Кадан замер в молчании, глядя на него, и незнакомец так же смотрел на Кадана неподвижным взглядом, почему-то не пытаясь исчезнуть.
Незнакомец был настоящим. Его глаза и волосы, выбившиеся из-под шляпы с пером, принадлежали тому миру, следы которого Кадан силился отыскать в строчках старинных сказаний и баллад.
Кто вы? с трудом выдавил он, чувствуя, что голос его предает, но не в состоянии с ним совладать.
Я ваш сон, глухо, почти шепотом, произнес незнакомец, но в наступившей тишине Кадан отлично расслышал его.
Нет. Сонто, что происходит со мной сейчас.
Незнакомец молчал.
Кадан скользнул вперед, подаваясь к нему, намереваясь схватить и удержать, не позволив растаять в темноте. Повинуясь внезапному порыву, он едва не повис у незнакомца на шее, но тот перехватил его запястья и удержал.
Голубые глаза смотрели на Кадана в упор.
Я когда-то обещал, что дам вам все. Все золото мира и все богатства богов.
Кадан сглотнул, в страхе глядя на него. Он не мог этого говорить. Не мог знать. Это в самом деле был сон.
Жаль, что не я дал все это вам.
Незнакомец резко отпустил его. Прошелестела листва, и плащ его слился с темнотой.
А Кадан остался стоять, необычайно остро ощутив свое одиночество. Мир, который несколько мгновений назад без остатка принадлежал ему, теперь казался нереальным и чужим.
ГЛАВА 8. Незваный гость
Злость клокотала в груди Луи, когда он покидал Парк Семи Музкак называл свои владения молодой Парис.
Он видел достаточно, чтобы возненавидеть Кадана так же сильно, как ненавидел Рауля, владевшего им.
Он ненавидел шотландца за одно то, что тот посмел быть с другим. За то, что принимал подарки от Рауля, за то, что имел наглость радоваться им.
И ненависть его к Раулю наконец обрела лицо. Луи было безразлично, что он знал Кадана всего несколько дней. Он ненавидел Рауля за то, что тот первым отыскал этот драгоценный рубин. За то, что сумел завладеть им. За то, что Рауль вообще родился на свет.
Тем вечером он так и не вернулся в трактир. Всю ночь Луи гнал коня, силясь ощущением свободы и скорости пересилить клубившуюся в нем злость, но так и не смогнаутро она стала только сильней.
Он разрывался между двумя решениями: вернуться к герцогу и сказать ему, что не может выполнить поручение. Что у Рауля все хорошо и без него. Луи верил, что Эрик поймет. Что он сможет его убедить.
Другим решением было открыться немедленно, заявиться к Раулю в дом и больше не покидать его. Объявить свою власть на рыжеволосого демона.
И только когда рассвет заалел на востоке, Луи наконец определился с тем, что будет делать теперь.
Нет, нет, нет. Жульен, ты окончательно сбрендил, если думаешь, что я надену это раньше, чем солнце спустится за горизонт.
Кадан выбил из рук камердинера бриллиантовые запонки, украшенные изображениями птичьих голов, вскочил с места и пронесся по комнате как ураган.
Он был сам не свой все последние днис тех пор, как увидел в сумраке парка видение из своих снов.
Кадан думал, что, может быть, во всем виноваты порошки, которые подавали гостям, чтобы те лучше сроднились с его мастерством. Или, может быть, дурное вино.
Но нет, он помнил как наяву запах мужчины в черном, стоявшего перед ним. Немного терпкий и отдававший дурманящим болотным мхом. Он до сих пор чувствовал на себе его взглядполный презрения, восхищения и жажды.
Ночью, когда Рауль открыл двери в его покои и повалил Кадана на кровать, тело его дрожало, а перед глазами стояло это спрятанное за черной бархатной маской лицо.
Нет, нет, нет шептал Кадан, но Рауль лишь глубже вбивался в него, и в движениях его и во взгляде Кадану чудилось болезненное желание умирающего от жажды среди соленой морской воды.
Когда он сам приходил в покои Рауля и смотрел на гладкое белое тело, расчерченное волнами мускулов, Кадан не мог заставить себя прикоснуться к немуего мучило чувство вины, какого он никогда не знал.
Да что с тобой? раздраженно спрашивал его Рауль, когда кончал.
Их секс бывал разным. Кадан не всегда его хотел, Рауль всегда его брал. Но чтобы там ни было, таким безличным, равнодушным ко всему и закрывшимся внутри себя Рауль не видел его никогда. Такой Кадан злил его больше, чем любой другой.
Я устал, отвечал Кадан, перекатываясь прочь и сжимая голову в тисках пальцев, боги, как мне надоело это все
Рауль долго смотрел на него, не зная, что сказать. Он не любил утешать. В конце концов он притягивал Кадана к себе и долго гладил по спине или волосам, выжидая, когда тот заснетно Кадану становилось лишь хуже от прикосновений чужих рук.
Ты хочешь, чтобы я подарил тебе что-нибудь еще? спрашивал наутро Рауль. Не стесняйся, Кадан, мне нравится радовать тебя.
Но Кадан не хотел ничего. Ни золотых карет, ни экипажей, ни драгоценностей, костюмов и картин. Ему хотелось лишь прекратить тот бесконечный карнавал, главную роль в котором, как ему казалось, он играл всю свою жизнь.
Тебе стоит съездить в Бат, сказал Рауль как-то раз наконец.
Кадан посмотрел сквозь него.
Ты думаешь, мне может быть там хорошо? Среди чахоточных вельмож и старых дородных дам?
Рауль поджал губы. Капризы Кадана начинали злить его.
Но тебе лучше уехать из Парижа, после долгого молчания сказал он, это абсолютно точно так.
Я подумаю, Кадан вышел из-за стола, забыв даже поблагодарить за обед, а когда Рауль привычно нагнал его в дверях и обнял со спины, заледенел.
Кадан, поцелуй меня, приказал тот, скользя руками по его животу и забираясь под камзол.
Обычно этот тон лишь распалял Кадана, вызывая злостьно и разжигая внизу живота пожар. Но на сей раз он не почувствовал ничего.
Кадан повернулся и коснулся губ Рауля. Отстранился и, увидев по глазам покровителя, что этого не достаточно, углубил поцелуй. Но движения его казались Раулю механическими и удовольствия не принесли.
Я хочу, чтобы ты стал прежним собой, сказал он, разрывая этот сухой поцелуй. Если тебя что-нибудь тревожит, или ты чего-то хочешьне молчи. Я готов подарить тебе Лувр, если это поможет вернуть все на круги своя.
На круги своя медленно и негромко произнес Кадан, не глядя ему в глаза. А был ли это я?
Он легко вывернулся из рук Рауля и направился к себе.
Ближе к концу недели он все же согласился на предложение Рауля, отменил все представления и отправился в Бат.
Узнав о его решении, Рауль, исполненный беспокойства, приказал усилить и без того разросшуюся сверх всяких разумных пределов свиту Кадана десятком верных лично ему солдат. Отправив гонца в Бат, он снял в аренду домик в отдалении ото всех и изначально собирался нагнать там Кадана через несколько днейно его отвлекли неожиданные дела при дворе.
Кадан уехал, и дом Рауля опустел. Ему не приносили радости ни визиты друзей, ни выходы в свет. Все больше времени он проводил в библиотеке, над книгами, которые Кадан так любил изучать, но чем больше Рауль оставался один, тем сильнее становилось ощущение, что вся его жизньодин безграничный фальшивый самоцвет. И Кадан, сиявший в сердце этой драгоценности, был самым фальшивым из всех.
Силвиан поначалу часто нарушала его покой, но Рауль не хотел видеть ее. Через некоторое время он убедил ее отправиться в Клермон и заняться подготовкой к свадьбе, до которой оставалось всего несколько недель.
Рауля терзало смутное предчувствие, что эти несколько недель закончатся его неминуемой смертью. И сколько бы он ни уговаривал себя, мысленно повторяя, что брачный венецеще не топор палача, это не могло ему помочь.
Кадан же проводил дни в покое и тишине. Рауль оказался прав: среди прекрасных английских пейзажей и видов реки ему стало немного спокойнее. Свиту он давно перестал воспринимать как людей и потому, несмотря на обилие пажей, камердинеров и стражи, чувствовал себя так, будто находился в полном одиночестве.
Кавалеры развлекали его игрой в карты по вечерам, но никогда не были столь навязчивы, чтобы это могло его тяготить. Стоило Кадану щелкнуть пальцами, как игра заканчивалась, и слуги уносили стол.
В столицу он возвращался посвежевшим, почти уже забыв о своих переживаниях и о том странном человеке, которого видел всего один раз.
Уже у дома Кадан обнаружил скопление карет и понял, что Рауль устраивает вечеринку для друзей. Все масштабы бедствия, однако, он осознал только поздней, когда вошел в дом и, поднявшись на второй этаж, в музыкальной комнате увидел их всех: Габена и Франсуа де Ламбер, Венсана де Паради и Жерара Леконта. Рауль сидел на своем излюбленном местена кушетке у каминаи поигрывал шпагой, сгибая и разгибая ее в руках. Пара девушек, вряд ли вхожих в свет, развлекали Габена и Франсуа. Венсан и Жерар сидели, приобняв друг друга, и Венсан постоянно норовил коснуться поцелуем шеи Жерара, если тот не пытался целовать его.
А в кресле, которое обычно занимал Кадан, старавшийся сохранять дистанцию ото всех, сидел молодой человек с волосами черными, как вороное перо. Мягкие завитки их, не знавшие прикосновения щипцов, ниспадали на плечи свободной волной, а в глазах отражались языки пламени. Спина мужчины была прямой, а позанапряженной. Он что-то говорил Раулю.
Когда же Кадан показался в дверях, желая пожелать всем доброго вечера, все взглядыи незнакомца в том числеустремились на него.
Щеки Кадана, сейчас лишенные пудры и белил, вспыхнули, и он почувствовал, как по телу пробегает дрожь.
Доброго вечера. Простите, я всего на мгновенье, сообщить Раулю о своем возвращении. Я с дороги немного устал и, пожалуй, проведу вечер у себя, скомкано выпалил он, чувствуя, что краснеет еще сильней, и стремительно ретировался в другое крыло.
Рауль проследил за ним взглядом.
Я надеюсь, Луи, сказал он холодно и спокойно, впредь твое постное лицо не будет распугивать моих особых гостей. Потому что иначе я наплюю на все пожелания отца и отправлю тебя ночевать в трактир.
Глаза Луи вспыхнули, он скрипнул зубами.
Мне, напротив, показалось, сказал он столь же сухо, что он не выдержал запаха твоих духов. Мне и самому от них нехорошо.
Пойду проведаю его, сказал Рауль. Поднялся и направился к двери.
Луи с трудом справился с порывом последовать за ним. Но лишь махнул слуге, требуя по новой наполнить бокал вином.
ГЛАВА 9. Любовь и ненависть
Кадан.
Рауль настиг юношу, когда тот уже собирался закрыть дверь в спальню, и ловко протиснулся в остававшийся задел.
Как ты съездил?
Ты ведь не это хочешь спросить? Кадан дернул шейный платок так, что тот затрещалему было трудно дышать, горло сжимала злость. Он дернул платок еще и еще, но пальцы не слушались, и в конце концов Рауль отодвинул его руки в сторону со словами:
Давай помогу.
Пальцы его были мягкими и проходились по коже огнем там, где касались шеи. Кадану показалось, что он делает это нарочно, и ему вдруг захотелось плакать от отчаяния, подобного которому он не испытывал никогда прежде.
Так что только что произошло? спокойно продолжил Рауль.
Ткань не выдержала, ответил Кадан, прикрывая глаза и отдаваясь на волю его рук. Слишком тонкая для меня.
Ты сам выбрал ее, разве не так?
Кадан опустил голову ему на плечо.
Я не знаю, Рауль. Не помню.
Я помню. Ее привез поставщик из Галери-дю-Пале*. Ты заплатил ему двадцать ливров сверху, чтобы он позволил тебе выкупить все. Тебе понравилось, как мягко скользит по коже этот шелк. И его тонкий узор, который можно разглядеть лишь с расстояния в пару шагов.
Кадан отстранился и серьезно посмотрел на него, но вырываться не стал.
Это было так давно Кажется, три года назад, а то и больше того.
Я помню каждый твой платок. И каждую картину. И каждый бал.
Кадан глубоко вдохнул, когда Рауль справился с узлом. Теперь ему казалось, что стены давят его со всех сторон.
Лучше бы я не возвращался с вод тихо произнес он, там было так хорошо
Тебе не понравился мой брат?
Кадан открыл глаза, чтобы вглядеться в его лицо. Рауль, в свою очередь, испытующе смотрел на него. Будто чего-то ждал. Мгновение они смотрели друг на друга, а затем взгляд Кадана стал колючим.
От него пахнет навозом. Если он будет ходить мимо моих покоев, прикажи слугам дважды умащивать его по утрам.
Рауль звонко рассмеялся и прижал Кадана к себе. Маркиза отпустило. Кадан снова становился собой.
Завтра же прикажу залить всю лестницу духами, сказал он, ты заметил, что у меня новые духи?
Кадан выгнулся и коснулся носом его шеи.
Очень тонкие. Ты добавил жасмин?
Мак.
Вот почему мне так хочется спать в твоих руках.
Рауль подтолкнул его к кровати.
Можешь спать. Ты же знаешь, что это не сможет меня остановить.
Он раздел Кадана, непривычно вялого, и дорогой камзол с тончайшей сорочкой остались валяться на полу, а Кадан оказался на животе.
Он не спал, просто лежал, закрыв глаза, позволяя Раулю трахать себя, и с облегчением думал о том, что не приходится отвечать.
Кадан не мог понять самого себя. Руки Рауля касались его, играли на немкак играют на флейте пальцы искусного музыканта. Но стоило ему расслабиться, как перед глазами вставала фигура в черном, и хотелось кричать, чтобы Рауль отпустил его.
"Я не ненавижу тебя", думал он, хотя, как ни старался, не мог придумать за что. И только когда Рауль уже подобрался к финалу, в голове мелькнула новая мысль: "Я ненавижу вас обоих. Вы уничтожили меня".
Луи занял комнаты, в которых до последних недель располагалась Силвиан. Все уголки здесь пропахли горькими травами, которые мадемуазель де Робер, видимо, добавляла в чай. Он не стремился переделывать их под себя, потому что не ощущал этот дом своим. У де Даммартена в столице был собственный дом, он давно запустел и стоял лишенный мебели много летс тех пор, как разбойники напали на карету с его отцом.
"Глупая смерть", думал Луи. Но он давно смирился с ней. Дом герцога де Ла-Клермона он помнил куда лучше, чем собственную семью.
Сейчас, впрочем, и образ Эрика изрядно померк в его голове, а весь мир, абсолютно неожиданно для самого Луи, сузился до размера бескрайних голубых глаз шотландца.
Луи ненавидел его. Он видел, что Кадан избегал его. Теперь, когда Луи переехал к брату, Кадан даже завтракать старался у себя. Шотландец, похоже, все время грозился Раулю съехать совсем, потому что Рауль не раз срывал на Луи злость и винил во всем. И за то, что Кадан не хотел видеться с ним, Луи ненавидел его еще сильней.
Как-то, спустя пару недель после его приезда в Париж, Раулю потребовалось отлучиться в Версаль.
Кадан наотрез отказался ехать следом за ним: он избегал двора, предпочитая полусвет.
В одной из прошлых жизней, должно быть, двор сгубил меня, говорил он.
И поскольку, когда Кадан начинал говорить о прошлых жизнях и древних богах, переспорить его было невозможно, Рауль в конце концов отступил.
В доме Луи и Кадан остались вдвоемне считая нескольких десятков слуг, большая часть которых обслуживала второй этаж. Луи довольствовался одним личным слугой, который помогал ему совершать ежедневный туалет.
Кадан уже собирался отходить ко сну. Он прополоскал горло яйцом, как делал это всегда, и позволил Жульену накинуть себе на плечи шелковый халат.
Перед отъездом Рауль подарил ему музыкальную табакерку, которую маркизу привезли из Китая. Стоило приподнять крышку, как комнату оглашал негромкий перезвон.
Крышку табакерки украшали изумруды и нефрит, по боку струилось гибкое тело китайского дракона, и безделушка стоила, видимо, не меньше, чем его загородный дом.
Кадан не переставал разглядывать ее с тех пор, как уехал Рауль. Он взял шкатулку в руки и, не открывая ее, подошел к двери, ведущей на балкон. Несколько секунд он стоял, разглядывая узор в свете луны, а затем лучи ее преградила широкая тень.
Кадан поднял взгляд и увидел перед собой лицо Луи.
А, это вы, с деланным разочарованием протянул он. На самом деле сердце сжалось у него в груди.
Кадан безбожно соврал. От Луи пахло шиповником и лесной листвой. Захотелось прижаться к нему и вдыхать этот аромат. И чтобы руки его гуляли по его собственным плечам, сжимали их до хруста в костях.
Вас не учили, что не хорошо беспокоить людей без спроса, тем более, когда те уже собираются спать?
Вы, кажется, не девушка, чтобы стесняться меня.
Стеснение здесь не при чем. Я мог бы быть не один или, к примеру, просто не желать увидеть вас.