Тот кивал головой, и мы с безучастным видом проходили мимо. Короткая ночевка на полу чужой квартирыи снова сумасшедший полет по дорогам целины. Ох уж эти целинные дороги! Горбатые, ухабистые, в жаркие дни они гудели под колесами, как бетон. Но когда начинало дождить, они превращались в реки жидкой грязи.
В экспедиции мы были на положении любимчиков. Техники один за другим оседали в совхозах, ходили с рейками, что-то высчитывали, что-то чертили. Одни мы метеором носились по области, наводя порядок в огромном хозяйстве отряда.
И вдруг все переменилось. Нас высадили в Каменке, перекинули через борт наши спальные мешкии прощай «Матильда» А ведь это именно мы назвали ее так. Без нас это была просто хмурая, запыленная трехтонка с расшатанным кузовом.
Старик примерился, всадил в землю вешку и сказал:
Копать здесь.
Это было хуже всякой ссылки
Эй, хлопчики! сказал кто-то снизу.
И тут только мы заметили, что на дне кузова на полуразвернутом спальном мешке сидит еще один человек. В черном тренировочном костюме, изрядно посеревшем от солнца. Голова наголо острижена. Крутая шея, твердый подбородок, внимательные серые глаза. Незнакомец сидел, обхватив руками колени, и смотрел на нас снизу вверх с веселым любопытством. КопияКристофер из «Великолепной семерки». Не хватало только черной шляпы и кольта на бедре.
Крис, назвался он и протянул, не вставая, мне и Левке руку. Видно было, что ему уже все уши прожужжали этим необыкновенным сходством.
Ну что, парубки, зажурылись? спросил незнакомец, когда мы присели с ним рядом.
Да ну его! махнул рукой Левка. На нашего Старика не угодишь. То были всем хороши, а теперьпожалуйста Кто виноват, что ему сегодня плохой сон приснился?
Эх, детвора Крис обнял нас обоих за плечи и притянул к себе. Начальник должен показать, что он начальник, и лучше ему в этом не мешать. А вы на дыбы. Разве так надо? Вы думаете, это он вас ругал? Он Борю и меня наставлял на путь истинный. Кому-то из нас двоих придется вами заняться. А между прочим, кое в чем Старик действительно прав: дарить тридцать метров королю Фердинандуглупо. Тридцать метров дистанцииэто не шнурок от ботинка. Будешь план чертитьи вся площадка завяжется морским узлом.
У Криса был прохладный баритон, держался Крис весело и непринужденно. А главное, он свободно говорил на нашем языке. Да, у нас был свой, особый язык, по нему люди Флинта узнавали друг друга с первого слова. Это был язык насмешливый и неправильный, абсолютно лишенный высоких слов и прописных конструкций, язык, приводящий в ужас родителей и в негодование учителей. «Боже, на каком жаргоне вы объясняетесь!» Но это был не жаргон, не дешевая подделка пижонов, а великий язык застенчивого и гордого племени. Люди Флинта презирали слова-подонки, они слишком уважали себя, чтобы говорить «хиляй» и «чувак». Но зато и слов «любовь» и «дружба» не было в этом языке: дружба не нуждалась в объяснениях, а о любви они предпочитали молчать
Грузовик подкатил к нашей первой яме. С высоты кузова я увидел, что она действительно неглубока: чуть побольше крысиной норки.
Это все ты, недоумок, сказал я Левке. Говорили тебе, что надо рыть еще на два штыка.
Характер грунта, возразил Левка, но раньше эта фраза звучала у него более внушительно.
Начальник выглянул в окошко кабины и поманил меня пальцем. Я нагнулся к нему.
Это, что ли?
Я потупился.
Старик долго смотрел мне в лицо своими выгоревшими на солнце светло-коричневыми глазами. Потом что-то коротко сказал шоферу, и мотор заглох.
Ну, вот что, проговорил Старик, спрыгнув на землю. Карасей ловить можно и на Чистых прудах
На Чистых прудах нельзя, ясным голосом сказал Левка.
Старик посмотрел на него, помолчал.
Одним словом, сказал он наконец, или работать на совесть, или забирайте свои вещичкии мое вам почтение.
Ладно, тихо ответил я и пнул Левку ногой.
Сверху начальник казался еще более старым, сгорбленным и усталым.
Углубить, что ли? буркнул Левка.
Без вас углубят, тунеядцы, строго сказал Старик. Идите сюда
Мы бесшумно прошли вдоль обрыва, под которым, вся в кудрявых кустах, раскрывалась река. Было что-то беспомощное в том, как она притихла у наших ног. Выше темных кустов разгорался закат.
Это было похоже на южный пейзаж, нарисованный красным и синим. Цветные ветры струились над светлой водой, заставляя ее временами поблескивать среди ракит розоватым или бледно-желтым.
Старик шагал, прихрамывая от усталости.
Ох, как вы меня подвели! сказал Старик и так резко обернулся, что мы чуть не налетели на него. Я-то думал, вы дельные ребята
Мы остановились, переваривая эту новость, помолчали.
Вот так, сказал Старик и провел рукой по горизонту, словно отчеркивая его ногтем по синьке, вот так пройдет плотина. Вода поднимется на три метра, это значитпочти до того места, где мы с вами стоим. Образуется искусственное озеро площадью в три квадратных километра Ты, рыжий, слушай, что я говорю, а то вот как тресну по затылку
Я слушаю, обиженно возразил Левка, у меня просто пятка занозилась.
Значит, так. Вот на этом высоком берегу мы должны разбить площадку для нового поселка. Застроят эту площадку трехэтажными домами с балконами-лоджиями. Ванные комнаты, горячая вода и прочеев каждой квартире. Газ сюда подведем. Видали, как сейчас здесь люди живут?
А что? сказал я. Плохо живут. Временное все какое-то и слепое.
Вот то-то и оно, наставительно сказал Старик. То-то и оно, что слепое. А надо, чтобы зрячее. Кто живет здесь? Старые целинники живут. Им тут Москву-два надо построить, поняли?
Старик распахнул свой планшет, и мы, как взрослые, склонились над планом.
В чем наша задача? Обозначить границы площадки, определить рельеф, сделать так называемое рабочее обоснование. Это задача номер один. Нанести план на местностьэто задача номер два. Оставить строителям знаки, которые не исчезнут и через сорок лет. Вот для этого на пяти углах мы и врываем в землю бетонные чушки с металлическим стержнемпопросту говоря, репера. Для этого и закапываем их почти на два метра в грунт. Чтобы ни один трактор, ни один танк не выворотил. Найдут строители наш репери вся стройплощадка как на ладони. Реперэто знак, который вы оставляете на земле. И не просто дурацкую отметку вроде сердца, вырезанного на парте, а полезный знак, нужный. Вопросы есть?
Старик застегнул сумку. Я покосился на Левку, Левкана меня. Вся штука теперь была именно в этих вопросах. Надо спросить что-то особенное, чтобы показать, что нам удивительно интересно. И вопросы так и вертелись на языке. Но какая-то нелепая застенчивость связывала нам язык. Стыдно было заговорить фальшивыми тонкими голосками первых учеников: «Ой, ну как же, разумеется, у нас возникла масса вопросов!»
Мы стояли и молчали, потупив глаза. Левка озабоченно шарил в карманах, я упорно старался обрушить в реку пласт земли, на котором стоял. Нам было просто приятно, что с нами в первый раз разговаривали серьезно. Глупых вопросов мы задавать не хотели, а умных не могли. Но Старику этого «просто» было мало: нужна была какая-то другая реакция, более первобытная, чем молчание. К молчанию он не привык.
Старик снял шляпу и часто-часто заморгал.
Нет, видно, мне с вами не столковаться сказал он горько. Сколько я этих знаков по советской земле расставил!.. Как-то во время войны на Ленинградском фронте дело было, да Набрел я в снегу на свой довоенный репер. Стоит как новенький, аккуратно так обкопан деревянные тогда делали репера. Сел я на холмик, обнял его, словно брата родного встретил
А мы стояли перед ним и переминались с ноги на ногу. Минута была хорошая, но мы в такие минуты умели только молчать.
Ну ладно! Крис пружинисто подошел к Старику сзади и положил ему руку на плечо. Хватит издеваться над ребятами, Петрович! Мало тебе, что ты их перед девчатами опозорил? Из-за этого люди с собой кончают. С молодежью работать надо, а не нотациями изводить
Крис говорил серьезно, но серые глаза его смеялись.
Ну и работай ты с этой шантрапой, раз такой церемонный! ворчливым, но уже другим голосом отозвался Старик. А в четвертое отделение Боря поедет. Там у меня тоже кино начинается
А что? Ты думал, испугаюсь? засмеялся Крис. Мы тут с ребятками не соскучимся!
Ну и на здоровье, вздохнул Старик. Не привык я с этой публикой нянчиться.
И не привыкнете, оскорбленно заметил Левка.
Видал? кивнул на него Петрович.
4
А теперь, други, позабавимся, сказал нам Крис, скинем пару реперков!
Борька отвалил задний борт, и мы увидели четыре лежащих вповалку бетонных плиты.
Ну-ка, дайте я подниму, сказал Крис и, расставив ноги, взялся за стержень одного репера.
Брось, Геннадий, сказал ему Петрович. Пупок развяжется.
Шея у Криса покраснела от натуги, но репер не сдвинулся ни на миллиметр.
Ну и дядя, буркнул Крис и отошел.
Движения его были небрежны, но с запасом. Я не знаю, как это объяснить: просто с запасом, и все. С гарантией.
Эй, Гриша! крикнул Старик шоферу, читавшему в кабине «За рубежом». Подай машину на меня!
После минутной паузы машина медленно подползла к краю ямы. Левка спрыгнул вниз. Мы дружно подтащили репер к краю кузова, затем тихонько спустили его на землю. Бетонный столб встал на попа, опираясь ребром о кузов. Он был почти с меня ростом.
Эх, сокрушенно крякнул Старик, не рассчитали, еще бы полметра!
А ты хочешь прямо в яму его скинуть? крикнул из кабины шофер. И, прежде чем ему кто-либо ответил, он хлопнул дверцей «Матильды» и снял машину с тормозов. Минутагрузовик бесшумно пополз назад.
Э! Эй! заорали мы. Стой, куда ты! Стой! Репер упадет!
Один Левка стоял неизвестно зачем в яме, блаженно улыбаясь, и глядел снизу вверх.
Вдруг кровь так и бросилась мне в лицо: бетонный столб валился на Левку, а он спокойно подставлял ему ладошку, как будто этим можно было его удержать.
Ага! крикнул я, сам не зная почему, и все оцепенели.
Крис молнией метнулся к падающему столбу и, расставив ноги, встал над ямой.
Р-раз!
Левка пискнул и присел на дно.
Репер мягко (очень мягко) лег Крису на спину, что-то затрещало, и Крис согнулся пополам. Свитер тренировочного костюма задрался, сквозь кожу выступили позвонки.
Я не видел ничего: только белые глаза Криса и стриженый, взмокший лоб. Секунда замешательстваи Крис медленно разогнулся. Репер с нашей помощью снова встал на попа.
Ну, приятель, хрипловато сказал Крис, одергивая свитер, еще немного, и сделал бы ты меня красивым.
Левка, бледный как смерть, вылезал из ямы.
А, черт! взорвался вдруг СтарикОставил бы ты его подыхать в яме. Вбило бы в грунт по брюхо, в другой раз не совался бы
Не люблю покойников, устало усмехнулся Крис, вытирая лоб рукавом.
5
Мы возвращались в Каменку, когда уже стемнело. Дул сильный ночной ветер, кусты вдоль реки глухо шумели. «Матильда» давно уже укатила в звенящую степь, но нам с Левкой не было жалко ее нисколечко. Мы уже не чувствовали себя щенками, выброшенными на необитаемый остров. Ведь Крис остался с нами!
Крис шагал по дороге матросской походкой, размахивая в воздухе белым прутиком. Прутик нежно свистел. Я тащил небольшой саквояж, а Левка, спотыкаясь и отставая, нес на плече спальный мешок Криса. Мы устали, в желудках у нас урчало, но было нам почему-то необыкновенно хорошо.
Семь дней нас трепало в открытом море. Гремели паруса, трещала палуба, и дубовые балки ломались беззвучно, как бело-розовая пастила. Исчезла граница между днем и ночью: можно было спать до полудня, работать по полчаса в сутки и всю ночь напролет играть в подкидного дурака. И вдруг, когда мы утратили всякое чувство реальности, у руля сумасшедшего корабля встал спокойный, насмешливый, уверенный в себе человек. И не Флинт, от которого только имя осталось, а сегодняшний, настоящийсо стальными мускулами и ленивой грацией ковбоя
Стоп! сказал вдруг Крис и остановился.
Мы замерли на месте. Точнее, замер я, а Левка уронил на дорогу свой тюк и сел на него, шумно вздыхая.
Замри! громким шепотом приказал ему Крис. Слышите?
Мы молчали.
Ну, неважно, пробормотал Крис. Зато я слышу: где-то рядом растет арбуз.
Поспевает? уточнил Левка.
Вот-вот, поддакнул Крис. Рассоситесь.
Мы притихли.
Крис, крадучись, как кошка, перебежал дорогу и исчез в темноте. Вскоре откуда-то слева послышался сочный хруст, потом что-то тяжелое ударилось о сырую землю, и Крис вынырнул из мрака, держа в руках что-то напоминающее мяч для игры в регби.
Он что, на дереве рос? спросил я.
Да нет, ответил Крис. Я расшиб себе левую ляжку
Арбуз оказался зеленым, как огурец.
Мы с отвращением выбросили его в Тобол, сели на тюк и задумались. Точнее, задумался Крис, а мы с Левкой лишь почтительно молчали. Нам просто не о чем было задумываться. Отныне вся ответственность ложилась на капитана.
Как славно быть ни в чем не виноватым.
Совсем простым солдатом, солдатом
Болит спина, капитан? робко поинтересовался Левка.
Крис удивился:
Капитан? В армии я был сержантом. Сказано вам: меня зовут Крис. Можно, правда, Геннадий, но я не люблю фамильярности.
Мы сидели на пыльной дороге и молчали. Над головами у нас по высокому темно-синему небу перекатывался рокот звезд. Степь дышала холодом моря. Острова лесов темнели за рекой. Очертаниями они были похожи на всплывающие подводные лодки.
6
Я проснулся первый.
Вдруг глаза мои сами открылись, и я увидел серый потолок и завешенное черным одеялом окно. Улица слабо светилась сквозь одеяло голубоватым сетчатым квадратом. Я расстегнул две пуговицы спального мешка и привстал.
Рядом со мной на полу, наглухо закрыв зеленый брезентовый чехол, спал в своем мешке Левка. Как он ухитрялся не задохнутьсяоставалось для меня непостижимым все лето.
За ним, просторно раскинувшись на полосатом чехле, ровно дышал Крис. Верхняя губа его приподнялась, открывая ослепительно белые зубы, отчего казалось, что Крис улыбается загадочно и кровожадно.
Я взглянул на часы: половина пятого. За дощатой перегородкой, переговариваясь и тихо смеясь, поднимались молодые: Семка со своей женой. В первый раз за все лето мне довелось услышать пробуждение хозяев: на целине все встают ни свет ни заря. Обычно, когда мы с рыжим просыпались, дом был уже пуст. На столе тогда стоял бидон с молоком, рядомогромная миска вкуснейшей на свете картошки, поджаренной с зеленым луком.
Ты не толкайся, давай по-честному! счастливо посмеиваясь, говорила Аня, Семкина жена.
А я и не толкаюсь задыхаясь, по-видимому, от щекотки, отвечал Семка. Слышно было, как он вьюном вертелся в постели, ускользая от ее рук. Щекоти, щекоти Вот так вот одного тоже жена щекотала Городскую такую моду взяла А потом пришлось горючими слезами обливаться
Он загадочно умолк.
Ушел, что ли? фыркнула Аня.
То-то и оно, что ушел сурово отвечал Семка. Лично я из Кустаная похоронный оркестр привозил А мужик был в два раза здоровее меня.
Посмеялись еще, притихли.
«Пора ребят поднимать», подумал я и вздохнул.
Потом закутался с головой, и вдруг все как-то поплыло вниз и влево, заструилось, а потом и вовсе исчезло.
Когда глаза мои снова открылись, в лицо мне било зеленое солнце, а где-то над ухом тоскливо свистели цыплята.
«Что за черт? Кто выпустил цыплят?»подумал я, высунув голову наружу, и остолбенел. Над лицом моим, качаясь, склонились огненно-зеленые листья. Солнце пропитало их насквозь, видно было каждый волосок на мохнатых зубчиках.
Ну, вы, кончайте, в самом деле, пробормотал я.
И в это время дунул легкий ветерок, одна из веток склонилась, и шершавый листок мягко, как языком, провел по моей щеке.
Крапива!
Я птицей выпорхнул из мешка и уселся на пригретый солнцем брезент, очумело глядя по сторонам. Зеленый прямоугольник чехла был малюсеньким островком в огромном море крапивных джунглей. Могучая, по пояс крапива колыхалась метров на двадцать вокругчуть ли не до самого горизонта. А я сидел на спальном мешке, как Робинзон Крузо, в одних трусах. И это была не старая, умирающая крапива, которую я могу рвать голыми руками. Цепляясь за брезент волосиками, на мой мешок вползали молодые светлые побеги. Они нежно шевелились и, как живые, тянулись к моим пяткам.