Не знаю, фыркнул. Просто подумалось. А это важно?
Саня более не улыбался, чуть поджал губы. Их вкус омежка помнил отлично. И рождаемые ими, припадающими к ямочке за ушком, щекотные ощущения, тоже. Приятно было, и возбуждало
«А может, и не зря папа озаботился, позвонив Сане? Может, папа умный и прав, а я слепой глупышка, и ошибаюсь»?
Открытие озадачило.
Чтобы скрыть накатившее смущение, Ваня опустил внезапно порозовевшее скулами лицо и уставился на свои обломанные, требующие маникюра ногти. Совсем в больнице руки запустил. Безобразие.
Сань
Да, Иви?
Я домой хочу, Сань. Пожалуйста
Звякнули воткнутые в замок зажигания и прокрученные ключи, мотор заурчал, и мазда тронулась.
Саня и Ваня, под перестук по стеклам и крыше машины припустившего дождя и взвизги снующих туда-сюда, сгоняющих воду дворников, ехали домой. Они молчали всю дорогу, просто молчали, наслаждаясь идущим от включенной печки теплом.
Но это было особое, новое, неведомое омежке ранее, насыщенное молчание. В нем слова оказались как-то странно не нужны и лишь разрушили бы создавшуюся уютно-интимную атмосферу близости. Не телесной, нет. Иного рода-племени.
Заботливый, не желающий, чтобы и без того нездоровый Ваня промок под льющим, словно из ведра, дождем и расхворался еще пуще, Саня подогнал машину к самому парадному, но выходить не спешил. Повинуясь его знаку, омежка убрал уже положенную на ручку двери руку и повернулся вполоборота, готовый слушать. Похоже, не один он хотел бы перетереть без свидетелей.
Убедившийся во внимании парнишки альфач немного помолчал, собираясь с мыслями, покусал себя за фалангу большого пальца и, наконец, решился заговорить.
Иви, от устремленного в зрачки изучающего пристального взгляда Ваня внутренне съежился. Насколько я тебе нравлюсь?
Ваня понятия не имел, как ответить на сей вопрос внятными словами, потому между прочим, прелестно и очаровательно покраснел, перестал ежиться и нерешительно потянулся губами к альфячьему близкому рту. Коснулся. Слегка углубил. И смутился порыва и тянущего сладкого отклика в низу живота, прикрылся ладонью. Облизнулся украдкой и довольно муркнул надо же, а память-то не подвела, вкус тот же, приятно знакомый.
Иви?..
Да, Саня?.. почему усилился запах кофе? Течка же еще далеко?..
Я тебе нравлюсь. Не сомнение уже, утверждение, и отчетливые удовлетворенные нотки в упавшем почти до хрипа низком альфячьем голосе. Расскажешь про выкидыш?
«Выкидыш?! Какой еще выкидыш?! Это был вовсе не выкидыш, аборт»!
Так расскажешь, Иви? Посмотри на меня!
Ну, Ваня посмотрел разве можно не посмотреть, когда так нежно поглаживают подушечками горячих пальцев подбородок и ответил, глядя в устремленные на него сияющие, серые он только теперь разобрал точно глаза, предельно честно:
Это не был выкидыш, Саня. Тебя неверно информировали. Мне сделали аборт, или я бы умер. Впрочем А внутри, там, внизу живота, продолжало разливаться нарастающее желание Я все равно бы не оставил ребенка. Не хочу детей, совсем. Хорошо, что у меня их никогда больше не будет
Саня моргнул, и его лицо, только что прекрасное, одухотворенное, потухло, словно выключили спрятанную в черепе лампочку, и стало прежним, грубоватым.
Не понял, парень выпустил запястье омеги. Что значит не будет?!
Ваня дернул плечом и равнодушно оскалился.
То и значит, сказал. Врачи уверены, я теперь бесплодный. Эка проблема, бля, зачем нам с тобой мла и осекся, оборвав фразу на полуслове такое странное выражение исказило черты Сани.
Несколько секунд альфач молчал, размышлял. Потом спросил:
А не пожалеешь, малек? Без детей? Пожалеешь же!
«Уже не Иви. Лови, омежка, непостоянство чужака. А так замечательно целовались»
Может быть, ты и прав, Ваня, не желающий больше поддерживать кажущийся ему бессмысленным, надоевший разговор, отвернулся к окну и чиркнул пальцем по запотевшему от двойного дыхания стеклу. Но сейчас я ни о чем не жалею. Ясно?!
Саня резко отпрянул, бледный, заморозившийся, миг, и он уже распахнул дверцу и вывалился из машины. Тоже закончил разговор? Да?
«Саня! Вернись»!
====== Часть 8 ======
/Спустя три года/
Ванюшааа!
Никакой реакции.
Да Ванька же!
Щекотное перебралось с верхней губы, где шалило до этого, по носогубной складке к носу, дремлющий омега сморщил мордашку, тихонько-недовольно простонал и чихнул. Открыв глаза, сонные и расфокусированные, он в упор уставился на лежащего рядом, опирающегося на локоть, в пальцах белое перышко из подушки, любовника.
Сима! укорил хрипловато, но ласково. Вот чего тебе надо, а? Скучно, что ли?
Альфач радостно, широко ухмыльнулся и продолжил щекоталово, вызвав у омеги еще одно звонкое «апчхи».
Отчихавшись, Ваня рассмеялся, очень музыкально, провоцирующе, и обвил шею играющегося Максима руками, потянул на себя, целовать. Перышко оказалось забыто, скользнуло, выроненное, на ковер, и осталось в полосе падающего из щели неплотно прикрытой двери света.
Двое тонули в поцелуе, глубоком, мокром и страстном, их языки и тела сплелись, а руки неспешно загуляли, оглаживая и пощипывая доскональнно уже изученные за почти полтора года связи чувствительные местечки.
Ванюшка, шептал альфач с жаркими придыханиями между вычмокиваниями. Ванечка, мальчик мой хороший Люблю тебя
Симка, не менее горячо отвечал омега, не веря ни единому сказанному партнером слову, Симка, еще
Между прочим, правильно не верил не любил его Максим, совсем. Просто Ваня жил один, в собственной угловой, без стучащих в стены соседей, квартире, был удобен и не скандален, отзывчив в сексе даже между течками, ну, и нравился альфачу, конечно, стройненький, хорошенький. Плюс вкусно готовил и не требовал постоянных ухаживаний и дорогих подарков. Что еще можно пожелать от омеги? Почти идеал для отношений!
Ванечка
Перевернутый на спину Ваня развел пошире согнутые в коленях, в меру длинные, стройные ноги, демонстрируя готовность принять и тяжесть, и таран и, возбужденно облизывая припухшие, пунцовые губы алым кончиком язычка, нетерпеливо заерзал по простыням ягодицами, каждым своим
движением как бы утверждая хочу!
И альфач оправдал его ожидания шустро приподнялся и накрыл сверху, пристраиваясь между омежьих сильных бедер, подправил рукой норовящее промахнуться мимо увлажненного предварительно маслом входа налитое похотью копье.
Аааххх! сладко всхлипнул Ваня, подстраиваясь под первый пробный толчок и впуская внутрь длинную, толстую альфячью гордость. Больно, Сима!
Не предупреждение просьба. Значит, сейчас омега хочет по жестче. Что ж, значит, получит раскрытая ладонь Симы немедленно обрушилась на бедро любовника, наградив обжегшим кожу звонким шлепком.
Ваня выгнулся в пояснице с исполненным безграничного удовольствия вскриком, и сплел ноги в щиколотках вокруг торса активно работающего тазом альфача, закрывая замок, замотал от избытка ощущений по подушке головой.
Сильнее, Сима у него аж пальцы на стопах поджались. Ооо, сильнее Больно
Прелесть омега, гибкий, охочий до экспериментов, раскованный. Твори с ним, что фантазия придумает, шлепай, связывай, загибай буквой «зю» и ставь в любую почти камасутровскую позу, растяжка позволяет.
Но. Сима его не любил, впрочем, взаимно. Не срослось почему-то. И чего обоим не хватало до любви? Загадка.
Сима, Симочка, больно!!!
Шлепок, еще шлепок, и еще, сладостные всхлипы вдалбливаемого в матрас мчащего к взрыву Ванечки, звериные взрыки догоняющего Максима, хлопки паха о ягодицы, звуки смачных поцелуев и жалобные скрипы раскачиваемой кровати. Острый запах секса и свежего, трудового пота. Классно-то как! Ну, просто рай земной
Дааа! Симааааа! Больноооо!!!
Сколько искреннейшей радости от обычной порки ладонью. На, на, получай, и кричи, малыш, кричи!
Кричи для меня, Ваня!!!
И Ваня кричал. Ох, как же кричал, захлебываясь смесью боли и наслаждения, срывая горло, а потом оба с подвывом изверглись, практически одновременно, бурно, содрогаясь мелкими конвульсиями.
Альфач рухнул сверху на продолжающего трепыхаться в послеоргазменных отголосках омегу и прижал к постели, награждая долгим благодарным поцелуем.
В душ пойдешь? спросил, с гортанным низким примуркиванием. Или отнести?
Ваня посмотрел кротко-влажно, сквозь ресницы:
Отнеси
Привычная и ему, и Симе игра в любовь и заботу. А почему, собственно, нет? Ведь обоим комфортно и отношения не напрягают. Зато родители напрягают, с двух сторон, мощно прессуют, все мозги выели, когда свадьба.
Никогда. Ваня только недавно универ окончил, нашел высокооплачиваемое место в экспериментальной лаборатории, Максим активно делает карьеру в фирме, выпускающей медоборудование, а детей у них родиться не может, Ваня бесплоден. Проверено десятком проведенных вместе, полновесных течек, не залетает омега, хоть как его узлом закупоривай.
Вань
Что, Сима, душа моя?
Ты мне шампунь в глаза насовал. Смой, щиплет
Прости, мальчик мой хороший Сейчас
Утомленный сексом омега позволял себя мыть, подставлял по очереди под трущую кожу мочалку разные части тела, ворковал что-то невнятное, пряча взгляд за веками. Обычно после соития парень вел себя иначе, ластился, улыбался в лицо, но не сегодня.
Сима
Что, Ванюша?
Ты помнишь, завтра вечером мы выходим в клуб?
Помню, Ванюша, помню. Не беспокойся. А что ты наденешь? Давай ту голубую рубашку, шелковую? Ты в ней такой красивый
Неее, Сим. Опять лезть будут Я лучше черное все надену. Спрячусь. Не хочу, чтобы ты ревновал
Вань?
Да что!!!
А с чего ты взял, что я ревную? Я вовсе не ревную
Омега повернулся намыленной спиной и фыркнул.
Ниже, велел, отставляя с намеком ягодицы. Там грязи море, надо бы потереть хорошенько.
Уже тру, член альфача мгновенно воспрянул от подобного предложения и заныл. Тру, тру
Ваня подался по-прежнему отставленной попкой назад, пока возбуждение Максима не уперлось ему в ложбинку, и заерзал, тело к телу, более не намекая, требуя загони.
Его собственное достоинство, некрупное, но идеальной формы, уже стояло по стойке смирно, прижимаясь к низу живота. Готово к бою рапортовало.
Сима принял вызов, подхватил кусающего губы, быстро дышащего любовника под плоский, с кубиками, живот и плавно, слитным, неспешным движением вошел в мокрую после недавнего траха, еще не успевшую закрыться, манящую дырку.
Симочка, счастливо всхлипнул Ваня, поддавая навстречу.
Ну, что за омега такой ненасытный, помыться толком не дает. Кошмар...
====== Часть 9 ======
Приостановившись на мгновение, Ваня перекинул из руки в руку пакет с продуктами и, шипя от боли, подул на освободившуюся ладонь тонкие ручки врезались в кожу и оставили красный вдавленный след.
На площадке прямо перед омегой несколько альфочек и двое омежек кричали друг на друга, ругались из-за только что забитого гола. Совсем мелкие еще пацанчики, лет по пять-шесть.
Ваня поморщился он устал после долгого рабочего дня, и их крики отдавались в голове нудной болью. Поспать бы пару часиков
Колена что-то коснулось, и парень опустил глаза вниз. Ребенок, совсем крохотный, стоял, запрокинув кудрявую темную головенку, и смотрел, приоткрыв пухлый вишневый ротишко. К груди чудо прижимало плюшевого коричнево-золотистого потрепанного мишку с оторванным ушком.
Привет, вежливо поздоровался с малышом Ваня.
Чудо продолжало смотреть и молчало. А потом протянуло игрушку и улыбнулось, так светло и чисто, как умеют только дети, и предложило, выговаривая для своего возраста слова довольно внятно:
Беи. Ты гусный осень. Миса холёсий.
Вот так. Даже двухлетка, и тот чувствует ауру исходящих от Вани печали и неудовлетворенности.
Впечатленный красотой и добротой малыша, омега присел на корточки и покачал головой.
Спасибо, мой хороший, он потрепал ребенка по нежной румяной щечке. Но я не могу взять твоего мишку. Мишка к тебе привык и тебя любит. А я ему чужой, со мной он затоскует
Малыш пискнул нечто невнятное, похоже, испугался, и дал деру. Не разревелся, уже здорово. Ваня проводил убегающего кроху задумчивым, погруженным внутрь взглядом и вздохнул.
С каких пор он начал замечать чужих малых ребятишек не для того, чтобы пренебрежительно скривиться им вслед? С год примерно?
Не ходить ему, поглаживая округляющийся под блузкой-разлетайкой животик. Не возить по двору коляску. Не расцвести улыбкой в ответ на улыбку своего малютки. Не случится никогда. Его удел идеальный, неоскверненный детской ручонкой порядок в квартире, меняющаяся череда любовников и линяющие, избалованные вниманием хозяина, стерилизованные, раскормленные кошки.
Так утверждают врачи. Не один-единственный, все, у кого Ваня был на приеме, хором. Неизлечимо.
Подхватив пакет, омега еще раз вздохнул, сплюнул на гравий дорожки загорчившую слюну, усилием воли прогнал мысли о собственной дефектности и пошел к дому. Приближалось время ужина, а в холодильнике шаром покати, Симу кормить нечем, вернется с работы голодный и злющий.
Или позвонить поднадоевшему альфачу и попросить не приходить вообще, пусть подъедет непосредственно вечером и заберет прямо в клуб? Тем более, Ваня собирался прилечь Пожалуй, это будет идеальный вариант.
Похоже, пора искать нового альфу, отношения с Симой в тупике. Только вот где? В лаборатории никого подходящего, или слишком возрастные разведенцы, или женатики, вдовцов тоже нема. Не по клубам же крутящаяся там публика не настроена на длительную, обременяющую обязанностями связь, альфы ищут себе дырку на ночь. Разовые трахи, конечно, штука иногда неплохая, особенно в течку, для разнообразия, но Ваня был заинтересован в постоянном партнере.
Квартира встретила привычным полумраком и тишиной. Скинув у порога кроссовки, омега прошелся по комнатам, включая свет, щелкнул пультом телевизора, чтобы бормотал и рассеивал тоску, засунул те из купленных продуктов, которые скоропортящиеся, в холодильник, переоделся в домашний спортивный костюмчик и поставил на газ кастрюлю с водой. Если Симы не будет, то и напрягаться с готовкой нет смысла, сварить макароны и сосиски, наскоро пожевать и завалиться подремать.
Пока вода нагревалась, Ваня звякнул любовнику и они, немного поболтав ни о чем, договорились о переносе встречи. Сожаления от отсутствия альфача парень не испытывал.
Сбросив вызов, он засыпал макароны в кипяток, размешал, чтобы не слиплись, уменьшил под кастрюлей огонь, кинул туда же три сосиски и отправился принимать душ.
Сорока минутами позже омега уже спал, свернувшись калачиком на диване и укутавшись в мохнатый теплый плед. Ему приснился ребенок, маленький и светловолосый, похожий на братишек-близняшек в их раннем детстве. Крошка протягивал игрушку медвежонка, улыбался и говорил:
Беи. Ты гусный осень
Но обнять себя не давал, растворялся туманом, едва Ваня пытался к нему прикоснуться.
Проснулся Ваня, ожидаемо, в слезах. Никаких клубешек ему более не хотелось, а хотелось достать из бара пузырь вискаря и упиться самому с собой вдрабадан, без закуски, и реветь в одиночестве, и лупасить кулаками подушку, а после, возможно, немного, для отвлечения и развлечения, ну, и для боли с кровью, разумеется, покорнать вены вынутым из Симиного бритвенного станка лезвием.
Но у Вани были родители, которые его любили, и целых два брата. Вот ради их спокойствия придется оторвать зад от дивана, привести в порядок морду лица, одеться понарядней и топать в клуб. Искать проклятого альфу. Тем более, Сима прислал смс, что у него, вдруг, образовались не терпящие отлагательств дела и он вынужден ехать срочно в другое место.
«Наверно, кто-то из Симиных брательников-школяров снова вляпался в неприятности, размышлял омега перед зеркалом, причесываясь и подкрашиваясь. Если не все сразу. Вечно они бедокурят, не думая. Лишь бы, не как в прошлый раз, ларек бомбанули, безбашенное хулиганье. Повторно Сима их от тюряги не отмажет»
Покончив с укладкой волос и косметикой, парень на некоторое, весьма продолжительное время, закопался в шкаф в поисках подходящего к внешности, событию и настроению, наряда. Настроение требовало сплошного черного, необходимость привлечь внимание потенциальной пары настаивала на ярком. Промучившись с полчаса, Ваня решился на компромисс выбрал из общей кучи сваленного на кровать тряпья столь любимую Максимом голубую, приталенную блузу с блестками, подчеркивающую белизну кожи, цвет глаз и ладную фигурку, и к ней черные узкие джинсики с разрезами на коленках и под ягодицами. Теперь кожаные, черные же, остроносые сапожки на высоком, но устойчивом каблучке, танцевать ведь придется, в правое ушко сережку, синий переливающийся прозрачный кристалл на длинной серебряной цепочке, голубенький легкий рюкзачок за спину, для мелочевки, и готово.