Тут его член прижимается ко мне и входит в одно плавное движениене грубо, но практически неумолимо, открывая меня нажатием с поворотом, как будто я музыкальная шкатулка, и он знает, как работают механизмы всех моих тайных мест. Я чувствую его так глубоко внутри себя, что просто задыхаюсь от этого.
О господи, раньше никогда так хорошо не было. Это уже не утешительный приз как-нибудь когда-нибудь, а все то, что мне нравилось в этой части секса, прямо здесь и прямо передо мнойто есть, технически за мной. И внезапно становится совершенно пофиг, в какой позе я лежу, потому что меня уже не волнует ее нелепость. Мне охеренно.
Я пытаюсь податься назад, подобраться ближе к намеку на вот это нечто, что он предлагает, поскольку уверен на сто процентов уверен что меня там что-то ждет, какое-то откровение, надо только дотянуться. Но он крепче сжимает мне бедра (надеюсь, останутся синяки) и не дает двигаться. Заставляет ждать вот так, с моим телом вокруг его и этим намеком на наслаждение, пульсирующим в воздухе.
Когда я не могу больше терпеть ни минуты, он снова выходит и входит под другим углом, зажигая меня как хренов фейерверк.
Кажется, я реально кричу.
Последняя связная мысль: «Так вот что я всегда искал».
А потом я даю себя оттрахать в бессвязную, стонущую, дрожащую лужицу, и это так круто. Нереально круто. Даже не понимаю, когда именно начинаю кончать. Ощущение, будто я все это время кончаю. И окружающий мир слился в одно размытое пятно его пота, и жара, и силы, с которой он вколачивается в меня, толкает все выше и выше, глубже и глубже до тех пор, пока я не перестаю думать, перестаю дышать, перестаю смотреть и только чувствую, чувствую, чувствую.
Я так сотрясаю стены своими криками, что почти не слышу, как он произносит мое имя.
А я говорю все.
Да. Боже. Черт. Вот тут. Вот так. Сильнее. Глубже. Да. Да.
Ооооо да.
Порнушные звуки, которые и повторить-то стыдно, поверить не могу, что мой рот их издает.
Кажется, я даже признаюсь ему в любви.
Потому что сейчас я его и правда люблю. Реально.
В какой-то моментах, вашу ж матьнаслаждение не сказать, что доходит до пика, но с ним что-то случается. Оно схлопывается, как Вселенная, а потом оказывается везде, как падающие звезды, и я им весь охвачен. Охвачен Лори.
Какая, на хрен, маленькая смерть? Да это опупенно гигантская смерть.
И я умираю. Столетиями.
Я прихожу в себя обмякшим и оттраханным. Легким не хватает воздуха, сердце колотится, а ладони ноют от того, как я ими сжимал бортик кровати.
Разгибаю пальцы, и колени подо мной медленно разъезжаются, пока я не остаюсь лежать ничком, а он до сих пор внутри меня по самый кореньпрямо на грани невыносимого, только я не хочу терять ни самого Лори, ни одной из оставшихся секунд этого наслаждения. Хотя «наслаждение»слишком мелкое слово для того, что я сейчас испытываю.
Это, кажется, экстаз.
Он падает на меня, подставляя локти для опоры, перед тем как расплющить, словно виноградину.
Мммхх,говорю я.
Тоби.Фигасе, его и на слова еще хватает.Тоби можно мне
Эге, да судя по голосу его унесло не хуже. Мои яйца прошибает какой-то странный типа спазмвроде как они шарят по карманам в поисках, чего б еще выдавить из нашего члена, но так и не находят.
Вот бы сейчас увидеть Лори. Я чувствую, в каком он напряжении, что его трясет над моей спиной, а уж как выглядит при этом Точно офигенно. Сплошные тугие мускулы, свирепость и отчаянное безумие.
Хочу велеть ему перевернуть меня сначала. Чтоб я увидел, как он разлетается на кусочки внутри меня, для меня, из-за меня.
Но сейчас получается только «Агхаааа».
О боже,его голос перехватывает от желания и благодарности.
И это я его до такого довел.
Ему хватает только пары толчков, и, честно говоря, слава богу, потому что ну да, не скроюбольновато. Но его пальцы находят мои, и мы переплетаемся, и так он и приходит к финишу. Руки хватаются за мои, тело крепко прижато к моему, открытый рот осыпает сдавленными стонами шею мне у затылка.
Он кончает, выдыхая мое имя.
И я серьезно начинаю тащиться от того, как Лори его произносит. Как будто это уже не обычный я, а другой, улучшенный Тоби. Тоби, который может поставить на колени. Тоби, которого экспертно трахают.
Его Тоби.
Не представляю, как у него получаетсята же магия, из-за которой он такой огонь в постели, наверное,но он выходит из меня осторожно и аккуратно. Я слышу шлепок снятого презерватива, после чего Лори падает на спину рядом со мной.
Какое-то время мы не двигаемся.
У меня засыхает смазка в странных местах. И сказать, что я лежу на мокром, значит серьезно приуменьшить бескрайний океан спермы, что он умудрился из меня вытрахать.
Jouissance[7],думаю я.
Нашел, блин, о чем вспомнить в такой момент. Потому что это название самой известной картины моей мамы. Которую я терпеть ненавижу, и о которой очень-очень не хочу сейчас думать. Беее.
Все хорошо?спрашивает Лори.
Как узнал? Я же до сих пор лежу лицом в матрас.
Ага,киваю я в простынь.
Спасибо.
Он нежно убирает мне со лба пару намокших от пота прядей, я не могу унять дрожь. А потом, видимо, отключаюсь.
Я просыпаюсь чистым, укутанным и в кольце его рук. Не знаю, вздремнул ли он сам, но сейчас уже не спит. Он не таращится на меня, ничего такого противного, но глаза открыты. А на лице это замкнутое выражение ушедшего в себя человека, которое у него иногда бывает.
Э, извини. Я, кажется, уснул.
Ничего страшного.Он улыбается и возвращается ко мне, какая-то его часть, по крайней мере.
Не знаю с чегои это после того, как недавно лежал тут каком кверхуно мне становится несколько неловко. Просто, ну, кто еще для тебя такое сделает? Обнимет, пока ты спишь, или сперва оттрахает до беспамятства. Лори так чертовски внимателен ко мне, что я грустнею.
Очередной его секрет, похоже. Насколько он невероятно добрый за своим строгим ртом и холодными глазами. Со мной, по-моему, за всю жизнь никто не был так добр. И не делал столько, чтобы я смог почувствовать себя особенным.
И я внезапно понимаю, что у меня появились новые фантазии, помимо грязных извращенских. Хочу готовить ему еду. Заставить больше улыбаться. Сделать что-нибудь с этими темными кругами под глазами.
Хочу, вашу мать, заботиться о нем в ответ.
«Господи ты боже мой. Ты вообще чем думаешь, Тоби? Сам-то еле-еле живешь с намеком на компетентность. Ну, и что, ну какую хрень ты после этого вообще можешь привнести в его жизнь?»
Я двигаюсь и у меня все липкое и саднит. В самых разных местах.
Мне, наверное, пора идти.
Он кивает, на этот раз без колебаний. Отодвигается, иаргхмне уже не хватает его рук.
Я думаю, как спросить, не хочет ли он встретиться еще. Я бы это обставил так ненавязчиво и невзначай. Только ничего у меня, естественно, не получится. Моя доминантная (пардон за каламбур) модель поведенияэто, похоже, приставучий что пипец.
Но не такой уж я и приставучий, на самом деле, нет. Просто мне первый раз в жизни практически удалось получить что-то, чего так хотелось. Хотя Лори не вещь, конечно.
В общем, после такого сложно вести себя как взрослый человек и отступиться. Отпустить его.
Но я понимаю, что должен. Может, ему и нравится вставать для меня на колени, вставлять мне в задницу, и, может, мне бы этого тоже хватило, но, учитывая каких риторических усилий стоило довести его до кондиции, не думаю, что он так просто захочет.
Я выползаю из кровати и осторожно передвигаюсь босиком по спальне в поисках одежды. У меня такое конкретное чувство, что он за мной наблюдает, хотя я и не ловлю его за этим занятием. Тут, понимаете, дело все в том, что я и в лучшие времена далеко не мастер стриптиза, так что совершенно не представляю, как сделать процесс надевания шмоток хоть чуть-чуть соблазнительнее.
С другой стороны, не самое плохое ощущениекогда на тебя смотрит с кровати голый мужчина, и вы оба думаете о сексе, которым только что занимались. По крайней мере, надеюсь, что он тоже думает. Должен бы. Этот секс был на три звезды Мишлена.
Обычно я в это время уже умирал со стыда и суетился, но под его взглядом начинаю, ну, как бы вертеть хвостом. Нагибаюсь и подбираю с пола вещи, тянусь, пожалуй, больше, чем надо бы. Я даже ловлю себя на том, что изображаю «наклоняешься и выпрямляешься» из «Блондинки в законе». С выпрямлением у меня не очень, правда, но надеюсь, что наклон это компенсирует.
Тоби.О-о, как я люблю этот строгий голос. Прямо взял быть и раскрыл Лори, как мидию.Что, хочешь, чтобы я тебя опять трахнул?
Ого!
А ты предлагаешь?
Он вздыхает, и не могу понять, от нетерпения или сожаления.
Нет. Сколько бы ты не вертел тут своей тугой попкой.
У меня тугая попка? Крутяк.
Когда я вижу себя в зеркале в полный рост, мне хочется схватиться за голову. Ну, в смысле сначала-то чувствую разочарование, что нам не пришло в голову трахаться прямо перед ним, а потом уже «мама родная, на кого я похож». Прическа напоминает ежа после удара током, все лицо в красных отметинах от щетины, а глаза расширены, как будто я под кайфом. А про то, что творится у меня на шее, и о синяках в форме пальцев на бедрах вообще молчу.
Лучший.
Секс.
Моей жизни.
Я улыбаюсь Лори во все тридцать два зуба, и он краснеет и отводит глаза.
Извини, я Я
Ты че, не надо. Это ж охрененно.
Когда я уже практически закончил одеваться, он встает с кровати и заворачивается в халат с прошлой ночи. Ух ты, пушистый какой. А я тогда и не заметил. Не думаю, что кто-то купит себе такой мягкий халат, если только ему в жизни остро не хватает объятий.
Бедный Лори. Если б он только был моим.
Я бы его обнимал и мучил. И спасал бы тоже.
Мы спускаемся гуськом по лестнице, и в холле он легонько касается моей щеки.
У тебя же все будет хорошо, да?
Ага.
Спасибо. За сегодня. И за вчера.
Я пытаюсь улыбнуться.
Да ладно, что ты благодаришь. Я же сам был только за.На этом его глаза как бы ускользают от моих.
Прости. Это вежливая привычка, полагаю.
Привычка? Почему-то я ухватываюсь за это слово. Мое паучье чутье на него реагирует. В принципе, если подумать, это вполне может быть такой кинк. Чисто английский.
За что спасибо?
За завтрак.
Ну да, конечно.
Он по-прежнему отводит взгляд, так что я тянусь вверх к его подбородку, ловлю и заставляю смотреть на меня. Он дергается, а потом, ну, не вот чтобы шумно выдыхает, но ритм его дыхания меняется. Замедляется. Глаза становятся мягче, и я понимаю, что так Лори выглядит у моих ног.
Он сглатывает. И шепчет:
Спасибо, Тоби, что позволил встать для тебя на колени.
Ё-мое, если б я только что не излил всю сперму Вселенной, я бы сейчас, наверное, опять кончал. Мой член даже пошатывается, как очумевший от удара боксер, который не понимает, когда нужно лежать и не рыпаться.
Мое прикосновение превратилось в нежное поглаживание, и мы внезапно как бы тянемся друг к другу. Так близко. Если я поверну голову под нужным углом, он меня поцелует. Точно знаю.
Но если я ему позволю, это край. Сердце просто не выдержит.
Поцелуй, что Лори готов подарить,мне нужно, чтобы он исходил от человека, который не собирается сразу после выставить меня из своего дома, чтобы больше никогда не увидеть.
Так что я отстраняюсь.
Не знаю, что сказать. А когда открываю рот, из него вываливается: «Э, ну, пока-а».
И вот так я и ухожу.
С «пока-а».
Убейте меня сразу и не мучайтесь.
Глава 5. Лори
Не знаю, есть ли некая ирония в том, что моя жизнь не один раз, а дважды разделилась на четкие периоды до и после. Сперва на «Роберт» и «После Роберта». А теперь«До Тоби» и «После Тоби». Довольно незавидный уделвсе время жить, разгребая последствия. Ладно Роберт, который делил со мной жизнь больше десяти лет и так на нее повлиял,это еще понятно. А вот Тоби Финч, кометой промчавшийся сквозь мое существование за полночи и полдня? Какая вопиющая жестокость.
Конечно, со временем я примирился с Робертом и тем, что между нами произошло. Я прошел через злость, боль, осознание предательства, пока не осталось лишь сожаление от потери. И постепенно все превратилось в легкую грусть по той жизни, что мы строили и делили. Той самой жизни, что он разрушил и так легко наладил заново уже с другим. С тем, в чьих глазах Роберт до сих пор видел отражение идеализированного себя. В то время как я, в конечном итоге, показал ему что? Слишком много правды? Единственное воспоминание, которое он не смог вынести, которое увело его так далеко от меня, что он обрел себя вновь только в объятиях другого мужчины. В подчинении другого мужчины.
Да, я скучал по Роберту. По мальчишкам, которыми мы были. По мужчинам, в которых мы выросли. Скучал по тому, что есть человек, знавший обо мне самое обыденное и самое постыдное. В своей гордынея только так могу это назватьмы даже жалели тех, кому повезло меньше, чем нам. Мы сначала нашли любовь, а потом, практически случайнохотя казалось, что неизбежнооткрыли волшебные новые горизонты, поняв, что совпадаем в предпочтениях. Тогда все было так простонеспешное соблазнение доверием и болью, подчинением и служением. Каким ограниченным казался нам противоположный путьвыжимать любовь из совпадения, а не находить совпадение в любви.
По правде говоря, я и до сих пор в это верю.
Тем не менее, вот он яочередной дурак с опустевшим сердцем, что ждет надежды под плетью чужого человека.
После Роберта я первое время пытался стать, за неимением лучшего слова, нормальным. Словно все, что мы с ним делали, было лишь выражением нас, нежели частью меня. Не сработало. Я знакомился с мужчинами, которые могли бы любить меня, и жаждал мучений под их руками.
Кроме того, я был занятым человеком. Работа накладывала свои ограничения, а поиск собственного будущего отнимает довольно много времени. Не могу вспомнить, чтобы я в один прекрасный день осознанно потерял веру в любовь. Все произошло не настолько драматично. Я ходил в БДСМ-клубы и на организованные встречи в кафе. Регистрировался на сайтах. Ориентировался в темах разговоров. Выучил шутки. Я отдавал свое тело домам в коже, чтобы они делали с ним все, что захочется, в тщательно оговоренных рамках. И находил облегчение. Хотя бы его, и этого мне хватало.
А потом появился Тоби Финч. Слишком юный, слишком худой, слишком искреннийвсе слишком. Со своими острыми локтями и бугристыми коленками. С челкой, которая постоянно сползала на глаза. С прыщами на ключицах. Его обиженный рот, который хотелось исцеловать до синяков, и широкая улыбка, которую он пока не научился сдерживать.
Девятнадцать лет от роду. Девятнадцать.
Я едва его знал, но, когда дни сменились неделями, понял, что по нему тоже скучаю. Мой жестокий и нежный царь-бог, до сих пор такой потерянный между противоречиями юношества и зрелости.
И внезапно «хватало» стало уже недостаточно.
Когда Сэм и Грейс ожидаемо поинтересовались, как все прошло, я сказал, что просто убедился, что парень нормально добрался домой. Так и есть, если не принимать во внимание ту часть, когда я вышвырнул его за порог посреди ночи, потом снова пустил внутрь, после чего отымел до потери пульса.
Господи.
Тоби.
В декабре, двадцать с чем-то дней «П.Т.», мы совершили наше ежемесячное паломничество в «Сад пыток», для чего потребовалось влезть чуть ли не с мылом в мою единственную пару кожаных штановунижение, которому не должен подвергаться ни один мужчина под сорок только ради того, чтобы заняться сексом предпочитаемым способом. Происходящее как всегда оказалось на пятьдесят процентов модным дефиле, на сорок процентов клубными танцульками, на десятьсекс-вечеринкой и на все стораздражающим мероприятием. Но я не стал, да и не хотел бы, возвращаться в «Извракратию», и хотя желания идти в «Сад пыток» тоже не присутствовало, тут у меня было крайне мало шансов встретить Тоби и довольно многонайти кого-то, кто бы сделал мне больно, отымел и не заставил скучать по нему после своего ухода.
В последние годы я предпочитал организовывать мои свидания через интернет, но с каждой благополучно окончившейся встречей я все острее ощущал растущую статистическую вероятность, что финал следующей будет печальным. Анонимность и физическая беззащитностьне самая удачная комбинация, но даже это нездоровое предвкушение едва ли стоило неизбежных ритуалов силы и бессилия, настолько же абстрактных и ненужных, как призыв дождя танцами или замаливание грехов перед несуществующими богами.
Так что музыка играла, танцоры танцевали, и все возвращалось на круги своя.
Я оставил друзей извиваться в море радужного латекса и нашел не слишком темное, не слишком отдаленное и не слишком близкое к темнице место, где меня бы могли узнать. Узнали, разумеется. Я в этих кругах вращаюсь уже давно. Как, впрочем, и все остальные.