Весь день Кадан занимался с педагогами. Особенно нравились ему уроки со старичком Люлли, обучавшим его вокалу. Знаменитый композитор, правда, по большей части требовал от него дисциплины, потому как голос у Кадана от рождения был поставлен хорошо. Но даже распевая бесконечные гаммы, он испытывал абсолютно новое для себя удовольствие, которого был лишен в театре Монтен Блан.
Через пару недель его пребывания в доме Рауль нанял для него еще и педагога по этикету. Поначалу Кадан воспринял это новаторство с легким скепсисом. Он не противился, но в голове его билось смущение, ощущение, что для Рауля он недостаточно хорош.
Ты хорош как потерянный принц, сказал Рауль, когда Кадан, не сдержавшись, все же задал ему такой вопрос, но я хочу превратить алмаз в бриллиант.
Понемногу Кадан смирился, тем более что эти уроки тоже давались ему легко.
Все, что преподавали ему учителя, Кадан схватывал на лету, как будто давно уже знал.
Иногда, когда Раулю нечем было заняться, он заглядывал к ним в специальный зал, отведенный для занятий, и подолгу наблюдал.
Рауль сам удивлялся тому восторгу, который рождался в его душе, когда он видел Кадана в сшитых по его заказу одеждах, в отделанных шелком будуарах его дома. Кадана, который сверкал как драгоценнейший самоцвет в оправе позолоченных интерьеров. Кадана, который принадлежал ему.
Поначалу Рауль думал, что Кадан быстро наскучит ему. У него не раз уже случались увлечения такого рода, и каждая или каждый из его забытых фавориток получали возможность быть представленными при дворе, влиятельных знакомых и стартовый капитал, чтобы самостоятельно устроиться в среде столичной аристократии. Но Кадана не хотелось отпускать. Рауль наслаждался им даже так, не имея возможности физически завладеть. Физический акт не имел значениядля него он мог позвать кого-то из продажных женщин или слуг. Куда важнее было именно это ощущениеКадан принадлежал ему.
Рауль был готов ждать. Он почти не сомневался, что рано или поздно Кадан сам придет к нему. Хотя затянувшееся ожидание временами и начинало его раздражать.
Ближе к вечеру, если Рауль не выезжал в свет, его обычно посещали друзья.
Последних было четверо: братья Габен и Франсуа де Ламбер, Венсан де Паради, сын маркиза де Паради, и виконт Жерар Леконт. Кадан довольно быстро угадал в этих четверых тех же людей, что ворвались в конюшню барона де Голена.
Все остальные, кто появлялся в доме Рауля, приглашались лишь для того, чтобы развлекать этих четверых и его самого. Здесь бывали известные художники и поэты, модные актеры и скандальные публицисты. Пятерка предпочитала проводить время в компании самых экстравагантных персон.
Кадан не до конца понимал, какое место уготовано здесь для него.
Как и со всеми другими приглашенными, с ним были насмешливо вежливы. Никто не проявлял уважения, но каждый стремился поймать на словевпрочем, Кадан легко обходил ловушки и в той же манере отвечал.
Иногда его просили спеть или сыграть на пианино, но это не выглядело приказом, обращенным к слуге. Точно так же кто-то из пятерых мог самовольно или по просьбе другого прочитать свои стихи.
В то же время Кадана не покидало чувство, что он не один из них. Ему демонстрировали это мимолетные покровительственные взглядыкакие могли быть устремленными на редкую экзотическую птичку. Пренебрежительные кивки и едва заметные жесты холеных рук.
Все четверо были так же молоды и стройны, как Рауль. Все четверо были так же ухожены и красивы. Все четверо были так же избалованы и развращены.
Как минимум двое из них не стесняясь демонстрировали, что близки друг с другом более, чем могут быть друзья. И кажется, все четверо были убеждены в том, что и он для Рауля "играет в постели женскую роль". Впрочем, это не смущало никого, хотя и становилось время от времени предметом скабрезных шуток.
Как-то вечером Венсан и Жерар повздорили между собой. Ссору их нетрудно было угадать уже по тому, что они устроились на разных концах дивана, глядя в противоположные стороны, в то время как обычно сидели так плотно друг к другу, что, казалось, тела их невозможно расплести.
Что-то новое, прокомментировал этот факт Рауль, едва вошел, голубки переключились на кур?
Жерар фыркнул и демонстративно высморкался в кружевной платок, а Венсан произнес:
Куры прельщают не всех, но это определенно есть. Скажите, Жерар, как чувствует себя мадемуазель Клюзи? говоря это, на друга он по-прежнему не смотрел.
Полагаю, лучше, чем вы, ведь она-то заслужила возможность провести время со мной.
Венсан вскочил, и сидевшему в кресле поодаль Кадану показалось, что сейчас один вызовет другого на дуэль. Но Венсан лишь посверлил недолго глазами своего собеседника и снова сел.
Ваше общество не стоит траты сил, заметил он, последнее время ваш вороной жеребец изрядно ослабел.
Жерар скрипнул зубами, а Кадан не сдержал тихого смешка.
Взгляд Венсана тут же обратился к нему.
Когда мы познакомились с вами, Жерар, вам было девятнадцать лет, и вы были красивы как Аполлон. Но я все чаще думаю, что времена вашего расцвета прошли. Кому нужен старый мерин, когда у нас есть куда более молодой и все еще никем не сорванный цветок.
Кадан поднял бровь, различив намек.
Берегитесь, виконт, как бы вам не поранить белые пальцы об острие шипов.
Скорее, его сожрет выглянувший из леса волк, хмуро заметил Жерар, цветы не растут просто так. У каждого есть хозяин, Венсан, тот, кто вырастил его.
Кадан склонил голову вбок.
Все же лелею надежду, что я свободный актер, а не виллан, чтобы принадлежать кому-нибудь.
Смотри, Рауль, на корабле назревает бунт.
Рауль скрипнул зубами и промолчал.
С чего бы вдруг? спросил Кадан вместо него. Я умею ценить доброту.
От слов его, однако, лицо Рауля стало еще мрачней.
Они поговорили еще, но Рауль остался равнодушен к общему напускному веселью, лицо его с каждой шуткой становилось только мрачней. Венсан и Жерар тоже не думали мириться между собой, и в конце концов гости разошлись, едва часы пробили двенадцать часов.
Я вас провожу, сказал Рауль, когда Кадан поднялся с кресла, чтобы идти к себе.
Кадан кивнул и позволил ему приобнять себя за талию, как Рауль делал иногда. Он него исходил ощутимый аромат вина, но и к этому Кадан давно привык.
Рауль всегда хорошо контролировал себя, сколько бы ни выпил. И Кадан давно заметил, что разгульное веселье, которому он порой предавался вместе с друзьями, скорее было светской обязанностью для него.
В Рауле таилась загадка, одному ему ведомое одиночество, которое мог различить только тот, кто проводил с ним один день за другим.
Миновав анфиладу залов, они оказались в спальне, предназначенной для Кадана. Кадан вошел первым, а Рауль следом за ним. Он бесшумно прикрыл дверь за спиной.
Жоржетта, крикнул Кадан. Он видел отражение Рауля в зеркале и уже понял, что тот не собирается так уж быстро уходить, и вечерний туалет придется совершить при нем.
Я могу помочь вам вместо нее, сказал Рауль, сделав шаг вперед.
Кадану стало неспокойно. Это уже несколько нарушало установленный между ними этикет.
Не стоит, я готов подождать.
А янет.
По спине Кадана пробежала дрожь, и он посмотрел на Рауля через плечо.
Я очень долго ждал, разве нет?
Кадан молчал. Впрочем, он не успел бы ничего сказать, если бы и хотел.
Рауль навалился на него со спины и рывком развернул к себе. Он был заметно сильней, и Кадан, как ни старался, не мог вырваться из его рук.
Рауль принялся стягивать с плеч Кадана камзол, и драгоценные пуговицы зазвенели по полу, отлетая от него. Кадан вертелся в его руках как змея, но в конце концов Раулю это удалось, и он, тяжело дыша, прижал Кадана к себе.
Не надо выдохнул тот. Руки Рауля сжимали его как тиски.
Ты принадлежишь мне, Кадан. Ты давно должен был понять.
Кадан стиснул зубы, но ничего не сказал. А Рауль, решив, что борьба с одеждой слишком хлопотна, развернул его и швырнул на кровать вниз лицом, а затем накрыл собой.
Он шарил по телу Кадана, исследуя его, как не исследовал его никогда. Тот пытался отползти, но не мог.
Кадан попытался оттолкнуться от кровати, чтобы сбросить Рауля с себя, но в итоге лишь помог ему стащить с себя кюлоты и оказался прижат обнаженными бедрами к его распаленному естеству.
Еще чуть-чуть, Кадан не знал, уговаривает Рауль его или себя, но в следующее мгновение тело пронзила боль. Он застучал кулаками по кровати, но звук ударов тонул в пуховой перине, а Рауль рывками двигался в нем.
Наконец Кадан вцепился зубами в покрывало, чтобы приглушить боль и не закричать.
Толчки Рауля были быстрыми, яростными и глубокими, как будто он хотел пронзить его насквозь.
Ты мой, шептал он и покрывал поцелуями шею Кадана, сжимал его плечи до синяков.
Но чувство принадлежности все не приходило к Раулю, он сам не верил своим словам. И как бы яростно он ни вбивался в обмякшее тело, не мог приблизить финал.
В конце концов он вышел из Кадана и, прижимая его к кровати одной рукой, довел себя до финиша другой. Теплые брызги упали на белые ягодицы, и оба наконец вздохнули с облегчением.
Рауль оттолкнулся от кровати и встал, глядя на тело, распростершееся под ним. Он чувствовал себя пустым.
Кадан, едва высвободившись из его рук, подтянул колени к груди и уткнулся в них лбом.
Плечи его сотрясали беззвучные рыдания.
Рауль стиснул зубы. Он не знал, остаться или уйти.
Кадан тоже не знал. Он чувствовал себя разбитой статуэткой, брошенной в угол безразличной рукой. Но больше всего он боялся сейчас остаться один.
Ты обещал, что не тронешь меня, выдавил он наконец.
На Рауля он не смотрел.
Ты обещал, что придешь ко мне, сухо ответил Рауль.
Кадан наконец поднял взгляд.
Что теперь?
Рауль облизнул губы. Он судорожно пытался понять, как собрать осколки того, что только что разбил, потому что мучительно хотел вернуть то самое чувство наполненности, завершенности и владения, которое испытывал еще несколько часов назад.
Теперь ты целиком мой, упрямо сказал он и, сбросив на пол камзол, опустился рядом с Каданом на кровать. Обнял его и прижал к себе. Тот не переставал дрожать. Позвать Жоржетту? уже мягче спросил он.
Кадан покачал головой. Перевернулся в его руках и уткнулся лбом в плечо.
Останься со мной, попросил он.
Рауль кивнул и погладил его по плечу. Так же бережно, как и всегда.
* Жан-Батист Люллифранцузский композитор, скрипач, дирижер. По происхождению итальянец (имя при рожденииДжованни Баттиста Лулли). Люлли вошел в историю музыки как создатель французской национальной оперы, один из ведущих представителей музыкальной культуры французского барокко
** Пьер Бошан (16361705), придворный танцор и хореограф
*** Знаменитый "король скрипачей" (ученик Л. Константена) Гийом де Мануар (16151690), единственный, кто осмелился соперничать с Люли
ГЛАВА 5. Воздушный театр
Кадан медленно выплывал из тяжелого хмельного сна, в котором обрывки пламени метались кругом него.
Накрыв ладонью руку, лежащую у себя на поясе, он сделал глубокий вдох и плотней прижался к любовнику спиной.
Рауль пошевелился, стискивая его, и запечатлел за ухом Кадана легкий поцелуй.
Кадан хорошо помнил тот день, когда впервые ступил в этот дом.
Когда Рауль наконец снял маску.
Кадан хорошо помнил разочарование, которое охватило его.
Нет, Рауль был красив. Он был красив весь, с головы до ног, и теперь, когда они стали любовниками, Кадану нравилось касаться каждого безупречного участка на его теле.
Но всю свою жизнь, не рассказывая никому, Кадан хранил в мыслях образ того, кто должен был стать его судьбой.
У него были голубые глаза, черные волосы, чуть изогнутый по-орлиному нос. Рауль, который стал его судьбой наяву, был на него ни капли не похож.
Того, первого, Кадан видел во сне с самого детства. Он мечтал о нем, оставаясь в одиночестве, когда наступала ночь. И понимание того, что судьба его будет именно такойсуровым черноволосым мужчиной, а не хрупкой жеманницейсо многим в собственной жизни могло примирить его.
Но жизнь не была сном. Здесь, в доме Рауля, он осознал это с куда большей ясностью, чем в театре, среди эфемерных масок и бесконечности иллюзий.
В ту ночь, когда Рауль впервые взял его, Кадан снова ощутил это разочарование. Он лежал в объятиях человека, который сделал для него все, подарил ему целый мири не мог сдержать слез от понимания того, что потерял самое главное, веру в чудо. Веру в свою судьбу.
Но жизнь не была сказкой. Он всегда знал это, хоть и не мог поверить до конца.
Кадан понимал, что нужно взрослеть, иначе колесо, бесконечно несущееся вперед, раздавит его. И постепенно, шаг за шагом, он отбросил детские грезы, нашел свое место в мире, в котором жил.
Кадан пошевелился, проверяя, спит ли Рауль. Тот лишь сильнее стиснул объятия во сне.
Кадан попытался вывернуться из его рук, но теперь Рауль зашевелился сильней. Не открывая глаз, он приподнялся на одном локте и принялся покрывать поцелуями его шею и плечо.
Вас ждут тренировки с мечом, мой господин пропел Кадан, не пытаясь скрыть улыбки, вы опоздаете на них.
Мой меч потренируется на тебе, Рауль толкнулся бедрами вперед, потираясь членом о плотно прижатые к нему бедра Кадана. Кадан почувствовал, как по его собственному паху растекается огонь в предвкушении того, что вот-вот произойдет. А в следующую секунду Рауль, лишь легко раздвинув его ягодицы одной рукой, вошел.
Кадан застонал и подался навстречу, насаживаясь на него.
Близость с Раулем была неправильной, неестественнойи от того все чувства становились лишь сильней, как всегда бывает, когда нарушаешь запрет. Он двигался навстречу, каждый раз ударяясь бедрами о бедра Рауля, а тот скользил руками по его телу, изучая его, будто не в силах поверить, что все это его.
Кадана забавляла эта трогательная нерешительность. С той самой ночи, когда Рауль взял его в первый раз, в груди Кадана поселилась злость.
"Я никому не принадлежу", шептал он, когда Рауль уже уснул. И с тех пор, как иногда казалось ему самому, доказать это стало главной его целью.
Он и без того никогда не стеснялся тратить деньги, которые выделял на него Рауль. Теперь же поток подарков иссякно лишь потому, что Кадан, вызывая к себе любого портного или поставщика, спокойно говорил:
Запишите на счет маркиза де Лузиньяна.
Покинув театр Монтен Блан, Кадан, как и советовал ему Рауль, организовал свой. Для этого ему потребовался участок земли, и Рауль подарил ему его. А затем и еще один, соседний, чтобы Кадан мог возвести там собственный дворец.
У меня нет времени ждать десять лет, сразу предупредил он, и, согнав на строительство в два раза больше рабочих, чем требовалось для строительства любого парижского дворца, Рауль завершил его за один год.
Арочная галерея обнимала его парадный двор, и колонны сходились куполом у мраморного крыльца. Главный фасад украшали фонтан и красивая терраса с балюстрадой, а по бокам располагались два элегантных панно с французскими клумбами.
Парк перед дворцом тоже был устроен на французский лад, а в центре его располагался просторный восьмиугольный пруд, и из-под деревьев в боковых аллеях выступали мраморные статуи.
Но сердцем поместья стал сам воздушный театр. Декорациями и сценой для него служили кусты миндаля, а зрительный зал располагался под открытым небом.
Кадан набирал труппу из тех, кто бывал в гостях у Рауля и его друзей. Заказывал костюмы для постановок у лучших французских и итальянских портных. Ткани он выбирал сам, у лучших поставщиков.
Знаменитому художнику Лебрену были заказаны декорации для первой постановки, по мотивам "Песни о Ролане", и на премьеру был приглашен едва ли не весь Париж.
И все расходы оплачивал Рауль.
Свита Кадана теперь включала тридцать человек персонала и личную гвардию, состоявшую из мелкопоместных дворян, которых выделил ему Рауль. Кроме того пятнадцать кавалеров составляли ему компанию и развлекали его. Они прислуживали за столом, на охоте, на конюшне.
Расходы каждого кавалера и каждого пажа на платья и украшения были весьма высокивсе их обеспечивал Рауль.
Ежедневно Кадан справлялся о каждом из своей свиты и проверял, чтобы одежда каждого пажа соответствовала той службе, которая от него требовалась.
В свободное от театра и уроков время Кадан организовывал увеселительные прогулки по собственному парку, выезжал с Раулем на охоту или гостил в одном из его дворцовкроме Парижа де Ла-Клермон содержали имения в Версале и в Фонтенбло. Рауль, правда, тщательно следил за тем, чтобы Кадан не оказался там одновременно с кем-то еще из его семьи. Кадан слышал о том, что помимо отца у Рауля есть еще какой-то брат, но не родной, но распространяться о нем Рауль не любил.