Мы оба задумались и замолчали на целых минут пять.
Придумал! воскликнул я наконец и хлопнул Кудрика по плечу. Ты её заболтаешь!
Как это? уставился на меня приятель.
Ты станешь с ней болтать! Ещё больше, чем со мной. И тебя от неё пересадят опять ко мне, потому что других мест нету!
Кудрик в порыве восторга запрыгнул мне на спину, и я побежал с ним через весь класс, как будто он был раненый.
А если её пересадят к тебе? спросил Валька, когда я сгрузил его в санитарную машину (то есть на парту). Ничего ж не изменится.
Хм, потупился я, но тут же смекнул:
Тогда я стану с ней болтать!
Так и решили. На следующем уроке я приготовился и стал ждать: сейчас Кудрик начнёт! Ждал, ждалне начинает. Сидит, слюнявит палец и приглаживает им чуб.
Ты что?! набросился я на друга после звонка. Почему не болтаешь?
Почему-почему проворчал Валька. Потому. Про что мне с ней болтать? С тобойпонятное дело, обо всём можно, а с ней?
Про что угодно! сказал я сердито. Мели всякую чепуху.
Начался следующий урок, а Валька опять молчит, точно онемел. Тогда я кинул в него резинкой, чтобы он повернулся, и давай ему знаки всякие делать. Тычу пальцем в окно и изображаю двумя руками кругмол, говори про солнце, про погоду. Потом попрыгал пальцами по парте, изобразив птичек. Ну давай действуй!
Кудрик шмыгнул носом, поёрзал на сиденье, наконец повернулся к новенькой и, кивнув на окно, что-то промямлил. Та посмотрела на него не то удивлёнными, не то испуганными глазами.
Ну что? подошёл я к другу после урока.
Сказал ей, что, если в нашей школе террористы взорвут бомбу, нам придётся прыгать из окон на клумбу.
И что она?
Сказала, что не допрыгнет.
Назавтра дело пошло лучше. Валька шептал громко (как договаривались), так что я даже слышал некоторые слова:
а Мишкар-раз! А оно как шарахнет! А мы бежать! А Мишка
Молодец!
В тот день Кудряшов заработал три замечания в дневник, и Тина Николаевна сказала, чтобы он пригласил в школу кого-нибудь из родителей.
Ещё немного, и меня из школы выпрут, пожаловался он мне. А ей хоть бы хны!
Балбес, ты один болтаешь. А ты к ней приставай, спрашивай чего-нибудь, чтобы она тоже болтала, поучал я.
Дни стояли весенние. Валька с Викой сидели против окна, и когда солнце озаряло их головы, то казалось, волосы на них вот-вот вспыхнут и мне придётся их тушить.
Кудрик шептался теперь с соседкой постоянно, у него это получалось совершенно натурально. Уже и Вика получила несколько замечаний, и я ждал: ещё малостьи их рассадят.
Как-то в эту пору я взял у Вальки тетрадку по русскому языку, чтобы сверить домашнее задание. Я листал тетрадь друга, с удовольствием отмечая, что его почерк очень похож на мой, как вдруг изнутри выскользнула на парту фотография. Из тёмной глянцевой глубины, чуть склонённое набок, на меня глядело девчоночье лицо. Лицо Валькиной соседки! Какое-то время я смотрел на изображение, пока мне не показалось, что стыдно так пристально рассматривать человека, даже на фотоснимке. Я прикрыл фотографию ладонью, но сквозь пальцы выглядывал лукавый, как мне чудилось, глаз.
И тут до меня дошло: Кудрик в опасности! Я слышал, что мужчина, влюблённый в женщину, становится сам не свой, ему тогда и на друзей, и на всё на свете наплевать. Я вспомнил, что Валька давно уже не спрашивает меня, о чём ему говорить с напарницей. Да и вообще он стал какой-то не такой
Я покосился в их сторону. Из-за Кудрика был виден лишь краешек Викиного лица и уголок глаза. И в этом уголке как будто искрилась насмешка и торжество.
Шёл урок ОБЖ. Тина Николаевна развесила плакаты. Люди на плакатах были похожи на розовых пластмассовых кукол с лицами, которые не меняют выражения, даже если поблизости что-то горит или взрывается. Я по старой привычке повернулся в сторону Кудрика, чтобы вместе посмеяться над этими плакатами. Но
Валька, как всегда, о чём-то оживлённо шептал соседке. Вика тихо смеялась, опустив голову и прикрывая ладонью рот. Потом она принялась что-то писать и один раз блеснула глазами в мою сторону. Валька сложил её листочек и бросил мне.
Аккуратным, похожим на взрослый, почерком на кусочке бумаги было написано: «Валентин говорит, что в случае опасности ты его спасёшь. А меня?».
Она что, издевается? Мне захотелось пожевать эту записку и залепить ею Кудрику в лоб: зачем он, дурак, рассказывает девчонке о наших делах? Я рассерженно скомкал бумажку и бросил под парту.
Но потом мне всё вспоминалась эта записка. В самом ли деле Вика желала, чтоб я её спасал?
С того дня я стал следить за Валькиной соседкой. Делая вид, будто смотрю в окно, я украдкой приглядывался к ней, объясняя себе это тем, что хочу узнать, чем она так подействовала на моего друга. Вроде бы ничего в ней особенного: всё, как у всех. И всё-таки было что-то такое, отчего она казалась лучше других
Нет, говорил я себе, хватит думать о ней. Пора подумать о друге. Но почему-то о друге как-то не думалось. Я пробовал, как раньше, вообразить, будто спасаю Кудрика во время землетрясения или пожара, но вместо Вальки мне представлялась Вика. Я нёс её на руках сквозь дым и огонь, сам израненный, а она прижималась ко мне со страхом и благодарностью. Замечтавшись, я видел всё новые и новые катастрофы: чудовищное наводнение, такое, что вода достигает окон второго этажа и обрушивается водопадом прямо в класс; или извержение вулкана рядом со школой, так что потоки лавы перекрывают все пути к отступлению. Или нападение террористов, чем нас не раз пугали учителя. И неизменно, проявляя невероятную ловкость и силу, я, точно герой фильмов-боевиков, выносил на руках Вику.
В тёплую и сухую погоду уроки физкультуры проходили у нас на улице, на площадке за школой. В тот день мы сдавали прыжки в высоту. Мальчишки сдали первыми (я, между прочим, взял метр двадцать), и теперь настала очередь девчонок. Прыгнула одна, другая, третья Вот и Вика, такая необычная в чёрном трико, разбежалась, оттолкнулась от земли и уже почти взяла высоту, но зацепилась ногой за планку и как-то неуклюже упала на песок. Попробовала встать, но сморщила лицо. Её окружили подружки.
Что случилось? Нога? наклонился над ней преподаватель. Где больно? Здесь? (Вика слегка ойкнула). Похоже, растяжение. Надо к врачу.
Мне было досадно, что именно Вика, с которой я столько раз оказывался мысленно в грозных и опаснейших ситуациях, из которых мы едва выходили живыми, так неловко прыгнула и теперь сидит на земле перед всем классом, перепачканная песком.
Ребята, кто-нибудь помогите однокласснице дойти до медпункта, проговорил физрук.
Разве это тот случай, о каком я столько мечтал, подумалось мне. В ту же минуту я почувствовал грубый толчок, и мимо меня прошёл Кудрик. Он протиснулся между девчонками и нагнулся над Викой. Она обхватила рукой его шею, привстала, и он повёл её к школе. Она скакала рядом с ним на одной ноге.
Ну и что, угрюмо думал я, бредя следом вместе с остальными. Подумаешь! Что тут особенного? Вот если бы случилось что-нибудь этакое Рванула бы где-то поблизости цистерна с бензином или упал огромный метеоритя, не задумываясь, подхватил бы Вику на руки У неё были бы опалены волосы, а на мне дымилась одежда, и я, сам раненый, истекая кровью, всё равно нёс бы её А за спиной гремели бы взрывы и летели осколки, и я прикрывал бы её своим телом
Но ничего такого не случалось, а впереди Кудрик поднимался по ступенькам школьной лестницы с Викой на руках.
ПРОКЛЯТЬЕ
Проклятье идёт! выкрикнул кто-то, и все мы бросились к своим местам. И вытянулись, как примерные.
В класс вошёл учитель географии Георгий Иванович, по прозвищу Проклятье. Вид у него, как всегда, был свирепый: чёрные с сединой брови с торчащими в разные стороны волосинами насуплены, рот сжат, глаза о, в них страшно было смотретьони так и сыпали искрами. Грязно-серого цвета костюм на нём был измят, а из нагрудного кармана вместо платочка торчала пачка папирос.
Как-то так сложилось, что на уроках географии мы считали своей первейшей задачей вывести Проклятье из себя. Для нас это было чем-то вроде шоу. И ни дикий, суровый вид учителя, ни угроза наказания нас не останавливали. Тем более что вывести его из себя было не так уж трудно. Он и без нашей помощи часто взрывался. Глобус ли со стола уронит, карту случайно проткнёт указкой или классный журнал забудет принестистрашно сердится, даже ногами топает. Или колотит в гневе стулом об пол.
Проклятье! кричит.
А мы и рады представлению.
Бывает, разозлённый, он обрушится на первого попавшегося под руку ученикаогреет по спине указкой или из класса вышвырнет. А бывает, что и виноватого помилует. Но одно мы знали твёрдо: ни директору, ни родителям он не пожалуется. Не в его это правилах.
А ещё мы с Вовчиком, моим приятелем, забавлялись тем, что подсказывали Георгию Ивановичу урок. Да-да, натурально подсказывали. Мы специально, поменявшись местами с девчонками, усаживались за переднюю парту, чтобы быть к учителю поближе. А Проклятье имел манеру, объясняя что-то, тянуть «э-э-э». Рассказывает, например, про Антарктиду:
Антарктида расположена в пределах Северного полярного э-э-э
Круга, подсказываем мы.
Верно, соглашается учитель, полярного круга. Материк почти полностью покрыт э-э-э
Льдом, подсказываем мы с Вовчиком.
Ледяным, правильно, чехлом.
В этом состояла наша хитрость: несколько раз мы подсказываем правильно (по учебнику следим), а потом возьмём да и ввернём что-нибудь несуразное.
Антарктиду, продолжает, к примеру, Георгий Иванович, вместе с ближайшими островами и прилегающим океаном называют э-э-э
Арктикой, подсказываем мы.
Арктикой, повторяет за нами учитель. Проклятье! топает он ногой. Никакой не Арктикой! Молчите лучше, раз не знаете, олухи! Арктика на севере, а на югеАнтарктика!
Класс давится от хохота. В гневе Проклятье хоть и страшный, но одновременно и смешной.
Говорили, он потому такой злобный, что от него сбежала жена. Хотя мне думается, жена могла сбежать именно оттого, что он такой злобный: попробуй проживи среди сплошных проклятий. А ещё ходили слухи, будто у него сын попал под машину и из-за этого он обозлился на весь свет. По правде же говоря, мы ничего про него толком не знали.
Сейчас, едва войдя в класс, он тотчас же пришёл в ярость.
Проклятье! рявкнул он, глянув на пустую стену. Где карта? Дежурные, марш за картой!
Дежурные с испуганными лицами, а на самом деле довольные возможностью прогуляться, побежали за картой полушарий в кабинет географии.
Не дожидаясь их возвращения, Проклятье подошёл к доске, взял мел.
Тема сегодняшнего урока начал он.
Я видел, как склонились над столами головы моих одноклассников, как надулись их щёки.
Проклятье собрался, по своему обыкновению, вывести на доске название темы и вопросы по ней. Однако мел скользил по коричневой поверхности, не оставляя на ней ни малейших следов. Учитель давил сильнее, мел крошился, но толку всё равно не было.
По классу пролетели первые сдавленные смешки.
Проклятье! взорвался наконец географ и зашвырнул мел в угол. Дежурные! Где дежурные?!
Георгий Иванович, дежурных вы отправили за картой, любезно подсказал Вовчик.
Весь класс уже трясся от смеха. А заодно и от страха, ожидая ещё большей бури.
Учитель снова повернулся к доске, поскреб её ногтем, потёр пальцы, понюхал, затем шагнул к столу и грохнул стулом об пол.
Я не стану выяснять, кто намазал доску парафином! прорычал он. Да вы наверняка и не сознаетесь. Поэтому: всем достать дневники! Пишем замечание для родителей. Все пишем. А я потом распишусь.
А что писать? спросил кто-то, хотя все и так знали что.
Пишем как обычно: «Я такой-то плохо вёл себя на уроке географии. Прошу заняться моим воспитанием». Или: «Прошу меня наказать». Кому как нравится.
Это была тоже одна из оригинальных особенностей нашего учителя. Случается, опоздаешь на урок, а он: «Пиши себе в дневник замечание, а я распишусь». А ещё в конце четверти он раздаёт всем кусочки бумаги, и мы уже знаем, что на этом листочке каждый должен написать свою фамилию и сам себе поставить оценку (то есть как он оценивает свои знания по географии). Собрав все листочки, Георгий Иванович проводит выборочный опрос. Если ты ответил на ту оценку, какую себе поставил, или даже лучше, то получишь то, что написал на листочке, а если ответил хуже, то тебе гарантирована «двойка». Все оценки с бумажек (или кому-то двойки вместо них) он выставлял после этого в журнал.
На этот раз все с готовностью писали замечания в свои дневники.
Я знал, что у многих из нашего класса родители не воспринимают всерьёз эти странные записи, сделанные ученической рукой. Но моя мама болезненно реагировала на любые замечания, на любые плохие отметки. Поэтому я не стал ничего писать, хотя это и было опасно. А глядя на меня, и Вовчик ничего не написал.
Проклятье прошёлся по рядам, расписываясь в дневниках под замечаниями. Дойдя до нас с Вовчиком, он посмотрел в наши дневники, потом пристально посмотрел на нас, грозно шевеля бровями.
Хорошо, мрачно проговорил он. Можете не писать. Но тогда марш к завхозу за щёткой, порошком и водойбудете отмывать доску!
В общем, пока Георгий Иванович вёл урок, мы скоблили доску на потеху всему классу. Вовчик ещё и специально смешил всех, строя рожи учительской спине. Под конец он так осмелел, что, когда Проклятье привстал, что-то объясняя, Вовчик сунул ему на крышку стула мыльную тряпку, которой тёр перед этим доску.
Надо ли говорить, что произошло, когда наш грозный учитель обнаружил под собой сюрприз. После целого шквала криков и проклятий мы с Вовчиком были оба схвачены за ухо (очень даже больно) и грубо вытолканы из класса.
«Проклятье!»хотелось крикнуть мне от обиды. Это нас, семиклассников, вывести за ухо, точно каких-нибудь пятилетних шкетов!.. На глазах у девчонок!..
И где справедливость? Я не участвовал в натирании доски парафином, но мне пришлось её отмывать. Я не подкладывал тряпку на стул географа, но был так унизительно наказан. А все эти замечания в дневник под диктовку, все эти ругательства!.. Короче, я решил Проклятью отомстить. Осталось лишь дождаться подходящего момента.
И вот однажды, уходя из класса, Проклятье был до того сердит, что забыл на столе глобус и классный журнал. Я понял, что лучший способ расквитаться вряд ли представится. Быстро подскочив к столу, я открыл журнал на странице «география» и внизу на свободном поле написал «замечание».
«Я плохо вёл урок географии. Прошу меня наказать», вывел я, подделываясь под почерк Георгия Ивановича.
Однако не успел я захлопнуть журнал, как услышал возле самого своего уха:
Это что ещё такое?!
Оказывается, я так увлёкся, что не заметил, как в класс заглянула наша классная руководительница Жанна Аркадьевна, по прозвищу Жанна д'Арк. Она стояла рядом со мной, вытаращив глаза, и не находила от возмущения слов.
Да это Да как ты смел?! Да это ЧП! Шамахов, да ты хоть понимаешь, что ты сотворил?! Этокриминал!
Да, я уже начал это сознавать. Но было поздно.
Так, Шамахов. Сразу же после уроковв учительскую, будешь отвечать перед всем педсоветом. А завтра в школувместе с родителями.
И Жанна д'Арк удалилась вместе с проклятым журналом.
Стоит ли говорить, в каком невесёлом состоянии духа я плёлся к учительской. Что теперь будет? Ясно, что влепят «двойку» по поведению, позвонят родителям А может, и вообще из школы выгонят? Моя мама этого не перенесёт.
Медленно приблизившись к учительской, я остановился в нерешительности. И вдруг услышал из-за закрытой двери громоподобный голос учителя географии:
Проклятье! Кто вас просил?! Я сам оставил журнал! И я сам разберусь с этим делом!
После этого послышался недовольный многоголосый гомон, но слов было не разобрать. Затем опять раздался рёв Проклятья:
Это не преступление! Да, озорники, на то они и мальчишки! А вы сразу: исключать! Вспомните себя в их возрасте! Я разберусь сам! Без вас и без родителей!
В следующую секунду дверь распахнулась, и передо мной возникла высокая нескладная фигура Георгия Ивановича. Волосы его были ещё сильнее, чем обычно, всклокочены, костюм ещё заметнее помят, а глаза сверкали адским гневом.
Я втянул голову в плечи, ожидая, что сейчас мне достанется по первое число. Но учитель, подойдя, подложил на мою виноватую голову свою большую твёрдую ладонь и проговорил хотя и сурово, но как будто немного по-дружески:
Шагай домой, брат. И не переживай. Он грубовато подтолкнул меня в затылок. И учи климат Евразии. Буду спрашивать. Поблажки не жди!