Ученый не скрывает: его более всего интересуют тропические и субтропические области мира. Именно там, в горных районах тропиков, - родина большинства культурных растений, там можно скорее всего найти то разнообразие растительных форм, о котором мечтают советские селекционеры.
План экспедиции был изложен в докладной записке наркому земледелия СССР именно под этим углом зрения: чем поездка обогатит сельское хозяйство страны.
«В Перу прежде всего для нас представляет интерес сбор семенных материалов по хинному дереву. Перу является родиной хинного дерева, и только здесь можно достать хладостойкие высокогорные виды, которые смогут быть возделываемы у нас на Черноморском побережье. Мы до сих пор ввозим ежегодно на 1 600 000 валюты хины»
«Большой интерес для нас представляют перувианские и чилийские сорта картофеля, отличающиеся устойчивостью к болезням и хладостойкостью, - сообщал далее академик Вавилов. - Аргентина, ныне являющаяся нашим конкурентом по зерну на мировом рынке, значительно расширила посевные площади в последние годы Огромный интерес представляют для нас также длинноволокнистые сорта хлопчатника, которые ведут начало из Южной Америки.
В результате поездки в Южную Америку мы имеем в виду собрать необходимые нам семенные материалы по ряду важнейших технических культур, а также дать возможно обстоятельный отчет о состоянии сельского хозяйства этих стран и о том, что может быть использовано в интересах нашего социалистического хозяйства»
Ум политика и государственного деятеля виден в каждой строке вавиловского письма. Поднятые им проблемы серьезно занимали отечественную экономику в начале 30-х годов.
Заменить на полях низкосортные хлопчатники длинноволокнистыми селекционными сортами, повысить качество и продуктивность картофеля, получить ясное представление о конкурентах на международном зерновом рынке - Вавилов брался за разрешение поистине жизненных проблем государства. Но получение собственного хинина, главного лечебного средства против малярии, в те годы представляло задачу первостепенной важности. Сейчас, когда малярия почти полностью уничтожена, трудно даже вообразить, какой урон наносила она человеческому здоровью и народному хозяйству в СССР. Достаточно сказать, что страна ежегодно теряла из-за малярии сорок миллионов рабочих дней. Затраты на борьбу с болезнью составляли сто миллионов рублей в год! Советский хинин был необходим не менее, чем советский каучук.
Тут, однако, я не могу удержаться от небольшого отступления. Что должен чувствовать археолог, который держит в руках жалкий обломок прелестной древней вазы, наверняка зная при этом, что остальные части сосуда уничтожены? Горечь? Отчаяние? Нечто подобное переживает и биограф, убедившийся в исчезновении наиболее важных документов о деятельности своего героя. Когда я впервые разложил на столе материалы, о третьей поездке Вавилова в Америку, передо мной оказалось лишь несколько разрозненных писем, чрезвычайно сжатый, почти конспективный экспедиционный отчет да две-три статьи в специальных журналах. Большая часть писем Николая Ивановича, большинство путевых дневников, подробное описание шестимесячной экспедиции но семнадцати странам Американского материка бесследно исчезли. Правда, машинистке-стенографистке Вавилова А. С. Мишиной удалось сохранить отдельные главы книги «Очаги земледелия пяти континентов», которые Николай Иванович писал в 1938 - 1940 годах. Но по американским впечатлениям в этой рукописи создана лишь одна глава: «Путешествие в Бразилию». И как дразнящий воображение намек, как силуэт великолепной картины, сохранился план всей этой так и не увидевшей свет книги. Вторая часть ее - «Новый Свет» - целиком посвящалась экспедициям 1930 и 1932 годов.
Даже располагая только планом книги и несколькими разрозненными главами, можно утверждать: мы потеряли произведение незаурядное. Социальные и экономические потрясения, которые кризис принес в США и в Южную Америку, «чудеса ботаники», встреченные путешественником в устье Амазонки, в горах Перу и тропических лесах Гватемалы, подробности о поисках семян хинного дерева, приключения пассажира, облетевшего на легком аэроплане вокруг Южной Америки, - все это должно было стать предметом живого, увлекательного рассказа.
Попробуем восстановить «разбитый сосуд» - проследим историю экспедиции по тем свидетельствам, что сохранило время.
1 сентября, на следующий день после окончания конгресса, Вавилов уже мчался курьерским поездом к канадской границе. Как всегда, время рассчитано с точностью до часа. Маршрут тоже прочерчен детально. На «северный цикл» отведен неполный месяц. За это время надо объехать все земледельческие штаты Канады с востока на запад, от Великих озер до предгорий Кордильер, а затем, перевалив американскую границу, двинуться с запада на восток, через наиболее засушливые штаты США. Цель - изучить, как организованы сельскохозяйственное орошение и борьба с болезнями культурных растений, особенно пшениц. Из 77 миллионов гектаров пашен, садов и огородов, орошаемых на планете, на долю США и Канады приходится 10 миллионов. Немало, а главное, поучительно, ибо некоторые земледельческие районы Канады точно повторяют условия нашего Заволжья.
«По ирригационным делам много существенного - сообщает Николай Иванович с дороги. - К своему удивлению, узнал и увидел, что наиболее орошаемые площади под пшеницей - в Канаде. Для нас сие сугубо важно. Вообще орошение хлебов в севообороте дело надежное, и надо волжские дела брать всерьез». Он и берется всерьез. Выясняет, какие сорта пшеницы наиболее отзывчивы на орошение. Решает давний спор о том, действительно ли полив снижает количество белка в зерне. В России существует мнение, что потеря белка на орошаемых полях будет такой, что сведет на нет все усилия ирригаторов. Американский опыт показал иное. Белок в зерне снижается всего на полтора-два процента, зато урожай возрастает втрое. К тому же в Аргентине нашлась пшеница, которая и совсем не уменьшает количество белка на поливе. Взять эту аргентинку с собой, пригодится русским селекционерам!
Это постоянное ощущение себя посланцем родины, жадное стремление как можно больше добыть для нее слышится в каждом письме. И одновременно звучит другая интонация - удовлетворение от того, что отечественная наука во многом не ниже, а выше зарубежной. «По генетике наш путь правильный. С физиологами тут слабо. Серьезных вопросов не трогают. Экзаменую их и проваливаю. Самим придется все решать». Зато всему новому, значительному, ценному в науке он готов воскликнуть: «Добро пожаловать!» «С иммунитетом много тут сделано, и надо быстро нагонять. С мукомольем мы тоже отстаем!» Иммунитет - невосприимчивость культурных растений к болезням - коронная тема Вавилова, тема его докторской диссертации. Но если можно чему-то поучиться, дважды доктор наук, академик не гнушается даже ролью студента-лаборанта. «Изучил иммунитет, прошел за три дня весь курс в качестве лаборанта в Виннипеге», - сообщает он вировцам.
Эта строка из письма открывает новые грани в характере ученого. «Не было для Николая Ивановича большей радости, чем узнать о новом открытии: непосредственно ли из разговора с автором или прочитав интересную книгу, статью, - вспоминает профессор Е. Н. Синская, - день становился для него праздничным. Он спешил рассказать о новости своим посетителям, секретарям, а если в кабинете и в секретарской комнате никого не было, бежал в ближайший отдел и еще с порога кричал: «Товарищи, послушайте» Так было дома, так было и за рубежом Любознательность его беспредельна. И при этом он по-детски способен удивляться и радоваться каждой вновь открывшейся перед ним истине. В Канаде его действительно поражает размах в орошении хлебов, в Перу он столь же искренне будет восторгаться разнообразием форм картофеля. Ни капли зазнайства. Никакого академизма. Совершив мирового значения открытия по картофелю, Николай Иванович продолжает сокрушаться: «Невежество наше в картофеле Андов поражающее». А на лекциях в Америке говорит своим слушателям: «The scientist in Soviet Russia now is a very modern person, because he knows well how little he knows». (Ученый в Советской России - ныне весьма передовая фигура потому, что он знает, что знает мало.) Конечно, Вавилов догадывается, что его формула верна только в идеале и следуют ей далеко не все. Но лично для себя не видит иного идеала, как непрерывно, непрестанно познавать окружающий мир.
За границей его интересуют научные учреждения, особенно те, что похожи на Ленинградский институт растениеводства (ВИР). О научных центрах пишет Николай Иванович довольно много, но в письмах нет ни строки раздражения, ревности или чванства. Что хорошо - то хорошо, где можно поучиться, там надо поучиться.
Но, осматривая хорошие и плохие дома науки, академик Вавилов всегда прежде всего думает о своем собственном детище. Как смотрится Всесоюзный институт растениеводства на фоне мировой науки? Этим размышлениям посвящены многие строки в письмах директора ВИР. «Доходят до меня пока неясные сведения о реконструкции ВИРа, - пишет он вице-президенту ВАСХНИЛ А. С. Бондаренко. - Моя просьба быть бережным с этим, не сомневаюсь, лучшим из мировых учреждений по растениеводству. Без директора удержитесь от ломки. Научные учреждения спаять нелегко. Вижу по Америке, как при колоссальных средствах плывут тут научные корабли без руля и без ветрил. Издали особенно хорошо видно, что даже политически мы сильное учреждение. В своей сфере мы неплохая иллюстрация силы Советов».
О «научной силе Советов» Николай Иванович говорит за рубежом вдохновенно. Разрушать клевету врагов, утверждать истину о молодой советской биологии, агрономии, по его мнению, прямой долг любого путешествующего ученого из красной России. Для такого дела не жаль ни времени, ни сил. Лекции читает он по-английски, по-немецки, по-французски, а если аудитория очень просит, то и на испанском языке. Девять докладов прозвучало в крупнейших залах США, столько же в Чили, на острове Тринидад, в Париже, в Галле (Германия). В Бразилии на доклад советского агронома собралось все министерство земледелия во главе с министром. В Чили газеты поместили большую статью академика Вавилова «Наука и сельское хозяйство СССР». Темпераментные, богатые фактами речи русского ученого заставили многих скептиков по-новому взглянуть на возможности русской науки.
«Я опасаюсь, что, если Советская Россия пришлет в нашу страну еще несколько таких способных, любезных и приятных джентльменов вроде Вас, мы скоро все обратимся в пламенных социалистов», - писал после отъезда Вавилова из Канады директор сельскохозяйственных изысканий Канадского зернового объединения Стрэнж. Эти слова звучали бы ни к чему не обязывающей деликатной шуткой, если бы мистер Стрэнж не заявил в том же письме: «Вы дали нам совершенно новую картину прекрасной работы, проводимой правительством СССР в целях поднятия благоденствия и преуспеяния своего народа. Если бы большее число людей Вашей страны могло посетить нас и если бы большее число наших могло посетить Вашу страну и видеть Вашу работу, я убежден, что нам пришлось бы гораздо реже слышать глупые высказывания о недопущении русских товаров в другие страны». Канадское зерновое объединение, то самое, где Вавилов обучался методам борьбы с болезнями пшеницы, настоятельно просило своего «ученика» присылать им все издания ВИРа, «чтобы знакомиться с достижениями страны: экономическими, политическими и специальными; главным же образом, конечно, в отношении сельского хозяйства».
Я нарочно привел эти большие выдержки, ибо письмо канадских ученых очень похоже на те многочисленные письма, которые, вернувшись домой, Вавилов получал из Аргентины, Чили, Бразилии, из Уругвая и с острова Тринидад. Впрочем, прежде чем попасть в эти страны, ему пришлось испытать немало тягостных часов и дней.
«Закончил северный цикл. И теперь приступаю к самому неприятному - добыванию виз - сообщает Николай Иванович в последних числах сентября 1932 года из Нью-Йорка. - Был сегодня у консула бразильского: «У нас революция, и я не знаю, как быть с вами, несмотря на рекомендации». Будут с послом «исследовать» мой вопрос. То же с Аргентиной. И так с большинством. Чудом имею визы в Боливию и Перу»
Снова, как во время Средиземноморской экспедиции, вокруг ученого началась политическая возня. Белогвардейские газеты обвинили Вавилова в том, что его экспедиция - только флер, скрывающий замыслы Коминтерна. Американская каучуковая компания «Интерконтиненталь», имеющая свои филиалы в Мексике, разразилась воплями по поводу того, что «большевики расхищают национальные богатства Американского материка». Обеспокоенные газетной шумихой, послы и консулы начали требовать от «опасного» гостя справки о благонадежности, о том, что он не принадлежит к анархистам, и прочее. Как всегда в таких случаях, собрата по науке выручили коллеги - генетики и селекционеры, делегаты VI конгресса. Их поручительства оказались более весомыми, нежели заклинания белогвардейцев и каучуковых дельцов.
Визы получены, маршрут «южного цикла» определился. «Для скорости решил все длинные пути по океану заменить аэропланом. Это сокращает в три раза время В курорт пойдем после 75 лет, а пока будем торопиться». Последний сухопутный маршрут Нью-Йорк - порт Майами во Флориде. Отсюда начиналась круговая авиационная линия «Аэропосталь», где директором эксплуатации был автор книги «Ночной полет» летчик и писатель Антуан де Сент-Экзюпери. Линия протянулась на несколько тысяч километров. Купив билет в Майами, пассажир мог через центральноамериканские республики, по берегу Тихого океана, а затем вдоль Атлантического побережья объехать все государства материка. Билет не терял силы, сколько бы остановок вы ни пожелали сделать в пути. Последнее условие особенно устраивало Николая Ивановича.
О чем же пишет он с дороги жене и сотрудникам? В то время как в американских газетах продолжается спор, служит ли профессор в Коминтерне или не служит, его самого занимают совсем иные сферы. Перед полетом на принадлежащий Мексике полуостров Юкатан (где, кстати сказать, его подвергли кратковременному аресту) Вавилов размышляет: «Здесь любопытная задача сухого земледелия майя, какую никто еще не понял. Как в пустыне, без ирригации возникла одна из мировых цивилизаций?» Это сильно напоминает ему виденную в Абиссинии культуру Аксума. Как объяснить двойную тайну?
Через сутки из Гаваны: «Добрался до страны сахарной - Кубы. Завтра приступаем к плантациям сахарного тростника, к данной флоре». Но уже через день в ботанические описания врываются мотивы социальные. «Более поучительной картины кризиса, чем на Кубе, не видел. Половина населения голодает. Университет два года [как] разогнан. Профессора на улице. А страна богатейшая».
На полях маленькой республики Сальвадор удалось произвести большие сборы по кукурузе и хлопчатнику. Остановка в республике Панама продолжалась меньше суток; но за это время сотрудники американской опытной станции успели пополнить багаж советского растениевода образцами семян новых промышленных и тропических культур.
Самолет летит дальше: Колумбия - Эквадор - Перу. Внизу Анды - скалы, ущелья, цепи хребтов. Вавилов жадно всматривается в этот каменный хаос. Где-то там, в горных долинах, лежат предсказанные им локусы - мировые центры происхождения картофеля, кукурузы, хлопчатника, хинного дерева, кокаинового куста. Но эти центры, затерявшиеся среди самой длинной в мире горной системы, надо еще сыскать. Вировцы уже побывали тут. После экспедиции С. М. Букасова и С. В. Юзепчука кое-что успел найти и сам Николай Иванович, когда в 1930 году посетил Мексику, Гватемалу и Гондурас. «Теоретические» находки эти не на шутку взволновали тогда селекционеров разных стран. На следующий же год после того, как Букасов и Юзепчук доложили о своих открытиях, департамент земледелия США отправил по следам советских растениеводов две экспедиции, а министерство земледелия Германии - своего самого крупного селекционера, доктора Баура. Теперь, в 1932 году, Вавилов определяет свои цели еще более широко: «Я поставил себе задачей в настоящей поездке попытаться в целом выяснить области максимального интереса в смысле скопления сортовых богатств в Центральной и Южной Америке. Поездка вдоль Кор-дильеров [Андов] дала возможность эту задачу выполнить».
Чтобы найти и воочию увидеть центры, пришлось спуститься с неба на землю. Покинув самолетную трассу в Перу, а затем в Боливии, Вавилов повел вьючные караваны вверх по восточному склону Андов. Подниматься пришлось высоко: вечнозеленые деревья рода Cinchona, содержащие в своих тканях тридцать целительных алкалоидов, и в том числе хинин, имеют обыкновение расти в диких, необжитых районах, на почти отвесных скалах, достигающих 3000 метров над уровнем океана. Но караван поднимался еще выше, до отметки 4200. В холодных высях ученый искал культурные и дикие растения, пригодные для обитания на русском Севере.