Проф. Л. М. Исаев - о сене.
7.XI. 1959 года
Впервые он появился в Бухаре в конце жаркого августа 1922 года. В сильно обезлюдевшем за годы войн и революций городе на него сразу обратили внимание. Среднего роста, сухопарый, в белом тропическом шлеме. Рубашка с туго закатанными рукавами, бинокль и полевая сумка на ремнях делали его похожим на британца из колоний. И ходил он, как британец, легко, невозмутимо. Особенно привлекал внимание прохожих пробковый шлем, обвитый противомоскитной сеткой. С тех пор, как два года назад был свергнут последний эмир и бывший эмират превратился в Бухарскую Народную Республику, господа в таких шлемах не появлялись на улицах города. Инглез? Ференг? Стоило, однако, перевести взгляд на ноги иноземца, и сразу становилось ясно: владелец бинокля и полевой сумки не из породы господ. Эти порыжевшие солдатские обмотки и давно не чищенные башмаки явно не принадлежали англичанину или французу. Рус? Но что он делает в Бухаре?
Русский вел себя странно. Вокруг него кипели знаменитые бухарские базары; на городских перекрестках, где каменные купола скрывают в своем темном чреве десятки лавок и лавчонок, возбужденно торговались покупатели и продавцы. Иноземец ничего не продавал и не покупал. Он не обращал внимания на великолепный черно-белый ханатлас [1 Ханатлас - шелковая материя, из которой в Средней Азии шьют преимущественно женскую одежду], на россыпь золотошвейных тюбетеек, на чеканную медную посуду. Просто стоял у Ляби-хауза и глядел в густо-зеленую глубину пруда. Потом спустился по тесаным каменным ступенькам вниз, присел на корточки, зачерпнул пригоршней воду. Но пить не стал, а только рассматривал бегущие между пальцев струйки. Покончив с водой, занялся аистами. Эти любимцы Бухары безбоязненно раскидали свои хворостяные гнезда на куполах мечетей и на мощных кронах трехсотлетних шелковиц. Сейчас, в конце августа, аисты готовились в путь, в далекую Индию. Будто прощаясь с городом, они задумчиво стояли над крышами Бухары. Блаженно улыбаясь, приезжий помахал им рукой. Знал ли он, что впервые увидеть стоящего аиста - к счастью? Вряд ли. Просто его опьяняло великолепие восточного города.
Острые на язык торговцы из мануфактурных рядов быстро распознали в иноземце пустого человека. «У этого бездельника нет ни теньги за душой», - согласились с ними завсегдатаи чайханы на берегу Лябихауза. Человек в шлеме оправдал их самые худшие предположения: он не заказал зеленый чай в чайхане, не попробовал душистый плов, который готовился тут же на глазах покупателей. Взял самую дешевую лепешку, сунул ее в сумку и отправился бродить по городу. Его видели потом у всех одиннадцати ворот Бухары, возле древних глиняных стен города, около мастерских кузнецов, гребеночников и чеканщиков. Он нигде не торговался, не бранился, не покупал, а только смотрел и смотрел, высоко задирая свой шлем перед порталами изукрашенных мечетей и медресе.
Вскоре после полудня странный человек вошел в двухэтажное кирпичное здание за железной решеткой. Домов европейской постройки по всей Бухаре было всего три. Половину одного из них занимала почта, но иноземец направился в другую половину, где над крыльцом свисало выгоревшее алое полотнище. С недавних пор тут разместилось Постоянное представительство РСФСР в Бухарской республике. Зачем приезжий ходил в постпредство и что увидел за порогом этого учреждения, рассказывают разное. Но все сходятся на том, что уже в дверях ему пришлось переступить через тело тяжело больного красноармейца. Бросив винтовку, почти без сознания, парень трясся в тропической лихорадке. В прихожей не оказалось швейцара, в приемной - секретаря. Лишь миновав несколько пустых кабинетов, приезжий разыскал самого постпреда. Фонштейн сидел за письменным столом и, подавляя лихорадочную дрожь, пытался что-то писать. Желтая, как пергамент, кожа, отеки под глазами, воспаленный мученический взгляд свидетельствовали о том, что представитель великой державы не избежал общей участи - его трепала малярия.
- Доктор Исаев из Москвы, - представился приезжий. - Меня направил к вам профессор Марциновский из Института тропических болезней. Вот мой мандат
- Врач? Из Москвы? - Фонштейн с усилием старался что-то припомнить. - Но нам не нужен врач. Нужен хинин, слышите, только хинин! Без хинина врачам здесь нечего делать
Короткая вспышка истощила силы постпреда. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Почти в полуобмороке прошептал:
- Простите, пожалуйста Нервы У меня с утра температура тридцать девять К вечеру перевалит за сорок Хинин кончился
На месяц раньше, шестнадцатого июля, в Москву пришла необычного содержания телеграмма из Бухары. Сотрудники Восточного отдела Наркоминдела РСФСР ждали важных вестей с Туркестанского фронта. Но постпред Фонштейн не сообщил на этот раз ничего нового о налетах басмачей, не потребовал, как обычно, оружия и боеприпасов. Революционер-профессионал, никогда не раскисающий, Игорь Романович Фонштейн доносил:
Положение представительства отчаянное зпт поголовно все больны малярией тяжелой форме тчк те кому угрожала смерть отправлены за пределы Бухары тчк остальные день работают два-три лежат тчк ни за одного работника нельзя ручаться зпт что он завтра явится на работу тчк для города Старая Бухара даже в мирное время нужен двойной штат зпт причем необходимо рассчитывать зпт что (дипломатический) сотрудник здесь не продержится более трех месяцев 1 [1 Цитирую по рукописи Л. М. Исаева «Малярия в Бухаре», 1928 г. (подлинник)].
В Москве созвали срочное совещание. Пригласили военных и ученых-медиков. Среди приглашенных был и директор Тропического института профессор Марциновский. От этого крупнейшего знатока тропических болезней дипломаты ждали главных рекомендаций. Положение было действительно трагическое. Кроме телеграммы Фонштейна, на столе председательствующего лежало перехваченное письмо руководителя басмачей. «Мы отступаем, - писал Энвер-паша своим друзьям в Берлин, - но, отступая, побеждаем. За нас бьет врага малярия». То была чистая правда. Незадолго перед тем председатель Совета назиров (наркомов) Бухарской республики Файзулла Ходжаев сообщил в Москву, что малярия скосила почти весь состав его правительства, многих работников ЦК партии, руководителей армии и хозяйства. Хинина мало, его почти нет.
До нас не дошел протокол заседания в Наркоминделе. Известно лишь, что профессор Марциновский произнес тогда фразу, которую запомнили многие: «В таком городе, как Бухара, хинин не решает всей малярийной проблемы. Действовать надо иначе». Через несколько дней тридцатишестилетний ассистент Московского тропического института Леонид Исаев погрузил в теплушку свой скромный багаж и отправился в Среднюю Азию. В его мандате, который три недели спустя он предъявил постпреду Фонштейну, значилось, что он командируется в Бухару в качестве «консультанта Бухарской группы войск для изучения малярийной эпидемии и руководства в противомалярийной борьбе».
Доктор Исаев не привез хинина. Малярия прокатилась по всей России, и лекарство против нее стало в Москве такой же драгоценностью, как в Бухаре. Может быть, постпред прав и без хинина врачу в Бухаре действительно нечего делать? Как и Марциновский, Исаев думал иначе. Он вез идеи, которые обернулись в конце концов оздоровлением края. Но, отправляясь в дорогу, он знал, что идеи его примут даже не все врачи, не говоря уже об администраторах. Идеи эти предстояло отстаивать, за них предстояло бороться. Доктор Исаев ехал бороться и -спорить.
Шериф-и-Бохара, благородная, стародавняя Бухара, так восхитившая врача при первой встрече, переживала в то лето не меньшую трагедию, чем семьсот лет назад, когда войска Тимура штурмовали ее стены. Теперь из-за стен, с ближних болот каждый вечер на горожан неслась лавина малярийных комаров. Жизнь города была почти парализована. Закрывались лавки, мастерские, пустовали государственные учреждения. Болезнь губила без разбора мужчин и женщин, детей и стариков, приезжих и коренных бухарцев. Жители многих кварталов остались без воды: болели машкобы, обычно разносившие по дворам в своих кожаных турсуках воду из городских хаузов. На ближней станции Каган надрывно кричали паровозы: пятьдесят тысяч служащих Среднеазиатской железной дороги тряслись в лихорадке, некому было встречать и провожать поезда.
Исаев сделал попытку выяснить, сколько больных в армии. Он отправился в госпитали и санчасти и пришел в ужас. Даже Энвер-паша, собравший под зеленое знамя пророка всех врагов революции, очевидно, не представлял до конца, какого победоносного союзника приобрели басмачи в лице малярии. В июле 1922 года, когда в Москве читали его перехваченное письмо, в госпиталях Бухары лежала почти треть красных войск. За недостатком хинина Военно-санитарное ведомство рекомендовало лечить малярийных больных метиленовой синькой, мышьяком, йодом и даже рвотным камнем. Впрочем, авторы официального приказа тут же откровенно комментировали свои рецепты: «Результаты получаются сомнительные». Один из полков, прибывший из России для поддержки бухарской армии, малярия, или, как ее здесь называли, киздырма, разгромила наголову раньше, чем бойцы успели почуять запах пороха. Уже через месяц после прибытия полк сдал в госпиталь половину своего состава. В следующие недели заболело еще сорок процентов. Вскоре полк получил пополнение, но и оно, не дойдя до поля боя, полегло в лазареты. Два месяца спустя на ногах осталось всего 53 человека - меньше десяти процентов прибывших. В декабре, когда полк уезжал из Бухары, оказалось, что от малярии он потерял 360 человек, а в боях - четверых.
Первый научный съезд врачей Туркестана (он состоялся в том же 1922 году) без обиняков заявил в своей резолюции: «Малярию следует признать народным бедствием такого грозного значения и масштаба, как голод и сыпной тиф, опустошившие Россию за последние годы» [1 Труды Первого научного съезда врачей Туркестанской республики. Ташкент, 23 - 28 октября 1922 г.].
Доктор Исаев поселился в постпредстве, но сотрудники почти не видели его дома. Он уходил на рассвете и добирался до своей койки глубокой ночью. Целыми днями ходил он из казармы в казарму, из школы в госпиталь, а оттуда перекочевывал в Арк - величественную крепость посреди города, где прежде находилась резиденция эмира, а ныне заседало правительство Бухарской республики. Он брал кровь у школьников и солдат, наркомов (назиров) и медиков ближнего госпиталя. Всего только капля крови нужна была ему, чтобы, нанеся ее на стеклышко, определить, в каком состоянии находится обследуемый, есть ли в его теле возбудитель болезни и какие неприятности можно ожидать от незримого убийцы в будущем. Исаев не только сам обследовал больных, но вовлек в работу группу местных врачей и одного студента. Сомнительно, чтобы за свой труд они получали от него какое бы то ни было вознаграждение. Скорее всего, он разыскал в помощь таких же энтузиастов, как сам.
К осени, пересмотрев под микроскопом много тысяч стеклышек, группа Исаева установила, что малярией в Бухарском ва-лайете (округе) заражено от 88 до 100 процентов населения. Умирает, как правило, три-четыре, а порой и до девятнадцати процентов больных. Тридцать - сорок процентов остаются носителями заразного начала и таким образом гарантируют повторение эпидемии в следующем году. Чтобы дознаться, откуда взялась эпидемия малярии 1922 года, сумасшедший доктор, который только по чистой случайности сам не свалился от укуса, малярийного комара, облазил все болота вокруг Бухары, благо для этого не надо было далеко ходить: заросшие камышом болота подступали к самым стенам города. И тем не менее исаев-ский энтузиазм даже в постпредстве долгое время вызывал лишь иронические улыбки. Чего можно добиться подсчетами, когда лихорадка валит людей направо и налево? Чудак! Считает убытки, стоя среди пожарища, и твердит, что дело не в хинине, а в болотах. Это и без него каждый ребенок знает: комары пьют кровь больных и передают возбудителя малярии здоровым людям. Общеизвестно и то, что комар плодится в болоте. Вокруг города не менее четырех квадратных верст стоячей воды, где между маем и сентябрем чуть ли не каждый дюйм нафарширован малярийными личинками Убивать комаров? Не полезнее ли заняться пересчетом песчинок в Кызылкумах?
Исаева не понимали не только далекие от медицины дипломатические работники, но даже медики бухарского гарнизона. Когда один военный врач, наслушавшись разговоров московского коллеги, попробовал заявить в своем санитарном управлении, что надо бороться с комарами, а не сидеть над канцелярским учетом хинина, «еретика» подвергли двухнедельному аресту. Осушение болот, борьба с комаром всем представлялось делом абсолютно несбыточным. Против «завиральных идей» доктора Исаева высказался даже научный съезд туркестанских врачей. «Борьба с самым грозным общественным бедствием - малярией может быть проведена в жизнь лишь в государственном масштабе, ибо лишь при затрате громадных средств может вестись рациональная борьба с комарами (дренаж почвы и т. д.)», - заявили делегаты съезда в своей резолюции. Считая, что у разоренной войнами страны на сегодня таких средств нет, съезд отнес борьбу с переносчиками болезни на далекое будущее. «Пока же, - постановили врачи, - необходимо озаботиться по крайней мере немедленным снабжением лечебных пунктов на местах достаточным количеством хинина» [1 Труды Первого научного съезда врачей Туркестанской республики. Ташкент, 23 - 28 октября 1922 г.].
Круг замыкался: участники съезда отлично знали, что государство, которое по своей бедности не имеет средств на осушительные работы, тем более не имеет валюты на покупку достаточного количества импортного хинина. Дойдя до этого умозаключения, оставалось только беспомощно опустить руки, что туркестанские медики и делали. И только в Бухаре раздавался одинокий, но упорный голос, требовавший немедленных действий. Но каких?
Передо мной напечатанный на пишущей машинке отчет доктора Исаева об эпидемии 1922 года. И шрифт и пожелтевшая, с обломанными краями бумага свидетельствуют о давности документа. Леонид Михайлович составил его в феврале 1923 года. Деловито изложив трагические события минувшего года, врач закончил свой труд серьезным предупреждением: эпидемия малярии не последняя в Бухаре. Обстоятельства, которые привели к вспышке малярии, не ликвидированы, а, наоборот, усилились. В ряде районов басмачи разрушили водное хозяйство республики. Таким образом, комары получат в новом году прекрасные места для выплода личинок. Да и число носителей болезни среди людей после прошлогодней эпидемии значительно увеличилось. «Необходимо готовиться к противомалярийной кампании 1923 года, и готовиться с учетом всех эпидемиологических особенностей, выясненных во время минувшей эпидемии», - призывает Исаев'. [1 Отчет об эпидемии 1922 г.]
К кому обращен его призыв? Может быть, перед нами еще одна бумага, свидетельствующая только о добрых намерениях автора? Нет, Исаев не намерен бросать слов на ветер. Отчет размножен так, чтобы его смогли прочитать и в Назирате здравоохранения, и в военном ведомстве республики. Врач, которого еще недавно было легче разыскать среди болот, чем на главной улице города, теперь зачастил в Арк. Он то оперирует цифрами, обращаясь к здравому смыслу руководителей республики, то произносит пылкие речи, призванные затронуть чувства «посвященных». «Малярия - разоритель государства, - говорит он. - В одной только соседней Туркестанской республике, которая по количеству населения равна Бухарской республике, потери рабочего времени из-за малярии составили в прошлом году больше шести миллионов рабочих дней. Если даже считать, что рабочий день оплачивается по самой низкой расценке, полтора рубля в сутки, то и тогда общая сумма убытков в республике достигла гигантской цифры в десять миллионов рублей! А кто исчислит сумму человеческих страданий! В особенно неблагоприятные годы в Бухарском оазисе погибает тридцать три ребенка из ста родившихся. Можно ли не думать о слезах матерей, о сотнях нерасцветших жизней, пресеченных в самом начале? Но даже тогда, когда малярия не отнимает у ребенка жизнь, она жестоко уродует детский организм: дети-малярики, как правило, худы, слабы, скверно развиваются и плохо учатся в школе. Это горе родителей, горе всего народа»
Беседуя с горожанами и обитателями окрестных кишлаков, Исаев заметил, что бухарцы на редкость нежные родители. Стоит только упомянуть при них о детской смертности, как самые суровые мужи смягчаются и уже готовы сделать шаг навстречу требованиям медицины. Отлично! Леонид Михайлович решил не терять времени.