«Что-то не так?» «С чего ты взял?» «Чувствую». «Все хорошо, тебя просто слишком долго не было».
В третью ночь она говорит: «Не трогай меня так, мне неприятно». «Я всегда тебя так трогал, ты никогда не говорила». «А сейчас говорю». «Ты с кем меня сравниваешь?» «Ни с кем! С чего ты взял?» «Чувствую». «Что-то ты слишком много стал чувствовать, как с Италии вернулся».
На следующий день Жора следит за женой, обнявшись с толстым московским тополем. Шершавая кора врезается в ладони, ветви высоко, не залезть, но это и не нужно. Они идут, взявшись за руки, и они смеютсяего жена и парень моложе ее лет на пять.
Жора возвращается домой собрать вещи. «А где деньги, которые я привез из Италии?» спрашивает он, глядя в пустой ящик. «Я взяла. Мне были нужны деньги». «Как? На что? Почему ты не спросила меня?» «Ты бы не разрешил». «Почему ты так решила?» «Потому что я дала их в долг. Их вернут с процентами. А ты людям не доверяешь, и ты бы не дал мне это сделать».
Он уходит, хлопнув дверью.
Слава богу, много работы. Большой заказособняк на Рублевке, срочно. Хозяин не появляется, распоряжается его поверенныйпацан в галстуке. Под проливным дождем Жора вынужден заставлять бригаду красить и гнать работы в минимальные сроки вообще без выходных.
«Это тебе не Италия» бубнит по-болгарски Андон, и Жора, вздрагивая от родной речи, почему-то вспоминают русачку, которая, скорей всего, спала с директором.
Не будет краска держаться! Я же не бог, чтобы дождь остановить! И люди под дождем должны работать! кричит Жора пацану в галстуке.
Мне насрать! Хозяин сказал сделать, значит делай! орет в ответ тот.
Слушай, я прораб, а не раб! Не смей так разговаривать! Жора сжимает кулаки.
Пацан осекается.
Ладно, извини. С меня тоже требуют.
В заляпанное окно бытовки виден мокрый от дождя особняк, похожий на замок людоедав автоматические ворота подают людей, с башенок сбрасывают кости. Традиционная архитектура русского средневековья.
Жора прижимается к стене бытовки, чтобы изменить угол зрения, но картина в окне не меняется. Не меняется она даже если сесть в дальний угол. Серый замок с башенками для сброса костей никуда не девается
«Я хочу увидеть сына», звонит он жене через три месяца, не в силах больше убивать в себе тоску. Он слышал, что она сошлась с молодым и беременна от него. «Ты его больше не увидишь! Ты оставил нас без денег, без всего!» кричит жена. «А где мои итальянские деньги?» «Это твой взнос в будущее ребенка!» кидает трубку жена.
Жоре хочется плакать. Но приехал управляющий, и он идет показывать работу.
Через год жена звонит сама: «Почему ты не звонишь, ты что, не соскучился по сыну?» «Что-то поменялась?» с надеждой спрашивает Жора. «Это не телефонный разговор». «Хорошо, я приеду».
Он приезжает. Она с трехмесячным ребенком на руках. Она отдала молодому деньги, он открыл на них несколько тату-салонов и исчез, она даже не знает, где он сейчас, а жить не на что.
Сын обвивает руками его шею.
Пап, я так ждал тебя
Хорошо, говорит Жора, все, что нужно ребенку, я куплю.
У жены по-прежнему классная попа, но его это не волнует.
Она одевает детей гулять.
Я хочу с папой, робко просит его мальчик.
Идите с мамой, я сейчас к вам подойду, сдается Жора.
Он стоит у окна и смотрит на молодую женщину с коляской, которую он когда-то любил, и мальчика, похожего на него. Если отойти вглубь комнаты, в окне остается лишь кусок серого московского неба и пустые строчки проводов. Женщина с коляской и ребенок исчезают при этом угле зрения. Эффект возникает потому, что квартира на десятом этаже, а вовсе не потому, что комната большая.
Жора стоит, прижавшись к стене в страхе, что ребенок может исчезнуть навсегда. Страх заставляет его вернуться к окну.
Во дворе чужая ему женщина качает коляску, а мальчик ищет его глазами.
Жора машет ему, шепча по-болгарски
Маринка
Синие бока стюардессы огибали тележку с напитками как отмороженные щёки. Щёки же, напротив, были рыхлыми и белыми, словно полупопия работающих в помещении женщин.
Яблочный, апельсиновый, томатный, монотонно перечисляла стюардесса, даже не пытаясь растянуть эти щёки в улыбке.
Томатный! заказал сосед, и, когда тележка откатилась, оскорблённо покачал головой: Раньше Аэрофлот не позволял себе брать вот таких. Все девчонки были как на подбор!
До этого мы с этим соседом обсудили расположение наших сумок в багажном отсеке, задержку вылета на двадцать минут, которая не должна сказаться на времени прилёта, потомучто «они обычно нагоняют время», познакомились, и стали почти родственниками, приговорёнными «чувствовать локоть друг друга» ещё как минимум три часа, если «они нагонят время». Его зовут Артём, и он вызывал желание составить второе впечатление.
Откуда вы знаете? Летаете часто? спросила я.
Да нет, не сказал бы.
Значит, вам везло, попадались сплошь модели!
Нет, засмеялся он. Я точно знаю. У меня сестра десять лет отлетала стюардессой. Знаю, какой был строгий отбор и какие требования. Она и ушла потому, что стали брать всех подряд. Раньше это была элита так сказать, а сейчас всякий сброд. Вон, видели? он кивнул в сторону уехавшей стюардессы с тележкой, ей за прилавком стоять, а не летать. А это изначально конфликтная ситуация в коллективе.
Согласна.
Да это же очевидно, вздохнул сосед и поёрзал в кресле.
Он не выглядел перелётным болтуном, которому только покажи пристегнутые уши, и приступ словоохотливости не остановить. Умный взгляд, продуманная щетина, красивый нос. С такой внешностью наблюдают и помалкивают. Но ему явно хотелось продолжить разговор. Да и мне тоже. Впрочем, что ещё делать от разноса напитков до судьбоносного выбора между курицей с макаронами и говядиной с гречкой.
Работать здесь это ведь так тяжело, мне кажется, сказала я. Постоянно в тесном, замкнутом пространстве. Не говоря уже о том, что люди разные бывают и ситуации.
Не знаю, сестре нравилось. Она очень хотела летать, такой конкурс прошла! Работала сначала на внутренних рейсах, потом на международных, потом даже на вип-рейсы ее ставили! с гордостью сказал сосед.
Что значит вип-рейсы?
Это когда летит кто-то важный. Он может один быть в самолёте, или небольшая группа. На такие рейсы ставят лучших из лучших!
А вам приходилось летать с сестрой?
Ой, с ней невозможно! заулыбался он. Еду она не ест, говорит, что лучше не знать, как её готовят, ошибки все замечает, возмущается! Принципиальная она у меня
Красивая? Вы, наверно, похожи?
Нет, я на маму похож, а она на отца больше. У нас отец армянин, а мама русская. Мы из Армении сами. Она, да, красивая. А у меня фото есть. Сейчас Артём полистал и протянул мне смартфон. Вот она, сестричка моя.
На фотомилая темноволосая стюардесса стоит возле кресла единственного в самолёте пассажира в белом одеянии религиозного служителя. Он пожилой, седой, но лицо загорелое и глаза светятся. Девушка держит его ладонь обеими руками, сверху и снизу. Её глаза закрыты и лицо такое, словно она молится, прикоснувшись к святыне.
Это она перевозила Папу Римского Иоанна Павла Второго, прокомментировал Артём. Он сказал девчонкамвы все можете подойти ко мне, сфотографироваться и поцеловать мне руку. Все сказаливот ещё, будем мы старому пердуну руку целовать, а сестра сказалаа я поцелую Она поцеловала, и держала его руку. В этот момент фото сделано. Папа этот через два года умер, а фото осталось.
Интересный снимок сказала я, засмотревшись на просветлённую девушку, держащую как святыню ладонь старца. От него как будто свет идёт
Да, отец его у себя на столе держит, проходит каждый раз мимо, говоритхрани её там, на небесах
О господи! испугалась я. Она жива?
Ну как сказать, жива нахмурился Артём. У нас мама умерла, когда сестре было шестнадцать. Рак. Сестру как подменили, она такое стала вытворять! Однажды с подружкой решили умереть, наглотались каких-то таблеток, сели в автобус, который у нас в городе по самому длинному маршруту ходил и поехали. Думали заснуть в дороге и не проснуться. Несколько кругов промотали, но то ли доза неправильная, то ли организмы молодыеих, косых, сняли в автобусном парке и отправили домой.
А с чего вдруг решили умереть?
Любовь несчастная у сестры была, а подруга с парнем поругалась. И плюс мама. Ну и решили: давай умрём? Давай! Я был дома один, отец в больнице лежал с язвой после смерти мамы, потом парень пришёл этой дуры подруги. Мы намешали им банку воды с марганцовкой, сказалипейте при нас, чтобы мы видели. Онинам надо в туалет. Ну ладно. Закрылись. И тишина. Хорошо, пошли проверить, и хорошо, что у нас между туалетом и ванной перегородка не до потолка, зазор есть. Глянули туда, и парень как закричиттвою мать! А они там обе в кровавой ванне плавают. Оказывается, разломили бритву пополам, раньше, помните, такие были, залезли в ванну и полоснули друг друга по венам. Вытащили, отправили в больницу. Зашивали их без наркоза. Врач сказалчтобы хоть боль запомнили, дуры! Сестра орала так! Потом вроде успокоилась. Отец вышел из больницы. Сестра замуж вышла. Ей девятнадцать и ему девятнадцать. Его родственники её в штыки. Он в Америку собирался уезжать. Тогда все уезжали. Она забеременела. Сказала ему. Онну что сука, добилась своего? Хочешь связать меня по рукам и ногам! Иди, избавляйся от ребенка, не нужен этот ребенок сейчас. И мамаша его тут жеМариночка, я уже договорилась о консультации, врач моя знакомая, всё сделает быстренько, иди. Она должна была завтра идти на консультацию к врачу, но не пошла. И пропала. Просто пропала. Никто не знал, где она. Через три дня объявили в розыск. И два следователя как в киноодин плохой, другой хороший. Плохой сразу мнепризнавайся, гад, как сестру убил и где закопал! А добрый стал выяснять, были ли у неё дневники, записные книжки, телефоны, с кем общалась и т. д. Мы целый ворох её бумаг принесли ему, отдали. Он сел, стал все пересматривать, смотрит и откладывает, бумажку в одну кучку, бумажку в другую. Из маленькой кучки стал звонить. Вышел на жену полевого командира. Где муж? Уехал три дня назад. Онага, три дня назад.
А он один уехал? Нет, с девушкой. Такая и вот такая? Да. Ну так и выяснили, что она на войну уехала. Война тогда шла за Карабах. Она, значит, никому ничего не говоря, собралась и на границу. Тогда приехать в Карабах было легче лёгкого. Приезжаешь, тебе сразу форму, автомат и вперёд. Всех брали, пушечное мясо нужно было. Уехать с войны было невозможно. Только в виде посылки. Везли оттуда пачками. У нас в районе, в моём, где я вырос, где в школу ходил, каждый день по несколько похорон. Знакомых много. С этим в казаки-разбойники играл, этого просто знал, с тем в одной школе учился. Привозят родителям цинковый гроб и бумажку: «спасибо за сына, погиб, выполняя долг». И сопровождающий с гробом, военный. Вот уж работане позавидуешь. Он должен родителям передать героя. Как их не разрывали родственники, не знаю Мы все это видели каждый день, а она туда поехала!
Так она же беременная! Не видели они там что ли? возмутилась я.
Да кто там будет смотреть! Отец тогда побежал, раздобыл справку, что Маринка беременна и поехал в министерство обороны. Зашёл, там люди, туда-сюда бегают, кто с бумагами, кто с чем, к кому обращаться, не понятно. Постоял, поозирался, подошёл к тому у кого звёздочек больше на погонах. Спросилкак мне дочь свою найти? От него отмахнулисьда какая дочь, не до тебя, отец. А рядом группа военныхвонючие, костром, потом, на сапогах глина. Вдруг один из них к отцу обращаетсякак зовут дочку? Марина. Такая, такая? Да. Знаю я твою дочку, у нас она. Я из этой части, за провизией приехал, завтра утром назад. Отец на колени упал перед нимона беременна, ради всего святого, выгоните её оттуда! Как беременна!? крикнул военный. А она ничего не сказала! Конечно, не сказала, она же сбежала из дома! Погибать поехала! Не волнуйся, отец, военный сказал, иди домой, встречай дочь, как приеду, я её в три секунды выкину! Ну, Маринка, и правда, вернулась на следующий день. Ни царапины! Вот так, ничего её не взяло, ни таблетки, ни бритва, ни война Через пять месяцев родила мальчика. Муж пришёл. Муж все-таки. Она как увидела его, только чуть головой повела, сказалапшёл вон!
Артём отпил кровавого томатного сока и вздохнул.
Ну, потом, муж её стал ходить, прощения просить, даже жить приехал к нам. У нас квартира большая была, комнат много. Вроде чего-то помогать пытался Однажды Маринка на кухне разораласья больше видеть его не могу! Скажи отцу, пусть выгоняет его из квартиры, не нужен он мне! А он в это время за дверью стоял. Вошёл. Онаты все слышал? Вот и проваливай! Такая вот она, сестричка моя А жили так Союз развалился, в квартирах света нет, газа нет, тепла нет. На улице теплей, чем дома. Отец на работе сварил печь, поставили дома, трубу сунули в вытяжку, так и грелись. Тогда многие так делали. Но печку топить же надо. Так у нас рядом с домом был ботанический сад. И как стемнеет, народ тудаза дровами. Все деревья попилили, все лавочки, от лавочек железные остовы остались. Ловили, конечно, штрафовали. Но всё равно ходили. А что делать? Все уезжали тогда из Армениикто в Россию, кто в Америку Я в Москву уехал, потом Маринка ко мне приехала, замуж вышла второй раз.
Так он с сыном больше не виделся? Отец в смысле.
Нет. Но сейчас уже видятся, общаются. Парню двадцать уже. Копия отца. Просто копия. И безвольный такой же
А второй муж какой? Повезло Маринке на нормального мужика?
Я бы не сказал. Внешнебрутальный, лысый, во всех горячих точках побывал, ножи метает, здоровый лось, высокий. А зарабатывает тридцать пять тысяч и даже не парится, а двадцать пять они за квартиру отдают. На что живутне знаю. Покупка ботиноксобытие в семье! У Маринки у самой три заштопанные кофты и джинсывся одежда. Так она ботинки купит сыну, этот обижается, из дома уходит. Приходит вечером с тремя сумками одежды. Себе. Типаему купили, почему мне не купили! Такой вот он. Она носится сейчас с дочкой, и с подработками какими-то. Вот сделает гражданство российское сейчас, с работой легче будет Скучает она, конечно, по полётам, но что делать, надо выживать. Я как могу, помогаю. У меня все боле менее в Москве сложилось, жаловаться грех
Артём допил сок и забил в лунку стаканчик с кровавыми подтеками по пластиковым стенкам.
Синие бока и белые щёки стюардессы подкатили тележку и необходимость выбора между курицей с макаронами и говядиной с гречкой.
Курица! заказал, словно обозвал стюардессу сосед и по-родственному подмигнул мне.
Наша клиника
Медицинская клиника. Дорогая чистота. Регистратура. Белый халатик. Юная грудь. Крестик со стразами. Глаза-пуговицы.
Ваш врач сегодня с четырнадцати тридцати.
Как? А мне сказали, с часу!
Кто вам сказал?
Не знаю, кто-то в телефоне!
Улыбка. Платный вариант «вас многоя одна».
Ваш врач сегодня с четырнадцати тридцати. Вы можете подождать.
Ну я вам звонила! Спрашивала у вас, когда принимает врач! Кто-то же мне ответил!
Я не знаю, с кем вы разговаривали. Ваш врач сегодня с четырнадцати тридцати. Вы можете подождать в холле, если хотите.
Песню замкнуло. Улыбка. Ногти на клавиатуре. Белый халатик. Юная грудь. Крестик со стразами. Глаза-пуговицы. Разговаривать бессмысленно.
Полтора часа до 14. 30! Ни туда, ни сюда
В холлездоровые коричневые диваны. «Здоровые» в смысле «большие», а не в смысле «обследованные и вылеченные». Попа вязнет в поролоновых джунглях. Рядом мужчина. Бородка, свитер, джинсы, любопытные носки, туфли. Правая нога меняется местами с левой. Следующие пять минутона сверху. Пальцы теребят рекламный проспект «Наша клиника». С его сгиба кособоко улыбаются люди в белых халатах. Мужчина накладывает проспект на бедро, как горчичник. Тоже ждет
Пальма в углу «по стойке смирно» прижимает дырявые лапы к волосатому стволуиз уважения к заведению или из страхарастопыришьсясошлют на склад, а тамполив старым чаем и стена с уродом семейства узколистых из журнала «Наш сад». Не дай бог!
Дверь кабинета с надписью: «Уролог. Кандидат медицинских наук Дьячков Ф.Ф.» выпускает невысокого лысого мужчину и слова: «уреплазма, не тяжелое, но неприятное, таблеточки, обязательно, да, да, пожалуйста, всего хорошего». Слова сказаны, видимо, Дьячковым Ф.Ф., но его самого не видно. К кабинету семенит пожилой обладатель живота в шерстяном жилете. Бодро стучит, приоткрывает, спрашивает: «Можно?», исчезает за дверью.