Вот умник, вот молодец! На огонек зашел. Садись, Андрей Андреевич, гостем будешь. Тебе чего? Красненького или беленького?
Рубцов бросился к шкафу с намерением достать вино, но, увидев, что Карданов не двигается и молчит, снова забасил:
Да ты садись, Андрей Андреевич! Здесь всё свои. Всё тихо и мирно, без шума. Никто не продаст.
Карданов неподвижно стоял посреди каюты. Его охватило глубокое разочарование. И это всё после обещаний и заверений, данных Маркову на последнем совещании!
Рубцов почувствовал неладное:
Что ты стоишь, Андрей Андреевич? Садись. Или недоволен чем-нибудь? спросил он, становясь перед Кардановым и засовывая руки в карманы.
Недоволен, тяжело бросил Карданов.
Чем же, позвольте спросить? Рубцов перешел на «вы». Тем, что капитаны собрались в узком кругу на стоянке выпить по рюмке? Этим, что ли?
Да, этим.
Туз насмешливо процедил:
Это уже позвольте нам самим время выбирать, когда выпить. Или каждый раз вашу санкцию надо брать?
Не позволю, жестко ответил Карданов.
А вы что, совсем не пьете, трезвенник? покачиваясь и наступая на Андрея Андреевича, с издевочкой спросил капитан Рубцов.
Не ваше дело, грубо ответил Карданов. Он весь кипел. Балы задаете, а на судах пустыня, нет ни вахтенных, ни наблюдения, ни морского духа. Стыдно
Да мы сами смотрим, Андрей Андреевич. На швартовах ведь. Ничего особенного, вступил в разговор Журавлев.
Так плавать и командовать судами нельзя. Матросы смеяться будут.
Кто, собственно, вы такой, чтобы нам нотации читать? наклонясь к Карданову, спросил Рубцов. Он был сильно пьян. Не хотитене пейте и не мешайте нашей дружеской беседе.
Оставьте, Иннокентий Викторович. Неудобно всё же. Ведете себя как мальчишка, проговорил, поднимаясь, Гурлев.
Чего там неудобно. Правильно! поддерживая Рубцова, негромко пробурчал Туз.
Ну вот что, товарищи капитаны. Сейчас разговаривать с вами бесполезно. Но заседание придется прекратить. Немедленно. Идите на свои суда и посмотрите, что на них делается. Сегодня после обеда прошу собраться у меня на «Ангаре». Как пишетсяявка обязательна.
Карданов вышел. На мгновение в каюте воцарилось молчание, потом Рубцов неуверенно сказал:
А ну его к Давайте еще по маленькой. Тоже мне начальник!
Но настроение было испорчено.
Пожалуй, пора закругляться. Туз взглянул на часы. Я иду до дому. Приготовьтесь к генеральному раздолбу.
За Тузом потянулись механики. В каюте остались Гурлев и Журавлев. Рубцов отборными словами ругал Карданова.
Хватит, Иннокентий Викторович, вдруг резко проговорил и Журавлев. Прав Карданов. В море идем. По-серьезному готовиться надо.
Рубцов мутными глазами уставился на Эдика:
Что, испугался, сынок? Вовремя хочешь исправиться? Не выйдет. Ты уже взят на карандаш.
Журавлев вернулся от двери, подошел к Рубцову:
Я вам, Иннокентий Викторович, не сынок. И в другом родстве, к счастью, не состою. А пить надо кончать. В самом делена судах черт знает что
Журавлев хлопнул дверью.
Щенок! крикнул ему вдогонку Рубцов.
Гурлев осуждающе покачал головой:
Перебрал ты, Иннокентий. Нельзя так. Журавлевмальчишка хороший. Моряк из него получится. Насчет водки он прав.
Ты что, тоже уже исправился? Быстро!
Как тебе известно, я и раньше не пил. Так что исправляться мне не от чего. А вот Карданова поддержать я должен был Ты ведь сам понимаешь, что он прав. Капитан Рубцов, который в свое время командовал лучшим теплоходом в пароходстве, не может этого не понимать. Так-то, друг.
Когда это было?.. отмахнулся Рубцов. Ну ладно. Иди.
Он тяжело опустился в кресло.
Вернувшись на «Ангару», Карданов долго ходил по каюте. Как поступить с Рубцовым, как пресечь начинающееся разложение?
Нужно немедленно отрубить эту «загнивающую голову». Но как? Ведь это капитаны Такие же капитаны, как и он. И всё-таки Рубцова, очевидно, придется уволить Всё очень сложно. Но он чувствуетнужно сломать безразличное, «перегонное» отношение к делу. Надо затронуть какие-то струны в сердцах людей, чтобы они почувствовали себя не на «задворках жизни», а настоящими, уважающими свой труд моряками. Неужели этого не понимают Рубцов, Туз, Журавлев? Все силы приложит он, Карданов, чтобы расшевелить своих капитанов. Пусть сами осудят то, что произошло. Только тогда что-нибудь выйдет.
Капитаны собрались у Карданова в назначенный час. Никто не опоздал. Все сидели, мрачно поглядывая вокруг, с насупленными бровями, чувствуя себя виноватыми за грубую выходку Рубцова, за ночное происшествие
У Рубцова был жалкий вид. Небритое, опухшее лицо, красные глаза. Он прекрасно понимал, как позорно выглядел ночью. Гурлев и этот мальчишка Журавлев его осудили. Перед Кардановым, конечно, неудобно, но и он мог сделать всё потактичнее. Сел бы, пригубил Видел же, что люди пьяные. А то изобразил из себя большого начальника, нотацию стал читать, дверью хлопнул. Такой же капитан, как и все. Не ему учить Рубцова. Во всяком случае, больших последствий не должно быть. Пожурит, наверное, тем дело и кончится.
Так успокаивал себя Рубцов, но на душе у него скребли кошки.
Карданов закурил папиросу, затянулся. Он заметно волновался.
Кажется, все, начал Андрей Андреевич. Придется говорить о неприятных вещах, товарищи. При таких порядках мы не сможем успешно осуществить переход. Суда стоят без присмотра. Вахтенные спят. Капитаны и механики пьянствуют.
За столом зашевелились. Туз сделал протестующий жест, но промолчал.
Да, пьянствуют, продолжал Карданов. А случится что-нибудь? Поднимется ветер, пожар, человек упадет за борт? Да мало ли что может случиться на судне, на котором нет вахтенного Разве это непонятно? Карданов нашел глазами Рубцова. Тот отвернулся. Вы же моряки. Плавали не один год и, наверное, гордились чистотой и порядком на своих судах. Так почему же вы теперь Я служил матросом, когда капитан Рубцов командовал «Аджаристаном». Это судно славилось постановкой морской службы. В чем же дело? Разве капитан Рубцов стал хуже? А вы, Эдуард Анатольевич, только-только начинаете работать, и уже не уважаете свое судно. Почему? Маленькое, перегонное Поэтому! Кто из вас выполнил просьбу Маркова, рассказал своей команде про устав, про обязанности вахтенного, про всю серьезность нашего перехода? Может быть вы, товарищ Туз? Или вы, товарищ Гурлев?
Капитаны неловко молчали.
Капитан Рубцов задал мне вопрос: трезвенник ли я? Отвечу. Нет. Пью в торжественных случаях. Но, не хвастаясь, могу сказать: никогда экипажи судов, которыми я командовал, не видели меня пьяным. Поэтому я всегда имел право спросить. А вы, товарищ Рубцов? Можете ли вы спросить со своих людей? Не думайте, что ваше поведение остается незамеченным
Рубцов не выдержал. Он круто повернулся к Карданову и очень тихим, но каким-то угрожающим голосом спросил:
Кто вы такой, товарищ Карданов, чтобы читать мне мораль? Нового вы ничего не сказали. Всё это прописные истины. Для чего такое позорище?!
Невыносимо было сознавать, что молодой Карданов так правильно и метко бьет его, ветерана торгового флота.
Кто я такой? Всего-навсего старший капитан группы. С таким же успехом им могли быть и вы. Но поручили этот маленький караван мне. Поэтому я отвечаю за него и как старший и как коммунист. Дело не в том, кто я такой! Важно, что я прав. Важно, что вы, капитан, вели себя сегодня ночью несовместимо с той должностью, которую занимаете.
Поплавайте с мое для того, чтобы судить о том, что такое капитан, взорвался Рубцов. Давай кончать.
Когда кончать, решу я. Но для себя вы можете считать разговор оконченным. Нам придется расстаться
В каюте воцарилась напряженная тишина. Рубцов не ожидал такого поворота дела.
Не вы меня нанимали, не вы будете и увольнять.
Нанимал не я, а увольнять буду я. И ответственность за это перед Марковым буду нести я. Карданов говорил страстно. Вот нас тут пять капитанов и пять механиков. Неужели мы не сумеем навести на своих судах порядок, добиться безаварийного плавания, заставить людей прекратить пьянство? Неужели не сумеем? Если так, то мы должны отдать наши дипломы
Разрешите, встал со стула Гурлев. То, что произошло вчера, безобразие. Правильно сказал Андрей Андреевичмы не чувствуем себя хозяевами своих судов. Перегнали, сдали и ладно. Командатоже наплевать. Не годы с ней плавать. Настоящий капитан не может так смотреть на дело. К сожалению, и я так смотрел Горькая истина
Ну уж это вы слишком, заметил с места Туз.
А я с капитаном Кардановым не согласен, вскочил Журавлев. У меня всё время вахту несли как следует. А если сегодня ночью стоял паршивый матрос, то впредь этого не будет, я его научу стоять вахту. Что касается выпивкиАндрей Андреевич прав.
Нет, товарищи. Не только в вахте дело. Почему не бьют склянки на ваших судах, почему не покрывают белой скатертью обеденный стол, почему не выходят стенгазеты, почему считается, что капитану можно появиться на мостике в кепке, в ватнике, в пижаме? Всё это мелочи. Но из этого складывается отношение к судну. Вас, кажется, Мартын Петрович, в пароходстве называли «шикарный Мартын» за любовь щегольнуть костюмом? Так?
Гурлев смущенно улыбнулся:
Когда-то называли.
А теперь? Ватник полюбили?
Да нет
Ну вот. Оказывается, всё вы можете и всё знаете. Давайте же перенесем всё хорошее на наши суда. У кого, как не у вас, должна учиться наша молодежь? Марку надо держать высоко. Я думаю, что больше об этом говорить не придется. Правильно сказал капитан Рубцоввсё это прописные истины. Вот теперь и будем кончать.
Гурлев подошел к Карданову и тихо проговорил:
Не увольняйте Рубцова, Андрей Андреевич. Слишком жестоко. Судоводитель он первоклассный. Моряк. С кем не бывает?
Карданов холодно посмотрел на Гурлева:
Оставьте это дело на моей совести, Мартын Петрович. Хорошо?
Гурлев вышел. Карданов задумчиво барабанил пальцами по столу. Правильно ли?..
Вечером к Карданову пришел Рубцов. Он был выбрит, подтянут. От его неопрятного вида не осталось и следа. Даже пуговицы на старом кителе сияли.
Разрешите? официально спросил Рубцов, останавливаясь в дверях.
Карданов, сидевший за столом, кивнул головой. Рубцов сел, вытащил пачку папирос и снова спросил:
Разрешите?
Пальцы, в которых он разминал папиросу, дрожали. Карданов выжидающе смотрел на него, не торопясь начать разговор. Наконец, раскурив папиросу и выпустив струйку дыма, Рубцов хрипло сказал, смотря прямо в глаза Карданову:
Прежде всегоизвините. Я стыжусь своего поведения. Мне нелегко было прийти к вам. В пятьдесят два года, когда почти вся жизнь прожита Всё, что вы говорили сегодня утром, совершенно справедливо. Иначе не может думать моряк, если он не потерял к себе уважения
Рубцов нервно затушил папиросу. Карданов молчал.
И второене увольняйте меня, Андрей Андреевич. Мне больше некуда идти. Вряд ли я найду место сейчас, в разгар навигации. Я
Рубцов хотел что-то сказать еще, но не закончил фразы, положил руки на колени и остался в такой позе.
А Карданов вдруг вспомнил, как много лет назад, в солнечный летний день, он проходил по порту. У причала стоял свежевыкрашенный красавец «Аджаристан». По парадному трапу спускался одетый во всё белое молодой Рубцов. Сойдя на берег, он поднял голову и крикнул кому-то, вероятно, помощнику: «Когда нужно будет подписывать коносаменты, позвоните мне. Я приеду». И сел в ожидавший его автомобиль Капитан Рубцов! Молодые штурманы мечтали попасть под его командование. Карданов тогда подумал: «Буду ли я таким, как Рубцов, буду ли командовать таким судном, как Аджаристан?» И вот теперь
Иннокентий Викторович, вы старше, опытнее меня, и говорить на тему о том, что можно и чего нельзя на судне, мне просто неудобно
Не надо, устало махнул рукой Рубцов. Я не камбузник, которому нужно объяснять основы устава. Оставьте меня на «Амуре». Не подведу. До конца перегона вам беспокоиться не придется. Не подведу
Карданов задумался. А вдруг Рубцов снова не выдержит, и тогда уже будет поздно поправлять его ошибки Лучше вырезать больное место сразу. Но такой человек, как Рубцов, не должен бросать слова на ветер.
Хорошо, Иннокентий Викторович. Посчитаем, что этого инцидента не было, проговорил наконец Карданов.
Могу идти? поднявшись спросил Рубцов.
Пожалуйста.
У двери Рубцов обернулся:
Благодарю.
Ветер ослабел только через двое суток, но всё еще оставался свежим. Карданов решил вести суда на Архангельск. Он с нетерпением ждал прогноза, который составляла Ирина. Ему хотелось проверить суда в неспокойном море, посмотреть, как они держатся на встречной волне, как поведут себя люди в морской обстановке. Такой предварительный экзамен был необходим. Впереди ожидались суровые испытания.
После откровенного разговора с капитанами на самоходках стало больше порядка. Ночью шагали по палубам одетые в полушубки вахтенные. На «Пинеге», «Амуре» и «Куре» каждый час отбивали склянки.
Ну что, Ирина Владимировна? спросил капитан, когда наконец к нему в каюту просунулась голова Ирины. Несите ваше «колдовство».
Ирина подала ему бланк.
Так, так, в раздумье побарабанил пальцами по столу Карданов, норд-ост, пять баллов. Больше не будет?
Не будет, Андрей Андреевич. Давление повышается.
Тогда снимаемся.
Карданов вызвал к себе старпома. Бархатов в блестящем от дождя клеенчатом плаще пришел недовольный.
Я вас слушаю, проговорил он, останавливаясь в дверях.
Всё готово к отходу? Скоро пойдем.
Готово всё. Только я бы не советовал вам выводить суда в такую погоду. Подождали бы еще суточки, а там, глядишь, ветер убьется совсем. А то сверху льет, снизу тоже поддавать будет. Да и волна в море. Как бы не вышло чего худого.
Надо торопиться, Вадим Евгеньевич. Кроме того, совершенно необходимо испытать суда.
Дело ваше. Вы капитан. Так снимаемся?
Снимаемся через час. Передайте на самоходки.
Ровно через час, огибая волнолом с сигнальной вышкой на конце, самоходки выходили в море. Ряды красных и черных вех ограждали ровный, но узкий фарватер. Далеко впереди, через мелкую сетку дождя, виднелся выходной буй. Он то ложился, то вставал, качаясь на волне. Временами буй издавал жалобный затухающий рев. Он подавал сигнал на случай тумана. На горизонте черными горбылями лежали острова. Дойдя до буя, самоходки изменили курс. Острая, неприятная волна стала ударять под днище. Корпус содрогался. «Ангару» качало. При крене низкий борт почти уходил в воду.
Андрей Андреевич видел, как по палубе, не обращая внимания на качку, шел Пиварь.
Капитан высунулся из рубки:
Пиварь! Не ходите так. Нужно протянуть леер.
Ничего, товарищ капитан. Сейчас зачехлим брашпиль и протянем леер, отозвался матрос, продолжая свой путь.
На баке, тщетно пытаясь натянуть на брашпиль парусиновый чехол, работал боцман. В крыле мостика, высоко держа анемометр, стояла Ирина. Черные чашечки прибора быстро вращались.
Сколько? спросил Карданов.
Семь метров в секунду.
Капитан поднял воротник, накинул на голову капюшон и вышел на мостик. Он обернулся, посмотрел назад. В кильватер, давя тупыми носами встречную волну, все в пене, шли самоходки. С бака что-то закричал Пиварь. Карданов прислушался. Пиварь звал Смирнова. Потом Андрей Андреевич увидел фигуру Володи. Юноша неуверенно пробирался на нос.
«И чего это его туда понесло, недовольно подумал капитан. Надо вернуть»
Но тут произошло непредвиденное. Произошло в один миг. Подошла большая волна, ударила «Ангару» в борт, судно сильно накренило, раздался крик, и Андрей Андреевич увидел пустую палубу.
«Смыло. Пропал!»мелькнуло у него, но тотчас же в поле его зрения попали две белые, очень белые руки, уцепившиеся за цепочки релингов.
Держись! закричал капитан, дернул ручку телеграфа на «стоп» и скатился по трапу на палубу.
Он всё делал автоматически. Где-то в глубине сознания мелькнули правила вахтенного штурмана при тревоге «человек за бортом». Он не отдавал себе отчета в том, правильно ли делает, что покинул мостик. Он видел только судорожно сжимающие цепочку руки.
С бака, топая по гофрированным крышкам трюмов, к корме неслись Федя и Пиварь.
Капитан добежал первым. Он увидел искаженное страхом лицо матроса. Волосы у него слиплись. Шапку унесло водой. Карданов схватил Смирнова за воротник ватника и сразу же почувствовал, что руки Володи разжались. Карданова потянуло за борт. Боцман и Пиварь подбежали одновременно. Они подхватили Смирнова и с усилием вытащили на палубу.