Прости, что сомневался в твоей распущенности. Просто, ну, меня-то ты уже всего видел.
Вот именно,уставился он мне в глаза, по-прежнему сжимая полотенце у шеи.Видел.
Так чего же тогда стесняться?
Он тяжело и даже несколько подчеркнуто вздохнул.
Может, потому что ты выглядишь так, а я вот так.
Я даже на секунду не понял, о чем он. Намек, что я уже старый? А потом вспомнились все те восторги, с которыми он меня описывал. В тот момент я отнес их на опьянение собственной властью и на запал момента, но я опятьне в первый раз ужесоставил неверное суждение о моем мальчике. Он говорил именно то, что думал. Каждое слово. Разумеется.
Ох, Тоби.Я с трудом узнал собственный голос.Ты ведь знаешь, насколько красив, правда?
Он опять покраснел.
Ну, я ничего. Но не такой, как ты. Не такой, каким должен быть.
А каким ты должен быть?
Ну, не знаю выше, сильнее, мускулистее. Прыщей поменьше.
Тоби, Тоби.Это словно какое-то заклятьечем больше называю его по имени, тем больше мне хочется.Пожалуйста. Позволь мне...я понятия не имел, как закончить это предложение, но, кажется, оно было и неважно.
Мои руки накрыли его ладони, и хватка на полотенце постепенно, поначалу практически незаметно, начала ослабевать. Я увидел, почувствовал, ощутил, как напряжение покидает его тело.
Да,прошептал он, словно опьяненный.Да.
Полотенце сползло ниже, обнажив одно плечо, часть руки и изгиб ключицы с ее темно-красными розеттами. Его глаза, затуманенные и темные от расширенных зрачков, не отпускали мои.
Боже милостивый. Он отчего-то доверял мне.
Я бы, наверное, мог его раздеть и соблазнить, и он бы позволил, но меня полностью обезоружила собственная нежность. Вместо этого я начал вытирать его, обнажая сантиметр за сантиметром худое тело, промокая воду полотенцем, пальцами, иногда губами. Я гладил жилистые мускулы, хрупкие косточки. Целовал воспаленные места на коже.
Он вздрогнул.
Как я их ненавижу.
Все не так уж и плохо. Мазью или гелем с перекисью бензоила мажешь?
Маслом чайного дерева. Мама не верит в химию.
Тоже хорошо.
Он не ответил.
Они тебя не уродуют, Тоби.Я нежно провел пальцем по россыпи темных пятнышек прямо над левым соском.Они просто есть и все.
НуОн переминался с ноги на ногу.Спасибо, но лучше бы их не было.
Со временем пройдут.
А если нет?
А если нет, тогда присоединишься к еще восьмидесяти процентам населения страны.
Ответ его явно не устроил, и он буркнул себе под нос что-то неразборчивое. Его губы были совсем рядом с моими. На поцелуйном расстоянии. И чтобы отвлечь себянас обоихя обернул его полотенцем вокруг талии и опустился на колени на коврике. Он хрипло выдохнул, а глаза еще больше потемнели. Я обхватил пальцами его щиколотку и поставил ступню себе на бедро. Концом полотенца я собрал и изничтожил льнувшую к нему воду. Каждую каплю, одну за другой. Повторил то же самое с другой ступней, а затем начал подниматься вышепо жестким курчавым волоскам на голенях, вверх по коленям до гладких бедер и нежной, как шелк, кожи на их внутренней стороне.
Ч-черт.Я чувствовал, как он дрожит под ладонями, полотенце уже не скрывало явной эрекции.Чертчертчерт.
Все хорошо?
Да. Просто сегодня, ну, лучшая ночь секса в моей жизни.
И поскольку именно это я и хотел сделать раньшечто, возможно, мне и следовало сделатья провел рукой у него по ноге, обнял за бедро и прислонился виском к его колену. Закрыл глаза. Пальцы Тоби осторожно перебирали мне волосы, было тихо, темно и спокойно. И хорошо, так хорошо.
Время обвернулось вокруг нас обоих и крепко обняло.
Знаешь,наконец сказал он,моя одежда уже, наверное, высохла.
Путь обратно на ноги оказался долгим, и я внезапно почувствовал, насколько устал. Я поддернул повыше полотенце и туже закрепил его на Тоби.
Вызвать тебе такси?
Он повернулся и посмотрел в окно, сквозь жалюзи на котором уже пробивался серый предутренний свет.
Да скоро уже метро начнет ходить.
Мне бы не хотелось, чтобы ты бродил ранним утром один по улицам.
Слушай, ну я же не ребенок. И постоянно один брожу, ничего не случится.
В среднем за год в Лондоне происходит около ста семидесяти убийств. Ориентировочно семьдесят тысяч вооруженных нападений. Примерно четыре тысячи нападений с огнестрельным и двенадцать тысячс холодным оружием.
Знаю, но все равно предпочту, чтобы ты взял такси. Иливырвалось у меня прежде, чем я успел себя остановить.
Или?
Или останься на ночь. На оставшуюся ее часть.
Он прищурился, и я понял, что опять могу стать жертвой его очевидных махинаций. А главное, тут даже не скроешь, что сам же намеренно в них и ввязался.
Где остаться, у тебя на диване?
У меня есть комната для гостей.
Спасибо, конечно, но лучше я попытаю счастья с метро.
Не манипулируй мной, Тоби,сказал я со всей строгостью, на которую был способен. Он заулыбался, ни капли не пристыженный.
Я не манипулирую, я веду переговоры. Ты не хочешь, чтобы я ехал домой на метро. Я хочу остаться с тобой. С тобой.
Ох, в проигрышах ему крылось свое пугающее удовольствие.
Если останешься со мной, между нами ничего не будет.
Я ожидал возражений (даже надеялся на них?), но он только кивнул и с таким энтузиазмом, что подумалось, уж не сдался ли я безоружному противнику? Эта мысль заботила меня куда меньше, чем следовало бы.
Ну, ладно. Сюда.
И так я отвел его в спальню, которую когда-то делил с Робертом.
Да-а, мужик, дом у тебя, конечноприсвистнул Тоби.
Время, которое я посвятил его обустройству, казалось потраченным зря. Хобби другого человека. Я подтолкнул Тоби к кровати. Он сбросил полотенце и нырнул в простыни, но не раньше, чем успел сверкнуть бледными бедрами и ямочками на пояснице.
Я выключил свет, чтобы не смотреть, какие очертания принимает его тело под одеялом, пока он ворочался и устраивался поудобнее. После чего снял халат и осторожно улегся рядом.
Он все еще ерзал, тихо мурлыча себе под нос, и так основательно завернулся в одеяло, что я не поручился бы, что смогу его вообще оттуда когда-нибудь вытащить.
Я обычно не сплю на спине, но сейчас посчитал, что так будет благоразумней.
Спокночи, Лори.
Будильник завести?
Неа, не надо.
Боже, в его усталом голосе звучала та же хрипотца, что и от возбуждения. Я уже довольно давно ни с кем не делил кровать и успел забыть, каково этоощущать под боком чужое тело. Мне практически слышались взмахи его ресниц и биение его сердца.
Что было плодом моего воображения, поскольку он улегся на бок, спиной ко мне, и свернулся тугим калачиком.
Я слушал его дыхание, пока оно не стало медленным, ровным и глубоким, после чего рискнул и перекатился к нему. Я даже не почувствовал, когда он сдвинулся, но внезапно его тело оказалось крепко прижато прямо ко мнеспина к моей груди, зад уютно устроился в гнезде моих бедер. Он сладко и явно умышленно засопел. «Интересно, улыбается или нет?»
Я закинул на него руку и подтянул к себе, пальцы практически инстинктивно сомкнулись вокруг запястья, чтобы не сбежал.
Назвался груздем, с волками жить и так далее, и тому подобное.
По телу пробежал мягкий импульс желанияне секса, не боли, не унижения или иного вида разрядки, а вот этой спокойной близости. Обнимать кого-то в темноте.
Он, видимо, это тоже почувствовал. Как я шевельнулся за его спиной, как у меня перехватило дыхание. Я ждал, беспомощно и в подспудном страхе, ответа. Поцелует. Возьмет. Я бы не сопротивлялся. Принял бы его со всей его искренностью, настойчивостью и юным желанием запретного. Но он не солгал, когда пообещал мне пощаду. Его пальцы согнулись, чтобы погладить меня по руке, и он устроился поудобней в изгибе моего тела, дав мне вот это взамен.
Глава 4. Тоби
Я просыпаюсь хрен знает во сколько в чужой кровати в руках у человека, которого едва знаю, и не могу представить чего-то еще идеальней. Меня никогда так не обнимали. Настолько целиком. Его пальцы до сих пор лежат на моем запястье, хоть и не сжимая. Такая приятная тяжестькак будто он не в силах меня отпустить. Он, наверное, за ночь и не пошевелился ни разу.
Я суперосторожно, чтобы не разбудить, поворачиваюсь под обхватившей меня рукой лицом к нему.
Лори.
У него слегка пахнет изо рта, но и у меня не лучшеобычный утренний запах. Мне просто нравится на него вот так смотреть. Во сне он в чем-то больше, а в чем-то меньше похож на себяодновременно строгий и мягкий. И, уютно устроившись рядом с ним в тепле, самому не верится, сколько всего он мне дал за одну ночь: силу, подчинение, доброту. А теперь и вот это. Умиротворенность.
Он еще и первый человек, который воспринял меня серьезно. Первый, с которым я по правде почувствовал себя красивым. И, блин, ну что я после этого смогу дать ему взамен?
Очень-очень аккуратно я касаюсь его ресниц. Уголка рта. Вообще не шевелится. И меня немного напрягает, что так, пожалуй, ведут себя сталкеры.
Знаю, мы с ним не любовники и не друзья, даже не встречаемся, и даон проснется и вызовет такси, чтобы оно увезло меня из его жизни. Но надеюсь, он не будет жалеть об этой ночио том, как привел домой глупого мальчишку. Я-то буду помнить о нем до конца своих дней.
Не уверен, что я все тот же человек, который пробрался в тот дурацкий клуб. Единственное, что там оправдало ожиданияэто Лори. Мне даже где-то хочется, чтобы мы с ним встретились позже, когда я буду старше и круче, и весь такой утонченный. Не знаю, как именно бы встретилиськак-нибудь. Не могу себе толком представить. Лучшее, на что способно мое воображение, это мы в смокингах. И сидим в таком типа баре с дубовой мебелью и свечами, в темных тонах. И я такой бармену: «Лучшее виски, что у вас есть, пожалуйста». И Лори выглядит совсем как сейчас, но я какой-то нечеткий, и мозг так и хочет подставить на мое место Дэниэла Крэйга, и, ёпт, что это за фантазия такая, где мою роль в моей же голове играет кто-то левый?
А потом, встреть я его в другой раз, меня бы сейчас здесь не было. И он не стал бы моим первым. А я это ни на что не променяю.
Надеюсь, я после него вообще смогу смотреть на других мужиков.
Понятия не имею, сколько сейчас времени. Поздно, видимо, судя по солнечному свету, который весь яркий, сверкающий и пронзительный, как иногда бывает после страшного ливняка. А еще спальня у Лориэто такая до невозможности прекрасная комната для пробуждений, почти как из сказки, особенно если посмотреть на огромную кровать с пологом. Точнее, какой-то ее понтовый современный вариант, что ли, раз балдахина-то над кроватью как раз и нет, только корпус и столбики по бокам спинок, покрытые резными спиралями и изгибами, и с блеском, который встречается только у очень хорошего дереватаким глубоким и насыщенным, что оно кажется теплым на ощупь. Богато, но без показухи и, честно сказать, у меня от вида этих столбиков рождается целая куча непристойных идей.
Он бы охеренно выглядел привязанным за руки, за ноги к краям такой кровати.
И уж эту-то фантазию я могу вообразить во всех деталях.
Не уверен насчет технических моментов, но, думаю, тут можно скрутить человека во всякие интересные позы. Под человеком я Лори имею в виду. Ноги подняты и широко раздвинуты, руки над головой. Открытый, беспомощный и немного униженный. И он так заводит, так заводит. Я точно знаю, как бы он смотрел: нахмуренный, и готовый на все, и смущенный, и возбужденный.
И мой. А яего, за то, что разрешает мне с собой такое сделать.
Господи, каково это вообщекогда тебе настолько доверяют и настолько тебя хотят, что отбрасывают страх, стыд и комплексы? Все то, что вроде как важно. Частицы нас, которые мы должны защищать и беречь.
Я иногда задаюсь вопросом, что говорит обо мне это желание найти человека, который вот так ради меня все отбросит. Но потом думаюда какая разницажелание оно и есть желание. Тогда либо все, что мы хотимстранное, либо ничего. Если только речь не о, ну чем-то типа авокадо. Вот чего вообще не понимаю, так это авокадо. Мякоть у него аж в рот не лезет, а уж на вкус это как жевать изнутри чью-то мошонку. Кому такое вообще, на хрен, захочется?
Через пару минут я осторожно выбираюсь из-под его рук и сползаю с кровати. Бедный мужик, наверное, совсем измоталсядаже не шелохнулся после всего этого. Только охеренно умилительно простонал, почти что всхлипнул. Просто так, конечно, но я притворяюсь, что это из-за меня. Из-за того, что меня рядом больше нет.
Слоняться по его дому с болтом, трепыхающимся на ветру, как-то неудобно, так что я оборачиваюсь вчерашним полотенцем и спускаюсь на кухню. Мои шмотки распушились лишнего в сушилке, но так нормальные, и я одеваюсь. А потом какую только странную хрень внезапно для самого себя не начинаю делать.
Я раздвигаю для него все шторы. Поднимаю «Таймс» с коврика у двери. Сегодня воскресенье, так что почту не принесли. А потом я снова оказываюсь на кухне и заглядываю в холодильник. Вообще, наполнение ничего так, надо сказатьтакое несколько анонимное «от сервиса по доставке еды из супермаркета».
По идее, надо бы собираться. Уходить по-тихому, чтобы ему не пришлось, проснувшись, спрашивать себя, чем он думал, когда вчера привел меня домой и разрешил остаться на ночь.
Но потом я вспоминаю, как он спит без задних ног наверху, и как обнимал меня всю ночь. Как вытирал полотенцем, так осторожно и нежно, смотрел на меня, словно на очень дорогого человека, и спрашивал про бензо-что-то там. Как я реально почувствовал его заботу. Ну, и как возбудился тоже. И теперь мне хотелось что-то сделать для него взамен.
В мире не так много вещей, в которых я точно знаю, что спец, но завтрак сготовить могу. У меня, по-моему, и изначально были к этому задатки, но полгода в «Сальном Джо» закалили Тоби Финча до самурая яичницы с беконом.
Пипец как офигенно, да? О таком, блин, будущем родители мечтают для своих отпрысков. Табиточка станет доктором. Рори будет баллотироваться на премьера. Криспин изгоняет остриц из сомалийских сирот. А Тобину, Тоби ничего так орудует сковородкой.
Но слушайте, я хотя бы на что-то гожусь. А одно время думал, что в принципе ни на что. И вообще, мне всегда хотелось поиграться с АГой.
Я хочу пофорсить и приготовить ему настоящий стопроцентный английский завтрак, но из того, что у него есть на кухне, получится где-то процентов на семьдесят пять, не больше, а делать кое-как я не люблю, поэтому будет болтунья.
Какое-то время я обнюхиваю плиту как покупатель-задрот: открываю все дверцы, заглядываю внутрь, пытаюсь понять, что делает та или эта хрень, пока не определяю, которая из них, скорее всего, обжарочная печь. Нахожу решетку для гриля, раскладываю на ней полоски бекона и засовываю все это внутрь, повыше к теплоэлементу. Потом я обнаруживаю такую типа металлическую ракетку для бадминтона, которая раскладывается на две, и либо это припасено для каких-то извращений за пределами моих самых разнузданных фантазий, либо в ней поджаривают тосты, так что я ставлю ее нагреваться на конфорку.
И тут на меня нападает страх облажаться. Потому что яичница это целое такое искусство. Чайная церемония в кулинарии. С виду все просто, а на деле есть куча тонкостей и вариаций. Волшебно.
У меня уже дошло до того, что все постоянные посетители в «Джо» просто говорят: «Как я люблю, Тоби, ты же знаешь»и я действительно знаю. У меня реально в голове двадцать разных рецептов болтуньи. Не слишком так повод гордиться для человека, который должен был стать адвокатом, но чем богаты. А яичных дел мастерэто все же лучше, чем ничего, правда?
Но загвоздка в том, что я не знаю, какую яичницу любит Лори. И это проблема, ведь мне хочется сделать ему самую охерительную яичницу, что он когда-либо пробовал или даже представлял на вкус. Какая ему больше нравится: традиционная или по-американски? Комочки большие или маленькие? Соленая-перченая заранее или потом? Кремовая или масляная?
Боже мой, у меня сейчас мозг вскипит.
В итоге я жарю так, как больше всего люблю сам. Точнее, обычно для себя-то я не выпендриваюсь, но для него делаю, как если бы хотел сводить себя в первоклассный ресторан. Звучит странно, но смысл понятен, да?
Я разбиваю яйца в сковородку, добавляю чуток сливочного масла и приправу него даже соль морская есть и все делаи на десять секунд оставляю их в печи. Отсюда, в общем, есть два вариантамешать до опупения или бить себя по рукам и выжидать.
Я бью себя по рукам и отвлекаюсь на то, чтобы поставить на плиту чайник. А потом опять вынимаю сковородку и нежненько складываю яичницу пополам. Немного странно, что она не на конфорке, где можно было бы на нее поглядывать, и я нервничаю, что сейчас все испортится на фиг. Но потом я ловлю волну. Ну да, это всего лишь яичница, а не кордон блё, но для меня в готовке есть что-то правильное. Ты одновременно спокоен и сосредоточен. И в итоге получаешь что-то, что можно пощупать, чем можно порадовать другого человека.