Я подобрал ноги под себя.
Подлецы, сказал я беспомощно. Через весь поселок не поленились нести
Рядом что-то зашуршало. Я вскочил как ужаленный. Из-за толстых волосатых стеблей степенно вышла белая курица. Она склонила голову набок, задумчиво оглядела меня и, проворчав что-то, удалилась.
Ну ладно, погодите
До Криса Левка не посмел бы сделать ничего подобного: я бы его просто морально уничтожил. Значит, они были в сговоре против меня?
Мне было обидно до слез. Щека горела. Я вынул из мешка белый подматрасник, накинул его на себя и, запахнувшись, как бедуин, сделал первый шаг сквозь бурьян.
Левка и Крис сидели на лавочке у калитки и, злорадно улыбаясь, проверяли нивелир. Точнее, проверял Крис, а Левка лишь подобострастно заглядывал через его плечо: Крис очень дорожил этим прибором, похожим на ручной гиперболоид инженера Гарина.
Обрати внимание, Крис, кивнул в мою сторону Левка. По кладбищу люди ходят
Ну что ж, спокойно возразил Крис. Это бывает.
Скоты, сказал я сквозь зубы и прошел мимо.
И мы же еще и скоты, лицемерно вздохнул Левка. А ведь мы могли погрузить его тело в Тобол!
Подай-ка мне отвертку, дружок, холодно сказал ему Крис и, не поворачиваясь в мою сторону, спросил:Ты не обижаешься, Алик?
7
Потолок залитой солнцем комнаты вздрогнул и сломался пополам. Из сверкающего зеркала на меня смотрел полуголый субъект в темных очках и нежно-голубых шароварах. На голове у него красовалась клетчатая чалма, свернутая из красно-зеленой ковбойки. Один рукав ее болтался у левого уха, свисая на плечо, как восточная кисть.
Ну ты, дубина, сказал я ему, и мы снисходительно улыбнулись друг другу.
Я снял очки и постоял у шкафа еще немного, любуясь своим на редкость удачным загаром (руки темно-коричневые с внешней стороны и очень белые с внутренней).
Может быть, мы все-таки выйдем на работу сегодня? недовольно сказал Крис за стеной.
Я вздохнул и закрыл дверцу гардероба. Снаружи к его полированной поверхности прикреплена была кустарного производства открытка: мохнатое сердце из еловых лап, внутридва сладких, словно конфитюр, профиля, разделенных огромным бокалом, на котором ужасающе красивыми буквами написано: «С Новым годом, дорогая!»
Семкиной жене очень нравилась эта открытка. За перегородкой, где спали хозяева, на стене висела точная копия этого шедевра, вышитая по черному болгарским крестом. Лично я, когда увидел эту открытку, прямо остолбенел: мне казалось, что подобные вещи существуют только в воображении фельетонистов «Крокодила».
Я снова надел очки и вышел на веранду. Крис стоял у стола и, озабоченно морщась, переливал из бидона в бутылку недопитое молоко.
Привычка детства, пояснил он, не оборачиваясь. Не люблю выходить на нивелировку без молока. Несколько раз пытался броситьне могу. Тянети все, ну что ты скажешь!
Я не сказал ничего. Я прислонился плечом к косяку и сложил на груди руки. Кожа на ногах у меня все еще шипела и шла пузырями от крапивного огня.
Ого! одобрительно сказал Крис, оглянувшись. Сразу виднобывалый вояка. Знаешь, на кого ты похож? Есть у Верещагина такая картина«Двери Тамерлана». Слыхал?
Я равнодушно кивнул.
Крис наглухо закупорил бутылку белой синтетической пробочкой, быстро взглянув на меня.
Ты все-таки обиделся? спросил он. Брось, старик, не стоит. Мы люди с юмором и повторять шуток не станем.
Я молчал. Но мое ожесточенное сердце было тронуто теплотой его тона.
Ну ладно, сказал Крис и опустил бутылку в задний карман своего серого от солнца тренировочного костюма. Подождите меня на скамеечке, я возьму журналы и заточу карандаши
У калитки на пыльной траве лежала желтая тренога, рядомсерый сундучок с нивелиром, лопата и топор. Левка сидел на лавочке и, прищурясь, глядел в небо. Пока я завтракал, он успел приодеться. На нем были элегантные брючки цвета сиреневых сумерек, серые сандалии и серебристые носки. Эта последняя деталь меня потрясла: за время странствий я уже начал забывать, как носки выглядят. Волосы у Левки блестели, как шелк. На голой шее была по-итальянски повязана серая косынка с синей полосой. Левка делал вид, что не замечает моего появления и поглощен созерцанием облачка в небе, очертаниями похожего на остров Тринидад.
С Новым годом, дорогая, сказал я ехидно. Вам не кажется, что для производителя земляных работ ваш наряд несколько экстравагантен?
Левка молча дернул изящным плечом и не снизошел до ответа. Он только многозначительно похлопал по рейке, лежавшей у него на коленях.
Странно неужели Крис изменил свой план? Это было на него непохоже. Вчера он недвусмысленно дал понять, что Левка идет перекапывать ямы для реперов (мы успели закопать только один репер: остальные так и лежали в траве на тех местах, где были сброшены с «Матильды»), а меня Крис возьмет с собой на нивелировку.
Я хотел уточнить, уж не думает ли Левка со мной поменяться, но вдруг легкий стрекот велосипеда заставил нас обоих оцепенеть.
Левка судорожно затянул ремень и залился тихим румянцем. Я сорвал с головы чалму и бесшумно опустился на скамейку.
Тяжелый Ленкин велосипед с шорохом подкатил к нашему дому и остановился. Ленка прислонила машину к забору, подошла к нам и встала напротив, бесцеремонно разглядывая нас.
Что, в Москве уже не модно здороваться? насмешливо спросила она.
Здрасте, проворчали мы, глядя в разные стороны.
Я поднял глаза на Ленку, и уши у меня загорелись, как мальвы. Ленка была в брючках и в белой майке. Майка самая обыкновенная, как у мальчишки. Сквозь нее все просвечивало, словно сквозь матовое стекло, если к нему сильно прижаться. Ленка была очень красиваяв этом мы с Левкой единодушно сошлись. Черные волосы ее на солнце чуть отсвечивали красноватым, и в глазах ее, тоже черных, был какой-то рыжеватый блеск. Взрослые глаза, и фигура тонкая, но взрослая, а вот губыобыкновенные детские губы.
Ну, что вы на меня уставились? засмеялась Ленка. Мне просто интересно, что это вы так рано поднялись. Я еще на работу не успела уехать. Или новое начальство покою не дает? Эх вы, карасики
Кончай дразниться, грустно сказал Левка. Садись лучше с нами, поговорим.
Да о чем мне с вами говорить? удивилась Ленка. Если вы даже на танцы не ходите.
Мы промолчали.
Ну ладно, сказала Ленка. Глупости все это. Я у вас вот что хотела спросить. Значит, правда, что у нас здесь будут город строить?
Ну, город не город, скромно сказал я. Небоскребов, конечно, не будет
А почему это, интересно, не будет? обиделась Ленка. Чем мы хуже других? Взять построить дом этажей в тридцать пять и заселить туда все второе отделение. Лифт пустить, горячую водувсе, как полагается. Вентиляцию устроить сквозную, чтобы летом не приходилось ставни закрывать от жары. А что? На одних крышах какая будет экономия! И потом, ведь красиво как! Едешь по степи на мотоцикле, все ровнехонько, и вдругтарарах!
Она так смешно присела, сказав это свое «тарарах», что мы тоже засмеялись.
Экономически не оправданно, возразил Левка.
Ну прямо! махнула рукой Ленка. Все, что здорово, все оправданно. Зато представляете: ночью танцы на крыше, на тридцать пятом этаже. Кругом звезды, степь на тысячу километров, а под самым небоммузыка, прожектора! Целина танцует
Это и в самом деле было здорово придумано. Я представил себе голубые стеклянные небоскребы, расставленные по степи, как столбы, до самого Алтая, и мне даже жарко стало от восхищения.
Ленка долго на нас смотрела, потом сунула руки в карманы брюк, отвернулась и тихо сказала:
Вы тут стройте получше, ребята И поскорее. А то знаете красивого как хочется!
Мы знали. Мы очень хорошо знали, как живется в этих пыльных, слепых, без единого деревца, поселках, построенных наспех, на первое время, да так и оставшихся на вторые и на третьи времена. Хорошо, если в клубе вечером фильмвсе-таки свет в окошке. А если нет? До Кустаная не близко, дай бог выбраться в месяц раз Ленка стоила красивого; а разве Семен не стоил? А разве Анюта не стоила? Да и как вообще можно жить без красоты?
Мы не слышали, как скрипнула дверь, как ступеньки веранды зашевелились под ногами Криса, и, когда капитан неожиданно вырос у меня за спиной, я даже привстал от неожиданности.
Свою стриженую голову Крис повязал Анютиным розовым платком, крупный нос его был аккуратно заклеен белой бумажкой, отчего лицо Криса приобрело необыкновенное выражение свирепого веселья. Горлышко бутылки трогательно выглядывало из кармана рейтуз. Он взглянул на Ленку светло и бездумнотак пираты глядят на свою добычу, настоящие пираты, а не такие, как мы с Левкой, лопухи.
Что глядишь? смело спросила Ленка, не отступая под его взглядом. Понравилась, да?
Мы с замиранием сердца ждали ответа. Крис помолчал, смерил ее взглядом с ног до головы и вдруг негромко сказал:
А ну, брысь отсюда.
Мы с Левкой похолодели. Так при нас не разговаривал с женщинами никто. А ведь это была Ленка!
Ленка удивленно отступила на шаг, пожала плечами и взялась за руль своего велосипеда. Руль был заржавлен. «Красивого хочется»вспомнилось мне.
Подумаешь, коротко засмеялась Ленка. Нужны вы мне, как таракану белый бантик!
И, не оглядываясь, полетела по дороге. Крис медленно нагнулся, взял из травы треногу, положил ее на плечо и коротко сказал:
Пошли.
Ну зачем ты так? жалобно сказал Левка. Она же неплохая девчонка
Наступила пауза.
Бунтовать? недоуменно спросил Крис.
Мы молчали. Мы поняли, что нашей личной свободе наступил конец.
Смирно! неожиданно приказал Крис.
Мы с Левкой вскочили и вытянулись.
Запомните, и покрепче, наставительно сказал Генка, все, что я сейчас вам скажу. Вы смотрели на эту, мягко говоря, женщину с таким обожанием, что меня теперь три дня будет мучить изжога. Но вы молоды, наивны, и я вам это прощаю. Женщины, дети мои, всю жизнь ноют о вечной любви: ах, мол, если бы нашлось сердце, которое могло бы ответить на мое чувство со всей глубиной и преданностью, на которые я способна А когда такая вечная любовь им попадается, они даже толком не знают, что с ней делать, на что приспособить, куда приткнуть. Обслюнявят и выбросят за ненадобностью вашу, вечную то есть, любовь. Для них эта самая штукатакая же непрактичная игрушка, как вечный двигатель для инженера. Усвоили? Ну, хватит об этом. Задание будет таким. Алик со мной на нивелировку, Лева углублять ямы для реперов.
Но почему возмущенно начал Левка.
Ты рыжий, невозмутимо перебил его Крис, и будешь отсвечивать мне в трубу нивелира. Нужен темно-красный светофильтр, а его у меня нет. Все ясно?
Я ликовал.
Две короткие информации, сказал Крис, поднимая с земли сундучок. Первое: работать сегодня придется на совесть, так как Петрович имеет обыкновение заезжать на следующий день. Он считает этот финт необыкновенно оригинальным. И второе: вы мне дороги как рабсила, и если я еще раз увижу вас в обществе этой фемины, при всем моем к вам уважении мне придется вас умертвить.
8
Мы остановились у первого репера, зарытого нами вчера. Репер был окружен кольцевой канавкой. Черный, как свежая клумба, холмик резко выделялся среди желтой травы. Из земли выступала только бетонная макушка и кусочек железного стержня.
Я швырнул рейку на землю так, что она задребезжала, словно гитара, и присел на жесткую траву, обхватив руками колени. Солнце уже пекло до одурения. В небе медленно, словно нехотя, плыло все то же облачко, теперь уже ни на что не похожее.
Метрах в семистах от нас, там, где ровная, как стол, центральная площадка переходила в неглубокую низину, ожесточенно трудился маленький, как рыжий земляной муравей, Левка. Он то исчезал в яме по пояс, то проваливался с головой, и только лопата взлетала над кучей, выбрасывая комья земли. Я долго смотрел, как он работает, потом встал и побрел к Крису, колдовавшему над установленным на треноге нивелиром.
Черт, сказал Крис, когда я подошел, весь прибор растрясли эти проклятые дороги. Уровень как с ума сошел
Где?
Я наклонился и с видом знатока заглянул в трубу. Ничего там не было видно, никакого уровня, только вдали струилось мутно-зеленое нечто. Я тронул рукой боковой винти вдруг в расчерченном круге вспыхнула ослепительно желтая ветка травы.
Вот что, друг. Крис свирепо взглянул на меня поверх белого листка на носу. Бери свою рейку и мотай в ну, хотя бы вон к той навозной куче у старой фермы. И стой там, пока я тебя не позову.
Так далеко? недоверчиво спросил я. А нивелир добьет?
Я хотел выразить свое сомнение в том, что в трубу нивелира можно будет увидеть цифры на моей рейке, ведь до навозной кучи метров сто пятьдесят. Возможно, на профессиональном языке это называлось не «добьет», а как-то по-другому, но я точно знал, что, если Крис перепутает цифры на рейке, произойдет какая-то катастрофа.
Крис молча посмотрел на меня своими холодными серыми глазами и, не сказав ни слова, склонился над прибором. Я счел за благо удалиться.
«Ну ладно, думал я, волоча горячую от солнца рейку к скотному двору. Я дилетант, я недоучка, но можно же ответить по-человечески»
Эй, Крис! прокричал я, подойдя к куче старого сухого навоза. С какой стороны становиться? Или все равно?
Что?! Крис выпрямился и долго смотрел в мою сторону.
С правой или с левой? сложив ладони рупором, повторил я.
Крис неопределенно махнул рукой и снова наклонился к уровню.
Я подумал немного и встал с левой стороны.
Держать длинную плоскую рейку совсем не так просто, как кажется. Во-первых, она начинает качаться от ветра вперед-назад. Во-вторых, ты сам начинаешь шататься вместе с ней вправо-влево. А в-третьих, тебя начинает мотать от солнца во всех трех измерениях. А нивелировщики почему-то принимают это как свое личное оскорбление. Они выпрямляются над треногой нивелира и долго-долго смотрят на тебя, ничего не говоря. Потом подбирают с земли что-нибудь тяжелое, чаще всего обломок кирпича, и идут к тебе объясняться.
Я широко расставил ноги и, схватившись за рейку обеими руками, всадил ее в рыхлую землю поглубже, чтобы она не ходила ходуном. А солнце между тем припекало все крепче. Из-под чалмы на лицо мое ручьями бежал пот. Плечи горели. Я то и дело косился на них, опасаясь, что от жары уже вскочили белые пузыри, и рейка тотчас начинала раскачиваться, как маятник. Стоило мне только переменить одеревеневшие пальцы, и проклятая планка послушно откликалась на каждое мое движение. Конец ее описывал в небе круги.
Несколько раз Крис смотрел в трубу в мою сторону, но потом повернулся ко мне спиной и надолго застыл в таком положении.
Горизонт струился прозрачными водопадами. В глазах у меня тоже все начало струиться. Вдруг все цвета перемешались у меня в голове. Над синей степью сверкало серое небо, и на его фоне маячил малиновый силуэт Криса. Я чуть не упал на кучу. Вдобавок мне смертельно захотелось пить, и я с ненавистью думал о бутылке молока в кармане Криса, облизывая свои медные от солнца губы.
Наконец все это начало мне надоедать.
Всё, что ли? крикнул я Крису, и от ярости слезы выступили у меня на глазах.
Крис обернулся и долго смотрел на меня, не понимая.
Все?! чуть не плача, повторил я.
В каком плане все? вопросом отозвался Крис.
Я устал держать! что есть силы закричал я. Вот в каком плане!
И тут Крис ударил себя ладонями по коленям и, присев, закачался из стороны в сторону, как будто танцевал без музыки твист. Лицо его струилось у меня в глазах, белые зубы открытого рта и белая бумажка на носу Криса слились в одно сверкающее пятно. Наконец ветер донес до меня громкий хохот. Крис хохотал, чуть не падая на землю и подгибая колени.
А я стоял, как дурачок, не выпуская из рук рейки, и караулил навозную кучу.
Отсмеявшись, Крис подошел ко мне. Но и тут, взглянув на мое измученное лицо, он не удержался и снова захохотал. Глядя на эту оскаленную пасть, я весь дрожал от возмущения.
Бедняга, сказал Крис и хлопнул меня по плечу. Ты искренне веришь в то, что необходимо пронивелировать каждую коровью лепешку?..
Сам сказал! крикнул я ему в лицо.
Я сказал только, чтобы ты катился от меня подальше и не трогал прибор, пока не получил пинка под тендер. Все остальноеплод твоего развращенного воображения. Откуда мне было знать, что в экспедицию берут таких дурачков?