В газетах зря не напишут, заявила Зинка. В газетах правду пишут. Печатное слово.
Правду?! заорала я без памяти. Ну скажи, похожа я на человека коммунистического завтра? Нет, вы скажитепохожа?
Тут они все трое уставились на меня, будто впервые увидели.
Похожа? не унимаюсь я.
Ну неуверенно сказала Люда, лично я не знаю, как они будут выглядеть а вообще все может быть.
Ну, ты, конечно, вполне обыкновенная успокаивает меня Зинка. Ничего в тебе, конечно, такого особенного, чтоб из тебя моральный кодекс выводить
Вот! обрадовалась я. Вот же какой вариант!
Но с другой стороны, засомневалась Люда, ты неплохая.
Ха! Неплохая!.. засмеялась я сквозь невидимые миру слезы. Все неплохие! Про всех в газете писать, получается?
Зачем же про всех? Зинка расчесала свои волосы так, что они уже висели каждый в отдельности. Про некоторых, для подражания.
Но почему же обязательно про меня?
Ты общественно-активная, член бюро, рассудила Людмила. Откровенная, добрая.
Это ядобрая?! возмутилась я. Откровенная? Ты меня совсем, строго говоря, не знаешь! Я такая скрытная, ужас! И совсем не добрая, наоборот, я эгоистичная! Я же никогда ничего против своего желания не сделаю!
Так ведь твои желания не вредные, верно? доказывает Зинка.
Тытоварищ продолжает перечислять Людка. Попросишь тебя что-нибудь: ну, станок обтереть, в магазин сбегать, комнату вне очереди прибрать
Так это же от непоседливости характера! защищаюсь я из последних сил. Чтоб только серьезным делом не заниматься!
В этой жизни, невпопад вдруг подала с койки голос Варвара, в этой жизни только любовь серьезное дело. Исключительно.
Да иди ты со своей любовью! отмахнулась от нее Людка. При чем любовь иСемен? К ней это не имеет никакого отношения.
Ну, все-таки засомневалась Зинка.
Да посмотрите вы на меня! потребовала я. Посмотрите вблизи! Разве у людей будущего может быть такой нос? Такие веснушки? Такой пигмент лица? Такой рост?
Что верно, то верно, неуверенно согласилась Людка. Но, с другой стороны, почему бы и нет?..
Значит, вранье? Вранье? требовала я, будто они в чем-то передо мной виноваты.
Ну, не на все сто процентов, не сдавалась она, частично.
А ясные глаза! Ты всмотрись, всмотрись в мои глаза, похожи они на ясные и так далее?! настаивала я.
Это уж какие кому по наследству достались, утешила меня Зинка. Гены.
А уважение и любовь коллектива? кричала я во весь голос.
Мы же тебя любим, пожала плечами Люда.
О любви не говорят, о ней все сказано, эхом отозвалась Варвара. Точка.
Да не о том же я, строго говоря! почти уже плачу я. Я же совсем о другом! Как же я теперь в глаза всем посмотрю? Чем же я от других-то отличаюсь?.. Меня же все на комбинате как облупленную знают! Убиться можно!
Убиваются исключительно от любви, печально сказала Варька. Статистика. Девяносто процентовна любовной почве.
Тут я кинулась к шкафу, сорвала с палки плечики с платьем моим выходным, в мелкий цветочек, юбка вся плиссированная.
А я опровержение даю! кричу им. Факты не подтвердились!
Это какопровержение? удивилась Людка. Тебя же, наоборот, расхвалили до небес!..
Плиссировка мне мятой показалась, я бросилась ее гладить, утюг у нас электрический, мигом нагревается.
То-то и оно! наглаживаю я с остервенением плиссировку. Про всех в газете писатьбумаги не напасешься!..
Действительно! вдруг взволновалась Зинка. Волю им дали, прессе! В личную жизнь мешаться!..
Все-таки задумалась с сомнением Людка. А что ты им скажешь? поинтересовалась она.
Я им скажу! пригрозила я. Я им такой вариант скажу!..
Чего они не слыхали? махнула рукой Зинка. Их ничем не удивишь!..
Ничего, за словом в карман Семен у нас не полезет, подбадривает меня Людка.
А я молчу. Глажу себе юбку без памяти.
Надо же!.. вдруг удивилась Зинка. Ругают человекаон не согласен. Хвалятопять не соглашается. И чего ему, человеку от человека, надо?..
И вдруг Варьку будто взрывом каким с койки приподняло, вскочила во весь рост и прямо молнии у нее из глаз сыплются!
Любви ему надо! завопила она не своим, каким-то вдохновенным голосом. Человеку любви надо!
Ты что, подруга, белены объелась? перепугалась Люда. Прямо даже сердце вздрогнуло!
Сердце! распалилась еще больше от ее слов Варька. Именно сердце чтоб разорваться могло! Вот до какой степени!..
Это она про Мишку-киномеханика, спокойно прокомментировала Зинаида. А я думала, у нее это уже пройденный этап.
И вовсе это она про Жорку из красильного. Жорка, да? поинтересовалась Людмила.
При чем тут Жорка, Мишка? оборвала ее Варвара. Я же не конкретно! Я же о любви вообще! О той, которая с большой буквы! И таким она голосом глубоким это сказала, что у меня даже мурашки по коже забегали.
Какой еще тебе любви? отмахнулась от нее Людка.
Такой, чтоб как у Анны Карениной, хотя бы чтоб под поезд не глядя броситься!..
Теперь таких психов больше нету! засмеялась Людка.
Ты так считаешь?.. вскинула та на нее глаза. Ты в этом уверена?..
Мне бы твои заботы! возмутилась я. Мне бы ваши заботы, девчонки!..
Да что ты наглаживаешь изо всех сил? вдруг встрепенулась Люда. Утюг-то не включенный!..
И тут только я и заметила, что и на самом деле утюг забыла включить, да как шарахну от обиды утюг на стол, как кину одеяло вместе с выходным своим платьем на койку!
Не во Дворец бракосочетаний! кричу от досады на себя. Не Восьмое марта! Так пойду! В своем виде! Пусть убедятся!
И уже совсем дверь распахнула, как вспомнила неожиданно:
Да, я же про Алькин заказ совсем позабыла!.. А уж ваши в холодильниквы сами!
Опорожнила второпях свою сумку с покупками и тут обнаружила на днесовсем я о нем забыла, надо же! Вадькин пистолет.
Девочки, говорю совсем уже на ходу, тут Вадька Максимов забежит, вы ему эту штуку отдайте, ладно? и кидаю пистолет этот самый на стол, на самую серединку.
Это чего? охнула и привстала с койки Зинка. Откуда это?
Людмила и вовсе глаза вытаращила:
Он что, стреляет?!
Очень даже просто, говорю с порога, как шарахнет!.. и прикрываю за собой дверь.
4
На втором этаже в коридоре была полная тишина: кто в утренней сменедавно ушел, кто с ночнойдавно спит уже, третий сон видит, вот почему я сразу услыхала из-за Алькиной двери голос нашего коменданта Таисии Петровны, а голос у нее такой, что от него, строго говоря, за версту несет железной дисциплиной.
Малышева! говорит за дверью Таисия Петровна. Есть порядок, правила общежития в коридоре вывешены, читала? Посторонним находиться воспрещено.
Какой же он посторонний, Таисия Петровна? слышу я Алькин голос, до удивления непохожий: не твердый и уверенный, как обычно, а даже приниженный какой-то и беззащитный. Какой же он мне посторонний, Таисия Петровна?..
Свой он ей, еще один голос различаю, незнакомый, женский, хоть и немолодой. Свой он ей, родной.
Кому свой, а комунарушение правил, отрубила Таисия Петровна. Раньше надо было думать. Моральный кодекс почитала бы на досуге. И я вполне конкретно себе представила, как Таиска при этом поджала свои тонкие губы.
Куда же мне его, Таисия Петровна?.. еще жальче спросила Алька. Куда же мне теперь с ним?
Ну, это уж твоя забота а мое слово, сама знаешь, окончательноечтоб к обеду его тут не было. Общежитие коммунистического быта, вывеску на дверях читала?..
Ну, тут у меня уже никаких сил не стало от жгучего любопытства, и я открыла дверь и вошла в комнату.
А там такой вариант: стоит посреди комнаты во всей своей комендантской неумолимой строгости Таисия Петровна, а первая наша красавица и солистка ансамбля «Дружба» Алька наша Малышева сидит на коечке в невообразимой по модности укладке своей свежей, растерянная какая-то и удрученная до полной неузнаваемости, и гладитнет, представляете! и гладит рукой по волосикам мальчонку лет трех, как минимум, который спит себе раскрасневшись, и ручки раскинув во сне, и глаза ресницами длиннющими прикрыв, на Алькиной белой подушке с кружевной накидкой, и так он на Альку, строго говоря, внешне похож, что тут и спрашивать не о чем, хоть я и поразилась до полного беспамятства.
А на другой, на Вальки Цветковой койке сидит чужая, в летах уже, теткаявно, по платку и кофте ситцевой в горошек, деревенская.
Я вошла, стою, слова от необычности ситуации не выговорю, а Алька смотрит на меня, не видя.
Она не виноватая, говорит эта тетка незнакомая в кофте в горошек Таисии Петровне. Ей и семнадцати не было, когда он заявился в отпуск, Геннадий этот соседский в новешенькой форме, брючки навыпуск, с галстучком, и нашивка у него на рукаве с зонтиком парашютным, да сверх всего еще берет голубой парадныйэто кто ж против него устоит?
Задний умим все крепки, поджимает губы Таисия, а наперед девке загадыватьума не хватает
А Алька смотрит на меня, и две слезинки громаднейшие из глаз у нее выкатываются, висят на ресницах, точь-в-точь такие же, как у мальчонки спящего, никак не выкатятся.
Я-то его пацаненком голозадым по соседству помню, продолжает незнакомая тетка, коз вместе с ребятами пас, а тут девки, полдеревни, прямо с ума спятили, ночей не спят, под его окошком дежуряткак же, десантник, вся грудь в значках! а он изо всех ее, Алевтину, на горе, заприметил
Оказывается, Алька-то, строго говоря, не Алина вовсеее еще так красиво на концертах объявляют! «Солистка Алина Малышева!..»а вовсе обыкновенная Алевтина деревенская!..
И ведь жениться, ирод, обещал! всплеснула руками от возмущения тетка. Воротиться, как службу отслужит! Она его и жди, а тут от него письмо: еду, мол, по велению сердца на север, в Сибирь, в дальние края
Ну, не знаю, говорит, не сдаваясь, Таисия. Не знаю. В мое время за одно за это и его бы, и ее с песочком так протерли, мое почтение!
То-то и оно, что время-то идет, уже рожать не сегодня-завтра! гнет та свою линию. Она и уехала к тетке своей дальней, в Петушки а тетка одинокая, муж на фронте убитый, ни детей у нее, ни внуков. Вот Алевтинин сыночек ей заместо родного-то и стал, у себя оставила, когда Алька в город уехала, на завод А тут она, тетка-то, и заболей на прошлой неделе, в больницу положили. Куда парня-то девать? К матери, не миновать, больше некуда
Алька ничего не говорит, а мальчишка знай себе спит, сопелкой своей сладенько посапывает, и я от него глаз не могу оторвать, до того симпатичненький.
Не знаю, говорит Таисия, но уже не так категорично. Только порядокдело святое, никому нарушать не дадено И Альке, глядя мимо нее:Так что решай этот вопрос сама, а я не имею права его тут держать мое дело маленькое. И пошла, не попрощавшись, из комнаты.
И тут у Альки из глаз наконец выкатились те две слезищи запоздалые и текут по ее лицу, которого, строго говоря, нет красивее на всем комбинате, исквозь слезы эти:
Куда я с ним теперь? У меня концерт вечером! И в ночную идти! И вообще крест на себе поставитьна работе, на самодеятельности? Точку?!
И с такой это она болью недоброй выкрикнула, что я даже возмутилась.
Что ты, Алька? говорю я ей. Как ты можешь такие слова! Он же твой кровный, родной, как ты можешь!
Мой тише, но опять с болью сказала она. То-то и оно, что мой то-то и оно, что теперь все для меня кончено
А эта тетка, от греха подальше, подбирает с пола свою корзину плетеную и говорит:
Что ж, Алевтина пойду я, пожалуй, а то как бы машины колхозные с рынка не ушли без меня, а до рынка до вашего опять же когда еще доберусь?..
И пошла к дверям, обернулась на пороге:
Он мальчишка смирный, покойный, он к тебе быстро привыкнет, родная кровь как-никак и ушла.
А мы с Алькой долго молчали.
Как его зовут-то, строго говоря? не удержалась я наконец.
Роберт говорит Алька. Робик. И тут она поднимает в упор на меня глаза и спрашивает:Осуждаешь, да?..
Что ты, Алька! замахала я на нее руками. Что ты!..
Куда я с ним теперь?.. задает она неизвестно кому вопрос.
В садик, говорю я, куда же еще? Ему сколько?
Три с половиной, отвечает Алька и вдруг заторопилась, будто боится, что ее перебьют и не дадут досказать до конца:В садик-то очереди надо дожидаться, да и то по личному распоряжению директора И позор! На доске Почета вишу, с ансамблем за границу ездила, в анкете писала: детей нет, а тут стыдно-то, стыдно!..
И тут будто сила какая-то, строго говоря, неостановимая сорвала меня с места, я только и успела ей крикнуть на бегу:
Не смей! Стыдиться не смей! Сын же!.. Я скоро! Ты меня жди! Я мигом!
И рванула за дверь, чуть не столкнулась нос к носу с Таисией Петровной, только и прошипела ей на лету:У-у!.. Бюрократка казенная!.. и вниз по лестнице, на улицу, и все бегом, бегом, той же дорогой, что утром с комбината, только в обратном направлении.
Пробегаю мимо Дома культуры, успела увидеть, как сама себе подмигиваю с фото на газетной витрине, а ведь за Алькиной бедой я про свою начисто забыла! И только мелькнуло в голове, как пожарная лампочка красная мигающая: опровержение! опровержение! опровержение! и уже совсем до первого производственного корпуса добежала, как навстречу мне с той же газетой проклятой в руке и с улыбочкой своей полунасмешливой во все лицоГошка; конечно же, кому еще мне на пути в самой неподходящей ситуации попадаться!
Семен! кричит еще издали и газетой над головой размахивает. Тоня!
А яноль внимания, несусь мимо на третьей космической скорости.
Только настырнее его человека нет во всем мире, припустился следом на своих ходулях семимильных, япять шагов, онодин.
Ты куда? Ты газету сегодняшнюю видела?..
Я молчу, сдерживаюсь. Только наперед знаю: надолго моей железной выдержки не хватит.
Да ты хоть прочитала статью-то? Куда ты бежишь?
Тут она и лопнула, моя выдержка.
Уйди! кричу и еще кулаком размахиваю перед его носом. Все ты! Кто тебя просил? Кто дал право?! Уйди, я за себя не ручаюсь!..
Он даже опешил, даже шаг назад сделал, а я наступаю на него, машу кулаком, хоть мне ему и до груди не дотянуться, такой он длинный и нескладный, жердь полосатая!
У-у!.. Ненавижу! кричу ему снизу вверх, задрав голову. И не смей больше ко мне подходить! Я тебя не знаю, ты меня не знаешь! Еще раз подкатишьсяпеняй на себя! И уже вслух его обругала от всего сердца:Верста коломенская!
Изловчилась, прыгнула вверх, схватила газету, которую он держал над головой, ибегом, бегом от него к административному.
А он, чувствую спиной, стоит окаменело и смотрит мне вслед, ничего не соображая. И вдруг мне его даже стало жалко, хоть он вполне свое заслужил!
Но эти мысли я продумать до конца не успела, взлетая одним духом на третий этаж, в директорскую приемную, а там очередища дожидается, по стульям вдоль всех стенок товарищи сидят и молчат.
Япрямо к двери кабинета, берусь за ручку, но тут наперерез мне бросается секретарша, Валя Цветковая уже упоминала про нее, Алькина соседка по койке, наманикюренная вся и в мини-юбке в обтяжку, а ведь, что характерно, из ткачих вышла из обыкновенных, как все наши девочки, Валька мне наперерез кидается, расставленными руками дверь защищает.
Приема нет! говорит своим служебным голосом. Запишитесь на понедельник.
Валька! говорю. Валька, это же я!
По какому вопросу? спрашивает она по привычке, как автомат, что на вокзале справки дает, но потом все-таки узнала меня, и глаза у нее ожили, потеряли официальную строгость. А, Семен Тебе чего?
Я к Макарычу, говорю и киваю на дверь. Мне позарез нужно!
А что? спрашивает она с любопытством. Видишь, очередь какая!
И тут я на секретность перехожу, шепчемся с ней, сойдясь лбами:
У Альки ребенок!
У Альки! И глаза у нее до невообразимости на лоб полезли. У моей Альки?! И скороговоркой, прямо как на пишущей машинке своей отстукала:Чей? Когда? Откуда ты знаешь? От кого? Ты видела?
Покрыто мраком, говорю. Садик нужен. Немедленно. Один Макарыч может.
Шум будет шепчет в неуверенности Валентина, оглядываясь на очередь, но потом решается:Ладно, иди, только сначала покричи на меня понахальнее. И сама опять на официальность перешла:Я вам говорю, товарищ, приема нет. Ждите до понедельника.
И я тоже голос меняю на визгливый:
А мне срочно, может быть! У меня время не казенное! Кому делать нечего, пусть дожидается, а я от станка! И дверь на себя, влетаю в кабинет.