Да, сказала Эвелина, я ей помогаю чем могу, за этим дело не станет Надо ведь помогать друг другу, верно?
Да, конечно! И все же боюсь, как бы девчушка не заболела! Поглядите, какой у нее измученный вид! За детьми уход нужен. Я вот на моего Жоржа столько сил трачу
Она с нежностью посмотрела на сына.
Слышите! сказала вдруг Моско, подняв руку.
Ночную тишину прорезал вой сирены. Усилился, затих, снова усилился.
Воздушная тревога! вздохнула мать Жоржа. Опять! Что будем делать?
Пожалуй, нам лучше спуститься вниз, ответила Эвелина Селье. Тут неподалеку, в здании сената, размещен штаб военно-воздушных силиначе говоря, военный объект. По-моему, вокруг него и кружат английские самолеты. В прошлый раз бомба упала совсем рядом.
Вы правы, давайте спустимся вниз, сказала мать Жоржа. Как я от всего этого устала!
Ура! Ура! закричал Мишель. Пошли в подвал! Эй, Жорж, старик, вот уж где мы с тобой не соскучимся!
Одевайтесь! распорядилась Эвелина Селье. А я пойду разбужу Фанфана. Жаль, он так сладко спит.
А я сбегаю наверх за нашими пальто! торопливо воскликнула мадам Моско. Пошли, Альфред?
Она выбежала из квартиры, увлекая за собой мужа. Дети остались одни. За окнами смолк вой сирены; теперь доносился лишь рокот самолетов. Послышалось несколько глухих ударов, и пронзительный голос с улицы крикнул:
Эй вы, там, на пятом, погасите свет, черт вас возьми!
Смотри, спохватилась Норетта, а где же Соланж?.. А ты, Мишель, куда это ты собрался? спросила она, видя, что брат уже приоткрыл дверь.
Мишель переглянулся с Жоржем.
Я оставил в столовой пальто, торопливо пояснил он. Скоро он и в самом деле вернулся одетый. За пазухой у него был спрятан какой-то сверток, выглядывавший из-под воротника. Норетта насмешливо улыбнулась.
Воротник порвешь, сказала она спокойно, лучше уж возьми ее под мышку.
Когоее? Что это значит? пробурчал Мишель.
Ну, коробку! С твоей любимой наборной кассой!
Мальчики растерянно переглянулись, а Норетта звонко расхохоталась.
Вы что же, воображали, будто я ничего не замечаю? Видел бы ты, Жорж, как важничает Мишель, как он все время прячет от нас коробку! Вот перед ужином он знаешь куда ее сунул? Под буфет!
Коли знаешь, держи язык за зубами, понятно? свирепо отрезал Мишель.
И сразу осекся: в комнату вошла мать, неся на руках спящего Фанфана.
Он даже не проснулся, сказала она. А вы готовы? Скорей побежали вниз! А где же Соланж?
Я здесь! произнес тоненький голосок за ее спиной. Показалась Соланж; она крепко сжимала в объятиях свою куклу. Мальчики ухмыльнулись.
Ха, ха, ха! рассмеялся Мишель. Дочку притащила! А может, это камушек? Ха, ха, ха!
Оставьте ее, тихо сказала мать. Соланж, детка, идем с нами в подвал.
Соланж свободной рукой уцепилась за платье Эвелины и послушно пошла за ней вниз.
На площадке уже стояли, дожидаясь остальных, супруги Моско, и весь маленький отряд начал спускаться по лестнице, ощупью находя ступеньки. Хлопали двери квартир, в темноте перекликались жильцы, но все перекрывал пронзительный голос консьержки мадам Кэли́н.
Скорей! Уже бомбят! крикнула она, увидев наших друзей.
Раздался оглушительный взрыв, за нимтреск зенитных орудий.
Да, это бомба, кивнул Моско. Осторожней, мадам Селье, еще одна ступенька! Ну вот мы и пришли.
Все обитатели дома сгрудились в тесном сыром проходесамой безопасной части подвала. Жан Моризо́ со второго этажа (все звали его просто мосье Жан) принес с собой свечу и поставил ее на один из ящиков. Сам он сел на другой ящик, рядом с крепким седым мужчинойпапашей Лампьо́ном с первого этажа. Увидев вошедших, Жан сразу же встал и предложил свое место Эвелине.
Здо́рово бьют! сказал папаша Лампьон своим зычным голосом. Право слово, мне это напоминает Арденны, 1917 год!
Нечего сказать, приятное воспоминание! усмехнулся Жан, тщательно приглаживая светлые волосы. А меня так просто тошнит от всех этих сирен! Неужели нас не могут оставить в покое?
Мадам Кэлин неодобрительно покосилась на него. Два месяца назад ее сын бежал в Испанию, чтобы оттуда пробраться в африканскую армию союзников. И настроение у консьержки было воинственное.
Хороши бы мы были, если бы все рассуждали, как вы! резко сказала она. Счастье, что мой сынок не из таких! Что ж, по-вашему, не надо бить Гитлера?
Что вы! Конечно, Гитлерчудовище, слегка устыдившись, буркнул Жан. Я вот о чем: все эти продовольственные карточки, воздушные тревогиразве это жизнь? А конца не видно! Да еще в комнате стужа и вообще
Он хотел было привести другие доводы, но, не найдя их, умолк и начал старательно поправлять галстук. Мишель растерянно уставился на него. Какую чепуху несет Жан! А ведь прежде Мишель его уважал, потому что Жан служил в аптеке и всегда был подтянут и хорошо одет.
Ну, что ты скажешь? тихо спросил он Жоржа.
Жорж громко фыркнул.
Жан просто трус! сказал он. Он боится бомб! Наверно, когда он был мальчишкой, его лупили в школе на всех переменках, а он даже не давал сдачи! Слушай, а ты не мог бы поаккуратнее с наборной кассой, а? Теперь вот твоя сестра обо всем догадалась! А вдруг она при Стефане что-нибудь сболтнет, не нарочно, конечно, а просто так Если какой-нибудь вонючий шпик вроде него пронюхает о нашей затее, все мы попадем в тюрьму.
Мишель застыл на месте с разинутым ртом. Стефан был их одноклассник, старший сын супругов Гурр, живших здесь же в доме на третьем этаже и державших по соседству москательную лавку. Родители Стефана занимались спекуляцией: они вели торговлю с оккупантами. Говорили, будто они нажили миллионы на перепродаже меховых курток. Они часто принимали у себя немецких офицеров, и с обеденного стола у них не сходили окорока, паштеты, свежие яйца. Гурры были «позором дома», как говорила консьержка. В отместку она всегда вручала им письма с опозданием на три дня. Стефан и Луи, сыновья Гурров, во все совали свой нос, подслушивали у дверей, а когда их заставали за этим занятием, нагло усмехались. Впрочем, жильцы дома старались их просто не замечать, словно они были какие-нибудь невидимки, и никто никогда с ними не разговаривал.
Наконец Мишель очнулся.
Ну что ты, сказал он. Нореттасмышленая девчонка, ничего такого она не сделает! И вообще она просто хвастает, как все девчонки. Где уж ей было догадаться! Просто она заметила, что у нас какая-то тайна, и ей не терпится ее выведать. Что я, Норетту не знаю, что ли!
И он бросил снисходительный взгляд на сестру, которая, присев у ящика, играла с Соланж в куклы. Норетта, перехватив его взгляд, покраснела.
Кажется, мальчишки смеются надо мной, сказала она Соланж. А все из-за твоей куклы! Неужто они вообразили, что она мне нравится! Уродина, да еще одноглазая! И зачем ты взяла ее с собой?
А если бы в нее попала бомба, пылко заговорила Соланж, если бы она умерла?! Разве я могу без нее? У тебя есть Фанфан, он все равно что кукла, а у меня никого нет. С кем мне говорить, когда я остаюсь одна? Вот И вообще, если ты считаешь, что Мими́ уродина, отдай ее мне!
И Соланж так резко потянула к себе куклу, что у той оторвалась матерчатая ручка. Соланж заплакала.
Что такое? обернувшись, спросила Эвелина.
Увидев оторванную руку куклы, она улыбнулась.
Ничего, Соланж, сказала она, дай мне твою дочку: сегодня я буду чинить свитер Мишеля и заодно починю ей руку. А теперь хватит плакать, высморкайся и вытри нос. Что, нет платка? Возьми мой, вон там в кармане Я не могу пошевельнутьсябоюсь разбудить Фанфана
Взяв платок, Соланж вытерла слезы и прижалась к плечу своей защитницы.
Папаша Лампьон вышел на улицу «поглядеть» и тут же, тяжко волоча ноги, вернулся назад.
Час от часу не легче, сказал он, еще сильней стали палить. А мне позарез надо выспаться: ну как я завтра к семи утра пойду в типографию?! Эх, кажется, махну я на все рукой и побреду к себе наверхспать!
Консьержка повернула к нему худое, костистое лицо.
А ну сидите на месте! приказала она. Раз уж вы сюда спустились, терпите и помалкивайте! Довольно с нас того, что сестры Минэ́ окопались в своей квартире! Уж как я барабанила в их дверь, но они заявили, что предпочитают умереть в собственной постели! Наверно, забились, бедняжки, в кровать, натянув одеяло до самого носа. Что ж, если случится беда, ничего не поделаешь, я свой долг выполнила: предупредила их!
Хе-хе, ухмыльнулся папаша Лампьон, может, они и правы: по крайней мере, хоть выспаться успеют перед смертью!
Он громко зевнул раз, другой, потом вдруг затих, прислушиваясь.
Смотри-ка, сказал он, кто-то сюда идет! Может, ваши жилички одумались, а, мадам Кэлин?
Но это оказались не сестры Минэ, а семейство Гурров, явившееся в полном составе, со своими стульями и корзинами. Отец и оба сына, все трое рыжие и тучные, были в дорогих меховых куртках. А мадам Гурр в своей пышной меховой шубе походила на косматую медведицу.
Только этих не хватало! сквозь зубы процедил Моско.
Невольно попятившись в глубь прохода, он с тревогой оглянулся на Жоржа. В подвале сразу воцарилась зловещая тишина, только Гурры с шумом расставляли в проходе стулья.
Глубже вдвигай в проход стулья, Стефан! зычно крикнула мадам Гурр. Сам знаешь, там безопасней! А остальным придется потесниться!
Но остальные и бровью не повели. Казалось, они разом утратили и слух и речь. Консьержка уставилась в пустоту. Жан, достав из кармана книгу, сделал вид, будто читает, хотя в подвале было совсем темно. Папаша Лампьон начал старательно сморкаться, а мать Мишеля, высвободив одну руку, обняла Соланж.
Мадам Гурр поджала губы.
Ну, Стефан, что ж ты стоишь? крикнула она еще громче.
Черт побери, ответил Стефан, куда же мне их ставить, твои стулья? Сама видишь, нет больше места!
Нет места, говоришь! Ах вот как! Погоди, я сейчас отыщу место!
Мадам Гурр вплотную придвинула к ящикам все четыре стула и, плюхнувшись на один из них, толкнула консьержку.
Прошу поаккуратней! сухо сказала мадам Кэлин, не повернув головы.
Вот и подвиньтесь! злобно крикнула толстуха.
Консьержка ничего не ответила, но с места не сдвинулась.
Да что ты, Берта, стоит ли волноваться, с нарочитым добродушием обратился к жене Гурр. Ну и ночка! продолжал он, лениво потягиваясь. И все из-за этих проклятых англичан! Видали, какую тучу самолетов они против нас послали? А еще выдают себя за друзей французов!
Счастье еще, что у немцев хорошие зенитные пушки, подхватила мадам Гурр, хоть бы они сбили несколько самолетов! Я
Трубный звук заглушил ее голос. Это сморкался папаша Лампьон. И тут, словно по сигналу, все жильцы вытащили платки и начали шумно прочищать носы.
Я повторила толстуха.
Тут все наперебой принялись кашлять, чихать и сморкаться, и подвал загудел от шума. А Фанфан, проснувшись, громко крикнул:
Ура! Да здравствует бомбежка!
Видя, что никто не хочет ее слушать, мадам Гурр решила сорвать злобу на сыновьях.
Ну, чего раскисли? налетела она на них. Эй, Луи́, что это ты все чешешься?
Есть хочу! угрюмо ответил Луи.
Гляди-ка, и я тоже! поддержал его отец. А ну, мать, доставай еду!
Отстегнув крышку корзинки, мадам Гурр достала груду толстых бутербродов, и весь подвал наполнился аппетитным запахом ветчины. Покашливание прекратилось: все жильцы с завистью вдыхали дразнящий, давно уже забытый запах.
Погляди на мальчишек, как они уписывают бутерброды! шепнула мадам Моско на ухо мужу.
Да, признаться, от этого зрелища уж очень есть захотелось, сказал Моско. Жаль, ты ничего не захватила, Оде́тта.
А что мне было брать, вчерашнюю брюкву, что ли?
Стефан с бутербродом в руке слез со стула и подошел к Мишелю. Непомерно большая куртка доставала ему до самых икр.
Привет, промычал он с набитым ртом.
И, не дождавшись ответа, спросил:
Ты сделал задачки на завтра?
Поглядывая на Жоржа, который с трудом удерживался от смеха, Мишель начал насвистывать.
Ты сделал задачки? не отставал Стефан. Ну хотя бы задачку про поезда?
Мишель повернулся к нему, словно только сейчас его заметил.
Задачку повторил он, растягивая слова, задачку про поезда Какую такую задачку?
Ты что, все позабыл? Были ведь две задачки!
Две задачки? повторил Мишель, словно не понимая, о чем речь. Ах да, две задачки Ты сделал задачки, Жорж?
Какие еще задачки? переспросил Жорж. Ах да, две задачки, задачки
Подмигнув друг другу, мальчики снова принялись насвистывать. Лицо Стефана вспыхнуло под веснушками.
Значит, не хотите ответить! сказал он. Ну и пусть! Плевал я на вас! Плевал!
Зачем тогда лезешь к нам с разговорами? осведомился Мишель.
Да я просто так Эй, что это у тебя торчит из-под пальто? А ну дай сюда! Большущий какой сверток!
Прежде чем Мишель успел сообразить, в чем дело, Стефан выхватил у него коробку. Бумага порвалась, открыв крышку.
«Маленький наборщик», прочитал Стефан.
Эй, ты что, наборщиком заделался? А что ты набираешь? Ну-ка покажи!
Жорж побледнел. Мишель закусил губу.
Отдай мою коробку, болван! заревел он, налетев на Стефана.
Тот стал отбиваться одной рукойв другой он по-прежнему держал бутерброд, и ему пришлось выпустить коробку. Бечевка разорвалась, на пол посыпались зеленые листки.
Жорж! Норетта! На помощь! завопил Мишель.
Норетта и Жорж кинулись к нему. Луи тоже поспешил на помощь брату, и все пятеро, опустившись на четвереньки, начали торопливо подбирать с пола бумажки. Как только зеленый листок попадал в руки к кому-нибудь из Гурров, остальные сразу же его выхватывали. В шум перебранки вплетались тихие увещевания Моско и зычные выкрики мадам Гурр:
Эй вы, бандиты, оставьте моих мальчиков в покое!
Наконец шум улегся. Противники поднялись с пола, перепачканные сажей и пылью. Победу одержала партия Мишеля: у братьев Гурр не осталось ни одной бумажки!
Нечего сказать, молодцы! мягко укорила их Эвелина Селье. Порадовали вы нас!
Это Стефан виноват, задыхаясь, ответил Мишель, это он
Не ври! закричала мадам Гурр. Ты сам на него налетел, уж я видела!
А зачем он взял мою коробку? не глядя на нее, возразил Мишель.
Не ври! Не ври! вопила толстуха, размахивая бутербродом.
Ее вопли опять заглушил трубный звукпапаша Лампьон снова начал сморкаться. Все как ни в чем не бывало вернулись на свои места. Мадам Гурр с оскорбленным видом завернулась в свою роскошную шубу и позвала сыновей. Луи подбежал к ней, но Стефан не торопился.
А я знаю, какие это бумажки! сказал он с торжеством в голосе. Это листовки!
Мишель вздрогнул.
Листовки? Ты что, спятил? Слыхал, Жорж?
Вот кретин! сказал Жорж. Ну и кретин!
Но было видно, что он не знает, как теперь быть. Стефан с ухмылкой взглянул на него.
Это листовки! злорадно повторил он. Это листовки против немцев!
Норетта, до сих пор молча прислушивавшаяся к разговору, вдруг достала из своего кармана зеленую бумажку, с виду точно такую же, как и те, из-за которых только что была драка, и издали показала Стефану.
Норетта! закричал Мишель. Ты что?..
Отстань! оборвала его Норетта. Мне надоело слушать этот вздор! Какие еще «листовки»? А если я тебе покажу эту бумажку, Стефан, ты отстанешь от нас?
Тогда отстану, согласился Стефан, жадно поглядывая на зеленый листок.
Ну и бери его себе, пожалуйста! Да ну вас! прикрикнула Норетта на Жоржа с Мишелем, кинувшихся было к ней. Подумаешь, какой секрет!
Друзья растерянно застыли на месте. Воспользовавшись их замешательством, Стефан схватил бумажку и торопливо поднес ее к свечке.
По мере того как он читал, лицо его вытягивалось. Под конец он молча вернул листок Норетте.
Ну что, доволен? ехидно спросила Норетта.
Ладно, буркнул Стефан. Ма-ам, я хочу еще бутерброд
Мадам Гурр торопливо вынула из корзины новый бутерброд, и в эту минуту раздался вой сирен, возвещавших отбой.
Наконец-то! воскликнула консьержка.
Все встрепенулись, поднялись и начали понемногу разминать занемевшие руки и ноги. Потом жильцы, зевая, зашагали вверх по крутой лестнице.
Допекли мы предателей! отпирая свою дверь, шепнул папаша Лампьон. У меня нос распух, так сильно я сморкался! Спокойной ночи всем!
А Мишель, переступив порог своей квартиры, кинулся расспрашивать сестру:
Ну и перетрусил я из-за тебя! Я уж думал, ты хочешь отдать Стефану листовку. А что ты ему подсунула?