Мой хозяин выдавал замуж свою дочь, подружку моих детских игр Долбанму.
В этой юрте я прожил в услужении с перерывами почти пять лет, относились ко мне тут лучше, чем везде. Дети обращались со мной так, будто я был равным, а не батраком-сиротой. Мы вместе пасли овец, ходили по ягоды, играли, не разбираясь особенно, кто девочка, кто мальчик. Долбанма была старше меня на год или на два, но вот пришло время и она уже невеста, а я еще парнишка, которого пока все-таки всерьез не принимают.
Свадьба у нас не один праздник, а целых четыре обрядовых праздника, или, как их у нас называют, «четыре дела».
Сначала устный сговор. Родители жениха долго присматриваются к семьям, где имеются девушки, раздумывают, подходящие ли это люди для родства, кто были их деды и прадеды, невестки, сваты и браты. Если всё более или менее подходяще, тогда посылают к родителям невесты какого-нибудь почтенного человека, умеющего красно говорить. Едут на сговор не с пустыми руками, а с угощением, с особыми платками из белого шелка. Эти малые подношения знак того, что за ними последуют более ценные подарки, о которых во время сговора родителей невесты оповещают, но преподносить их будут позже. Поэтому первый праздник сватовства и называется «устный подарок», он может состояться, когда жених и невеста еще в люльках. А когда они подрастут, жених приходит к родителям невесты со словами: «Вам преподнесено в устном подарке серебра с волчью голову, да золота с лошадиную голову, теперь отдайте мне мою жену».
«Второе дело» «ломают чай». Во вторую поездку родители жениха готовят угощенья и араки гораздо больше и, отправляясь к невесте, берут с собой и жениха. Родители невесты, оповещенные об их приезде, тоже готовятся к встрече, собирают всех родственников. Невеста в это время должна находиться дома.
Прежде чем войти в юрту, родители жениха положат на остов юрты пучок свежих веток ивы, а войдя в юрту, преподносят кугержик с аракой со словами: «Мы прибыли, чтобы разделить косу нашей невестки на три и переломить первый чай».
После завершения этой церемонии девушка считается окончательно занятой. Косу невесты торжественно расплетают. Мужчины у нас в те времена тоже носили косу на макушке. Так что и жениха сажают рядом с невестой, расплетают его косу, и волосы у них обоих торжественно расчесывают. Косу девушки разъединяют на три косички, которые ниже плеч соединяют в одну, вплетая сюда же тяжелое специальное украшение из бус и серебра. Его преподносят родители жениха с обрядовой песней. Если невеста еще ребенок, то ей вплетают лишь бусинку, а само украшение дарят позже, когда она станет совершеннолетней.
Переступив впервые порог юрты невесты, жених должен подойти помолиться к иконам, а его новые родители подносят ему мясной суп, который он обязан съесть, а опорожненную посуду положить себе за пазуху. После этого он может уйти и выбрать лучшего барана из стада будущего тестя, а у родителей начинается настоящий торг о калыме за невесту, доходящий иногда до крика и брани.
Массы хлопот и больших денег стоит родителям невесты приготовление новой юрты для молодых. Все приданое родители приготовить, конечно, не в силах, поэтому им помогают родственники, получающие долю от калыма. Когда разговор о калыме закончен, начинается праздничный пир с выступлениями борцов, с состязаниями скакунов и иноходцев. Праздник продолжается несколько дней. После этого родственники жениха приезжают «снимать оставленную ветку ивы» знак перенесения нового очага.
Люди, сосватавшие Долбанму, были богаче ее родителей, поэтому, приготовляя для дочери юрту и приданое, мой хозяин старался не уронить своего достоинства перед сватами.
Прежде всего он заказал остов юрты хорошему мастеру. Решетчатый деревянный остов юрты делается из шести частей, каждая часть из двенадцати головок; кроме того, еще потолочные части, дымоходная решетка да двери. Такой заказ дается мастеру не менее чем за год до свадьбы.
Потом заказывается шкаф для посуды, украшенный резным орнаментом и фигурами животных. Бока кровати тоже украшаются резным орнаментом. Деревянные аптары (их должно быть четыре) тоже украшаются резьбой. Делаются высокий шкаф для божков, два маленьких столика для почетных гостей, длинный ящик для священной стрелы. Все это заказывают лучшему краснодеревщику.
Кроме того, для юрты еще нужны всякие изделия из кожи, например, шесть больших кожаных мешков для хранения пищи и вещей они называются у нас барба. Их передние бока расшивают узорами из цветной кожи, тиснят рисунками, поэтому барба покрываются кошмой лишь сверху их узорные бока предназначены украшать юрту.
Готовят ширтек, чтобы покрывать пол в юрте, из пяти кусков войлока с местом для очага в центре. Делают одну длинную подушку для кровати, ее набивают козьим пухом или мягкой шерстью и расшивают бусами. Шьются мешочки для соли, для чая, для пиал их прикрепляют на женской половине, где стоят все принадлежности для кухни, пища и посуда. Ступок надо две: одна для чая и соли, а другая для тары и разных круп. Деревянные корыта для мяса, тары и для угощений они у нас служат вместо большого общего блюда. Все деревянные предметы тоже украшены резьбой, а пиалы, если заказчик богат, украшаются серебряными и медными кольцами, иные делаются из корня березы и облицовываются серебром. Впрочем, чаще пиалы покупались фарфоровые, китайские. Крючки для извлечения мяса из чаши, крючок для двери, щипцы для очага, поварешки, прихватки для чаш, веревки с петлями для телят, жеребят и ягнят, иголки, наперстки, ножницы, утюги, даже веник входил в состав приданого. Люлька для будущих детей заказывалась тоже, но тайно от невесты. Приданое должно было включать в себя все необходимые мелочи, чтобы молодые ни в чем не нуждались, войдя в свой новый дом. Некоторые богачи родители заказывали полные наборы всяких музыкальных инструментов, шахматы и домино. Стоило все это огромных средств за один таган для очага отдавали двухгодовалого бычка.
А одежда и украшения для девушки и для ее коня? Одно китайское стремя стоит целого быка. А одежда должна быть рабочая на все четыре сезона и праздничная из дорогих китайских шелков да украшения к ней еще.
Но не каждому судьба уготовила такие торжества. Где взять все это бедному человеку? Я, например, и думать не мог, что смогу когда-нибудь жениться.
Вместе со своими дружками, братьями и сестрами Долбанмы, я участвовал во всех трех празднествах, которые происходили у нас в аале. Но теперь они кончились, и завтра Долбанму должны были навсегда увезти в аал жениха. Я сам не понимал, отчего меня это так удручает. К тому же попасть на продолжение празднества у меня не было никаких надежд кто же будет глядеть за скотом? Во всем аале, кроме меня, останутся три дряхлые старухи. Я стоял в темном углу кошары, злился и бормотал: «Черт с ним, со скотом! Пусть без пастуха бредут, куда их головы направятся. Пусть хоть их всех волки загрызут. Все равно среди стад у меня нет даже захудалого козленка. Пусть хоть их всех нечистая сила поглотит!.. А мне теперь совсем не к чему здесь жить. Сегодня же ночью убегу в какой-нибудь далекий аал!»
Вдруг плечи мои обвила ласковая рука Долбанмы я даже тяжесть серебряных колец почувствовал и услышал, как звенят сережки-колокольчики.
Что ты пригорюнился?.. А мне ужасно надоели все эти женщины, даже выйти не дают, как собаки виляют хвостами
А меня не возьмут туда, сказал я. Без тебя не хочу здесь оставаться, убегу.
Что это ты выдумал?.. Ох, если бы меня не брали туда, я бы запрыгала, словно теленок, весной с привязи спущенный
И Долбанма заплакала вдруг, а я принялся ее утешать, опасаясь, как бы не услышали хозяева ее рыданий, тогда мне влетит: мол, опять расстроил ее.
Ничего. Долбанма, не огорчайся. Всякое еще может случиться. Помнишь, как мы с тобой пели про твоего жениха: «Ты на лезвии острого ножа сверкнет, и нет тебя. Ты в петле тонкого аркана натянуть только, и нет тебя»
Долбанма улыбнулась, утерла слезы, прижалась к моей щеке горячей щекой и прошептала:
Ты непременно с нами поедешь, Ангыр, я что-нибудь придумаю
И правда, ночью брат Долбанмы позвал меня, велел быстро скакать в соседний аал и привезти мальчишку Калдарака, чтобы последил за скотом, пока мы будем на празднике. Надо ли говорить, что меня не пришлось долго уговаривать, я скакал как бешеный. Калдарак согласился сразу для него, как и для меня, желание поесть вволю было сильнее любого приказа.
Мы ехали обратно, и я вспоминал, как плакала нынче вечером Долбанма, прижимаясь ко мне. Почему-то мне очень приятно было вспоминать об этом снова и снова. Потом я стал перебирать в памяти наши детские игры во что только мы не играли! И то, как Долбанма изображала там взрослую женщину, чаще всего мою жену. Имя мужа не положено произносить жене, нужно заменить его каким-то иным словом: «мужчина», «хозяин юрты». И вот маленькая Долбанма сквозь зубы цедит:
Хозяин этой юрты вот этот человек уехал за табунами. Дома его нет сейчас. А вы подождите, сват мой, он скоро вернется. Я пока чай сварю быстренько.
И начинала хлопотать по хозяйству так иная настоящая хозяйка не сумеет. Во время варки чая вдруг суетливо склонялась, будто и вправду люльку качала, напевая: «Ны-ы-ы, тьфу-тьфу, баю-бай» А потом обрадованно воскликнет: «Проснулся, сыночек мой! Скоро папа с табуном вернется, золотой мой, посадит тебя на жеребеночка». Скажет так и люльку на колени поставит и, смущаясь, будто ребенка кормит, прижмет к груди
«Милая моя Долбанма» думал я, и отчего-то сердце щемило у меня так сильно, что еле дышал. Тогда я запел: «Перебежит широкую степь мой мухортый пена выступит на нем, все увидят. Попадет в сплетню милая моя слезы польются у ней, все заметят» С этой песней мы въехали в аал.
Утром все сели на разнаряженных коней и поскакали. Я взял на поводок любимую собаку Долбанмы Эзирека и пристроился с ним в самый хвост, за вьючным караваном лошадей. Когда мы выехали из аала, я увидел, что родители Долбанмы брызгают нам вслед чем-то и кричат: «Курей, курей!» Они «делили счастье» как бы оно не ушло совсем из аала вместе с красивой дочкой! Тогда не будет плодиться скот и в покинутую счастьем юрту придут мор и болезни. Так же, между прочим, полагалось поступать, когда продавали скот.
«Не стало белого коня не хочу глядеть на коновязь. Не стало в аале самой красивой жить в нем не хочу!» пел я, стараясь никому не показать своей грусти.
Долбанма ехала впереди в полном наряде невесты, накрытая поверх яркого халата еще и покрывалом. Ее окружали пожилые женщины. Но изредка Долбанма оглядывалась, будто желая проверить, здесь ли ее Эзирек, и встречалась со мной глазами.
Чу-чу! кричал я Эзиреку, будто видел зверя впереди. Он настораживался, поднимал уши, но, убедившись в обмане, снова высовывал розовый язык и лениво трусил рядом. «Впереди так много людей и лошадей какой зверь тут может появиться! Зря потревожил меня!» как бы говорил своим видом пес и добродушно вилял хвостом. «Правильно, отвечал я ему. Волка тут не может быть, но мне хочется подскакать поближе к моей милой Долбанме» И я снова науськивал Эзирека и снова мчался вперед.
У подножья горы росла купа деревьев и тек небольшой ручей. Тут к нам подъехало пять всадников, они спешились и поднесли угощение почетным старикам из свиты невесты. У следующего ручейка нас опять ожидали встречающие, они снова поднесли угощение со словами:
Уважаемые сваты, подтяните еще ваши стремена вас ждут с таким нетерпением!..
Потом спели хвалебную песню. Из-за леса показалась группа новых всадников на специальных беговых лошадях; наши молодые джигиты, родственники невесты, заволновались. Совершенно неожиданно из-за ближнего холма выскочил молодой парень на хорошей лошади, подскакал к самому старшему из наших, ехавшему с лошадью, груженной верхом юрты, и произнес:
О, здравствуй, самый почтенный и уважаемый для нас сват, едущий с самым важным грузом. Ведь дымоход на юрте все равно что шапка на голове. Примите же мое угощение, тоже особенно важное
Не слезая с коня, он налил в деревянную пиалу араки, со знаками уважения подал ее старику, тот выпил. Всадник снова наполнил ее аракой, сказав:
Это последняя ради уважения.
Выплеснул араку старику в лицо, схватил с верха юрты прикрепленный там кусок шелка и, хлестнув коня, умчался. Наши джигиты ринулись за похитителем, а старик обтер лицо, явно довольный происшедшим. Я въехал на холм и следил, как они там, внизу, мчатся друг за другом, словно ласточки перед дождем.
Ку-уг! Ку-уг! кричали все. У нас уже унесли верблюжий шелк!
В погоню бросилась вся молодежь, девушки скакали не хуже любого джигита, их одежда раздувалась разноцветными пузырями. Женщины постарше еле сдерживали себя и лошадей, чтобы не помчаться вслед. Нигде, наверное, как у нас, азиатов, не любят лошадей и скачки. Лошадь у нас изображена даже на священном знамени она символ богатства, радости, ловкости.
Лошадка милой Долбанмы, по кличке Серая Тучка, тоже так и рвалась, будто к небесам хотела взвиться. Но ее удерживал за повод муж сестры крепкий толстошеий мужчина. Долбанма сидела, покорная, словно голубка, ветер рвал покрывало с ее лица, она умоляла:
Не держите так крепко мою лошадку, не то она закапризничает и не пойдет. Дайте ей немного поскакать, я после ее сама осажу, уважаемый зять.
Но зять был неумолим, а женщины вокруг заворчали:
Этого нельзя делать! Лучше закрой лицо покрывалом.
Взяли эти жестокие люди голубку за крылья и не дали ей улететь казалось мне
Первое состязание кончилось победой жениха: наши так и не догнали джигита, унесшего шелк. Тем временем караван приблизился к аалу, даже самые горячие лошади успокоились, успокоилась и лошадка Долбанмы. А сама она сникла вся, сидела послушная, безразличная.
Наша группа растянулась в длинную вереницу, ехали по старшинству, друг за другом.
Из аала выбежали люди с головнями, развели костер и тут же сварили в крошечной чаше немного супа из мелко нарезанного мяса. Этот суп почему-то назывался «плохой суп». Налили в маленькую чашку и подали Долбанме. Она, выполняя ритуал, взяла в рот немножко супа, потом выплюнула его на землю, а чашку отдала подавшему.
И дальше поехали цугом вокруг всего аала по ходу солнца. Вдруг на нас набросились парни из аала, стали обливать всех подряд, а особенно старались плеснуть побольше воды на девушек, те визжали, оберегая свои красивые одежды, лошади храпели и лягались. Но вода у поливальщиков иссякла, наши принялись насмешливо кричать:
Что за земля такая! Сколько ехали, хоть бы капля дождя упала. Прямо засуха!
Объехав три раза вокруг аала, мы остановились у коновязи, чинно спешились и привязали лошадей. Потом поставили юрту невесты, сняли Долбанму с лошади, завели в юрту, и тут же процессия во главе с Долбанмой отправилась в юрту свекра. Церемония называлась «шествие хромой старухи». Впереди, изображая эту хромую старуху, шел мужчина с мялкой для выделки кож и с невыделанной шкурой. За ним шла невеста, а дальше родственники. Вместе со «старухой» и старшими гости вошли в юрту родителей жениха, невеста же осталась на улице и вошла в юрту лишь после того, как усадили хромую старуху, по ее приглашению.
Навстречу невесте поднялась свекровь с чашей молока, невеста приняла ее и, пригубив, передала свекру. Свекор, взяв чашу, принялся читать пожелания: «Пусть будет нарядна, словно степь весной, словно пестрый дятел, и густа, словно ветка сдвоенного дерева, плодовита, точно куропатка, радостна, точно цветок мира»
Тут чаша пошла от него обратно к невесте, после к свекрови, к бабушке жениха, и все говорили ритуальные свои пожелания: «Пусть будет широким двор, чтобы на скакуне не обскакать, и так длинна привязь для телят, чтобы на рысаке не объехать. Спереди пусть подол твой дети топчут, а сзади ягнята и козлята Пусть из сундуков не выводятся соболя, а мешок из бычьей шкуры пусть будет полон кумысом, пусть арака будет крепкой Пусть всякий голодный еду у тебя просит, а жаждущий питье. От обиды в лес не бегай, от злости в гору не лезь. Пусть лошади будут скакунами»
Долбанма ходила с почтительными поклонами от свекра к свекрови, от родича к родичу, раздавала подарки, произнося при этом положенные слова, но я видел по ее уже открытому теперь лицу, что ей это все надоело, она устала и ей хочется заплакать. Старухи же, чтобы ее ободрить, разговаривали громким шепотом:
Глядите, глядите, как она все умело да красиво делает! Видно, у хороших-то людей с детства ко всему приучают!..
Долбанма угостила всех присутствующих чаем, после этого ее отвели в юрту невесты. Тут уже начался настоящий праздник. Пиршество, игры, состязания! Кругом сплошные головы, камню упасть негде, а гости все подъезжают.