этими словами он мог отгородиться от мира железной стеной.
Не рассуждать о том, что грядет; жить здесь и сейчас в благости Божьей, вот истина. А если начнёшь думать, что станет «после», о будущем, о грядущем, скажи себе: «Не заботьтесь о завтрашнем дне»! и тогда все дьявольские ухищрения рассыплются в прах.
Глаза Энока прослезились от радости и умиления. Что ему стоит одолеть Лукавого, если сам Господь вооружил его? Какое богатство, сила и мощь стоят за каждым словом Божьим, стоит лишь взглянуть на него незамутнённым взором!
И Энок почувствовал просветление. Он молился об этом «здесь и сейчас» и пребывал с Господом каждый миг. И все мирские тяготы и заботы как будто улетали прочь. Словно Бог спрятал Энока за крепостной стеной.
Негодным было всё, что в чём-то могло противоречить воле Господа. Если Энок иногда сомневался, как поступать, он скорее всего отвергал то, что было приятно для плоти и крови; тогда он был ближе к Богу. И Святой Дух свидетельствовал, что он на верном пути. Но стоило Эноку проявить слабость и потворствовать плоти, его мучила совесть. Словно солнце скрывалось за тучами, а в сердце поселялся холод и мрак. Но Святой Дух непрестанно был с Эноком, так что и совесть его с каждым днём становилась всё более бдительной.
В Новом Завете он читал о дне Страшного Суда, когда Судия отделит овец от козлищ. «Алчущим вы дали пищи, жаждущих напоили, и приняли странников к себе; и так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали мне». Энок повернулся к жене и прибавил:
Слышишь, Анна? Бог-Отец желает, чтобы мы никогда не отказывали бедным в пище и приюте. Ибо то, что мы делаем им, мы делаем по отношению к Иисусу.
Анна разгорячилась.
Знаешь ли, всякие тут ходят, попробовала она вразумить мужа.
Не беспокойся об этом, отвечал Энок. Ибо чем больше их приходит к нам, тем большее нам уготовано на небесах!
Однажды он явился с новой затеей.
Жди, скоро у нас в доме появится чадо Божье, сказал он.
Анна посмотрела на него: что он имеет в виду?
Вдова в Хейаланде, продолжал Энок, была здесь и жаловалась на нужду; и я пообещал взять одну из её дочерей к нам, чтобы ей стало легче. Я знаю, что этого желает Господь; и я смею надеяться, что ты ничего не имеешь против?
Анна тяжело и сдержанно вздохнула:
Сколько ей лет?
Ей около двенадцати. Так что она и тебе может чем-то помогать теперь, когда Марта от нас ушла.
Тогда мы, пожалуй, опять наймём служанку? нетерпеливо спросила Анна.
Если ты найдёшь такую, которая верует в Спасителя, то можешь её взять а легкомысленных детей мира сего я не желаю больше знать.
Анна отвернулась.
Батрака я тоже не хочу нанимать, заявил Энок радостно. Я знаю, что Господь силён в немощных; и Он наверняка поможет мне. А если Он пособит мне, то и тебе тоже, стоит тебе попросить Его. Вот Серина уже начинает понимать это
Могла ли Анна разуметь, что стало с его рассудком?
Иметь слугне что иное, как древний предрассудок. Как будто мы не верим, что Господь готов помочь нам в той работе, которую возложил на нас. Но нам нужно всего лишь довериться Ему. Ты знаешь, имей мы веру с горчичное зерно, мы могли бы двигать горы.
Да!.. если ты просто-напросто хочешь меня угробить Я скоро так устану от этого, захлёбываясь от слёз, говорила Анна, что мне уже будет всё равно!
Но ведь всё лучше, чем ты думаешь, утешал Энок. Вся власть на земле и в небесах принадлежит Господу; твоя мелкая возня для Негоничто. Но Он являет свою силу в немощных, помни это, и молись.
Он ушёл, гремя своими деревянными башмаками, и выглядел довольным. Анна застыла, измученная и беспомощная; слёзы текли по щекам, но она их не замечала.
IX
Приближалось время занятий в школе, и Анна радовалась этому.
Одну неделю осенью и однувесной уроки проходили в усадьбе Хове, и это было весёлое время. Да, школа порой приносила некий беспорядок и хлопоты в доме, но было и немало приятных вещей. Достаточно было посмотреть на этих резвых детей, как все тяжкие мысли уходили прочь. Эти малыши так легко воспринимали мир, они не забивали себе голову заботами о завтрашнем дне. Когда-нибудь настанет их черёд заботиться, но сейчас, пока они не повзрослели, им так хорошо! И Анна так любила сидеть рядом с ними за прялкой и слушать, как учитель спрашивает уроки. И эти часы ей были очень приятны. Если она не узнавала для себя чего-то нового, то могла вспомнить то, что позабыла со школьных лет; и в памяти ясно оживала пора её детства. Иногда ей даже казалось, что она вновь переживает свои детские годы.