Да ты что? Нет у меня никаких бумажек!
Не ври! Слушай, дай мне только один листок, и я тебя не трону! И еще я принесу тебе из дому шоколаду! Правда, правда, настоящего шоколаду, такого, который едят немцы! Хочешь, целую плитку принесу или даже две? Пальчики оближешь!
Барру посмотрел на него в упор.
Ничего я не знаю! пронзительно закричал он. Нет у меня никаких бумажек!
Ах так! сказал Стефан. Ну что ж, поглядим!
И, выпустив руку мальчика, начал выворачивать его карманы.
Барру, стиснув зубы, старался оттолкнуть Гурра.
Уйди! Ну что ты пристал! вопил он.
Наконец его крики услышал Мишель и тотчас подбежал к дерущимся с платком в руке.
Оставь его! резко сказал он Стефану. Что тебе надо?
Так, ничего, ухмыльнулся Стефан.
Заложив руки за спину, он продолжал молча ухмыляться. Поймав взгляд Мишеля, Барру торопливо сказал:
Он требовал у меня бумажки, какие-то зеленые бумажки. Обещал за это шоколаду.
Ну да, ваши листочки с загадками, непринужденно пояснил Стефан, хотел на них взглянуть: узнать, что там написано. Разве это секрет?
Стефан продолжал улыбаться с невинным видом. Мишеля охватила ярость.
Шпион проклятый! крикнул он. Думаешь, мы не знаем, что́ ты вынюхиваешь!
Стефан залился краской. Он перестал ухмыляться.
Ну и что? завопил он. Ну и что? Идиоты вы все, с вашими листовками и этой дурацкой возней! Отец так и говорит
Подумаешь, засмеялся Мишель, твой отец
Чтомой отец? Твой будто лучше! Он в плену, твой отец. Тоже нашел чем гордиться! Эх ты, битый щенок
Стефан вдруг умолк, испугавшись, что перехватил. Но никто ему не ответил, и он снова начал ухмыляться, переминаясь с ноги на ногу.
Ребята не сводили с него глаз. Они смутно чувствовали, что случилось что-то очень страшное и мало просто обругать Стефана. Они задыхались от бессильной злости.
Мишель вдруг рванулся вперед и ударил Стефана кулаком в грудь, так сильно, что тот кувырнулся на землю, задрав ноги. Он хотел встать, но Мишель опять накинулся на него, и оба покатились по асфальту двора. Поединок начался. Силы противников были примерно равны: Мишель казался более подвижным и быстрым, Стефанболее крепким, выносливым.
Они молча боролись, а остальные так же молча наблюдали за ними. Только маленький Барру вдруг умоляюще крикнул:
Селье! Ты должен победить! Ты просто обязан!
Все понимали, что Барру прав: Мишель обязан был победить! И вот уже Мишель повалил Стефана, и тот лопатками коснулся земли; вдруг сзади донесся голос мосье Турона:
Эй, что здесь происходит?
Ребята не шелохнулись. Учитель быстро пробрался на середину круга и как вкопанный остановился перед дерущимися, которые все еще не отпускали друг друга.
Так. Прекрасно! Ставлю обоим единицу за поведение! А ну живо все отправляйтесь в класс, только сначала приведите себя в порядок!
Ребята гурьбой двинулись к дверям школы. Мишель задержался, чтобы поправить свитер, лопнувший на спине.
Учитель вернулся назад и тронул мальчика за плечо.
Селье, сказал он, я поставил тебе единицу, и ты это заслужил. И все же я тебя понимаю Послушай, я знаю, что отца твоего сейчас здесь нет, и хочу с тобой поговорить, как мужчина с мужчиной. Ты занимаешься глупостями, мальчик. Поверь мне, нельзя играть с такими вещами!
Но, мосье Турон, это же не игра!
Нет, игра, хоть ты, может, сам этого не сознаешь. Все это никуда не годится. Тебе сейчас нужно учиться, и притом как можно лучше. Вот что сказал бы тебе отец, будь он на моем месте. Понял? На той неделе ответишь мне задачки.
Хорошо, мосье.
Ну, тогда иди, Селье, иди к своим приятелям, дружок.
Мишель вернулся в класс. Сердце его лихорадочно колотилось, голова шла кругом. На уроке истории он не слышал ни слова и на уроке французского, который был после, тоже. Когда прозвенел звонок, Мишель, никого не дожидаясь, бегом ринулся домой.
«Учитель со мной говорил! повторял он про себя. Он говорил со мной, как мужчина с мужчиной!» Мишель одновременно чувствовал и обиду и гордость. Гордость от того, что с ним говорили всерьез, не как с ребенком, а как со взрослым. Обидуот того, что мосье Турон так пренебрежительно отозвался о «рыцарях». «Как только он догадался о нашей затее?»печально размышлял Мишель. Но все же гордость взяла верх, и любовь к учителю бурным пламенем вспыхнула в его душе. На углу улицы Месье Ле Пренс он восхищался Туроном; на перекрестке улицы Одеонон уже его обожал. Да, конечно, он решит все задачки, он получит по всем предметам отличные отметки, он докажет учителю, что он настоящий мужчина! Весь во власти восторга, Мишель на какой-то миг задумался: а не порвать ли ему листовки? Но это значило бы предать товарищей. В конце концов он бросил все десять листков разом в первый же почтовый ящик. Затем, облегченно вздохнув, зашагал по улице Четырех Ветров. Вдруг он застыл на месте. А как же быть с сегодняшней дракой и с единицами? В драке ему здо́рово повезлоон одержал над Стефаном победу, пусть пока скромную, но ведь бо́льшая-то победа впереди. Оставались единицы. Что только скажет мама? Отец, уж конечно, отвесил бы ему оплеуху, но с мамой всегда можно поладить, если только с умом взяться за дело.
Поднимаясь по лестнице, Мишель старался подготовиться к разговору. С каким видом ему лучше войтис трагическим, грустным или, наоборот, с дерзким? Под конец, придав своему лицу равнодушное и чуть печальное выражение, он решительно вошел в квартиру.
Мать, стоя на коленях, мыла кухонный пол.
Мама начал он.
Мать, вздрогнув, подняла голову, и Мишель увидел, что она плачет.
Что это? Ты плачешь? резко спросил он, и в голосе его прозвучал упрек.
Мать торопливо и как бы виновато вытерла фартуком глаза.
Да, сказала она, это пустяки, просто сегодня с самого утра одно невезенье! Фанфан захворалвидно, простудился вчера ночью в подвале. Только бы уберечь его от осложнений С тех пор как у него было воспаление среднего уха, он все время болеет. Я хотела дать ему молока, и вот вчерашнее, как назло, скисло, а в лавке говорят, что молока сегодня больше не будет И вообще я так устала
Ах вот оно что! сказал Мишель. И нехотя предложил:Хочешь, накрою на стол?
Да, пожалуйста, накрой.
«Прекрасно, подумал Мишель, с трудом подавляя раздражение. А чем же занимается Норетта? Бездельничает, наверно!»
А Норетта где? не удержавшись, спросил он.
Снова став на колени, мать домывала кухонный пол. Она ответила, не поднимая головы:
Норетта кормит Фанфана, сынок А как дела в школе? Хорошие у тебя отметки?
Мишель заколебался. Все складывалось совсем не так, как ожидал, и из-за этого он немного досадовал на мать.
Я схватил два кола и разорвал свитер, сердито буркнул он. Вот, смотри!
Повернувшись к матери спиной, он показал ей дыру.
Ох, вздохнула Эвелина Селье, опять дыра! Я же только вчера зачинила рукав! Как это тебя угораздило? Ну, а единицы откуда, Мишель? Тебе не стыдно?
Но я же не виноват, это все потому
Тише, тише, не кричи! Фанфану нужен покой. Накрой-ка лучше на стол, обед вот-вот поспеет.
Мишель угрюмо повиновался. Что ж, выходит, теперь ему и слова сказать нельзя? Как-никак мать могла бы его выслушать! Он шумно раскрыл буфет. Но какие тарелки ставитьглубокие или мелкие? Он кинулся в мамину комнату, где стояла кроватка Фанфана. Склонившись над братишкой, Норетта поила его липовым отваром.
Какие тарелки ставить? спросил Мишель.
Норетта обернулась к нему с чашкой в руке.
Ставь мелкие, сказала она. Но чего ты так орешь? И что ты наплел маме там, на кухне?
«Наплел, наплел»!.. передразнил ее Мишель. Ничего я не наплел, хотя мне есть что порассказать! Я схватил две единицы, а потом подрался со Стефаном. Я уложил его на обе лопатки, видела бы ты, старуха! Понимаешь, он сказал, чтобы я не задавался, раз у меня отец в плену, и назвал меня битым щенком! Мишель добавил с торжеством:Вот! Когда мама это узнает, она пожалеет, что раньше меня не выслушала!
Норетта поставила полупустую чашку на тумбочку.
Вот тебе мой совет, спокойно сказала она, ничего не рассказывай маме про драку со Стефаном.
Это еще почему?
Потому, что тогда она опять начнет плакать. Ей будет очень страшно.
Страшно? Да ты что!
Ты совсем ничего не понимаешь? Не видишь, какие ужасные люди эти Гурры? Мама столько раз это говорила, и мадам Кэлин это говорит, да все это говорят, а ты вздумал драться со Стефаном!
Но не мог же я позволить этому скоту говорить такое про нашего папу!
Конечно, не мог! И правильно сделал! А все же послушай меняничего не рассказывай маме!
Мишель пожал плечами.
Ну хорошо, устало согласился он, если ты так считаешь Ладно, а как быть с тарелками?
Сейчас я их расставлю, не то ты еще перебьешь всю посуду. А ты дай Фанфану допить отвар.
Норетта решительным шагом направилась в столовую. Мишель подошел к брату.
Ну, сказал он, ты, значит, и вправду заболел? А с виду ты вполне здоров! У тебя что, жар?
Не знаю, важно ответил Фанфан, я кашляю!
Он попытался изобразить кашель, но у него ничего не вышло, и тогда он достал из-под одеяла своего маленького плюшевого медвежонка, с истертой шерстью, в бесчисленных пятнах, с одним глазом и тремя лапками.
Мишка простудился, сообщил он, он все кашляет, кашляет! У него тревога!
Тревогаэто же не болезнь! со смехом возразил Мишель. Но погоди. На́ вот, допей свой отвар.
Он схватил чашку, но в спешке выплеснул все содержимое на простыню. Фанфан покосился на него, и оба рассмеялись.
Беда, сказал Мишель, смотри только Норетте меня не выдавай! Я мигом все улажу.
И Мишель прикрыл мокрую простыню одеялом. При этом он невзначай дотронулся до ручки Фанфанамаленькой, горячей и потной. «У него в самом деле жар, подумал он, бедный Фанфан!» Вся его обида куда-то пропала, и в приливе нежности он погладил братишку по голове. Фанфан сразу же поспешил воспользоваться его порывом.
Расскажи мне что-нибудь, попросил он жалобным голоском, какую-нибудь маленькую, совсем маленькую сказку.
Ладно! Но что же тебе рассказать? Может, про трех медведей?
Нет, не надо про медведей! Лучше расскажи мне про шоколадный эклер, как в то воскресенье! Ну, скорей рассказывай!
Мишель присел на край постели.
Шоколадный эклер, начал он, продавался раньше в кондитерских, ну, знаешь, в лавках, где торгуют хлебом. Раньше там и пирожными торговали. Они лежали все рядком на железных решеточках, и так много их было, что мы не знали, какое выбрать: ромовую бабу, корзиночку с кремом или слоеное, а еще там продавались пирожки со сливами, с вишней, с клубникой Но вкуснее всех был эклер с шоколадным кремом.
Да, да, а какой он был, Мишель, расскажи?
Знаешь, Фанфан, он был сладкий и прямо таял во рту, и крем тек из него отовсюду. Ты его зубами рази крем брызгал на твою куртку, а ты скорей подбирал его пальцем, а потом облизывал палец, чтобы ни одной капельки не пропало! Понимаешь, кремэто начинка, а снаружи был шоколад, но твердый такой, глазированный, застывший, и тесто тоже было такое вкусное, сладкое, ну вроде как у бриоши.
А это что такоебриошь?
Ах да, верно, ведь ты и бриошей не видал! Это такие булочкикруглые, с шапочкой, ну вроде как снежные бабы, понял? И у них вкус, ну, одним словом, как у бриоши Как тебе объяснить?
Да, да, хорошо, Мишель, я понимаю, но вот скажи: значит, тебе разрешали съесть столько эклеров, сколько тебе хотелось?
Нет, ну что ты, ведь они были очень дорогие. Но как-то разв воскресенье, когда мы выходили из кино, папа купил мне три эклера. Я съел их сразу, без передышки. Вкуснота!
Здорово! мечтательно сказал Фанфан. А как ты думаешь, когда папа вернется из плена, он мне тоже как-нибудь купит три эклера?
Ну конечно, три, четыре шесть восемь, не меньше восьми!.. И мы станем их есть, и есть, и набьем полные рты, и вымажемся кремом, как клоуны в цирке! Нет, ты только представь! А потом
Мишель, иди обедать! позвала мать из соседней комнаты.
Мишель весело спрыгнул на пол.
Ура! Как мне есть захотелось от моего рассказа! Да здравствует обед!
Волна радости захлестнула его. Ему захотелось развеселить домашних. «Пойду утешу маму, подумал он. Правда, я был с ней неласков, когда пришел». Но мама не нуждалась в утешении; у нее снова было прежнее лицоулыбающееся и спокойное. Так что Мишелю ни о чем не пришлось заботиться. Он накинулся на еду и начал быстро уминать земляные груши, слушая рассказ Норетты, перечислявшей события утра. Оказывается, ночью бомбы упали на окраинные кварталы: булочница рассказывала, что там живет ее двоюродная сестра, и она сильно за нее боялась. А Соланж получила весточку от брата: он передал ей через одного знакомого, что вернулся в Париж и в сочельник придет домой ее проведать.
Соланж так обрадовалась, что сделала три ошибки в изложении
А ты, спросила Эвелина, у тебя-то какие отметки?
Да что там, у меня все хорошо, сегодня был самый обыкновенный диктант.
Эге, сказал Мишель, а ведь и тут ошибиться недолго. Ну вот, скажи, к примеру, как пишется слово «рыцарь»? Через «а» или через «о»?
Через «а», конечно!
Ну вот, а надо через «о»!
Невежда, засмеялась мать, твоя сестра права: тут, конечно, должно быть «а»!
Мишель уронил вилку.
«А»? Ну и нахал же этот Менар! Уверял, что надо «о» и еще требовал, чтоб я исправил!
Чтобы ты исправил? В диктанте?
Да нет, это В общем ладно. Но какой нахал! Да И еще Ох, мама, если бы только знала: мосье Турон говорил со мной, как мужчина с мужчиной.
Что же он тебе сказал?
Мишель заколебался, потом торопливо повторил слова учителяразумеется, только те, что его устраивали.
Он сказал, что он меня понимает!
Правда? с улыбкой переспросила Эвелина Селье. Если так, я ему завидую. Я, признаться, совсем перестала тебя понимать!.. Кстати, что это тебе вздумалось спрятать свою наборную кассу среди кульков с макаронами?
С макаронами? повторил Мишель, багровея от смущения. Ах да, это я просто пошутил.
Мать вздохнула.
Странная шутка. Постарайся быть поаккуратней, дружок. Я то и дело натыкаюсь на эту коробку. А что до единиц, добавила она чуть ли не с робостью, я не хочу тебя бранить, но ты все-таки старайся, учись как следует!
Ладно, мама! Я все, все сделаю! воскликнул Мишель.
Он кинулся обнимать свою маму и горячо ее расцеловал. Эвелина мягко отстранила сына:
Ты меня задушишь, Мишель! Вот что, поди-ка надень другой свитер! А ты, Норетта, вымой посуду. Мне до двух часов нужно отнести срочный заказ Я прямо сейчас пойду.
А кто останется с Фанфаном? Может, мне не ходить сегодня в школу? с надеждой спросила Норетта.
Нет, нет, зачем же? Сейчас придут сестры Минэ, они еще утром мне предлагали Ах, уже двадцать пять минут второго Мне надо бежать!
Мишель сменил свой рваный свитер на чистый, заштопанный. Тем временем пришли сестры Минэмаленькие, худенькие, сутулые, одетые в старомодные черные, но безукоризненно чистые и отглаженные платья. Сестры-близнецы были похожи друг на друга как две капли воды, к тому же они никогда не разлучались. Мадемуазель Алиса принесла лимон, а мадемуазель Марикнижку с картинками. Эвелина Селье смутилась: «Что вы, зачем лимон? По нынешним временам это роскошь!»
Ничего, малютке он освежит рот! сказала тоненьким голоском мадемуазель Алиса.
А мадемуазель Мари точно таким же голоском добавила:
Книжку с картинками прислала наша консьержка: она читала ее своему сыночку, когда он был маленьким.
Как это мило с ее стороны! воскликнула растроганная Эвелина Селье. Вот, взгляните на моего Фанфана!
Мишель выскользнул за дверь и побежал к Жоржу, чтобы потом вместе с ним пойти в школу. Он задыхался от желания рассказать кому-нибудь о своих утренних приключенияхдолжен же кто-то его выслушать! Как только оба приятеля очутились на улице, Мишель стал говорить, захлебываясь и глотая слова. Жорж внимательно его слушал.
Ну и сволочь этот Стефан! сказал он. Жаль, что меня не было, я бы тебе помог его излупить. А все же твоя сестра права, старик. Будь осторожен. Помни, что эти люди живут в нашем доме.
Ну и что?
Какну и что? Вечно у них околачиваются какие-то немцы. Кто знает, что может случиться А если они нас обнаружат, меня и моих родителей, тогда нас ведь арестуют!