Он открыл глаза. Возле его кровати стояли мама и Антигона, в новом переднике, с двумя голубыми бантами в волосах, на одинаковом расстоянии от пробора. Петрос тотчас сел в постели. Он, по-видимому, проспал и опаздывает в школу. Но шум и гул он слышал теперь наяву, и мама казалась какой-то напуганной.
Вставай, одевайся, сказала она. Началась война. Разве ты не слышишь сирен?
Глава 2СРЕДЬ БЕЗВЕСТНЫХ СЕЛЕНИЙ ГОРДОЛИН
Петрос и Антигона не отходили от окна. Карта в ранце у Петроса могла лежать спокойно: в Греции уже шла война. Прихватив несколько мешочков, встревоженная мама ушла из дому.
Пойду к бакалейщику. Если зайдет дядя Ангелос, скажите ему, что я скоро вернусь.
Папа надел шляпу.
А я, пожалуй, загляну к Кондояннису.
Дедушка тоже смотрел на улицу из другого окна и бормотал:
Я же говорил еще вчера Все время некстати шли у меня короли и портили дело. Пасьянс ни разу не вышел.
С улицы доносились песни и марши. Проезжали грузовики, полные солдат, которые, подбрасывая вверх пилотки, кричали:
Охи! Нетитальянцам, посмевшим нагло вторгнуться в Грецию!
Ты свалишься. Петрос потянул за жакет Антигону, которая, свесившись из окна, посылала воздушные поцелуи солдатам, распевавшим теперь «Средь безвестных селений гордолин», песню, знакомую Петросу еще по школе.
В действительности следовало петь: «Средь безвестных доселе гор, долин победоносно проходит войско». Но Петрос, как и все в классе, до прошлого года пел: «Средь безвестных селений гордолин», считая, что так надо. Какая-то армияконечно, греческаяпобедила гордолин, в представлении Петроса и остальных ребят, какой-то народ вроде мирмидонян. И хотя в конце прошлого года у них появился новый учитель пения, записавший слова на доске, ребятам был понятнее собственный вариант, а «Средь безвестных доселе» им ни о чем не говорило. Итак, солдаты сейчас пели, и Петрос представлял себе, как они, обнажив сабли, бросятся на варваров гордолин и изрубят их.
Мы, греки, побеждали во всех войнах. Правда, дедушка?
Дедушка не отвечал, стараясь среди военных отыскать дядю Ангелоса.
У дяди будет звездочка на погонах, так ведь, дедушка?
Привет героям! вопила Антигона и бросала полузавядшие маргаритки, стоявшие в вазе на подоконнике, солдатам, которые шли и шли.
Петрос думал раньше, что войнаэто бесконечный кошмар. Но все оказалось иначе и скорей напоминало праздник, хотя время от времени и выли сирены. Он вполне мог радоваться. И радость от того, что не надо сегодня идти в школу, не оставляла его.
Посмотри на госпожу Леве́нди, подтолкнула его Антигона.
Госпожа Левенди, толстуха, с крашеными рыжими волосами, жившая на первом этаже, тащила две огромные сумки.
Добрый день, госпожа Левенди! крикнули они ей хором из окна.
Но та даже не повернула головы в их сторону и поспешно скрылась в подъезде.
Мама вернулась от бакалейщика с пустыми руками. В лавке, сказала она, уйма народу, а она не могла стоять в очереди, потому что боялась упустить дядю Ангелоса, который, наверно, после явки на призывной пункт забежит к ним.
Возможно, он не успеет даже проститься с нами, всполошилась вдруг мама.
Пришел и папа из конторы «Сливочное, оливковое масло. Г. Кондояннис».
Контора закрыта. Там нет ни души, сказал папа так огорченно, что Петрос удивился: чего ему расстраиваться, если и у него тоже вместо понедельника воскресенье?
Петрос хотел побежать на улицу, куда его звал Сотирис, но отец не пустил.
Мы не знаем, сказал папа, что может произойти сегодня. И потом, с минуты на минуту должен прийти попрощаться с нами дядя Ангелос.
Антигоне надоело смотреть в окно, и она стала примерять перед зеркалом белый платок, прикрепляя его заколками к волосам.
Мама, с какого возраста берут добровольцев в медицинские сестры?
Мама ничего не ответила; сидя на полу, она рылась в нижних ящиках буфета. Вытаскивала бумажные мешочки, раскрыв их, заглядывала внутрь и опять прятала в буфет. Из взрослых она нервничала больше всех. Может быть, потому что для нее никогда не было праздников. Всегда, и в воскресенье и на рождество, у нее находилась масса работы. И даже теперь, во время войны.
Три кило фасоли два кило сахара полкило чечевицы горсточка миндаля кило муки, бормотала она, проверяя содержимое мешочков.
Что на нее нашло? Почему она бережно собирает все, что завалялось в буфете?
Зазвонил звонок, но пришел не дядя Ангелос, а Рита, школьная подруга Антигоны. Глаза у нее распухли от слез. Ее брата взяли в солдаты. И отец ее поехал на призывной пункт. Всеобщая мобилизация.
А ты, папа, пойдешь на войну? в радостном возбуждении спросила Антигона.
Вмешалась мама, ответив:
Папа не настолько молод, чтобы его призвали в армию.
И тут у Петроса чуть не сорвалось: «Как жалко! Вот здорово было бы, если бы папа пошел на войну!»
В подъезд вошел какой-то офицер. С трудом узнав в нем дядю Ангелоса, Петрос кубарем скатился с лестницы и повис у него на шее. Младший лейтенант медицинской службы, так назывался дядин чин. Бордовый кантик на уголках воротничказнаки его различия. Как шла дяде Ангелосу военная форма! Мама и дедушка, глядя на него, прослезились. Хорошо, что Антигона и Рита спасли положение. Забыв про свои заплаканные глаза, Рита подтолкнула Антигону и прошептала:
Ну, познакомь же меня наконец с твоим дядей.
Дядя Ангелос, это Рита, моя лучшая подруга. Я тебе о ней говорила.
Эх, Антигона, у тебя такая красивая подружка, а ты меня с ней знакомишь, когда я ухожу в армию, шутливо посетовал дядя Ангелос.
Это не имеет значения. Я буду ждать, когда вы вернетесь с победой, кокетливо сказала Рита и, сняв с шеи золотой медальон, направилась к дяде Ангелосу.
Ты с ума сошла, пыталась остановить ее Антигона. Тебе влетит от мамы.
«Все для армии»вот наш лозунг, возразила Рита и повесила медальон на шею дяде Ангелосу, который весело рассмеялся, совсем как в воскресенье, когда он обедал у сестры и дети просили его посидеть еще немного, а он возражал со смехом: «Отпустите меня, не то опоздаю на свидание».
Мама волновалась, как бы дядя Ангелос не простудился: под кителем у него был надет лишь тонкий свитер.
Как только мы попадем на фронт, нам выдадут теплые вещи, успокоил он ее.
Он торопился и первым при прощании обнял дедушку. Дедушкины руки дрожали. Мама разрыдалась. Петрос подумал, что у его родных нет ни капли героизма. Только Антигона и Рита сумели как следует проводить офицера на войну. Они с двух сторон подхватили дядю Ангелоса под руки и спустились по лестнице, напевая:
«Гор-до ша-га-ют на-ши сол-да-а-а-ты»
Петрос бежал за ними, перепрыгивая через ступеньку. Он мечтал о том дне, когда дядя Ангелос вернется с победой. Чего только он им не расскажет! По воскресеньям они подолгу не будут его отпускать, несмотря на всякие там свидания.
Дядя Ангелос остановился у подъезда. Он поспешно поцеловал девочек и, ласково потрепав Петроса по щеке, вскочил на ходу в первую проходившую мимо машину с солдатами. Антигона и Рита долго махали ему носовыми платками. Грузовик скрылся за поворотом улицы, но они не трогались с места. Смотрели туда, где исчез грузовик. Обернувшись, Петрос увидел, что Рита держится рукой за щеку.
У тебя зуб болит? спросил он.
Глупыш, сказала Антигона. Дядя же поцеловал ее в щеку.
С лестницы донесся грохот: это Сотирис спускался с третьего этажа, перепрыгивая, как обычно, через две ступеньки. С разбегу он чуть не налетел на девочек.
Пошли посмотрим, как повезут боевые орудия, предложил он Петросу.
Петрос, ты куда? заверещала Антигона.
Скажи маме, я пошел прогуляться с Сотирисом! крикнул он; не дожидаясь ее возражений, пустился бежать вместе со своим приятелем и вскоре скрылся из виду.
Боевые орудия им так и не удалось посмотреть. И мальчики слонялись по соседним улицам, глазея на машины с солдатами. Толкались среди людей, которые атаковали трамваи, автобусы, висели, как гроздья винограда, на подножках и кричали:
Охи! Нетитальянцам!
Они спешат записаться в армию, сказал Сотирис, который всегда все знал.
Счастливо! Желаем победы! до хрипоты кричали мальчики.
Потом они сделали себе две пилотки из газеты, валявшейся на тротуаре, и, построившись в ряд, Сотирис, конечно, встал впереди, зашагали, распевая импровизированный марш:
Все французылягушатники,
Англичанегордецы,
Итальянцымакаронщики,
А грекихрабрецы.
Петрос вернулся домой совершенно охрипший от пения. Уже был вечер, но его забыли побранить.
И все-таки как бы то ни было многое изменилось с началом войны. Петрос, взбудораженный нахлынувшими событиями, совершенно забыл о Тодоросе, и бедняга, наверно, страдал от голода, не имея ни малейшего представления о том, что он стал свидетелем незабываемого исторического моментаначала войны греков с муссолинщиками, так Сотирис называл итальянцев. На следующий день рано утром Петрос пошел покормить черепаху. В коридоре, ведущем к чуланам, стоял хозяин дома и разговаривал с каким-то усатым коротышкой.
Я не берусь за такую работу, сказал коротышка с усиками.
А куда спрячутся люди во время бомбежки? спросил хозяин. Меня обязывают сделать бомбоубежище.
Значит, из чуланов сделают убежище, решил Петрос и стал придумывать разные доводы, которые убедили бы Антигону взять Тодороса в детскую.
Надежней будет использовать террасу, а то, если бомба попадет в дом, люди погибнут под грудой обломков, заверил коротышка.
Чуланы так и не приспособили под убежище, и во время дневных воздушных налетов все жители домакроме дедушки Петроса и бабушки Сотириса, которые не могли подняться по наружной винтовой лестнице, забирались на террасу и надевали на головы кастрюли, чтобы уберечься от осколков зенитных снарядов. Если бомбили ночью, никто не вставал с постели. Петрос только закрывался с головой одеялом. Люди не впадали в панику, хотя во время бомбардировки Пирейского порта все вокруг сотрясалось. Стекла дрожали, но не бились, так как окна были заклеены полосками белой бумаги. Сотирис даже предлагал соревноваться, у кого получится узор красивей. Все считали, что Афины не будут сильно бомбить. Так говорила и госпожа Левенди, слышавшая это через несколько дней после начала войны от англичанина Ма́йкла, жениха своей дочери Ле́лы.
Однажды у подъезда остановилось такси, и из него вышла Лела с английским офицером, у которого физиономия была такой же красной, как крашеные волосы госпожи Левенди. Он вел на поводке собаку, немецкую овчаркупозже Петрос подружился с нейпо кличке Шторм. У Антигоны вызвал зависть новый костюм Лелы, у Петросасобака, а у мамыогромная картонная коробка, которую англичанин вытащил из багажника.
Говорят, английским офицерам каждую неделю выдают столько продуктов, что они могут прокормить две семьи, сказала с горечью мама.
Последнее время она была постоянно озабочена и расстроена, словно ее и не радовали большие победы на фронте. Например, падение Тепеле́ны. Даже дедушка вышел в тот день с флажком на балкон и пел песни, коронные номера Великой Антигоны, вдохновлявшие солдат в прошлую войну.
Мама, взяли Тепелены! закричал Петрос.
Знаю, не ори, прозвучало в ответ.
Петрос не понимал, почему мама не радуется. Словно она не гречанка. Столько побед, столько славы! Ах, когда же наконец приедет дядя Ангелос и расскажет обо всем? Рита и Антигона с утра до вечера вязали носки для армии и называли солдат «наши герои». Дедушка говорил «наши храбрецы». И даже папа, всегда отличавшийся сдержанностью и молчаливостью, особенно с тех пор, как он лишился основной работы и проводил дома целые дни, потому что господин Кондояннис, по его словам, временно, «в связи с создавшейся обстановкой», закрыл свою контору, и даже папа, оставив свои карточки, переставлял флажки на карте, висевшей на стене, отмечая города, занятые греческой армией.
Только мама, ко всеобщему удивлению, не интересовалась военными успехами. Во всем она видела плохое и даже открытки, которые присылал дядя Ангелос, толковала по-своему, не так, как остальные в семье. В последней, отправленной откуда-то с фронта, было написано: «Судя по вашим письмам, в Афинах солнечная погода, а здесь холод и снег У меня болит большой палец на ноге»
Этот большой палец вызвал за обедом много споров.
Ему малы ботинки, вот в чем дело, сказал дедушка.
Говорю вам, он обморозился, утверждала мама каким-то новым, страдальческим голосом.
Послушать только, он обморозился! возмущался дедушка. Офицеры с головы до ног одеты в шерстяные вещи. Разве ты не видела фотографий в газетах? Наследник королевского престола своими руками оделял их.
Но мама настаивала на том, что дядя Ангелос вовсе не неженка и не стал бы жаловаться на боль в пальце, если бы ему оказались малы ботинки. Ведь даже женщины в очереди к бакалейщику, продолжала она раздраженно, говорили, что каждый день прибывает с фронта уйма раненых и обмороженных солдат.
В ознаменование каждой новой победы Петрос и дедушка не успевали вырезать флажки из синей и белой бумаги и вывешивать их на балконе. Петрос обучал дедушку разным песенкам, высмеивающим дуче и итальянцев, которых старик терпеть не мог, потому что много лет назад один итальянец изрядно поколотил его.
Вскоре после женитьбы на бабушке, дочери театрального электрика, он приехал в провинцию с труппой Великой Антигоны. Шла премьера «Дамы с камелиями». Как обычно, когда не было суфлерской будки, дедушка стоял за кулисами. Великая Антигона не могла без него выступать. Она никогда не помнила своей роли и часто вставляла фразы из других пьес. Дедушка умел так искусно подсказывать ей, что никто этого не замечал. Поэтому, когда шел новый спектакль, дедушка не имел права отвлечься ни на минуту. Если же пьеса была сыграна много раз, он мог немного отдохнуть. В тот вечер он все же не утерпел и бросил взгляд в партер, чтобы полюбоваться бабушкой, которая в нарядном платье смотрела «Даму с камелиями» из первого ряда. И что же он увидел! Какой-то верзила, сидевший рядом с ней, пытался взять ее за руку, а бабушка в растерянности отстранялась от него. Дедушка тут же выскочил на сцену и, спрыгнув в партер, залепил верзиле пощечину. Тот вскочил с места, и только тогда дедушка понял, что его противник чуть ли не двухметрового роста. Представление, конечно, прервалось, публика кричала, а верзила, как выяснилось позже, это был итальянский инженер, строивший неподалеку мост, стер бы дедушку в порошок, если бы бабушка не упала от ужаса в обморок.
Он не только избил меня, но еще и назвал циркачом! кипятился дедушка всякий раз, когда рассказывал эту историю.
Поэтому он теперь радовался, что итальянцам достается на фронте.
Может быть, внуку или племяннику того негодяя, говорил он, всыпают сейчас хорошенько наши солдатики.
Кроме того, дедушку страшно обрадовало, что Великая Антигона, несмотря на свои шестьдесят с хвостиком, надела опять фустанеллу и поет в театре патриотические песни.
Как-нибудь, Петрос, ты отведешь меня, немощного старика, в театр, и я повидаюсь с ней за кулисами, сказал он, и глаза его заблестели.
Когда пала Гьирока́стра, дедушка, Антигона и Петрос решили петь «Шут Муссоли́ни» до тех пор, пока не охрипнут. Но им помешала мама, войдя в комнату с двумя кольцами на ладони. Она попросила Антигону отнести их госпоже Левенди, с которой обо всем договорилась заранее. Их купит англичанин в подарок Леле. Петрос пришел в такое отчаяние, что чуть не расплакался. Подумать только, взяли Гьирокастру, разгромили итальянцев, а маму это нисколько не трогает. Она продает кольца и расстраивается из-за того, что у дяди Ангелоса болит палец. Когда тот вернется с победой, ему будет стыдно за свою сестру. А кроме того, вспоминал Петрос, краснея от негодования, несколько дней назад, когда звонили колокола в честь какой-то победынеизвестно какой, мама пришла домой, и тотчас Петрос и папа, жаждавшие узнать последние новости, набросились на нее с вопросами. А мама, пропустив все мимо ушей, сказала папе порицающим тоном:
Раз ты никак не можешь решиться, я сама сходила к Кондояннису. Он даст нам в кредит бидон оливкового масла.