Они дошли до площади Омо́ниа и решили, повиснув на буфере трамвая, вернуться домой, как вдруг увидели, что со всех сторон туда сбегаются люди. На их вопрос, что случилось, им ответили шепотом:
Пленные
И мальчики, увлеченные толпой, побежали за какой-то толстой женщиной, которая теряла на бегу шлепанцы и задыхалась, хрипела, как кузнечные мехи. Возле Политехнического института народ остановился, остановились и мальчики. В саду сидели на земле солдаты в английской форме. Одни, полузакрыв глаза, подставляли лицо полуденному солнцу, другие прятались в тени хилых померанцевых деревьев. Казалось, они играют в игру под названием «Замри»: если тебя коснулся тот, кто водит, ты должен застыть, приняв какую-нибудь позу, а если пошевельнешься, то «погорел».
Вдруг что-то упало на голову одного пленного: это ему бросили из толпы кусок хлеба. Англичанин, похожий на Майклавсе англичане казались Петросу похожими на Майкласначала смотрел в оцепенении на хлеб, потом, схватив его, стал с жадностью есть. Теперь на пленных градом посыпались сухари, сигареты, картошка, конфеты. Все это кидали люди, проходя вдоль решетки сада; кидали все: мужчины, женщины, дети, даже старики и старухи. Немецкие часовые свистели, кричали «Хруст-христ!», но народ не отступал. Сколько ни рылись в своих карманах Сотирис и Петрос, они не нашли ничего, кроме остатков жевательной резины, завалявшейся там еще с довоенных времен.
В тот же вечер была проведена операция «Шторм». Яннис предложил отвести пса к своему другу в другой квартал. Он похвалил Петроса: ведь тот решил спасти от немца живое существо, пусть даже собаку.
Как поживает Антигона? спросил Яннис, когда они обсудили, как безопасней переправить Шторма.
Просила передать тебе привет, солгал Петрос, краснея.
Она знает про собаку? Что ты обратился ко мне?
Антигона сама послала меня к тебе, сказал Петрос, окончательно погрязая во лжи.
Но зато теперь он был уверен, что Яннис непременно выручит из беды Шторма.
Тогда я зайду к вам, принесу Антигоне какую-нибудь книгу, а уходя, заберусь в чулан и буду там тебя ждать.
Не заводи разговора о Шторме, пробормотал Петрос, испугавшись, что его обман раскроется. Сделай вид, что ничего о нем не знаешь.
Хорошо-о-о, протянул Яннис. Я приду, будто только ради книги.
Петрос играл с Тодоросом, но все время напряженно прислушивался. Он ждал сигнала от Сотириса, не отходившего от окна в своей комнате; как только он увидит, что Жаба и Лела ушли из дома, то опрокинет стул на пол, чтобы услышал Петрос. Наконец донесся стук.
Петрос вздрогнул. Вздрогнула и Антигона, погруженная в чтение стихов, которые принес ей Яннис.
Твой Сотирис не дает нам ни минуты покоя, раздраженно проворчала она.
Притворившись, будто он ничего не слышит, Петрос проскользнул на кухню. К счастью, мамы там не оказалось, ей рано было еще готовить ужин. Выйдя на черный ход, Петрос выглянул из окна во двор. При виде его Шторм радостно заскулил.
Ш-ш-ш прошептал Петрос, и Шторм, словно поняв все, молча завилял хвостом.
Мальчик сбежал по лестнице и через минуту был возле собаки.
Ты, Шторм, хороший хороший, гладил он пса.
Вспомнив, что тот не понимает по-гречески, Петрос шепнул ему несколько английских слов, которые слышал прежде от Майкла. Он отстегнул цепь от ошейника и ласково похлопал собаку по загривку. Она с некоторым недоумением, но не издав ни звука, покорно пошла за мальчиком. Петрос отвел ее в чулан, где их давно уже ждал Яннис.
Антигона читает мою книгу? тотчас спросил шепотом Яннис.
«Нашел время спрашивать», подумал Петрос и тоже шепотом ответил:
Читает.
Она не просила что-нибудь передать мне?
Нет, покачал головой Петрос и прибавил:Она не понимает по-гречески.
Кто? в растерянности пробормотал Яннис.
Собака. Шторм. Так ее зовут.
Мой друг знает английский язык. Он научит ее понимать и по-гречески, улыбнулся Яннис и потом добавил:Она, наверно, еще не видела посвящения.
Кто? в свою очередь не понял Петрос; обняв Шторма за шею, он повторял:Яннис good, Яннис friend.
Антигона, ответил Яннис, беря пса за ошейник.
Петрос первым вышел из чулана и открыл калитку, которая вела в переулок за домом.
Никого нет, тихо сказал он Яннису.
Едва начало смеркаться, Яннис вел Шторма, держа за ошейник, и тот послушно следовал за ним, словно признал в нем друга. Петрос стоял и смотрел им вслед, пока они не скрылись за углом. Вернувшись домой, он убедился, что никто пока не заметил исчезновения собаки.
Все уже поужинали; мама и Антигона убрали со стола грязную посуду, и дедушка расположился там со своим пасьянсом. Вечера стояли теплые, весенние, но окна приходилось держать закрытыми, опустив для затемнения синие шторы. К тому же папа хотел послушать передачу из Лондона на греческом языке, а с открытыми окнами это было опасно. В столовой стояла невыносимая духота. Сейчас мама кончит мыть посуду и примется за вязание. Последнее время дядя Ангелос не приходил по вечерам в гости: немцы установили комендантский час и он не успевал добраться вовремя до дому. Как изменился дядя Ангелос после возвращения с фронта! Он перестал шутить, смеяться, не находил себе места, словно был виноват во всех поражениях, как говорил дедушка.
Петрос не знал, куда деваться. В столовой его донимала духота и скука, а в детской Антигона, погасив свет и раздвинув шторы, громко декламировала стихи.
Его зовут Ко́стас Агарино́с, томным голосом сообщила она Петросу.
Кого? поинтересовался тот, никогда не слышавший такого имени.
Поэта, чьи стихи я читаю.
Петрос подумал: если сказать Яннису, что Антигона в восторге от его книги, тот не откажется отвести его в гости к Шторму.
Госпожа Элени, вы не видали собаку? раздался на черном ходу голос госпожи Левенди.
Мама выглянула на лестницу. На площадку третьего этажа вышли Сотирис и его мама. Нет, Шторма никто не видел.
Знаете, госпожа Элени, я даже не могу позвать собаку, призналась маме госпожа Левенди. Ведь мы сказали Винтеру, что ее зовут Арап.
Петрос и Сотирис усмехнулись; даже если бы Шторм сам сорвался с цепи и убежал на улицу, он бы и головы не повернул, услышав свою новую кличку. Подумать толькоАрап!
Но немного позже Петрос струхнул не на шутку. Он услышал, как у подъезда остановилась машина. Донеслись сердитые голоса немцев.
«Нашли Шторма, мелькнуло у него в голове. Жаба, наверно, обо всем догадался и вызвал солдат, чтобы арестовать меня».
Он попытался припомнить все, что читал о своих ровесниках, совершивших героические поступки. Повторил про себя: «Я умру, и меня забудут, но родина останется»и почувствовал дрожь в коленях. Гораздо легче, конечно, сочинять о героях всякие истории, чем самому стать героем. Что может сделать ему Жаба? Избить его плеткой, как Шторма? А если его, Петроса, спросят, кто ему помогал? Он должен забыть имя Янниса. «Не знаю! Не знаю! Я один это сделал!»«Где собака?»«Не знаю!» А если он не перенесет пыток и всех выдаст?.. Он услышал, как хлопнула дверь подъезда и заговорила госпожа Левенди, слов ее не удалось разобрать; потом гулко отозвались шаги немцев по лестнице. Сейчас она скажет им, чтобы они поднялись на второй этаж, где живет Петрос, и их сапоги застучат по ступенькам. Возможно, они убьют его прямо перед дверью квартиры.
Левенди сегодня пируют. Слышала, к ним пришла немчура? обратился дедушка к маме, сидевшей за вязаньем.
Да, рассеянно ответила она.
Петрос ждал, закрыв глаза. Нет, на лестнице было тихо. Потом заскрипела дверь подъезда, и громко заговорил Жаба.
Валет бубен к десятке, семерка пик к валету Нет, дальше идет король, бубнил дедушка. Что будет у нас завтра на обед? спросил он маму.
Петрос открыл глаза. Голоса немцев доносились с улицы.
Черная фасоль.
Дверца машины с шумом захлопнулась, застучал мотор.
Она вся червивая, проворчал дедушка.
Петрос посмотрел на него.
Я отдам тебе за завтраком свою порцию молока, пообещал он с внезапной радостью, почувствовав неудержимое желание проявить доброту.
Бубновый туз. Совсем не плохо! Дедушка открыл следующую карту. А что ты будешь пить за завтраком?
Чай из трав, сказал Петрос.
Ну да? Неужели он тебе нравится? воскликнул дедушка и опять углубился в пасьянс.
В ту ночь Петросу приснилось, что он верхом на коне разит мечом немцев, как Афана́сис Дья́костурок. На нем не было доспехов, и узкая пижама, из которой он вырос, мешала ему согнуть колени, поэтому он рубился стоя, продев ноги в стремена.
Проснувшись утром, он сразу вспомнил о чае из трав, который совсем не утолял голода и отличался резким запахом. Насупившись, поплелся он в столовую. Папа уже включил радио, он слушал афинскую передачу. Мужской голос, высокий, как у женщины, что-то бубнил по-гречески.
Что случилось? испуганно спросил Петрос.
Передают, что английским пленным помогли бежать из Политехнического института.
Кто же помог?
Не знаю. Сказали, неизвестные лица. Кто спрячет у себя англичанина, того отдадут под трибунал.
А кто спрячет собаку? вырвалось у Петроса, но папа, ловивший уже другую станцию, не слышал его вопроса.
Глава 6НЕИЗВЕСТНЫЕ ЛИЦА
Антигона терпеть не могла майских жуков и всяких прочих букашек, но майских жуков особенно.
Петрос поймал трех и, привязав на нитку, с бешеной скоростью крутил их в воздухе. Жуки пронзительно жужжали.
Антигона попросила его выйти из детской: хватит надоедать ей, к тому же скоро придет Рита, у них свои секреты, а он вечно вертится здесь у всех под ногами. Петрос хотел было поссориться с сестрой: подумаешь, комната не ее личная собственность, и ему тоже осточертела эта Рита и их секреты, но не стал связываться. Вытащив из-под кровати Тодороса, он завернул его в тряпку, потому что с надписью на панцире нельзя было иначе выводить его на прогулку, и, прихватив майских жуков, надутый, побрел к двери. Напоследок он все же отомстил Антигоне.
«Не вплетай понапрасну в косы ярких лент, когда сажаешь миндальные деревья»продекламировал он.
Она захлопнула книгу, которую читала, и, подскочив к Петросу, схватила его за чуб.
Что ты сказал? сердито закричала она. Попробуй только повторить!
А почему нет? Разве только тебе можно читать стихи Костаса Агариноса?
Посмей еще издеваться надо мной! Слышишь! Глаза Антигоны сверкали гневом.
Ведьма! пригладив волосы, пробурчал Петрос сквозь зубы, спускаясь по лестнице.
Недалеко от их дома стоял особняк, окруженный садом. Поблизости больше нигде не было сада, да к тому же с такой высокой сосной. Небольшой дом, зажатый со всех сторон многоэтажными зданиями, казался совсем заброшенным. Там жил прежде одинокий старик, мало общавшийся с соседями. Петрос не раз наблюдал, как он работал в саду. Перед самой войной старик умер, дом стоял теперь запертый, и сад совсем одичал. Перебравшись через ограду, Петрос пустил Тодороса попастись на газоне, а жуков посадил на розовый куст. Майские жуки, говорят, питаются розами и сахаром. Мама, конечно, ни за что не дала бы им ни крошки сахара, который, правда, дома стал большой редкостью.
Петрос разлегся на траве. Хотя было еще раннее утро, этот последний день мая сулил тепло, и солнце уже слегка припекало. Как хорошо, что он, поссорившись с Антигоной, ушел из дома. Лежа в саду, он мог думать о чем угодно, и никто ему не мешал. Высоко над его головой проплывало облако, похожее на Дон-Кихота, восседавшего верхом на своем Россина́нте; потом оно преобразилось в птицу с распростертыми крыльями; облако удалялось, превращаясь постепенно в едва заметную точку, и наконец совсем исчезло. Небо прояснилось, стало голубым. Майские жуки все больше натягивали нитку, и Петрос немного отпустил ее. Если бы можно было, забравшись в сад с черепахой и жуками, жить там в полном одиночестве и забыть, что немцы вступили в Афины. Забыть, что папа не служит больше в конторе «Сливочное, оливковое масло», что мама в отчаянии целые дни донимает его: «Ищи работу Ищи работу Ищи работу Любую работу, иначе зимой мы умрем с голода». А папа с утра до вечера ловит по радио разные станции. «Интересно, что ты станешь делать, когда немцы опечатают радиоприемники и мы сможем слушать только Афины? Сорвешь печать? А что тогда будет с детьми?» Дети, дети! Если бы мама знала, что Петросу совершенно безразлично, сорвет папа печать с радиоприемника или нет! «Исход войны будет решаться в Египте». Чьи это слова? Дяди Ангелоса. «Египет совсем рядом с Критом. А Крит пал. Целый месяц бились немцы, чтобы захватить его, забрасывали туда парашютные десанты», возражал ему папа. «Критяне оборонялись одними камнями», стоял на своем дядя Ангелос. «Уничтожен последний очаг сопротивления на Крите», сообщило вчера афинское радио. «Войска союзников переправились в Египет», передал Лондон. «Дядя Ангелос, ты поедешь в Египет?»«Не мели чепуху и никогда больше не повторяй этого даже в шутку!»напустилась на Петроса мама.
Кто сказал, что в этом году даже не расцвели розы во дворике? Костас Агаринос, поэт Антигоны. Неправда. Все вокруг благоухает от роз. Это глупости, великий поэт! Великий поэт, которого нет ни в одной хрестоматии! Яннис принес Антигоне его книгу только из-за красивой обложки. Знал бы Яннис, как судачат о нем Антигона и Рита!
Он совсем тебе не нравится?
Ты шутишь! Как можно влюбиться в мальчишку с таким кадыком?
Петросу напротив Яннис очень нравился, хотя стоило тому заговорить, как кадык у него на шее начинал подпрыгивать, точно мяч во время игры в пинг-понг.
Если мой друг, который взял Шторма, попросит тебя об одном одолжении, ты ему не откажешь?
Нет, нет! Говори, что нужно сделать.
Не сейчас. В другой раз.
По словам Янниса, Шторм быстро привык к своему новому хозяину. Странная собака. Только Жабу не желала она признавать.
Знаете, дорогая госпожа Элени, если немцев не трогать, то и они вас не тронут, так сказала маме госпожа Левенди при встрече на лестнице.
Мама, они и Риту не тронут?
Ходил слух, что в Афинах евреев трогать не будут: ведь Афины немцы подарили итальянцам. Подумать только, например, тебя спросят: «Какой подарок хочешь ты получить на день рождения?», а ты заявишь: «Нью-Йорк или Москву». «Хорошо, они твои». Если Петросу когда-нибудь предложат в подарок город, он попросит Зу́нклу, что поблизости от Айос Андре́аса, куда он ездил на лето в лагерь. В этом году некуда ехать отдыхать. Не жди ничего хорошего.
Комендатура. Комендант. Комендантское управление Хорошо здесь, в заброшенном садике, хотя сейчас и оккупация. Каждый день будет он ходить сюда с майскими жуками и Тодоросом. С утра до полудня будет проводить в садике. Как раньше в школе. Каждый день, пока не уйдут из города оккупанты. Вот было бы в Афинах побольше садов, чтобы люди прятались в них и ждали Если немцев не трогать, то и они не тронут Но что сделал Шторм Жабе? Почему он бил собаку плеткой? Она не любила его. Не хватало еще любить их, немцев!
Эй, Петрос, ты на мне женишься?
Приподнявшись, он сел в траве. Голос доносился откуда-то сверху. Подняв голову, он увидел, что на ветке сосны сидит Нюра, младшая дочка соседнего пекаря. У трех дочерей пекаря, кругленьких и пухлых, как французские булки, были странные имена: Шура, Мура и Нюра. Говорили, что пекарь приехал когда-то давно из России и в его пекарне до сих пор висит портрет русского царя Николая. Петрос невзлюбил всех трех девчонок, потому что они потешались над его худобой, когда мама посылала его в пекарню за хлебом. Нюра училась с ним в одном классе. На перемене, подбежав к нему вместе с подружками, она кричала:
Эй, Петрос, ты на мне женишься?
Заливаясь смехом, смотрели девчонки на его тощие ноги
Что ты делаешь там, наверху? спросил Петрос сердито, недовольный тем, что нарушили его покой в саду, где он чувствовал себя полным хозяином.
Хотела поглядеть Да отсюда не видно.
Что поглядеть?
А я тебе не скажу, кокетливо ответила Нюра, слезая с дерева. Дай мне майского жука, тогда скажу.
Не дам.
Ну вот и не узнаешь про древко.
Какое древко?
Да то, что торчит без флага. Я слыхала про него в пекарне.
Ладно, дам тебе майского жука.