Я люблю вас, только и прошептал он.
Леннар молчал.
Не дожидаясь, пока Леннар оттолкнет его, он наклонился и принялся целовать его.
Вначале губы Леннара оставались неподвижными, но уже через несколько мгновений они поддались, впуская язык Кадана. Леннар легко позволил исследовать себя изнутри. Непонятное ощущение, что Кадан никогда, ни при каких обстоятельствах не сможет причинить ему вреда, соединило их в одно целое.
Руки Леннара сами собой обхватили талию Кадана и прижали его к своему телуно лишь на несколько секунд. Леннар тут же опомнился и, с трудом преодолевая ту силу, что неумолимо тянула его к юноше, отстранил Кадана от себя.
Нет, твердо сказал он, если правда то, что вы сказаливы будете уважать мои обеты.
Кадан застонал.
Льеф выдохнул он и замер, сам не зная, почему это имя сорвалось с его губ. Но теперь, когда он произнес его вслух, Кадан был уверен, что оно подходит Леннару как никакое другое подходить не могло.
Леннар не заметил оговорки. Он взял Кадана за плечи и усадил, а затем сел и сам.
Послушайте меня сказал он, если вы хотите стать моим оруженосцем, то не должны больше нарушать моих приказов. Я не смогу повторять их каждый вечер, пока вы не заучите их наизусть. Если вы еще раз ослушаетесьмне придется вас наказать.
Кадан судорожно кивнул. Глаза его расширились в предвкушении, и Леннару оставалось лишь вздохнуть.
Что вы приказываете сейчас? тихо спросил Кадан.
Прекратить Леннар неопределенно очертил рукой круг, не зная, как назвать то, о чем думал Кадан день и ночь, всякий раз когда вам придет в голову меня поцеловатьпроизносите "Отче наш" пятьдесят раз, наконец определился он. А если не поможетто еще двадцать пять.
Кадан кивнул и опустил взгляд, но Леннар все равно не обнаружил должного смирения в блеске его зрачков.
Леннар принялся снова устраиваться спать, но Кадан поднял взгляд и так внимательно смотрел на него, что Леннар не удержался и спросил:
Что еще?
Сэр Леннар А завтра утром, когда вы будете вставать Вы позволите мне застегнуть ваш доспех?
Леннар представил, как маленькие пальчики шарят по его телу и норовят забраться между ног.
Нет, выдохнул он. Я не собираюсь его снимать.
А я мог бы и в этом вам помочь, Кадан наклонился, и рука его скользнула по плечу Леннара прежде, чем тот успел оттолкнуть ее.
Леннар наградил его свирепым взглядом, и Кадан замолк.
Леннар снова пристроил голову на скамью и поймал задумчивый взгляд Кадана на своих сапогах.
А можно спросил тот.
Нет, отрезал Леннар. Еще одно словои по прибытии в порт я поставлю вас на горох.
Кадан обиженно надул щеки.
Могу я по крайней мере лечь возле вас? спросил он после долгой паузы, когда Леннар уже начал засыпать, и тут же пояснил:Очень холодно. Вы могли бы меня согреть, а я вас.
Леннар колебался. Ветер в самом деле пронизывал насквозь.
Хорошо, сдался он.
Кадан тут же приник к нему всем телом, распластался по боку Леннара и бедру и, покопошившись, устроил голову ему на плечо, так что горячее дыхание касалось выемки между ключиц.
Леннар замер, начиная догадываться, что этой ночью уже не уснетно Кадан, как назло, опустил веки и мгновенно погрузился в сон, так что Леннар не решился разбудить его и прогнать.
Сам он так и лежал, глядя в звездное небо, до самого утра.
ГЛАВА 8
А ты был оруженосцем? спросил Кадан, наблюдая, как приближается к ним черная махина замка Гернштейн.
Вот уже шесть дней, как они высадились на берег и ехали по размытым дождями проселочным дорогам, иногда сворачивая в лес и выезжая по просекам на очередной заброшенный тракт.
Нет, ответил Леннар, и от равнодушной простоты его тона у Кадана засосало под ложечкой.
Если бы Леннар был не братом Креста и Храма, а его собственным братом, он давно бы уже заехал ему по голове.
Закончив обучение в небогатом французском командорстве Куломьер, я был признан достойным обета и получил возможность вступить на стезю
рыцаря, отмеченного судьбой. Я участвовал в делах ордена в различных начинанияхдалеко не всегда связанных с ношением меча. Впрочем, к тому времени я уже носил перевязь и привык ходить в разъезды с герцогом Бретонским.
Витиеватые формулировки, которыми Леннар обычно выражал простейшие мысли, то ли рассчитывая их пояснить, то ли сознательно отделяя себя от остальных, начинали Кадана раздражать.
"Моя слава и доблестьлишь слава Ордена", говорил рыцарь, стоило Кадану спросить его, был ли он в Святой Земле и делал ли по приказу Храма что-нибудь еще.
Если такая манера была вполне уместна и даже выгодно выделяла его среди других при дворе, то после того как они провели вместе две недели пути, засыпали в объятьях друг друга и вместе справляли нужду за борт корабля, Кадану казалось, что он вправе рассчитывать на более теплые слова.
Леннар однако оставался холоден, как скала, и хотя Кадан все так же испытывал непреодолимую тягу к нему, он уже начинал задумываться: есть ли вообще у рыцаря душа, или, как и говорят католики, ее забрал Бафомет.
Зато Леннар не переставал повторять для него устав: может, в самом деле хотел, чтобы Кадан заучил его наизусть, а может, старался таким образом отпугнуть.
Никто из членов Ордена, говорил он, не может приобрести в собственность чтобы то ни было, даже оружие, по предложенной ценехоть бы и за несколько солей.
Стало быть, задумчиво тянул Кадан, никто не воспрещает членам Ордена принимать дары
Мысль была хороша, но Леннар не слушал его.
Никто так же не имеет права требовать признания своих заслуг.
Кадан вздохнул. Вот уж что не волновало его сейчас.
С момента твоего вступления в орден тебе следует соблюдать благоразумие. Послушникам рекомендуется читать правила до тех пор, пока они не усвоят, как им следует себя вести, добавил Леннар, будто заметив, что Кадан заскучал.
О каком благоразумии может идти речь, не сдержался тот и пришпорил коняно Леннар, само собой, и не думал его догонять. Так что, проехав пару десятков шагов, Кадан был вынужден замедлить ход.
Что еще я должен знать? устало спросил Кадан, снова пристраиваясь боком к его коню.
Устав предоставляет магистру почти неограниченную власть над оруженосцем.
И хотя Кадан вначале хотел поинтересоваться, что насчет власти рыцаря над оруженосцем, он поразмыслил немного и вместо этого спросил:
Но что будет теперь? Когда магистр Если его осудят?
Леннар поджал губы.
Я говорил тебе, что сейчас не лучшее время принимать обет.
Но я же не об этом, Леннар. Что будет с тобой?
Ленар умолк и далеко не сразу произнес:
Мои обеты уже принесены, и я не тот человек, чтобы от них отступать. Что останется от меня, если я нарушу обет?
Ты считаешь, что кроме обета в тебе нету ничего?
Думаю, нет, Леннар качнул головой. Я младший сын не слишком знатного рода. У меня нет ни денег, ни земель.
Не богатство делает человека собой.
А что?
Кадан замешкался. Спустя несколько недель он все еще не знал Леннара достаточно хорошо, чтобы судить о нем.
У тебя есть твой меч только и смог произнести он.
Вот именно, подтвердил Ленар, меч. На груди у меня крест, и он делает меня слугой Бога. Меч мой разит во имя Его. Но убери крест, и ты увидишь перед собой лишь человека, который не умеет ничего, кроме как орудовать мечом. Единственное занятие, которое я смогу найти для себяубивать за деньги или за хлеб.
Ты можешь пойти на службу к одному из королей растерянно произнес Кадан, но Леннар отрезал:
Нет. Ни один из королей не стоит того, чтобы ради него совершить грех.
Кадан опустил взгляд.
Это от того, что Филипп предал вас, ты считаешь так?
Отчасти. Но дело не только в нем.
Но Ты мог бы уплыть далеко-далеко. На запад или на восток. На западе ты мог бы служить моему отцу
Леннар сделал вид, что не заметил последних слов.
Святая земля потеряна, сказал он, восток закрыт для нас. Очень трудно отвоевать утраченное, особенно, когда преследуют тех, чья святая обязанность вернуть Гроб Господень.
И все, что вы делаете, теряет смысл.
Именно так.
Но тогда зачем служить
Видимо, ты не сможешь понять, говоря последние слова, Леннар отвернулся от него, и между путниками надолго наступила тишина.
Ты должен будешь забыть о ярких цветах, через какое-то время продолжил он. Одежда служителя ордена может быть только одного цвета: будь то белый, черный или бурый. В доказательство того, что мы, рыцари, принявшие монашеский обет, служим Господу, наши мантии и плащи одного цветабелого. Оруженосцы и служители носят черный и бурый цвет.
Хорошо, Кадан понуро кивнул. Предыдущий разговор волновал его куда больше, чем цвет одежд, но он не решился возобновить его.
Оружие и сбруя рыцарей тоже не имели никаких украшенийхотя и были выполнены на совесть. Одежды братьев не различались между собой ничем, кроме цвета.
Вступив в Орден, мы утрачиваем свое родовое имя и получаем новое, по которому только и можно обращаться к нам, продолжал Леннар на следующий день, когда до ворот замка оставалось всего несколько часов пути, брат Гуго, брат Жофруа, брат Ролан.
Брат Леннар протянул Кадан, и хотя от первого слова по венам его разлилось тепло, со вторым, казалось, что-то было не так, брат Кадан назови меня так.
Ты еще не принял обет.
Леннар отвернулся от него и сосредоточил взгляд на конечной точке их пути.
Одна из последних нетронутых резиденций Ордена возносилась над холмами и рекой, горделивая и прекрасная, на фоне неба Саксонии. Двести лет она воодушевляла впечатлительные души и трогала сердца, оставляя в них неизгладимый след.
Гранитные стены и башни вздымались над лесом в командорстве, который еще год назад подчинялся Восточному отделению Ордена, главенствующему в германских герцогствах, подчиненного в свою очередь, как и все европейские провинции ордена тамплиеров, Великому Магистру. Теперь же оно, как и все отделения, подвластные Храму, лишилось головы.
Ворота были подняты для всадников.
Миновав их, путешественники оказались на просторном дворе. Помимо донжона, который можно было отыскать в любом замке, здесь возвышалась небольшая часовня, зал для собраний капитула. В отдельном здании размещались покои командора и братии, а под ними находились кладовые и погреба.
Вороны метались кругом черно-белой хоругви, развевавшейся на древке позолоченного креста на церковном шпиле.
Сейчас отправляйся к коменданту. Скажи, что я прислал тебя. А мне нужно передать письмо, с этими словами Леннар направил коня к конюшне, оставив Кадана в одиночестве озираться кругом.
Хмурым летним утром, после трехдневного поста и бдений, Кадан Локхарт, а теперь просто брат Кадан, вступил в новую жизнь.**
Он отказался от охоты и игры в шахматы, ибо теперь подобные развлечения были ему запрещены. И хотя жертва его была сродни жертве каждого из рыцарей, не о Храме и не о Кресте думал он, когда, в согласии с обрядом, клинок Леннара касался его плеча.
Для Кадана это утро и небо, и разорвавший тишину звук органавсе приобрело свой особый таинственный смысл.
Сердце его переполняла радость, горячая и всепоглощающая, подобная солнцу, поднявшемуся над деревьями, когда он смотрел в глаза Леннара, возвышавшегося над ним.
Однако первое разочарование настигло его вечером того же дня.
Он хотел было последовать за своим господином на ночь, в общую спальню, но Леннар ему отказал.
Оруженосцы спят отдельно от нас, сказал он, я вас предупреждал.
Предупреждали, подтвердил Кадан. "Но я не верил вашим словам". Счастье, теплившееся в его сердце с самого утра, раскололось на тысячу осколков и теперь резало грудь.
Леннар провел его в конец коридора и, распахнув дверь, предложил пройти в залу, где так же, как и в покоях рыцарей, узкие кровати стояли в ряд одна за другой.
С этого момента спать вы будете в сорочке, подштанниках, полотняных штанах и опоясанным кушаком. Сами догадайтесь почему. Постель ваша буде состоять из трех простынь, соломенного тюфяка и двух покровов. Один из покровов вам дозволено сменить на кисейное покрывало, если кастелян выдаст вам его. Никакой другой одежды, кроме той, что выдана кастеляном, вы носить не можете. Если вы позволите себе что-то купить вдобавок к ней, вы узнаете, насколько быстро произнесет свой вердикт по этому поводу суд.
Кастелян в самом деле выдал Кадану несколько вещей еще до того, как тот отправлялся в храм. Среди них были доспехболее простой, чем у Леннара, но для Кадана достаточно тяжелыйчерная туника, попона, плащ, сбруя для лошади и меч. Все, в чем нуждался бы человек, у которого не было ничего. И куда меньше, чем то, что Кадан привык иметь.
Далее, продолжал тем временем Леннар, моей обязанностью является ознакомить вас с тем, как следует появляться к трапезеи приходить к ней обязательно вовремя. Необходимо являться по звуку колокола. Когда звон его объявляет, что наступило время принятия пищи, надо войти в трапезную и ожидать священников и духовников, чтобы вознести молитву перед едой. Вы должны взять на свою долю хлеба и воды. Прочесть молитву. После чего можете сесть и преломить ваш хлеб. Если вы окажетесь рядом с капелланом, вам следует смиренно произнести "Отче наш" перед тем, как приступить к еде. После этого можете вкушать в мире и в молчании хлеб и те яства, которые пошлет вам Господь. Но вы ничего не можете требовать, кроме хлеба и воды, ибо ничего больше вам не обещано.
"Отче наш" и еще две молитвы читали всегда: просыпаясь к заутрене в четыре часа утра. Вставая и надевая доспех. Спускаясь к завтраку. Заканчивая еду.
После еды направлялись в часовню вместе со священниками и в молчании воздавали благодарность Спасителю. Разговаривать до того, как был произнесен "Отче наш" и священник заканчивал слова благодарности к Богу, было запрещено.
Когда на колокольне звонили девятый час, снова следовало отправиться в часовню, и если там был священник, слушали его. Если же нет, произносили "Отче наш" тринадцать раз, семь раз "Богородицу" и шесть раз дневную молитву.
Во время вечерни произносили все три молитвы восемнадцать, девять и девять раз. После этого можно было отправляться ужинать. Перед повечерней, следовало немного угоститься, чем Бог послал: вином или водойпо выбору командора. Затем, если Кадан имел от Леннара какие-то распоряжения, нужно было исполнить их. Затем отправлялся слушать повечерню, где четырнадцать раз читал "Отче наш", а другие две молитвы по семь и семь раз.
В постели, перед тем как заснуть, читали "Отче наш" один раз, но, услышав удар колокола к заутрене, нужно было встать и прослушать мессу. Затем двадцать шесть раз повторить "Отче наш", а "Богородицу" и утреннюю молитву по тринадцать раз. К этому прибавлялось тридцатикратное повторение "Отче наш" в память умерших и тридцатикратноев честь живых, если на завтрак подавали что-то помимо хлеба и воды.
Одним словом, когда во время тренировки с мечом на заднем дворе Леннар прижал к себе Кадана и ощутил бедром его твердый, как камень, член, и Кадан услышал вопрос:
Вы читаете "Отче наш", как я вам приказал? Кадан едва не ударил его всерьез.
Я только и делаю, что читаю "Отче наш", выпалил он, вырываясь из рук мужчины, и развернулся к нему лицом. Грудь Кадана тяжело вздымалась, а ноздри трепетали от ярости, как ноздри коня после бешеной скачки.
Вы знали, для чего вступаете в Храм.
Да, но Кадан замолк, не сумев подобрать слов.
Те, казавшиеся недолгими, часы, когда Леннар учил его обращаться с мечом, сводили Кадана с ума.
То самое ощущение забытого древнего колдовства, которое он впервые испытал в первые дни пути, глядя на огонь, поднималось в нем. Все казалось правильным и единственно настоящимрука Леннара на его плече, мягкий взгляд его теплых глаз. Улыбка, иногда скользившая на лице.
Брат Леннар в отчаянии прошептал Кадан, не зная, как еще передать ему свою любовь, простите меня. Я не должен вас желатьно я не могу преодолеть себя. Я хочу, чтобы вы касались меня. Чтобы я касался вас. Более того, я хочу ощутить вас внутри себя. И я не знаю, почему это грехесли все, что живет во мне, это безграничная любовь.
Леннар ответил почти мгновенно: