Дом госпожи Серра стоял на главной площади. Прекрасный особняк, утопающий в зелени и нарциссах по весне. Говорили, что их Мария-Альберта выращивала сама, и не подпускала к ним даже садовника. У ворот его встретил мрачного вида привратник, чье лицо сразу разгладилось, как только тот услышал фамилию Ниле. Пара ступенек, пара лестничных пролетов, и вот он уже стоит в просторном кабинете, по виду которого и не скажешь, что тот принадлежит женщине. Прямые углы, скупость, опрятность, карта с путями их кораблей, что швартуются в доках, списки разрешений и грамот, заказов. Ох, Мария-Альберта, родилась бы ты мужчиной, деловитостью перещеголяла бы старика Гальву да и собственному братцу утерла бы нос. За какой радостью родилась ты женщиной, Мария-Альберта?
Скрипнула дверь, Микаэль обернулся.
Госпожа Серра.
Он поклонился со всем почтением и южной галантностью. Все звали ее родовым именем.
Она подошла к Микаэлю и радушно протянула ему руки. Тот почтительно поднес тонкую бледную ладонь с кольцами к губам и еще раз поклонился.
Микаэль, рада вас видеть. Я надеюсь, вы с добрыми вестями? Как там поживают мои корабли у южных границ?
Поживают получше нас всех, госпожа, кивнул Микаэль. Неделя-другаяи вам придет прекрасный товар. Столько фруктов и пряностей, трав, гладких тканей давно вы не видели. Шелк из Аир-Хафа вам придется по сердцу.
Знаешь, чем обрадовать стареющих женщин, пошутила Мария-Альберта, а на гладком лице не было ни единой морщинки. Она знала, что и в сорок лет чудо как хороша.
Вы прекрасны, миледи, и знаете это, не дразните меня, спокойно принял игру Микаэль. Там комплимент, тут улыбка, не первый день они знают друг друга, играют по правилам и играют красиво. Теперь она рассмеется, заправит локон с единственным седым волоском за все еще милое ушко, предложит вина, а в глазах сталь, такая острая, колкая сталь, мечи бы ковать из этого взгляда. Он пригубил вино и сел напротив нее. Свет из окна бил по глазам, он почти не видел ее лица, темный силуэт, белые рукава строгого платья, застегнутого до подбородка на все пуговки.
Зачем ты пришел, Микаэль, я не ждала тебя.
Формальности улажены, она перешла на «ты», значит, волчица сегодня в благостном расположении духа.
Да так, Микаэль откинулся в кресле; вино было очень даже недурное. Я проходил мимо. Просто проходил мимо и решил узнать у тебя, госпожа, что тебе ведомо о Горных домах.
А что ведомо тебе? бесстрастно спросила Мария-Альберта. Ведь никто, проходя мимо, не заходит к главе городского Совета на поздний завтрак, истосковавшись по беседе о горцах. К слову, о завтраке.
Она позвонила в колокольчик и через минуту внесли блюдо нарезанного белого сыра и клубники. Плотно откушавший дома южанин из вежливости взял лишь ягодку. Несколько минут они провели в тишине.
Значит, ты шел.
Шел.
Совершенно случайно.
Именно.
И захотел поговорить про горцев.
Ты все схватываешь налету, Мария-Альберта, широко улыбнулся южанин, только зубы сверкнули. За свою дерзость он удостоился ядовитого взгляда, который, впрочем, тут же смягчился.
Тебе что-то известно?
А что известно тебе, повторюсь? Если мне не изменяет память, то именно ты слезно умолял меня впустить этих бездельников в город.
Микаэль замялся. Госпожа сестра главы Советакак бы ужасно это ни звучалобыла права. Этим же он и хвалился перед Каей-Мартой, надеясь на ее благосклонность. Может, теперь и хорошо, что он ее не добился. Выдавать Эберта и говорить, что друг его избегаетбыло смешно. Возводить напраслину на беззащитных гостейи подавно. Но делать что-то он должен.
Почему мы их не пускаем в город? слегка замявшись спросил он. В чем причина? Я хочу сказать, они не нападают, не грабят, отчего их все избегают?
По лицу Марии-Альберты пробежала еле заметная тень. Она знает. Эта женщина все знает, только заставить ее говоритьвот уж беда.
Где онитам несчастье, нехотя проговорила она. Ты ведь знаешь, что в городе появился убийца.
Откуда бы он это знал.
Да, да, продолжала Мария-Альберта, покрывая клубнику кусочком сыра и отправляя ее в рот. Почти месяц назад жестоко убили старого слугу дома Гальва, неужели ты не слыхал. Разорвали, как дикие зверив клочки.
Глаза Микаэля полезли на лоб.
Убили слугу Эберта? воскликнул он. Зачем, кто? Мария-Альберта, кто он?
Мария-Альберта невозмутимо пожала плечами и продолжила завтрак.
Почем я знаю. Мне известно, что это так, тебе неизвестно и этого, хотя с сиром Эбертом вы вроде дружны. О, не печалься. Просто доктор Талман видел тело, а он больший слуга мне, чем твоему другу.
Микаэлю стало не по себе. Выходит, дом Гальва, дом его друга скорбит, а он ревнует, злится, что тот его избегает. Только вот Эберт никогда не отличался щепетильностью в этом вопросе. Жизнь коротка, жизнь смешна, нелепа, полна подвохов, но дела необходимо вести. И что-то южанин не верил, что из-за смерти слуги можно стать вдруг отшельником.
Ты хочешь мне о чем-то сказать? вкрадчиво спросила Мария-Альберта. Что бы ты ни ответил, помни, что это твой гражданский долгговорить правду главе Совета. Вернее, его сестре.
«Эка куда махнула, раздраженно пронеслось в его голове. Брата ни во грош не ставит.» Потом вспомнил последний месяц, недомолвки, споры, молчание. Вспомнил до кучи и Сольвег, поморщился. «Дела неслыханной важности,» сказал он Каталине, и дела эти такими и были. А к Эберту он сходит. Сходит сегодня же. Пусть для этого и придется выломать дверь.
Госпожа Серра, чопорно начал он, но голос слегка дрожал. Мне кажется, у моего друга проблема, поэтому я хочу предложить вам сделку. Я прощаю вам ваш проигрыш, посылаю еще два корабля с эльсханским шелком, а взамен вы следите за лагерем горцев. Всю информацию мне. Уговор?
Четыре корабля.
Три корабля, Мария-Альберта. И разрешение в закрытую часть библиотеки Совета.
Тонкая улыбка пробежала по лицу уже немолодой женщины.
Ох, Микаэльухмыльнулась она; потом позвонила в колокольчик.
Микаэль не слышал, как кто-то зашел, только через минуту почувствовал, как этот кто-то стоит за его спиной. Он обернулся, не вставая с места и поднял голову. Прямо за ним стоял если не великан, то кто-то очень близкий к этому. Он был выше даже Эберта на целую голову. Тело незнакомца хоть и не было горой мышц, но глядя на то, как крепко он сжимает рукоять меча в ножнах, Микаэль подумал, что шею такой свернет и не постесняется. Незнакомец был закутан в темно-серый плащ, а лицо покрывала черная борода. Лет ему на вид как Марии-Альберте, сорок, не больше, молодость еще немного мелькала в его суровых глазах. Верно, старый знакомец, один из ее вернейших и преданных слуг, только зачем она его позвала?
Знакомься Микаэль, с теплой улыбкой сказала Мария-Альберта. Это Морелла. Морелла, это Микаэль Ниле, мой давний и близкий друг.
Незнакомец смерил южанина взглядом и почтительно, но сухо кивнул головой.
Морелла, а имя? нервно сглотнул Микаэль.
Просто Морелла, ответила госпожа Серра, подливая ему еще вина. Родового имени достаточно, не так ли, мой друг?
К вашим услугам, госпожа Серра.
Голос великана был низким и глухим, Микаэль поежился.
Морелла поможет нам в нашем деле, с улыбкой продолжала она. Он превосходный шпион и наемник. Раньше его отец состоял в клане Нарди, но семья теперь служит на благо города.
То есть на ваше благо, пробормотал Микаэль. Тяжелая рука легла сзади на спинку его кресла.
Не дерзи, Микаэль, Мария-Альберта все улыбалась. Не дерзи, мы ведь с тобой хорошие друзья и непременно ими же и останемся, не так ли?
Непременно.
Госпожа Серра добра, очень добра, но руку в пасть спящему льву вы совать не будете.
Морелла будет следить за лагерем Горных домов. Все, что он выведает, будет известно мнену и тебе, Микаэль удостоился милостивого кивка. Я ведь тоже держу уговор. Но ты так и не сказал мне, что тебя беспокоит.
Микаэль замялся. Ситуация становилась серьезнее, чем он предполагал. Он чувствовал себя крохотной мышью между двумя сытыми котамитакие не съедят, но заиграют всласть. Приплетать в это Эберта Чем ты думал, Микаэль, чем ты думал, и южанин невольно покусывал губы.
Ничего, улыбнулась та. Ты можешь и не говорить. Не класть сразу все карты на стол. Мы же все понимаем. Мы, Микаэль, деловые люди Мы будем держать тебя в курсе. И да, моя библиотека к твоим услугам. Про корабли не забудь.
Микаэль коснулся холодными губами ее руки, поклонился и вышел. Двери за ним захлопнулись. Что он натворил, он не знал, и не думал, что хотел бы знать.
Мария-Альберта была добраона выслушала своего слугу, много их у нее.
Мария-Альберта была чужда предрассудковразрешала приходить в ее город всем, соблюдайте только закон.
Мария-Альберта была умнаона не гнала от себя тех, кто был ей полезен.
Но Мария-Альберта была здесь хозяйкойпоэтому, когда двери закрылись, она повернулась к Морелле.
Она повернулась к нему, и лицо ее было неподвижным, а взгляд стальным и холодным.
Ты смотришь не только за Горными домами, проговорила она жестко. Ты смотришь за домом рыцаря Гальва. Он явно в этом замешан, но ведь Ниле не сознается. Следи за ним, Морелла. Было убийство. В моем городе. И оно не должно повториться. Твой отец поди помнит те старые войныо них было многим не положено знать. Если хоть на минуту поймешь, кто виновенубей. Мне здесь нужен порядок. Мир и порядок, мир и покой.
Она прикрыла глаза, мягко улыбнулась. Точно действительно дикая кошка. Дикая старая рысь. Огради от ее цепких когтей всех живущих.
Глава XII
Ты слишком спешишь.
А ты медлишь. Сама ведь хотела быть незаметной.
Сольвег только сильнее натянула капюшон на лицо и зло посмотрела на него исподлобья. Хорошо, что остался старый драный плащ Иветты. Нерадивая служанка забыла его забрать. В нем, да еще в старом фланелевом платье ее никто не узнает. Да, в ней мало кто теперь признает Сольвег Альбре. В ее башмачках мышь проела дырку, сейчас на ее тонких ножках старые, дорожные. Сжимали, точно башмак палача. Темный локон упал на лицо, она небрежно отбросила его назад. Косы, что она заплела сама и скрепила на затылке, никуда не годились. Волосы лохматились, лезли, зато как никогда похожа на глупую девчонку-служанку. Когда бы еще она этому радовалась.
Камень попал в башмак и нещадно вонзался в пятку, она невольно захныкала, но тут же прикусила язык, поймав беспокойный и сочувствующий взгляд Магнуса. Его жалости ей ненужно. Она гордо подняла голову и огляделась, как прежде, как до всего этого, когда она действительно была еще Сольвег. За этот месяц многое изменилось. Как гордо, как уверенно хотела она порвать с Магнусом, как ненавидела и себя, и его, какую тошноту и удушье вызывала у нее его любовь. Но раз за разом она просыпалась на рассвете совсем не одна, а скупые злые слезы наворачивались на глаза. Свободы она хотела, свободы, да только прогони опостылевшего любовника и останешься одна, совсем одна, ни друзей, ни любимого, ни семьи, ни денег, чтоб начать новую жизнь. Отец, видно, от нее отрекся, как узналслухи быстро текут, так и не приехал домой, одна радость. Теперь в пустом доме, как тени ходят пять человек. Она, привратник, повар, судомойка и Магнус. Видеть она не хочет ни одного из них.
Надо отдать ему должное, это он вытащил ее на свет. Без него она бы так и сидела в пустых покоях, смотрела бы, как пыль ложится на стол и на полки, на ее ветхую, уже никому не нужную жизнь. «Пойдем, говорил он с горящим взором и льнул к ней, как путник в пустыне к кувшину с водой. Пойдем, найдем сирина, убьем эту пташку, эту тварь, этого лютого зверя, в ней нет человечьего, загадаем желание и будем свободнытолько всем одолжение сделаем, никто не умрет, никто не страдает.»
Глупая сказка, рассказанная безумцем-аптекарем, и она ухватилась за нее, как за соломинку. Хватит одной пташки на два желания. Огради Всевышний от того, чтобы исполнилось его. Она знала, что он хотел, грезил он постоянно.
Я увезу тебя отсюда, говорил он, утыкаясь ей в плечи, зарываясь лицом в ее волосы. Я увезу тебя, продам лавку, ты не услышишь ни слова больше ни об отце, ни о твоем жалком рыцаре, ни о ком. Старая жизнь истреплется в пыль, а я тебя защищу. Мы уедем в Измар, на север, ты и не видела, как красив бывает снег по утру, как сладко греть пальцы в объятьях любимого.
Я не люблю тебя, с тоской и слезами шептала она. Не души меня, Магнус, мне тошно.
До чего она дошла, до чего ей все равно, стала говорить ему правду.
Не верю, шептал он и целовал сухими горячечными губами ее пальцы. Ты не знаешь обычной любви, Сольвег. Любви этих глупых пустых безделушек, толстых и сытых голубок, она тебе не нужна, ее у тебя и не будет, но я в твоем сердце.
«В моем сердце сорняк, думалось ей. Красивый дикий сорняк, который удавит меня всю без остатка, дай только волю». И снова дремала в его руках на рассвете. Так тихо, спокойно, она бы и не просыпалась, если бы было возможно. Зачем вставать, тратить час, чтобы заплетать непослушные косы, служанки-то нет. Вот она теперь стоит, платье в дорожной пыли. Летний зной печет даже сквозь капюшон плаща, кулаки сжаты, лишь бы он не взял ее за руку. Они прошли уже несколько улиц, еще чуть-чуть и появится городская стена, где разбили лагерь эти горцыМагнус сказал, что искать надо там. Какая глупость. Как смогут эти бродяги, эти неряхи знать хоть что-нибудь. Зачем вообще их впустили сюда.
Магнус, она дернула его за рукав. Мы пришли?
Пришли, Сольвег.
Возле лагеря, возле каждого прилавка сновала толпа. Кому прикупить резной нож из кости, кому сталь северян пришлась по душе, кто пришел к травницам с гормного их тут. Он все же взял ее за руку и повел вглубь, между прилавков, туда, ближе к палаткамтам сейчас было пустынно, только дети носились да пара женщин стирала в огромном деревянном корыте.
И что ты намерен делать? скептически спросила она. Скоро нас погонят отсюда, будешь знать, как соваться сюда.
Тут она почувствовала толчок и еле устояла на ногахсзади с разбегу в нее врезался ребенок лет семи и сам упал на траву. «Еще чего не хватало, подумалось ей, Сейчас вой поднимет». Но ребенок не заревел. Мальчишка встал на ноги, отряхнул от пыли штанишки и протянул Сольвег ладошку.
Прости, что толкнул, госпожа. Мы играем.
Сольвег осторожно пожала ему кончики пальцев и отвернулась. Среди детей она всегда чувствовала себя неловко и общаться с ними не собиралась. Ребенок не отставал. Она умоляюще посмотрела на Магнуса. Тот лишь плечами пожал.
Мы здесь гости, Сольвег. Напугай ребенкаи ноги мы отсюда не унесем.
Она закатила глаза и старалась не оборачиваться, но малой увязался за ней.
Вы что-то ищете? назойливый детский голосок доносился откуда-то снизу. Все, кто что-то ищут, идут сперва к Кае-Марте, даже тот странный высокий господин, продолжал малыш. И еще другой, поменьше и нестранный, загибал пальцы ребенок. Все идут к Кае-Марте, хотя главный у нас Улаф, но он вечно занят и вечно сердит.
Я дам тебе золотой, если ты исчезнешь, вкрадчиво сказал ему Магнус, протягивая ребенку монету. А заодно уведешь отсюда всех своих друзей.
Мальчишка с готовностью протянул за монетой руку, попробовал на зуб и был таков.
Сольвег недовольно смотрела на Магнуса.
Серебро, наконец проговорила она. Серебряная монета, а я завтракала сегодня овсянкой?
Извини, дорогая, но сейчас наше общее дело ценнее твоего неудобства, тем более о тебе я подумал, он протянул ей завернутые в бумагу промасленные галеты. Голодать ты не будешь, неженка.
Оставь их себе, огрызнулась красавица. Скажи лучше, за какой радостью мы здесь обретаемся.
А за такой, радость моя, спокойно сказал Магнус, что монету ребенок тот заслужил. Сказал, что есть двое главныха теперь посмотри вон туда, в отдалении две палатки. Стоят обособленно, на пригорке. Как думаешь, кто в них живет?
Он натянул капюшон плаща пониже и потянул ее за руку. Сольвег еле поспевала за ним, путаясь в подоле неудобного платья. Две палатки и впрямь стояли на отшибе. Одна была большой, из плотной ткани, такую дождь не промочит. Другая помельче и проще стояла рядом. Магнус слегка отодвинул полог той, что побольше, заглянул одним глазом.
Иди сюда, здесь никого.
У Сольвег колотилось сердце, но она шагнула вслед за ним. В палатке было пусто. Посередине стоял стол с кучей разбросанных бумаг и счетных книг. Да, похоже на то. Это была палатка главы Горных домов, сразу заметно, только во какая корысть им от этого.
Ищи, бросил ей Магнус. Ищи, что угодно, что могло бы дать нам зацепку.
С чего ты вообще взял, что мы что-то найдем, фыркнула Сольвег. Она без энтузиазма стала копаться в бумагах.