Он пытается рассмеяться, получается нервно.
Не думаю, что люди, как правило, сдают свою добродетель перед лицом рационального аргумента.
Да ладно, в семнадцатом веке только так и делали, не знал? Есть целая ветвь, ну, не любовной, а сношальной поэзии, что ли, которая вся про то, как убедить бабу тебе отдаться, потому что и далее по списку, от «все однажды умрем, так почему бы и нет» до «нас укусила одна и та же блоха, так что нам теперь все равно крышка».
Он вроде как молчит, но тело подо мной звучит, и еще как. Громогласно. Улыбаюсь ему.
Вот мое любимое:
Нет, больше чем женаты ты и я.
И ложе нам, и храм блоха сия.
Нас связывают крепче алтаря
Живые стены цвета янтаря.[6]
Разве не круче, чем: «Глаза, словно солнца, губы, словно вишни»?
Его ладони ложатся мне на щеки.
«Поцелуй, поцелуй же меня».
Проходит, прихрамывая, вечность.
Чего ты хочешь, Тоби?
Опасно задавать такой вопрос, когда мой ответвсего. Но он, наверное, имеет в виду другое. Так что выбираю очевидное:
Хочу, чтобы ты меня трахнул.
И он накрывает меня как штормовой вал, и этоохереть!пугает, иохереть!полный восторг, и наконец-тоохереть!происходит. Я лежу на спине, а он на мнеух ты, сильныйсрывает с меня одежду. Прямо натурально срывает. Сквозь колотье сердца и шум крови от нашего движения, и дыхания, и единения я-таки слышу, как что-то практически непоправимое случается с одним из швов. Лори проводит ладонью мне вверх по грудискорее, чтобы защитить, чем возбудитьи я на секунду не могу понять, чего ему там надо, но потом он стягивает через голову мою футболку, и до меня доходит, что это он проследил, чтобы ткань не зацепилась за пирсинг в соске.
Я сжимаю его плечи и смотрю в лицораскрасневшееся и дикое. И, вашу ж мать, чувствую что-то не знаю но для меня так охрененно ценно, что он, даже когда настолько распаленный, помнит о такой мелочи.
И я хватаюсь за эту мысль, как за спасательный круг, потому что Мать моя женщина. Он будто с цепи сорвался. И я как бы прижат его телом и совершенно офигевший от такого натиска, но все равно знаюуверен как ни в чем другомчто он никогда не причинит мне боль, хоть самую маленькую, милипизерную, абсолютно нечаяннуюникакую. Да и, по правде говоря, он мне нравится, и я его хочу, слишком сильно хочу, чтобы бояться. Даже когда он у меня между ног и прижимает таким грубым и совершенно недвусмысленным способом. Ни капли сомнений, как будто все его тело говорит: «Сейчас как трахну, как трахну».
Отчего я просто с ума схожу.
Потому что это тоже из-за меня.
Я его довел до такого.
Я. Слишком худосочный, слишком странный, слишком настырный ноль без палочки. И вот это правда мое. Мое и больше ничье.
Он отбрасывает снятую футболку куда-то, а потом его рот вроде как раскрывается над моим соском, и, о господи, жар, горячий мокрый жар. А потом его язык, фигак, дотрагивается до наконечника стрелы, легонько потягивая кожу, и это, блин, как электричество. Это яркое, не-боль-не-наслаждение, чувство, которое расходится по телу как фейерверк «Огненное колесо». Позвоночник беспомощно выгибается вверх, превращая меня в гребаные ворота для крикета, и я издаю звук, который человек никак не должен издавать только из-за того, что ему полизали сосок.
Вот тут-то я и понимаю, насколько это не мой уровень.
Я ему не соврал, когда сказал, что веду половую жизнь, как любят выражаться в больнице. Ага, живущий половой жизнью и ответственныйэто про меня. Но иногда кажется, что мои взаимоотношения с сексомэто такая нездоровая смесь неуверенности в себе и гормонов. Мне нравится, когда парни хотят меня поиметьоднозначно хорошо для самооценки, фиглии я практически постоянно живу с таким фоновым желанием все время заниматься сексом. Но вот сами потрахушки Как-то не очень, да? Не ужасно, конечно, но с хорошим дрочевом не сравнить.
Если ты онанируешь, на тебя ничего не давит. А вот когда с кем-то, то вроде грубо, ну, находиться совсем в другом месте у себя в голове. Зато когда я выступаю сольно, тут уж можно навоображать себе столько горячих парней в цепях, сколько твоей душе угодно.
Может, это у меня из-за кинка?
А может, я просто в постели не очень. Но в основном, секс это такой влажный и неловкий процесс, и вы оба трогаете друг друга, будто толком не знаете, что надо делать.
Наверное, потому что реально не знаем.
Но ё-мое, я хочу, чтобы меня трогали, как Лори сейчас. Словно он просек, где у меня живет удовольствие, и вытягивает его наружу, несмотря на протесты.
И я хочу научиться так же его трогать.
Потому что мне очень-очень хочется видеть, как он протестует. Шучу. Ну, нет, не шучу, на самом деле, но тут дело не только во власти. Это еще и сумасшедшая благодарность и желание поделиться узнанным с другим. То есть, с ним. Разделить, короче.
Сделать ему хорошо. Потрогать везде, где он хочет.
Он поднимает голову до того, как я успеваю умереть. И я просто лежу весь в огне, напряженный и задыхающийся. Пальцы касаются моего горла.
И из меня вырывается еще один дурацкий звук. Моя кожа такая тонкая и натянутая под его пальцами, что я представляюсь себе почти прозрачным. Я для него стеклянный, до самого кроваво-красного сияющего сердца.
А потом его ладони оказываются у меня на талии. Я приподнимаюсь, и он вытряхивает меня из джинсов. Не самый лучший моментя как жираф со своими костлявыми коленями и пинающимися ногамино все это вылетает из головы, стоит ему только лечь обратно на голого меня. Он такой теплый и сильный, и все еще чуточку грубый. Не в смысле агрессивно, но уверенный такой, отчего и мне верится, что я тоже сильный, что мое тело для этого и создано. Принимать его в себя. Сосредоточить всю его силу на моем удовольствии.
Я обворачиваюсь вокруг него, так крепко, как только могу, и, вашу мать, упиваюсь.
Мне дико нравится его надежный тяжелый вес на себе. Как движется под моими ладонями его спина. Его член, прижатый к моему, что вообще-то несколько неудобно, но и одновременно очень интимно. Клянусь, я так и чувствую, как по стволу идет и тяжело бьется под кожей кровь, словно свой отдельный пульс. А над пахом, где волосы у Лори редеют, их отдельные спиральки вжимаются в меня, как будто он пишет мне послание в виде нашего личного граффити.
Мы какое-то время так и лежим, в этом объятии во весь рост. Его голова уткнулась мне в плечо, дыхание греет шею, и мне видно, почти как снайперу в прицел, весь его позвоночник вплоть до роскошной, чего уж тут, задницы.
И я думаю о тех секретах, которые он в себе носит. Как его горло дрожало под моими пальцами. Как он выглядел на коленях у моих ног. Его нежность, когда оборачивал меня полотенцем. И, черт, я хочу знать больше. Хочу знать, как его рот будет чувствоваться на моем члене. Какой он на вкус в местах, где мне до сих пор ни разу не хотелось знать вкус других людей. Хочу раздвинуть его ноги и проехаться ногтями по внутренней стороне бедер. Хочу сделать ему больно.
Какие же у меня руки загребущие. Хочется иметь все.
Мама родная, Лори.Я вплетаюсь пальцами в его волосы. Они невероятно мягкие, особенно у шеи. И он поднимает глаза и смотрит прямо в мои. Его лицо залито таким отчаянным румянцем, от которого у меня живот ходуном ходит.
Ты просто охеренноДаже не знаю, что я собирался сказать.
Нет такого слова, которое бы описало, насколько я его хочу, и как я себя с ним чувствую.
Но оказывается, мне и не надо ничего говорить.
Ляг на живот.Голос у него стал такой низкий, что он почти что рычит на меня. И это самая страстная вещь в мире.
Хотя не знаю, зачем вообще было нужно говорить, потому что он не дает мне шанса. И просто берет и сам меня переворачивает. Да так быстро, что я отдышаться не могу. И теперь беспомощно таращусь на изножье кровати, что слушайте, у меня жизнь несколько ограниченная, понятно? И до сих пор, если я занимался сексом, то это обычно происходило у кого-то дома, на односпальной кровати и очень-очень тихо. Не то чтобы меня тогда распирало от желания кричать, чтоб аж окна повышибало. Но, в общем, дапожалуй, мне никогда не приходило в голову, что горизонтальное положение в постели можно принимать не макушкой к изголовью.
Но вот я тут, с парнем, который так хочет меня отыметь, что я разложен практически по диагонали и лицом к ножной части кровати, а ему все равно.
Да, согласен, это мелочь такая. Вообще смешно о ней думать. Но для меня она все-таки что-то значит. Есть нечто романтическое в этой идее, которой он со мной поделился. Как будто я стал такой сумасшедшей, искусительной версией себя.
Вместо того, кто я на самом деле.
Вытягиваю руку и хватаюсь за красивую резную деталь его кровати. Дерево под моими пальцами гладкое, как кожа, и быстро согревается. Странно, какие сенсорные подробности выхватывает твой мозг. Тут мужчина раздвигает мне ноги, целует в шею под затылком, а-а, етить твою трется членом о мою задницу а мне резные детали его кровати впечатались в мозг, словно я их теперь никогда не смогу забыть.
Наверное, это сам мозг так следит, чтобы я не взорвался от блаженства.
Потому что, мать моя женщина, мне никто не говорил, что у моей шеи сзади прямое подключение к члену. Когда он меня туда целует, становится одновременно и жарко, и холодно, и глаза как бы слепит от яркости, будто в венах вместо крови текут фотоны. Он везде, внутри и снаружи, и я таю под ним в лужицу дрожащего, всхлипывающего «да». Хорошо, что у меня есть за что держаться, а то я бы в таком кайфе провалился прямиком в трещину Вселенной.
Я роняю голову между вытянутых рук.
Еще. Еще.
Вместо этого он отодвигается, но я не успеваю впасть в конкретное разочарование, потому что его язык начинает рисовать мокрую полоску экстаза от начала задницы и вверх по позвоночнику. Сперва это, по большей части, странно, потом становится ничего так, а потом невероятно охерительнобудто все нервные окончания моей спины встрепенулись и подрагивают от нетерпения, после чего искрятся, когда он их поджигает один, мать его, за другим. А я такой живой, такой опьяненный всем этим, что даже понятия не имею, где сейчас находится его язык. Кажется, будто он мне всю спину облизывает одним махом. И я обо всем забываю в вихре ощущений. Обо всем, кроме него.
Я вдруг замечаю, что издаю такой звук. Типа «хнннннн», только у меня дыхание слишком сбилось, поэтому это скорее «хн-уф-уф-уфхннннн», как будто я газонокосилка, которая никак не заведется. И стараюсь перестать, но не могу. Не могу.
Очевидно, это происходит, когда мне вылизывают спину.
Кто ж знал?
Его раскрытый рот снова у моей шеи, жаркий и влажный, и Лори проходится по коже зубами, и, господи, я чуть не кончаю. Спасает только чистой воды паника, ну, почти спасает, и теперь я лежу и подергиваюсь в луже жидкости, и мне хочется сдохнуть от стыда.
Тоби?Его голос у моего уха.
Нет, мне слишком стыдно, чтобы ответить.
Что такое? Чересчур?
Если я ничего не скажу, он забудет про мое существование. Ля-ля-ля. Тоби Финч покинул помещение.
Тоби, пожалуйста. Я что-то не так сделал?Мама родная, кажется, он реально испугался. Я прячу лицо в руке.
Ты что, я чуть не кончил сейчас.
Что, прости?
Поворачиваюсь ртом вбок.
Я. Чуть. Не кончил.
Его губы прокладывают дорожку по изгибу моего уха.
Разве не в этом смысл?
Эээ, нет.Сложно соображать, когда он меня трогает сказал бы «вот так», но по правде, когда он в принципе меня трогает.Смысл в том, чтобы кончить в нужный момент. А иначе это преждевременная эякуляция.
Нужный момент, чтобы кончить, милый мой, это когда тебе хочется кончить.
Он меня милым назвал. Оказывается, моему члену и это нравится, и я поскуливаю, пока из него капает. Лори прикусывает меня губами за мочку, и все. Капец. Я опять начинаю газонокосить.
Мне хочетсятут у него голос срывается,доставить тебе удовольствие, Тоби.
Аррргх. Только хуже стало. Судорожно сжимаю бортик кровати.
«Двенадцатью одиндвенадцать, двенадцатью двадвадцать четыре. Двенадцатью три»он утыкается носом в мою шею сбоку и трется об меня утренней щетиной. Понятия не имею, сколько будет двенадцать на три.
Пожалуйста. Позволь мне.
Его эротизм опять взрывает мой жалкий мозг. Поверить не могу, что он реально умоляет разрешить ему доставить мне неземное удовольствие. Лучше, чем сейчас, в жизни просто не бывает.
И это еще не все. Я чувствую, как он дрожит. Прямо трясется весь.
Ты даже не представляешь,шепчет он,что со мной делаешь.
Верно. Не представляю. Вообще понятия не имею, как я могу что-то с кем-то делать, если честно. Но сама идея, что способен, это охренеть как круто.
Ты меня обязан трахнуть,говорю я ему,прям щас или все, капец. Потому что можешь думать, как хочешь, но лично я считаю, что если кончу без твоего члена в заднице, это офигеть как преждевременно.
Ох, Тоби.Он спускается вниз по хребту, вжимая в кожу мое имя как самоцветы.Тоби. Тоби.
Голос у него совершенно очумевший. И это так красиво. Не представляю, как я умудрился заслужить такого удивительного мужчину, но клянусь, теперь практически понимаю, что люди находят в религии.
После его губ и языка я весь липкий и трясусь мелкой дрожью. Слышу шорох рвущейся обертки от презерватива и внезапно очень четко представляю, как я смотрюсь перед нимразложенный по простыне, потный от вожделения и влажно блестящий от его рта, ноги широко раскинуты, а руки держатся за спинку кровати.
Да-а, вот это я понимаю поза «возьми меня».
Как мне оно все нравится. Такая охренительная разнузданность. Я теперь всегда буду помнить этот образ себяТоби, каким его видит Лори. Мой собственный секрет.
Матрас проседает под его весом. Щелчок, звук выдавливаемого геля, а потом у меня в заднице палец. И вшшух резко выдыхаю я, потому что это такое здрасьте. Я, конечно, знал, что так будет, хотя, может, и не совсем в том виде.
Потому что сейчас это палец в заднице. И мне не больно там, ничего такогоконтролируемое растяжениено как бы и все.
Ну, то есть, мне знакомо это ощущение. Слегка чужеродное «эй, да там что-то есть». Ничего страшного.
Но, наверное, я думал, что с ним будет по-другому.
Сжимаю зубы и жду, когда станет лучше. То есть, скорее всего, когда он начнет попадать мне по простате.
Ага. Два пальца.
Рассматриваю стену. Мир снова стал обычным. Ну, настолько обычным, насколько бывает, когда кто-то сует вам пальцы в задницу.
Странно, что я всегда настолько не прочь перепихнуться, если учесть, насколько не вдохновляет меня сам процесс. Как это вообще называется? Как будто тело забывает всю банальность этого действа, и я опять начинаю жаждать. А может, когда я думаю о сексе, то воображаю другое, а потом убеждаю себя, что так оно и было.
Мой член опустился с девяноста градусов до нуля меньше, чем за секунду, такое ощущение, хотя на деле наверняка дольше.
Ничего, когда он войдет, станет опять нормально. Я почувствую эту близость, которая всегда бывает, и наполненность, и то глубокое, темное наслаждение, которое растет-растет и ни во что не выливается, на самом деле. Вот это все мне нравится. Очень. А потом я буду себя тереть и мечтать о его губах и пальцах на своем теле. Вообще, если подумать, даже если эта часть не удастся, все равно с ним у меня был лучший секс в жизни. И самой мысли достаточно, если на то пошло: он и я. Как Лори меня берет, его тело в моем, какие звуки он издает, когда кончает.
О да.
Кажется, я готов, потому что он опять вынимает пальцы.
Надеюсь, что готов.
Он там все так старательно растягивал своим не слишком соблазнительным способом.
Я вяло думаю, что, наверное, так занимаются сексом взрослые. И даже не знаю, лучше это или хуже, чем неуверенные, где-то отчаянные потуги из моего опыта.
Я стараюсь не слишком огорчаться по этому поводу. Просто ну, все же так хорошо начиналось. Надо было разрешить ему вылизать меня до оргазма.
В следующий момент он подхватывает меня под бедра так, что колени оказываются строго подо мной, и я как бы шатаюсь туда-сюдаверхняя часть туловища распластана по кровати, а нижняя развевается в воздухе, как флаг на ветру.
Я, прямо скажем, не уверен, что в большом восторге от всего этого.
Меня честно шокирует, каким беспомощным я себя при этом чувствую. И не могу забыть, насколько выставлен весь на его обозрение. В немалой степени из-за того, что холодный ветерок буквально обдувает мне анус.
Который смотрит прямо на Лори.
С тем же полуоткрытым «ртом», как и у меня на лице.
В общем, лежу я, весь в ужасе от представленного и в таком физическом дискомфорте. И главное, тут часть меня вдруг ни с того ни с сего словно подскакивает и говорит: «О!». Потому что я внезапно чувствую какое-то честно предвкушение, что ли, что вот сейчас-то меня абсолютно точно, стопроцентно оттрахают. И если б можно было в этот момент высвободить руку, чтобы постучать себе по башке, я бы точно постучал, потому что, блин, Тоби, ну когда уже ты усвоишь, что подставлять задницу для потрахушекне самое приятное занятие.